Дневные кошмары

      Ноги едва держали, но Этан упрямо шёл, и Велиату приходилось придерживать его, чтобы не кинулся вперёд остальных. Кровь из носа и рта больше не шла, лишь изредка он дёргался, отхаркивая очередной тёмный сгусток. Хуже не становилось, и это позволяло надеяться, что Ребекка не умирает прямо сейчас.       Вот только адская боль в груди не отступала. Так же больно, как те разы, когда Дитрих оставлял нож в ране и лишь затем, когда та зарастёт, выдирал с мясом. Все эпитеты вроде «отбитый», «ненормальный» и тому подобное не подходили. Если вампир ощущает боль своей Чаши именно так — ни в одном языке не существует слова, выражающего полную степень того извращённого безумия. Пожалуй, и хорошо. Ведь если для понятия требуется слово — значит, оно достаточно распространено.       Странные мысли потоком скользили сквозь сознание, но надолго не задерживались: с каждым шагом во тьму их поток становился уже, сосредотачиваясь на одной точке.       На окованной двери, из-за которой доносился хруст разгрызаемой плоти.       Этан тяжело сглотнул и прислушался к себе. Нет. Кого бы ни рвали на части за этой дверью — это не Ребекка. Пистолет прохладно прильнул к ладони. Стрелять в таком состоянии тяжело, но он справится. Всегда справлялся.       Но рука дрогнула, когда Аарон распахнул дверь, и он увидел тёмную фигуру, склонившуюся над распростёртым телом незнакомого беловолосого мужчины. Тяжёлая, мрачная аура, до того едва уловимая, хлынула потоком. Существо в эпицентре двигалось дёргано, как насекомое, и так же выворачивало конечности. Существо в разорванном знакомом платье, с посеревшей кожей и пронзительно-яркими, светящимися глазами. Вот оно дёрнулось, и Этан тут же закашлялся, сплёвывая густую кровавую пену.        Ребекка… Ей больно. Как же ей больно. — Не подходите к ней, — Владимир и раньше не был для Этана особенно авторитетом, а сейчас и совсем не имел значения. Мир сошёлся в одной точке. В той, где Ребекка задыхалась в ядовитом, давящем облаке. Она напугана. Она потерялась так же, как он порой терялся в чудовищных видениях и снах.       Аарон вдруг резко развернулся. Этан хотел окликнуть его, но тут же заметил следующую по пятам фигуру. Женщина, поняв, что обнаружена, вскинула ружьё, но Аарон двигался быстро. Достаточно быстро, чтобы выбить оружие из рук противницы и ухватить в крепкий захват до того, как она вытащила из самодельных ножен на поясе серебряный кинжал.       Нет. Это неважно. Всё неважно.       Ребекка не нападала, лишь настороженно скалилась, разглядывая их из-под сбившихся в окровавленный колтун волос. Сосредоточившись, Этан даже мог слышать обрывки фраз, доносившиеся как сквозь толщу воды.       Она звала его, но одновременно…       Она жаждала крови. — Остановись! Свихнулся?!       Этан раздражённо отпихнул удерживающую руку Велиата. Связь, возникшая между ними, была настолько слабой, что сейчас любое движение или слово могло разрушить всё. Приблизившись к настороженно следящему за каждым движением существу, он заглянул ему в лицо: — Эй, Ребекка. Ты слышишь?       Существо попятилось, и на миг жажда в его взгляде поутихла. Может, другие и продолжали видеть только жажду, но Этан видел кое-что ещё. Отчаяние. Потерю контроля.       Так знакомо.       А ещё сейчас он мог разглядеть страшную рану в груди Ребекки, ту, из-за которой его собственное сердце, не задетое физически, так болело. Обломки рёбер и грудины торчали наружу: при резких движениях они впивались в кровоточащую плоть, и тогда Ребекка выла, не зная, как остановить боль. — Давай же, Бекки! — крик женщины, которую всё ещё удерживал Аарон, впился в спину. — Тебе нужна кровь!       Обычно Этан лишь видел, как это делает она или другие, до неё — но сейчас сам склонил голову набок, кое-как убрав волосы на одну сторону. Без промедлений и колебаний. Она ранена. И это — путь к её спасению. — Пей.       Ребекка стиснула пальцы так, что по подвалу разнёсся отчётливый скрежет ногтей по камню. Она отступила ещё чуть назад, в темноту, к мёртвому телу, и медленно помотала головой. — Да пей же ты! — Этан с силой, как нерадивую пациентку, отказывающуюся от лекарства, притянул её к себе и прижал окровавленные клыки к своему горлу.

***

      Где-то здесь… Это было где-то здесь… Через несколько шагов Ребекка остановилась, окидывая взглядом окружающий мрак. Что она ищет? Ах да. Себя. Так легко забыть, когда не осознаёшь ни времени, ни пространства, а там, снаружи, вместо тебя беснуется чистый голод.       Голод… Дикий, необузданный, и тем более страшный, что это не дракон, которому можно однажды срубить голову, а после весь остаток дней почивать на лаврах героини-победительницы. Голод — чудовище, живущее в каждом, у кого-то — пожалуй, у большинства — достаточно глубоко, чтобы за всю жизнь ни разу не столкнуться с ним по-настоящему. Оно лишь слабо шевелится, ворочается с боку на бок и всхрапывает во сне. Но что-то происходит, когда ты обращаешься — в вампира или в нечто более ужасное. С тебя сдирают верхний слой, и голод теперь куда ближе к поверхности. Тот, что проснётся и сожрёт всё, даже тебя саму. — Кто-нибудь! Эй!       Никто не отозвался на её крик. Наверное, потому, что здесь никого нет, только она, запертая в клетке подсознания вместо чудовища, которому положено находиться на её месте. Может, вообще никого не осталось. Никого и ничего. Только голод и она, один на один в мире, где сожран даже свет.       Ребекка.       Голос доносился из ниоткуда и отовсюду одновременно. Не веря, она помчалась навстречу, пока не поняла, что во мраке это пустая трата времени. Даже если бы он стоял в паре метров, они бы не разглядели друг друга. Если бы только случайно не столкнулись, блуждая вслепую. — Этан… Что происходит? Я не могу… — Ребекка вытянула руки, надеясь ощутить прикосновение, но пальцы лишь проскальзывали сквозь бесконечную тьму. Та всё больше походила на густую, чёрную паутину: нити липли к рукам, опутывали ноги, забивались внутрь при каждом вдохе. Как ни вырывайся, только сильнее опутывает кокон. Не такой, из которого рождаются бабочки: этот покров — погребальный саван. Только бы не стошнило: когда рот забит паутиной, рвотой можно захлебнуться. Такая нелепая и отвратительная смерть.       А впрочем, бывает ли смерть красивой? Нет. Она всегда одинаково чудовищна.       Пей.       Он вдруг возник совсем рядом — светлая фигура среди чёрного ничего. Этан слегка раздражённо смотрел на неё, будто спрашивая, чего она ждёт. Ребекка проглотила ком вязкой паутины, и тут же вспомнила: боль в груди, самодовольную улыбку незнакомца, застывшую на его лице, когда она впилась в его горло, когда кусала и рвала плоть, с каждым глотком насыщаясь той головокружительной силой. — Уходи! — по щекам покатились слёзы. Она так хотела увидеть его, но сейчас… Сейчас боялась, как никогда, что голод увидит его её глазами.       Да пей же ты!       Паутина, удерживавшая её, натянулась и лопнула. Горячая пульсация была совсем рядом, и Ребекка не выдержала. Кожа поддалась, выпуская наружу живительный багровый поток; она припала к нему. Может, если взять немного, совсем немного, голод уйдёт? Но темнота отступала медленно. Так медленно, что в какой-то миг хотелось остановиться, вырваться их объятий: даже сквозь повисшее между ними облако Ребекка чувствовала, что Этан слабеет. Она попыталась оттолкнуть его, но дрожащая рука легла на затылок, удерживая.       Всё яснее и больнее проступала реальность: каменные стены подвала, встревоженные лица остальных, и кровь, действительно льющаяся ей в горло. Ребекка разжала зубы, отшатнулась и закрыла рот рукой. Этан слабо улыбался. Вопреки всему, что она знала о регенерации вампиров, кровь продолжала идти. Словно во рту у неё были не клыки, а капкан, сделанный из чистого серебра. Да, точно… Нужно чем-то зажать, чтобы остановить кровотечение. Держать, пока не остановится. Он ещё что-то говорил про переливание при обильной кровопотере…       Между ними стремительно вклинился Велиат. Встряхнув Этана, чтобы привести немного в чувство, он закатал рукав рубашки и бросил через плечо: — Потерпи. Ему не так много нужно, чтобы восстановиться.       Ребекка хотела спросить, что именно потерпеть, но ответ и без того пришёл короткой вспышкой, словно кто-то сунул руку в уже затянувшуюся рану и как следует переворошил внутренности. Этан хорошо знал, какой сильной может быть боль, и потому сделал лишь несколько глотков крови друга — ровно столько, сколько потребовалось, чтобы рана покрылась сухой коркой. — Ты цел? — Ребекка встревоженно подползла к нему и прижалась лбом ко лбу. В ответ донёсся негромкий смешок: — И не надейся. Ещё поживу.       Если бы он не выглядел таким слабым, она кинулась бы ему на шею, возможно, отвесив перед этим парочку пощёчин. Вот же самопожертвовательный засранец! Придушила бы — не насмерть, разумеется, а потом расцеловала, рыдая от облегчения. — Бекки! Что здесь происходит?!       После облегчения, такого недолгого, захлестнувшая волна ужаса накрыла с головой. Ребекка съёжилась. Так много хотелось спросить, но первым прозвучало: — Какого цвета небо? — Изумрудного. Чем… чем пахнет роза? — Железом.       Привычный с детства ритуал только усугубил тяжёлую тишину. В подвале действительно пахло железом, и от этого запаха тошнило. Лаборатория, все бесполезные записи, так задержавшие здесь, складывались в картину, которую Ребекка не хотела принимать. Увы, она была слишком измотана, чтобы держать лицо. — Что вы со мной сделали? — она сглотнула противный комок в горле, более осязаемый, чем обычно, словно внутри что-то застряло. — Я — ваш эксперимент? Лабораторная мышка, которую завели, чтобы накачивать всякой дрянью? — Бекки… — слишком умоляюще и мягко. Ребекка хотела, но не могла больше верить этому голосу. Светлые дорожки слёз расчертили засохшую кровь на лице: — Ты знала о вампирах! Ты послала меня сюда, чтобы я… Я… И даже не предупредила! Ни слова не сказала! Что мне, по-твоему, думать?! Это «лекарство», которое я пила, уколы в детстве — что вы пытались из меня… — Ты умирала!       Вздрогнув, Ребекка подняла голову. Никогда, даже в день, когда в квартире дяди Отиса случился пожар, она не видела суровую и сдержанную мать такой напуганной. Такой… Слабой? Она смотрела сквозь дочь, видя не нынешний подвал, а то, что случилось много лет назад. Аарон, переглянувшись с остальными, разжал руки, позволяя Вивьен подойти ближе и опуститься на грязный пол рядом с Ребеккой: — Тогда был жуткий ливень: мы не могли добраться до больницы. Ты перестала дышать. Я кое-что смыслю в биологии, Бекки. Я понимала, что ты умираешь, а у нас в руках нет ничего, что могло бы помочь. Ничего, кроме… — Вивьен недобро покосилась на окружающих вампиров, явно жалея, что приходится быть откровенной в их присутствии. — Да, это я уговорила Грегори. И сделала бы это снова, потому что явись тогда передо мной Дьявол — продала бы душу, чтобы тебя спасти. — Вы заставили того вампира укусить меня? — Ребекка ощупала шрам на шее. Она всё ещё не верила до конца, но острые когти, впившиеся в сердце, чуть разжались. Вивьен грустно улыбнулась: — Это след не укуса, малышка. Первой инъекции. Что до других, до твоего «лекарства»… Я надеялась, что смогу исправить ошибку. Устранить последствия. Когда не вышло, пришлось вернуться к изначальному плану. — Изначальному?.. — Позволить тебе быть той, кем ты стала. Вернуться к нему, к источнику своей силы. и выпить его до дна.       Намеренно или нет, она не говорила о вампире в подвале как о живом существе. Он был для неё и отца лишь ресурсом. «Источником». Уже скорее из упрямства, чем действительно злясь, Ребекка буркнула: — Ты могла рассказать, зачем я возвращаюсь. — Я боялась, что ты будешь сопротивляться. А это тот случай, когда сомнения убивают совсем не фигурально.       Невозможно долго чувствовать на пределе. На смену тягостным раздумьям приходило покалывание в затёкшей ноге, зуд в покрытых кровью руках и острое желание вымыться, чтобы утекло вместе с грязью в трубу всё безумие сегодняшнего дня. Только сейчас начало доходить, что из одежды на ней только жалкие обрывки платья. Мама стянула жилетку, чтобы укрыть её, но между ними как бы невзначай вклинился Этан и набросил на плечи Ребекки свой плащ. Вивьен прищурилась. — Я проспорила Отису двадцатку.       Ребекка озадаченно моргнула. — Он с твоего детства говорил: ты однажды заведёшь парня, и я буду его ненавидеть. А я тогда клялась, что приму кого угодно, хоть идиота без единой извилины, если увижу, что моя дочь с ним счастлива, — Вивьен усмехнулась и оценивающе потыкала мыском армейского ботинка ружьё с согнутым дулом. Этан ещё не мог стоять ровно, но по лицу расплылась знакомая ехидная ухмылка: — А теперь жалеете, что не успели меня пристрелить?       Вивьен оценивающе оглядела его и хмыкнула: — В твоём нынешнем состоянии я бы не расслаблялась. Я и без ружья справлюсь.       Это было настолько буднично и даже забавно по сравнению с недавними кошмарами, что Ребекка не выдержала и расхохоталась. Маму жизнь не готовила к доброжелательному вампиру, а её — к такому спонтанному столкновению прежней и нынешней жизни. Велиат душераздирающе вздыхал, разглядывая испачканный рукав: прикидывал, мучиться ли со стиркой или сразу выбросить. Этан и Вивьен продолжали сверлить друг друга далёкими от обожания взглядами. Аарон молча разглядывал тело на полу, изредка что-то негромко говоря Рафаэлю. Один Владимир стоял в стороне, точно не мог решиться выйти из тени. Но мама заметила его и напряглась: её спина и плечи будто окаменели. Он опустил голову, после чего всё же нашёл в себе силы выступить вперёд и коротко выдавить: — Мадам, мне… Мне очень жаль.       Она без улыбки кивнула. Ребекке не хотелось знать, о чём они: хотелось спрятаться, дать себе пару минут передышки. Поднявшись, она поспешила к подвальной лестнице.       Можно ли считать, что всё закончилось? Если учесть, что существо внутри никуда не делось. Множество ступеней, сперва на первый этаж, затем — наверх. Ребекка машинально избегала ковров: не улыбалось снова слушать горестные вопли Владимира. Реальный мир, где всё ещё были важны такие мелочи, вытеснял страшные воспоминания. Так всегда происходит, верно? Даже если ты переживаешь худший день в жизни, пусть даже не один, а целую вереницу дней — они закончатся моментом покоя и тишины.       Через полчаса Ребекка выбралась из ванны. Завернувшись в полотенце, она замерла у зеркала. Раньше её пугало, что отражение восстанет против неё, окажется злым духом. Но чудовище было гораздо ближе и дремало внутри, в клетке из её кожи и костей. То, что было в зеркале — она. Не призрак, не тень из зазеркалья — лишь часть неё, дремавшая до поры и теперь вылезшая на свет.       Дверь ванной приоткрылась. Чёрт, неужели забыла задвинуть щеколду?! За спиной зазеркальной девушки возникло ещё одно отражение — бледного юноши. Не говоря ни слова, Этан подошёл к ней и обнял, уткнувшись лицом в растрёпанные мокрые волосы. — Я же справлюсь, да?.. — губы отражения едва шевелились, но Ребекка всё равно могла разглядеть свои клыки. Клыки идеальной хищницы, созданной, чтобы убивать таких, как он. И пусть она не знала до конца, что ждёт впереди, дурные мысли выветрились окончательно от ободряющего похлопывания по плечу, поцелуя в шею и насмешливого: — Куда мы денемся, заноза. Куда мы денемся.