*Flashback*
Они сидели посреди темного помещения, залитого кровью и усеянного трупами крыс. С тех пор как Её Душа, как она его называла, научился убивать этих тварей, карцер стал несколько приятней, они сидели на каменной лавке и разговаривали. — Ой, — внезапно воскликнула Ёши, — я тут поняла, что мы так друг другу и не представились. Надо исправлять… Меня зовут Тсунаёши, можно просто Тсуна или Ёши. А тебя, моя душа? — спросила она протягивая ему руку. Лицо мальчика на секунду стало грустным. — Так вот какие имена у нормальных людей, — пробормотал он, но руку пожал и ответил, — Т69. — Но это же не имя, а номер, — возмутилась она, но видя грустную улыбку предложила, — а давай сами тебе имя придумаем? — Зачем мне другое имя, пока я здесь — я заочно мёртв… — Мёртв, мертвец, труп… Мукуро? Раз ты считаешь, что ты уже труп, то как тебе имя Мукуро? — Ку-фу-фу, а что, мне нравится. — Что ж тогда, по праву соулмейта, торжественно нарекаю тебя Мукуро! — с важным видом сказала она. В мрачном помещении карцера залитого кровью раздался счастливый смех.* Flashback. End.*
Пусть многие и назовут их отношения странными, неправильными, жаркими, для неё они были очень важны. Он важен. Она до сих пор помнит, как несколько месяцев подряд не было снов. А затем он вернулся с перевязанным глазом, в пропитанной кровью одежде и повязках, тогда, как и в первую встречу, они просто сидели и обнимались, только теперь он её утешал, а она ничего не могла поделать, просто лежала в его объятьях и рыдала. С тех пор его одежда начала меняться, а антураж из моря крови и мёртвых тел стал практически постоянным спутником их снов. Он не говорил об этом, но ей было и так понятно — он сбежал, освободился. С прической тоже начались эксперименты, он честно пытался что-нибудь сделать с волосами, как бы он ни старался, хохолок на макушке никуда не делся, а она и не против, ей нравится, только челку отрастил, закрыть правый глаз. В снах для неё была отдельная, пусть и немного кровавая, но счастливая жизнь. Каждый раз когда она выбирала место, то старалась придумать что-то где красиво и просторно, получалось правда не всегда, иногда плохое настроение портило картинки. Так например, как-то раз их занесло на кладбище. Он лишь посмеялся и сказал, что совсем испортил своего соулмейта. Места менялись, а вот действие нет. Этот мир был жесток. Она поняла это ещё в детстве, а Мукуро ещё и испытал на себе. Он хотел её счастья, именно поэтому их последняя встреча состоится на её пятнадцатый день рождения, именно поэтому в каждом сне когда он задаёт действие это одно и тоже, бой. Он учит её сражаться, обороняться, если быть точным, быть сильной, чтобы выжить. Когда ей было одиннадцать, кое-что во снах изменилось, теперь не все из них запоминались так четко, как хотелось бы, но они были каждый день. Его сила, туман, позволил через связь душ установить постоянную связь. Это уже вошло в какие-то очень своеобразные и изощренные традиции. Чай среди трупов в воскресенье, хорошее настроение на всю грядущую неделю. Рассуждения о поэзии в морге по средам. Вечер танцев в тюремной комнате в пятницу. Их отношения были странными неправильными, но ей нравилось, она и жила-то от ночи к ночи. Окружающий мир казался скучным и блёклым, а люди глупыми и мелочными. Матушка причитала о том, что у неё нет друзей, но как дружить с людьми, которые все поголовно носят розовые очки, а брат кажись так и вовсе нацепил на себя пятисантиметровые окуляры. Именно поэтому она говорила вещи с двойным дном, что вводили окружающих в ступор. Именно поэтому она старалась отпугнуть людей нелогичностью своих поступков, пусть иногда и делала это неосознанно. К тому же матушка не права. Да, её дружба с Кёей была такая же странно-неправильная, как и любовь к Мукуро, но её всё устраивало. Он был, кажется, единственным человеком в этом городе, у которого не было розовых очков. Именно поэтому с ним было в разы интересней говорить, именно поэтому он никогда не устраивал ей камикорос, а всегда просто вызывал на спарринг. Она и не отказывалась, одно дело учиться во сне, другое дело на яву. К тому же Кёя её своеобразно оберегал, щадил, указывал на самые явные ошибки. Именно благодаря Кёе никто никогда не издевался над «Блаженной Ёши». Ну почти никто, с тех пор как близнецы Савада перешли в среднюю школу появился один индивид, что считал их хорошим материалом для насмешек. Именно из-за него всё изменилось. В тот день она очень перенервничала и засыпая думала о том, что завтра будет очередной стрёмный день в школе. У него просто было стрёмное настроение. Оба забыли, что сегодня день его рождения, а значит и обмена ролями. В тот день они появились в школе и убили Незу-сенсея, раз десять разными способами. Она смотрела, как её соулмейт убивает ненавистного математика, смотрела на то, как четырнадцатилетний юноша стоит весь в крови над трупом, и испытывала иррациональные счастье и восхищение. И её это ни капельки не пугало. Все их отношения были неправильными. Он был сломан и сошел с ума. Она лишь приняла его таким, какой он есть, разделив его безумие на двоих. Тем утром она долго не просыпалась, а когда мать пришла будить свою странную Тсуну, девочка резко села на кровати, стеклянными глазами смотря в стену. А затем начала смеяться, чего не делала уже несколько лет, смеялась со вкусом, долго, надрывно и полубезумно. Тогда мама решила, что дочка совсем ку-ку и рассказала об этом отцу. Иемитсу всполошился и уже через наделю она была в лучшем «санатории» Италии. Откуда японская школьница знает итальянский, почему-то никто не задумался. В психушке мягкого режима было на удивление весело, люди вокруг неё имели несерьёзные легколечащиеся отклонения, либо диагнозы, не мешающие им нормально жить. По сути, это место напоминало небольшой курортный городок рядом с морем, если бы не обязательные ежедневные «беседы» с врачами, она бы даже поверила, что это санаторий. Там она провела два года. Врачам с ней было, откровенно говоря, сложно. Сначала она на беседах с ними просто из принципа молчала, с обслугой и другими пациентами общается, а с санитарами молчит рыбкой. Со временем она с ними заговорила. После того как всё же рассказала Мукуро о том, что её отправили к психологу после несчастного случая. Мукуро по доброте душевной и посоветовал говорить с ними, только не на прямую. С тех пор санитары взвыли, ибо говорила она так, как научилась после часов и часов разговоров с туманом. То есть она вроде и говорила, но никогда не напрямую, а лишь по чуть-чуть намёками с двойным, а то и тройным дном. В итоге всем это надоело и, спустя два месяца издевательств над врачами и три — её прибывания в «санатории», за неё взялась главврач. Послушав записи разговоров с «больной», она поняла, что за игру та ведёт, ибо, как слабому туману, ей самой было свойственно говорить загадками и намёками. Они играли в намёки ещё месяц. Постепенно понижая градус запутанности и сарказма в предложениях. Спустя полгода после того, как она попала в это место, у Ёши появилась первая подруга. И ей было совершенно не важно, что та на 50 лет старше. А женщине оставалось лишь поражаться почему та к ним попала. Девочка за полгода не показала ни одного признака расстройств. Стало немного понятней ещё спустя полгода, один из новоприбывших оказался буйным и жестоко зарезал местного сторожевого, но добродушного пса. Она это видела и даже глазом не повела. Тогда главврач хотела на всякий случай подтереть ей память, но ей помешал туман, чужой и мощный. Он прицепился к девочке как клещ, но не вредил, наоборот окутывал, защищая. На следующий день придя на беседу, Тсуна посмотрела на женщину так осуждающе, что стало не по себе. «Не делайте так больше, ему это не нравится и злит». Всё, что она ей тогда сказала. Больше они не поднимали эту тему. Два года. Ровно столько понадобилось, чтобы узнать в чём дело. Девочка доверилась и открылась ей. Тсуна сама в этом призналась. Главврачу только поражаться оставалось, когда Ёши заявила, что так, как ей, не доверяет даже матери, а затем подумав наклонилась к самому уху и шепотом сказала. «У меня есть соулмейт». Женщина шокировано распахнула глаза, да, в мафии знали, что соулмейты — не выдумка. А девочка лишь отскочила и, довольно улыбаясь, закружила по комнате. Говорила полушепотом, но врач слушала, ведь соулмейты были крайне редки и встретить хоть одного было счастьем. «Знаете, это был его огонь тогда, год назад. Он задаёт атмосферу, я действие». Тогда стоооолькое встало на свои места. Да, женщина предполагала, что за места мог загадать слабый туман, что уж говорить о сильном. В тот же вечер она подписала бумагу, что девочка на столько здорова, на сколько это вообще возможно и её можно возвращать домой. — Вы уверены? — настороженно спросил Внешний советник Вонголы. — Более чем. Девочка на столько же вменяема, на сколько мы с вами. Иемитсу хотелось добавить, что слышать подобное от тумана, ну вот вообще не утешение, но спорить больше не стал.***
Япония. Намимори. Прошло уже два месяца с битвы представителей и Реборн начал взрослеть ударными темпами, так что сейчас выглядит уже на десять. В доме Савад шум и суета. Конечно, ведь на сегодня день рождения уважаемого наставника. Веселье прерывает шум со стороны входной двери. Все незаметно тянутся к оружию, они не ждали гостей, значит это может быть враг. — Нана, я вернулся!!! Аааа… Это Иемитсу, отставить боевую готовность. А счастливая Нана в компании раздражённых Соры и Реборна идёт в коридор, вот только в коридоре блондин не один, с ним там стоит девушка, как две капли воды похожая на Сору. — О, Реборн, и ты вышел меня встречать. Позволь тебе представить, моя дочь и сестра-близняшка Соры, Тсунаёши. Кстати, с днём рождения. Старается переключить внимание киллера мужчина, вручая подарок. А девочка, видимо не замечая этого, заговаривает с ними. — Я вернулась, матушка, брат. Рада с вами познакомиться, Реборн. Прошу простить, что без подарка, мне никто не сказал, что в нашем доме кто-то будет праздновать свой день рождения. А теперь, дабы не портить вам отдых, я с вашего позволения пойду в свою комнату. И была такова. Реборн же остался смотреть ей в след. Что не укрылось от отца семейства. — Не трогай её, Реборн. Она гражданская, к тому же последние два года провела в психушке. — Хиииии! Где?! Вы сказали, что у неё ослабло здоровье! — Формально, это правда, — многозначительно сказал Иемитсу. Тсуна в тот день вышла из комнаты, что всё время её отсутствия простояла закрытой, только один раз, на ужин, где и была представлена остальным обитателям дома. Перед ночью она заперла дверь и пораньше легла спать. Завтра ей исполняется пятнадцать — сегодня их последняя встреча. Он не будет её искать, не хочет ввязывать в тот мир крови, в котором живёт сам. Уже привычно вокруг появляется кроваво-альтруистичный пейзаж аля постапокалипсис. Он стоял там прекрасный и опасный. Она хотела лишь побыть рядом с ним. Обнять и не отпускать, чтобы это была явь, а не сон. Они вновь сидели в обнимку и говорили, говорили, говорили обо всём и не о чем. На горизонте брезжит рассвет, и он плотнее сжимает её в своих объятьях. Наклоняется к ней прикасаясь лоб ко лбу, нос к носу, дышит с ней одним воздухом, но не целует. Никогда. Они не переступали эту невидимую черту. По её щекам текут слёзы. А он держится из последних сил, он ни разу больше не плакал с их первой встречи. Они смотрят друг другу в глаза и одновременно шёпотом выдыхают. — Прощай. Первые лучи утреннего солнца рушат иллюзию сна с последним звуком фразы. Она садится на своей кровати и заходится в беззвучном рыдании. Хочется биться в агонии, кричать в голос, но вместо этого она берёт себя в руки и идёт вниз. Рано, даже матушка ещё не встала. Лёгкий завтрак. И прикрепить к холодильнику простенькое поздравление-записочку для брата. В шесть утра в доме начинается шум, похоже остальные встали. А дальше — хуже. В их дом приходят первые гости-друзья, помогая организовать праздник. Шум, гам, беготня, крики. Около её комнаты слышатся голоса. — Лезь на чердак, никчемный ученик, нам нужно больше стульев, в конце концов сегодня будет присутствовать вся семья! — Хи! Даже Хибари-сан и Рокудо-сан, — ооо, похоже брат действительно напуган подобной перспективой, неужто даже несмотря на то, что он теперь в мафии, он так и не смог избавиться от розовых очков и чрезмерной пугливости, или это она неправильно поняла слова, про гражданскую? Из коридора вновь раздается шум, причитания, что они ничего не успевают, и… это был шум падения с лестницы? Сора в своём репертуаре… Внезапно от этого жутко захотелось захихикать. Ну что за безобразно весёлое у них настроение в этом доме?! Даже подепрессовать нормально не получается. Ближе к часу шум полностью переезжает вниз. Ничего не предвещает проблем, как вдруг в её дверь стучат, но не заходят. — Тсуна, — а, так это её наивно-добрый брат, — я понимаю, что те, кто собрался внизу, чужие тебе люди, но мы будем рады, если ты присоеденишся, это и твой день тоже, — Сора немного подождал, но не дождавшись ответа, решил уйти, на последок бросив: — Приходи, мы с мамой будем рады. Так она пролежала в кровати ещё полтора или два часа, она не считала, и решила, что если она просто посмотрит на тех, кто веселится. Тихо ступая она вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Не доходя буквально одну ступеньку до конца, как бы оставляя себе право отступить, и заглядывая из темного коридора в яркую комнату. Там веселится большая и разношерстная компания. — Хибари-сан всё же ушёл, — расстроено тянет братец, ох, как это в стиле Кёи. — Ку-фу-фу, и правильно сделал. Сердце Тсуны пропускает удар, этот смех, этот голос. Она поворачивается к источнику и замирает. В самом углу, немного в тени, стоит столь знакомый силуэт, а герерохромированные глаза смотрят с небывалым раздражением, и он столь презрительно и столь знакомо шипит на них и уходит в кухню. Её появление так никто и не заметил, кроме одного киллера, но ей плевать на это. Она забыла как дышать, вот он, так близко, и… и ноги сами срываются с места, бесшумно неся её через коридор в кухню. Он стоит, оперевшись на столешницу, и смотрит куда-то в окно, туда в даль. — Ку-фу, какие же они все… Он не заканчивает устало опутает голову. — Наивные дети, — заканчивает она за него. — Ку-фу-фу, именно моя ду… Он резко разворачивается и видит ту, кого в реальности не ожидал встретить никогда, и уж тем более не в этом доме. Они смотрят друг другу в глаза, и видят свои души. Рука непроизвольно дергается прикрыть проклятый глаз, но он её останавливает уже слишком поздно что-то скрывать. А она ждёт, ведь конечный вердикт их встречи зависит лишь от него. Но в глазах видно, что для них обоих последние несколько часов, когда они думали, что им не суждено больше никогда увидится, были ужаснейшей пыткой. И он обессилено вздыхает, понимая что просто не может этому противится, и разводит руки в стороны, приглашая. Секунда, и вот она уже в его объятьях. И им кажется, что это совсем не тоже самое, что во сне. — Савада Тсунаёши, — тихо говорит она, уткнувшись ему в шею. — Рокудо Мукуро, — выдыхает он ей в затылок. — Никогда больше не бросай меня, — молит она, поднимая взгляд, смотря в глаза. — Обещаю, — и целует. Целует так, что воздух вышибает из лёгких, что ты понимаешь — больше ничего не важно, кроме этой связи, — что подгибаются коленки. Но он прижимает к себе крепко-крепко не давая упасть, буквально дыша и черпая жизнь из этого поцелуя. Прерывает их истеричное «Хииииии!» со стороны входа на кухню. Они смотрят на растерянного Сору. И пожалуй впервые за многие годы искренне смеются, смеются, смеются.