Где-то в озере чернил я потерял себя…
Каждый чертов факультатив с Питером Паркером становится для Тони очередным испытанием его нервов на прочность. Ну не дано некоторым людям овладеть искусством каллиграфии. Но нет, парень все также регулярно посещает занятия и с особым усердием раз за разом выводит свои закорючки, на которые Тони смотрит с примесью отвращения и жалости. Впрочем, Питер уже привык к беззлобным подколам учителя и мелкам, летящим в его сторону. За эти полтора месяца Тони даже придумал необычную схему запоминания черт, которая работает исключительно на Паркере и его чувствительной коже. Просто помощь непутевому ученику, ничего более. Но одно неловкое движение расставило все точки над «i». Старк устало качает головой, явно недовольный получившейся ломаной с крюком вверх. Она больше напоминает рыболовный крючок, но никак не составляющую девятки*. Под скептическим взглядом преподавателя парень обреченно выдыхает. Для влюбленного подростка остаться один на один в замкнутом пространстве с предметом обожания — верх мечтаний. — Дай руку. Питер мгновение мнется, ведь оба его предплечья уже исписаны от кисти до локтевого сгиба. Парень даже перестал носить любимые клетчатые рубашки на занятия каллиграфии, лишь бы оставить как можно больше открытых участков кожи для новых иероглифов. — Учитель, место кончилось, — для наглядности он демонстрирует свои руки, на которых красуются идеально выведенные линии. Мужчина фыркает: рисовать на ладонях не вариант. Еще на первых занятиях он заметил, что ладони Паркера всегда холодные и влажные. Выбора нет: не упускать же шанс постебать любимого студента. Тони ловко выхватывает кисть из руки Питера и наклоняется вперед, свободной рукой поворачивая его голову в сторону. Парень не успевает возразить, как его щеки касается влажный кончик кисточки. Питер жмурится и переключает все свое внимание на ощущения. Двойка. Сотня. Двести? Стоп, кажется, этих иероглифов не было в предложении, с которым он накосячил. Пят… Питер дергается, словно по его телу проходит электрический разряд. Когда парень говорил о чувствительной коже, то явно не врал. И доказательство его словам уже стремительно растекается по парте. Мужчина первым понимает, что произошло, и кидается к доске. Питер запоздало вскакивает со своего места и с ошеломительным грохотом опрокидывает стул. Черные, как смоль, чернила капают на пол. Тони, не особо церемонясь, кидает в него тряпкой, которая была в кабинете как раз для таких казусных ситуаций. Пока парень пытается остановить всемирный потоп, Старк оглядывает причиненный ущерб. Его чернила даже не задели, а вот парте и Питеру повезло куда меньше. Чернила уродливыми кляксами растеклись по футболке парнишки. Тони внутренне дает себе оплеуху. Ну как можно быть таким… Таким как Питер. — Вот же дурень, — Тони закатывает глаза в свойственной ему манере и отпихивает парня от многострадальной парты. — Иди лучше футболку застирай, я тут сам как-нибудь. Питер не находит слов, чтобы возразить, да и перспектива въевшихся чернильных пятен звучит не очень. Поэтому он прихватывает с собой пятновыводитель, без которого в каллиграфическом кабинете делать было нечего, и вылетает из кабинета. Благо это произошло во время пар, а не на перемене, иначе вся эта ситуация стала бы раз в пять более неловкой. На свою удачу ни в коридоре, ни в туалете он никого не встречает. Нужно действовать быстро, поэтому он поспешно стягивает с себя футболку и заливает ее растворителем. Ну почему он всегда такой неловкий. Парень обреченно стонет и утыкается лбом в зеркало над раковиной. Лишь одно единственное воспоминание о горячих пальцах возле уха заставляет его вновь вспыхнуть. Эти ощущения продолжают приятными волнами разноситься у него по коже. Паркер вновь жмурится и трясет головой, старается отогнать непрошеные мысли. Но эти самые мысли теперь запечатлены на его щеке. Так все-таки ему не показалось.二百五**
— Дурень значит, — недовольно бубнит Питер не в силах оторвать взгляд от своего отражения. На мгновение ему чудится, что Питер в зеркале закатывает глаза. Нет, это надо срочно смыть, пока кто-нибудь не увидел. Когда со стиркой было покончено, до парня наконец доходит, что возвращаться в класс ему придется полуголым. К сожалению футболка не высохнет за пять минут. Он чувствует себя участником спринта во время пробежки по коридору и чудом избегает встречи с деканом, вовремя заворачивая за угол. Только когда парень оказывается в кабинете каллиграфии, он может с облегчением выдохнуть. — Я, конечно, понимаю, что гормоны бушуют и все такое, но это немного не по дресс-коду, — Тони многозначительно обводит взглядом его подтянутое тело и откидывает почерневшую тряпку на пол. К удивлению Питера, парта выглядит прямо как до встречи с ним и баночкой чернил. Парень мнется и не найдя слов, вешает футболку на спинку стула. Он готов забрать свои слова назад прямо на этом проклятом месте. Даже пробежка по коридору университета в одних штанах не сравнится по шкале неловкости с разглядывающим его Тони Старком. Мужчина расположился прямо на подиуме, облокотившись спиной на электронную кафедру. Питер невольно чувствует укол совести за то, что устранять последствия чернильного потопа пришлось все же ему. — Будешь? — Тони роется во внутреннем кармане своего пиджака и достает пачку фирменных сигарет с зажигалкой. — Откажусь, — отрицательно качает головой Паркер и берет тряпку для доски, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Все равно урок был сорван, да и желания продолжить ни у кого не возникло. — Не хватало сегодня еще что-нибудь поджечь. — Как самокритично. Усмехается Тони и закуривает. Тяжелый запах сигарет быстро заполняет помещение и легкие Питера. Но за время дополнительных занятий с Тони, парень привык к вредной привычке учителя и наслаждался чувством общей тайны. — И все же, — Тони затягивается. — Почему из всех факультативов ты выбрал именно мой? С твоим телосложением бы в волейбол играть. В пляжный. — Питер надеется, что ему послышалось странное ударение на последнее слово. На деле ответ уж слишком очевиден. Если пару месяцев назад кто-нибудь сказал бы ему, что он запишется на занятия каллиграфии, Питер бы ни за что ему не поверил. Но одного взгляда на Тони Старка в коридоре хватило, чтобы в этот же день записаться на его факультатив. С тех пор он не пропустил ни одного занятия, а сегодня и вовсе пришел только он. Хочется верить, что не зря. — От девчонок бы точно отбоя не было. В этот момент мужчина выглядит абсолютно расслабленным, а закатанные рукава белоснежной рубашки так эффектно оттеняют смуглую кожу, что Питер еле успевает сглотнуть подступившую слюну и возвращается к протиранию доски. — Вы хотите поговорить о моих способностях? Парень слабо улыбается своим мыслям, быстрым движением стирая еще одну запись с доски. — В любом случае пара еще не закончилась, а твоя футболка не высохла, — неопределенно пожимает плечами мужчина и бросает взгляд на полуголого ученика. И уже не может отвести взгляд, жадно всматриваясь в молодое тело с красивым изгибом в пояснице, жилистыми руками и острыми плечами. — Хорошо, — соглашается Питер. — Но вы все-таки ошиблись. Я просто ужасен во всех играх, где есть мяч. Ну правда. Что смешного? Тони, не в силах сдержать смешок, тушит сигарету об импровизированную пепельницу из пустой чернильницы и встает со своего места. — Как в каллиграфии? Питер еле сдерживается, чтобы не запустить тряпкой в учителя. Прямолинейность Тони Старка поражала и порой шокировала студентов, но только не Питера. Наоборот, язвительные шуточки заводили его. Так постепенно он перенял манеру Тони и начал язвить в ответ. Но на этот раз ученик явно превосходит учителя. — Учитель, а упреки в сторону студентов прописаны в Ваших должностных обязанностях? Старк облокачивается бедром о кафедру, оказываясь за спиной Питера. От такой резкой смены положения у Питера ползут мурашки по коже, а волоски на руках встают дыбом. Он кожей чувствует близость тела Тони. Мужчина скрещивает руки на груди и уже без зазрений совести рассматривает плавные линии его тела и довольно рельефные мышцы. — Ты ведь знаешь, что нет. Просто у меня особый подход к обучению. — А спать со студентками тоже входит в Ваш особый подход к обучению? На мгновение в кабинете повисает гробовая тишина. Питер краснеет до кончиков ушей. Что он только что сказал! И кому?! — Все-таки пустили слухи, — ухмыляется Старк, ослабляя галстук. В кабинете неожиданно становится жарче. Тони чувствует куда клонит Питер, и ему это нравится. Его вопросы явно не случайны. Парень незаметно кивает, но к учителю не поворачивается. Либо этот разговор, наконец, внесет ясность в их отношения, либо сегодня будет его последний день в кабинете каллиграфии. — Ну, слухи — это слухи. И даже если говорят о моих связях со студентками… —…и студентами… Пока Питер морально готовится к тому, что это их последний разговор, Тони хищно облизывается. Неужели он прав и все эти взгляды и вопросы были неспроста. Значит, парня интересует личная жизнь его учителя каллиграфии. И это уже действительно интересно. — Кхм, ну да. И со студентами, — Питер неуверенно поворачивает голову и встречается с темными глазами. Не нужно было быть гением, чтобы не увидеть такое откровенное желание. Руки начинают дрожать, а тряпка падает на пол. — Дурень. В следующую минуту у Тони в голове словно срабатывает переключатель, и молниеносное осознание взаимности отзывается тянущим чувством в груди, разливается по всему телу словно пролитые чернила по парте. Тони хватает Питера за руку и притягивает к себе. Поцелуй получается настолько резким, что у Питера подкашиваются коленки. Все еще не веря в происходящее, он хватается за плечи Старка и неловко пытается подстроиться под разгоряченного мужчину. Тони настойчиво давит на его затылок, не дает шанса на отступление и углубляет поцелуй. Чувство облегчения накрывает Питера вместе с возбуждением, и он прижимается плотнее. С отчаянием, свойственным только подросткам, он хватается за мужчину, словно за спасательный круг. В своих чувствах и эмоциях, которые утягивают словно чернильное озеро. Но если тонуть так приятно, то Питер готов идти до конца и опуститься на самое дно.Где-то в озере чернил я потерял себя. И сейчас я тону в твоих темных глазах, путаюсь пальцами в твоих жестких волосах, таю в твоих крепких объятиях. Я утонул окончательно и бесповоротно.