Спонтанность

Ах, весна! Что может быть прекраснее весны? Хрустальное небо, покрытое свежей лазурью, плачет от счастья, забывая про снегопады и метели. Всё вокруг начинает постепенно оживать, разносятся по городу соловьиные трели, а в такт им, словно маленькие колокольчики подпевает капель. Вот, из-под снега выглядывает первый подснежник, тянет к солнцу свою маленькую белокурую головку, самый-самый первый. Прохладный свежий ветерок толкает облака, а они, будто соревнуясь между собой, перебегают с места на место. Вокруг, и тут, и там, журчат ручейки, тоже напевают свою мелодию. Дети часто, играя, запускали по ним бумажные кораблики. Складывали, раскрашивали цветными фломастерами и с радостным смехом пускали по ручью. - Ну, и как мы назовём наше судно? - Орёл! Стрела…Э….Нет, лучше пламя! - Храброе сердце, назовём его храброе сердце, свинка. Виктор рассмеялся и подписав бумажный кораблик, вручил его стоящему рядом японцу. Юри улыбнулся. Вроде хочется обидеться на добрую шутку, да вот, не дают ни совесть, ни горящее внутри сердечко, слишком уж было тепло и ласково сказанно это простое на вид слово. - Хорошее название, Виктор. Кацуки усмехнулся и, забрав маркер из рук тренера, нарисовал внизу кудрявого пышного пуделя. - Маккачин? – усмехнулся тренер, взглянув на творчество своего ученика. - Ага, - улыбнулся Юри. – Похоже? - Конечно похоже. Виктор тихо рассмеялся, прижав к себе японца, ласково провёл по волосам. - Давай запускать уже, малыш. - Но…Он тогда промокнет и утонет. - Юри, это нормально. Чем что-то красивее и ценнее, тем быстрее оно умирает, но перед тем, как оно умрёт, мы успеем вдоволь насладиться его теплом. Ставь скорее, пусть плывёт. Внимательно выслушав Виктора, Кацуки вздохнул и несмело поставил кораблик на воду. Пару мгновений и он скрылся вдали, уплыл, ни оставив и следа. Он нёсся быстро, мелькали вокруг деревья, машины и трамвайные пути, пролетали мимо серые хрущёвки и яркие супермаркеты, а кораблик, не сбавляя скорости, всё плыл, плыл и остановился у колодца. Насквозь промокший и испорченный он лежал там с пару минут, пока на него не наступил чей-то ботинок. - Чёрт! Опять ноги промочил! – выругался бегущий куда-то Алтын и, не заметив кораблик, двинулся дальше. Наконец добежав до нужного подъезда, Бека замедлил шаг, выдохнул и, войдя внутрь, робко постучал в дверь. - Кто? – спросил чей-то недовольный голос. - Отабек Алтын, - ответил парень, теребя краешек футболки. Из-за двери послышалось усталое «Ой, достанут же», та отворилась. Перед Отабеком стояла Лилия Барановская, в домашнем халате, тапочках, с кислыми соусом в руках и таким же кислым, как соус выражением лица. По-видимому, Бека оторвал её от приготовления обеда, иначе, зачем ей пригодился бы кислый соус? - Что хотел? – строго спросила балерина. - Я слышал Юра приболел просто, вот и подумал, что… - Отабек радостно поднял над головой авоську с мандаринами и уже было хотел что-то сказать, но его перебили. - Карантин, Голубчик. - Постойте, я ведь… - Ка-ран-тин, всего доброго, молодой человек. - Бека? – донесся из соседней комнаты чей-то хриплый голос. – Бека! Юра улыбнулся и, скинув с себя одеяло, рванул в прихожую. - Бека, здравствуй, я тебя… - подросток сказал бы ещё что-то, да вот, начал сильно закашливаться и, прикрыв рот рукой, присел на небольшой пуфик. - Вот-вот, марш в кровать, ещё не хватало, чтобы всех нас тут позаражал. - Ну на пять минут хотя бы! - Юра, тебя врач велел под домашним арестом держать. Нет. - Вы что, совсем с этим короновирусом поехали все?! Уже и простыть нельзя! Я четвёртый день один сижу! - Ты болеешь! - Ну и пожалуйста! – громко крикнул подросток и, громко хлопнув дверью, скрылся в своей комнате. - А чего это вы с больным без перчаток и маски контактируете? – прервал их спор Алтын. – Ох, ещё и на работу выходите, к детям. Тренер грозно посмотрела на стоящего в дверях парня и, раздражённо кинув соус на тумбочку, открыла дверь полностью. - Чтоб молчал, как миленький. Проходи, но ненадолго. Отабек поблагодарил её за приглашение и, зайдя внутрь, быстрым шагом направился в комнату Юры. Мальчишка сидел у себя на кровати, листая ленту инстраграмма. Лохматый, как чёрт, на шее нелепый шерстяной шарф, а ноги обуты в тёплые тапки. При всём это раскладе, из одежды на нём были только трусы и большая растянутая футболка, это был своеобразный протест против взрослых, говорящих ему тепло одеваться и не снимать свитер. Была у него такая черта, если о чём-то просят, делать всё в точности наоборот. Заметив столь забавное зрелище, Бека усмехнулся. - Юр, ты чего это? - О, так тебя пустили всё-таки? – уже без былой радости откликнулся Плисецкий. – Дистанцию метр держи, а то сдохнешь. - Ты чё, Юр? – переспросил парень, еле сдерживая смех. - Короновирус, - противно пропищал Юра. – Плевать я хотел на ваш короновирус с большой колокольни! - Ты чего такой сердитый? – усмехнулся Алтын. – Чувак, относись к жизни проще, я вон тебе мандаринов принёс, цветы взял, чтобы по классике. - Попробуй хотя бы денёк провести в четырёх стенах с этими занудами, посмотрим, какой ты будешь добренький. Юра недовольно фыркнул и, забрав у приятеля маленький букетик, поставил его в банку с мутной водой. - Хоть что-то яркое в моей серой жизни. На старом деревянном подоконнике красовались три алые гвоздики. Они действительно смотрелись ярко на фоне серых обшарпанных стен, обклеенных старыми узорчатыми обоями. - Совсем всё плохо? – вздохнул Бека, подсаживаясь поближе к приятелю. - Нет блин, хорошо! Меня просто продуло в трамвае, а врач, на голову поехавший придурок, ненавижу его! Приписал мне какой-то грёбанный короновирус и меня посадили под домашний арест, а сейчас я пропускаю из-за него соревнования! У них у всех крыша едет что-ли с этой пандемией сраной?! - Ты просто недооцениваешь масштабы ситуации. - Все нормальные люди спокойно ходят по улице, один я, как дурак! Чокнутые взрослые! - Юра, хорош орать! Ты время вообще видел? – донёсся из кухни строгий женский голос. - Два часа примерно, - ответил подросток. – чё надо? - У соседей снизу маленький ребёнок спит, вот чё надо, угомонись пожалуйста. Юра вздохнул и, рухнув спиной на кровать, нащупал под совой телефон. Включив его, он ожидал увидеть что угодно, но не фотографию Милы крупным планом… - Юр, ты перепутал телефоны, это мой я… О боже… Отабек смущённо отвёл взгляд, очень уж занервничал из-за фотографии. - А вот с этого места становиться интереснее, - улыбнулся Юра, переводя взгляд на раскрасневшегося товарища. – Ну? И чего это мы так засмущались, товарищ помидорка? - Ты просто вредный и очень наглый, - быстро перевёл тему парень, выхватывая телефон из рук Плисецкого. – лучше бы вообще сюда не приходил. - Щас всё будет по фуншую, - усмехнулся мальчишка, вытаскивая из тумбочки пенал и пару чистых листков. Спустя пару минут, Юра написал что-то на листочке и громко шлёпнул им о стол. Моя любовь не океан, И с солнцем тоже не сравнится. Но сердце по тебе моё Грустит, страдает и томится. И без тебя мне скучно жить На этом странном белом свете. Как будто посреди зимы Меня взяла тоска о лете. - А рядом гвоздичку положишь, делов –то. - Погоди, стой, у тебя же тогда две всего останется, а это…Сам знаешь. - Ой, да забей ты, я с их методами лечения тоже скоро это. Иди, давай, потом спасибо скажешь. - Ух, Юрка… Я даже не знаю, ну…Ты просто гений получается! А стих твой? - Ха, конечно мой! - И для кого же ты его интересно писал? Улыбка мгновенно сползла с лица Юры, щёки загорелись румянцем. - Не надо лезть туда, куда не надо лезть. - Та каратистка поди из спортивного лагеря, верно всё? – усмехнулся парень. - Да, каратистка, так что да, теперь ты у меня в долгу. - Ладно, ладно, и тебя сосватаем когда-нибудь. Эта трогательная сцена долго ещё могла бы продолжаться, но в комнату вошла Лилия Сергеевна, разогнав всех по местам. Юра вздохнул и снова забился в угол кровати. Опять несколько дней одиночества и тоски, опять немая тишина и горькие таблетки, слава Богу, что хотя бы у друга всё в личной жизни хорошо, от этого на душе становилось как-то теплее, что-ли. Юра кинул взгляд на письменный стол и ужаснулся, Отабек забыл цветочек со стихами. Быстро схватив подарок в руки, он понёсся к выходу, где его поймала Лилия Сергеевна. - Далёко путь держим, красавец? – строго спросила тренер, с ног до головы оглядывая мальчика презренным взглядом. – А ну-ка марш в постель. - Я по сравнению с вами хотя бы красавец, - недовольно огрызнулся Плисецкий и, кинув листок на стол, убежал в свою комнату. За окном пели птицы, кричали коты, играли в лужах ребятишки и Виктор с Юри. - Ну, как ты думаешь, и куда уплыл наш кораблик? - В открытое море, - мечтательно ответил Виктор, присаживаясь на скамейку. - Глубокое? – продолжал череду вопросов Кацуки. - Глубокое, - улыбнулся тренер. – такое же глубокое, как твои глаза. Оба сидели, смотрели друг на друга с глупыми улыбками и просто наслаждались, наслаждались тем, что они вместе. «А ведь это могли быть мы с Лилией…». Яков грустно смотрел на «воркующих» рядом «голубков». Он помнил, как когда то на этой скамейке он сидел со своей первой и последней любовью. Иногда ему казалось, что вот-вот, прямо сейчас из старого ларька с мороженным выбежит красивая хрупкая балеринка с ванильным рожком, испуганно оглядываясь вокруг, дабы не попасться на глаза тренеру… На улице жара. Так жарко, что даже листья сворачиваются в трубочки, птицы не закрывают рта. Молодой фигурист сидел на скамейке, делая зарисовки в блокнот. На чистых листах крафтовой бумаги тонкими карандашными линиями выводились цветы, деревья, крыши многоэтажек, лица случайных прохожих, не подозревающих о том, что теперь они на века запечатлены на бумаге. В кустах послышался странный шорох. Парнишка на секунду отвлёкся от рисования, оглядываясь вокруг. «Откуда идёт звук?», - задумался фигурист, всматриваясь в каждый растущий рядом кустик. - Вот блин! – послышалось откуда-то сзади. Фигурист обернулся и увидел хрупкую девушку, пролезающую сквозь заросли черноплодки. Длинные тёмные волосы, собранные в высокий хвост, лоснились на свету. Первое, что подметил парень, это кружевное белое платьице. Оно было таким лёгким и воздушным, словно маленькое хрупкое облачко. Незнакомка держала в руках рожок мороженого. Пробравшись сквозь дебри сада, девушка облегчённо вздохнула и, присев на скамейку возле фигуриста, задумчиво откусила кусочек вафли. Парень не придал этому никакого значения, продолжил рисовать дальше. Он отодвинул блокнот подальше от девушки, дабы та не увидела его рисунки, и начал пристально вглядываться в её хрупкие черты лица. Симпатичная, очень симпатичная, даже слишком. Такую красоту не изобразишь на бумаге, но фигурист старался, переводил взгляд то в блокнот, то снова на девушку. Как же она была прекрасна! - Что рисуешь? Девушка заметила блокнот и любопытно склонилась над новыми рисунками парня, он быстро закрыл блокнот и посмотрел на незнакомку упрекающим взглядом. - Вас не учили спрашивать разрешения, юная леди? - Ты чего ту сидишь один, ещё и рисунки показывать не хочешь? – надулась девушка. - А ты чего по кустам лазишь? - Я от тренера прячусь, она нам мороженое есть не разрешает. На улице такая жара, ещё и ларёк рядом, ну просто искушение какое-то! Оба снова затихли. Соловьиные трели звонким эхом проносились между деревьев сада дворца спорта, летний лагерь, первый год. Тишину нарушил чей-то строгий крик. - Барановская! Что ты себе позволяешь?! К скамейке подбежала разъярённая женщина в длинной чёрной юбке. Светлые волосы, собранные в пучок выглядели сухими и жухлыми. - Что жрём, да? Жрём?! Килограмм на два месяца набрали и жрём?! Сколько можно жрать, скажи мне пожалуйста?! Тебе самой не стыдно, прима чёрт тебя побери, балерина! Какая же ты жирная, сидит тут корова, нажирается… - Не надо кричать, Майя Михайловна, это моё мороженое. Я попросил её подержать, пока рисую, - перебил её сидящий рядом парень. Тренер недовольно прищурилась и, пустив в их сторону презрительный взгляд, ушла прочь. Снова тишина. - Спасибо, - робко начала девушка, пододвигаясь ближе к своему защитнику. – Может…Скажешь имя, пожалуйста? - Плисецкая Майя Михайловна, наш хореограф. - Да нет же, своё, а не этой стервы…Чокнутые взрослые. - Меня зовут Яков, - улыбнулся фигурист. – Яков Фельцман. - Лилия, - улыбнулась незнакомка, протянув ему руку. – Прости, что начала так грубо, я правда не хотела тебя обидеть с твоими рисунками. - Ничего страшного, - усмехнулся парень. – Ведь всегда есть шанс всё исправить, верно? «Всегда есть шанс всё исправить…» - Якова словно ошпарило. Он мигом пришёл в себя и быстрым шагом направился к сидящей на скамейке парочке. - Эй, молодёжь, не знаете, где ближайшая кондитерская? Лилия взглянула в окно, увидев там воркования Виктора и Юри, задвинула шторы. - Ох, весна, у всех пылают чувства, а у кого-то температура. Верно, Юрочка? - 37/2, - это не температура даже, чего вы издеваетесь надо мной?! - Сиди, пей чай с малиной и не выёживайся. Ишь ты какой умный нашёлся. Вот бабушка твоя ещё меня учила. Замечательная женщина была, очень сдержанная и образованная, земля вам пухом, Майя Михайловна. А ты в кого такой вредный, а? - Чокнутые взрослые… - Ой, Юрочка, что же мне делать-то с тобой? Лилия тяжело вздохнула и вышла в гостиную. Как же она устала от этих колких реплик и капризов в её сторону. А что она сделал плохого? А в том то и дело, что абсолютно ничего. Прыгает тут с ним день и ночь, а он вопит, как сумасшедший. Она виновата разве в словах врача, в пандемии или плохих окнах в трамвае? Нет, абсолютно нет, зато, по мнению мальчишки именно она являлась корнем всех на свете проблем и ключом к их решению. Лилия устало потёрла переносицу и шмякнулась на диван, под ней что-то хрустнуло. Тренер вздрогнула от неожиданности и вытащила из-под себя поломанную гвоздику, а затем и листок. - Юра! Что за стихи, не знаешь? - Откуда мне знать, я вам что, википедия? – опять огрызнулся мальчишка. «Значит…О Боже…». По бледной щеке прокатилась слеза, упала на пол, разбилась вдребезги. Спустя столько лет, неужели его холодное сердце растаяло, неужели не всё потеряно, неужели… Лилия вскочила, мигом накинула пальто и, без всяких объяснений выбежала в подъезд. Ждать лифт не было времени, женщина побежала по лестнице, повторяя внутри себя: «Спустя столько лет, спустя столько лет, спустя столько лет!». «Я напишу для неё самые тёплые слова, может тогда она растает?». Яков старательно выводил букву за буквой. Он знал, как сейчас тяжело приходится Лилии, представляя, как хорошо подпортит её нервы эта маленькая белобрысая бестия. Подписав открытку, он аккуратно воткнул её между ленточкой и упаковкой торта. Не спеша, он вошёл в лифт, затем нажал кнопку девятого этажа и задумался. «А вдруг откажет? Вдруг даже после таких тёплых слов откажет?». Поднявшись, он нервно выдохнул и хотел было уже нажать на звонок, но не смог, не хватило смелости. Он положил под дверь коробочку небольшого морковного тортика и, постучавшись в дверь, спрятался в лифт. «Идиоты взрослые, почему я должен сидеть взаперти?», - думал Юра, маленькими глоточками допивая горячий чай. За окном пели птицы, журчали ручейки, пела звонкая капель, а он сидел здесь в гордом одиночестве. «Подумать только, неужели взрослым так сложно понять, что нам подросткам тоже бывает тяжело. Да, я тоже порою не прав, готов себя прибить за свой поганый язык, но оно само, клянусь, само! Хотя, тоже интересно, они на нас кричат, а потом удивляются, почему это мы у них такие жестокие одинокие сволочи? Неужели так сложно просто послушать, не отвлекаясь на свои дела, и хоть раз, хотя бы раз в жизни вместо глупых нравоучений прижать к груди, и тихо сказать, что в наших проблемах нет ничего страшного? Нет, не кричать, что мы их сами выдумали, а показать, что выход есть, выход рядом, не надо бояться, не стоит. Кому нужны эти чёротвы таблетки, оценки, достижения, когда я хочу совсем простого, я просто хочу любви…». Юра сидел на кухне, держа дрожащими руками тёплую кружку. Конечно обидно, когда из-за какой-то там пандемии пропускаешь важные события в своей жизни, но поделать-то ничего нельзя. Стук в дверь. Мальчишка насторожился и, подойдя поближе, выглянул в подъезд, на пороге стояла коробка морковного тортика. Юра поднял её, поставил на стол и, достав из неё записку, начал внимательно читать слова. «Здравствуй, солнце. Я знаю, тебе сейчас очень тяжело, такое уж время, никому легко не бывает. Весна, отмена соревнований, ещё и этот дурацкий вирус, не год, а настоящая пытка. Знаешь, я думаю, что для тебя это сущий пустяк. Ты очень сильный и мудрый человек, всё, что ты делаешь – великолепно. Я искренне надеюсь, что ты проживёшь этот день с улыбкой, ведь каждый из нас мечтает так жить, верно? Я тебя очень люблю и знаю, если ты захочешь, счастье само прискачет к тебе на пуантах. Главное уметь любить тех, кто находится рядом с тобой, и жизнь станет значительно лучше, ты удивительный человек, я в тебя верю». Юра перечитывал её снова и снова, слова врезались в разум, не давая осознать всё происходящее. Вокруг всё плыло, больше не существовало ни чая, ни мыслей, ни окна, только эта записка, записка, которая нужна была ему сейчас больше всего на свете! «Любить тех, кто находиться рядом с тобой…», - тихо прошептал мальчик, убирая записку в карман. Взгляд упал на немытую гору посуды, грязный стол и запачканный вареньем диван, тут то в Юре и проснулась совесть… Яков шёл по улице, опустив глаза. Загруженный мыслями он не замечал пения птиц, чудесной капели, весеннего солнышка – всё это было чушью. Вдруг тот лёд, тот лёд уже ничто не сможет растопить? Спустя столько лет… - Яков! – послышался сзади знакомый голос. – Яков Фельцман, постойте!. Мужчина остановился, поправил шляпу, внутри всё свело, ему на встречу бежала Лилия. Белый кружевной халат, домашние тапочки и чёрные волосы, собранные в хвост, лоснящиеся на свету. - Лилия, я… Не дав Якову сказать ни слова, она кинулась ему на шею и расплакалось, слова здесь были неуместны. «Ну, что же, я готов!», - гордо подумал про себя Отабек, поправляя чёрный галстук. Мила сидела за одним из столиков в ожидании своего кавалера. Познакомились в интернете, некий Отабек Алтын должен был быть на месте с минуту на минуту, но никого даже вблизи не было. «Интересно, где он там возиться?», - думала девушка, нервно пролистывая свежую новостную ленту. Бека потерял стих…Потерял и не мог найти, да и гвоздики рядом не было. «Как я теперь, чёрт! Что делать, ладно, думай, думай, думай!». По дороге в кафе, парень снова поскользнулся на чём-то маленьком и склизком. - Да чтоб тебя! Отабек поднял ногу и увидел под ней маленький бумажный кораблик, на котором знакомым почерком было написано «Храброе сердце». «А я чё, не храброе сердце разве? Действительно, чего-то я совсем раскис. Сейчас пойду и скажу ей, что люблю. Нормально скажу, без всякой там ванили, соплей, как мужик». Отабек подошёл к ближайшей клумбе и, срезав с неё пару роз, уверенной походкой двинулся ко входу в кафе. - А как мы назовём этот кораблик, Виктор? – спросил Юри, сгорая от любопытства. - А это кораблик мы назовём Спонтанность, спонтанность, свинка, понимаешь, да?