В Катамарановске осень

В Катамарановске утро. Одинокий тусклый луч вялого осеннего солнца робко заглядывает в окно. Он пробегается по комнате, осторожно проскальзывает по подушке и, чуть помедлив, останавливается на прикрытых веках. Полковник Жилин открывает глаза. И тут же, выдохнув сквозь зубы, закрывает обратно, с силой зажмуривая, и прижимает пальцы к вискам. В отяжелевшей голове болезненно пульсирует. Перед закрытыми глазами в хаотичном ритме пляшут разноцветные точки, а в ушах противно звенит. "Приехали." Звон усиливается, когда тишину комнаты нарушает слишком резкий скрип дверных петель и отчётливое шарканье по полу. – У т-тебя скпидар зкончился... – невнятно бубнит Катамаранов и крутит в руке стеклянную бутылку, на самом дне которой плещется несколько капель янтарной жидкости. С силой разлепив веки и пару раз моргнув, фокусируя рассеянный взгляд на нарушителе утреннего спокойствия, полковник хмурится и, вдохнув, вдруг заходится в сухом свистящем кашле. Из горла, вместо привычного: "опять ты, голубчик, со своим скипидаром...", вырывается сдавленный хрип, заставляющий вздрогнуть даже Катамаранова. Бутылка падает из рук и катится к ножке кровати, позвякивая. Игорь медленно провожает её взглядом, поднимает глаза на Жилина и растерянно моргает. – Я тебя зачем вчера домой привёл? – откашлявшись, вопросительно хрипит полковник и сдвигает брови к переносице. – Чтобы ты в отделении не мёрз. А ты мне тут что? Ты мне продукты бытовые переводишь. Оштрафовать тебя за это надо бы было бы... Слабость накатывает внезапно, заставляя Жилина снова с силой сжать виски. В глазах темнеет, а голова опять начинает гудеть. – Серёг? Т-ты это, чего? Жилин поднимает голову, ловит испуганный взгляд Игоря и изумлённо замирает. Нет. Игорь не может быть испуганным. Игорь может быть пьяным, безумным, агрессивным, даже бешеным. Но не испуганным. – Ну, чего ты? Чего смотришь так? – полковник нервно ведёт плечом и отчего-то смущённо отводит глаза. – Ну, с кем не бывает? Уже завтра как огурчик... Конец фразы тонет в новом приступе кашля. Полковник зажимет рот рукой и отворачивается. – Ступай, голубчик... А то заражу ещё, – сипит он на выдохе сквозь спазмы, пытаясь изобразить подобие добродушной улыбки. Но Катамаранов не слышит. Он смотрит на беззвучно содрогающиеся плечи Жилина, и странное щемящее чувство резко сковывает что-то внутри. – Нет, я ж это... Помочь хочу... – бормочет он и с опаской подходит к кровати. Немного подумав, аккуратно кладёт руку на лоб Жилина и тут же одёргивает. – Г-горячий, – больше самому себе шепчет Игорь, чувствуя, как проясняется разум и наполняется тревогой сердце. – Само пройдёт. Как говорится, что не убивает, то не убивает... Полковник порывается встать, но, качнувшись, падает обратно на подушку, вдыхая полной грудью и морщась. – Т-ты... К-куда это собрался? – сбивчивый, но резкий вопрос Катамаранова заставляет Жилина испуганно притихнуть. – На работу. Работать, – тихо и как-то по-детски наивно лепечет он, хлопая большими глазами. – Нет уж, стой... дома сиди... лежи... – Игорь неосознанно выставляет руки вперёд в останавливающем жесте и смотрит в жалостливые глаза полковника. – А порядок кто наведёт? Нет, голубчик, я человек ответственный, мне отдыхать нель-зя. Как говорится... – Не говорится! – грубо прерывает его Катамаранов и намеренно садится на край одеяла, когда Жилин в очередной раз пытается приподняться на локтях. – Лежи. – Так если я тут буду, как же это? Преступность-то там, а я здесь, – речь полковника становится всё бессвязнее, а взгляд расфокусированно блуждает по лицу Игоря, будто пытаясь найти в нём поддержку. Сердце Катамаранова странно сжимается, отзываясь неприятной холодной щекоткой где-то внутри груди. – Ну, х-хочешь... Я за т-тебя ввыйду? – фраза вырывается неожиданно и звучит совсем не так, как нужно. – Ну... вместо тебя, крче, – смущённо исправляется Игорь, чувствуя, как начинают гореть щёки под недоумевающим взглядом карих глаз полковника. – Ты чего, голубчик? – теперь уже Жилин взволнованно протягивает руку к лицу Катамаранова, быстро проскальзывая тонкими пальцами по лбу. – Вот говорил я тебе: не надо, Игорь, в октябре по болотам скакать. И я бы за тобой не бегал. Под дождём бы не мёрз. Сидели бы дома, чай бы пили с тобой... – Я ж срьёзно щас. – Игорь, нет. Голос Жилина едва заметно дрожит, когда Катамаранов, слегка покачиваясь, подходит к шкафу. Старая дверца жалобно визжит, отзываясь на грубоватый рывок. – Да, плковник. Взгляд Игоря такой же, как перед очередным прыжком за подболотниками в мутную вязкую жижу: уверенный, решительный, и даже немного безумный. Жилин прекрасно знает, что перечить ему бесполезно: время зря потеряешь, а всё равно вывернет всё, как хочет. – Игорь... – Не возражай, – бросает Катамаранов, извлекает из шкафчика полковничью форму и, повернувшись, тихо добавляет: – И это... Отдыхай тут. Выздоравливай. Полковник растерянно смотрит вслед поспешно исчезающему в дверях Катамаранову и вместо ожидаемых возражений еле слышно произносит: – Аккуратнее. *** Игорь выходит из подъезда, поднимает взгляд на небо, щурится и натягивает на глаза фуражку. Холодно. Промозглый осенний воздух неприятно обдувает вымытые и выбритые щёки, прорывается в щели между пуговицами, заставляет сильнее кутаться в широкий мундир, утыкаясь носом в ворот. Ноздри щекочет почти неуловимый запах. Нежный, сладковатый аромат кажется невозможным, несуществующим для обоняния, привыкшего к резкому запаху скипидара. Катамаранов на секунду замирает, вдыхая полной грудью, и невольно улыбается. Жилиным пахнет. Опавшие листья шуршат под ногами, когда Игорь направляется в участок. Путь Катамаранов преодолевает странными перебежками, часто и беспокойно оглядываясь по сторонам. Люди встречаются редко, но с каждым новым прохожим он всё сильнее опускает и без того сползающий козырёк, пряча глаза. Когда в поле зрения появляется низенькая лестница, ведущая в участок, Игорь облегчённо выдыхает. Скакать по болотам куда привычнее, чем тащиться по улице в полковничьей форме. Спокойнее. Особенно с Жилиным. Отделение милиции ударяет в ноздри знакомым запахом сырости, когда Игорь ступает на порог. Каждый шаг отражается гулким эхом от стен. Ощущение пустоты противно давит на голову, заставляя сжиматься. Катамаранов медлит, оглядывая кресло полковника. Осторожно садится, стараясь ни к чему не прикасаться, и окидывает взглядом пустующее помещение. Без Жилина это место кажется страшным, холодным и чужим. Одиноко. Взгляд скользит по потемневшему от сырости потолку, опускается на потрескавшиеся стены и останавливается на свободных камерах. Цветастая ткань, сиротливо ютящаяся на потемневшей скамье, выделяется из мёртвой серой обстановки ярким пятном, на котором Игорь неосознанно заостряет внимание. Тот самый тёплый плед, который так часто упоминал Жилин, таща сопротивляющегося Катамаранова в участок. Сейчас он – единственное, что вносит каплю уюта в давящую атмосферу. "А взгляд полковника всё равно теплее был", – думает Катамаранов и прерывисто выдыхает, опуская голову. По ту сторону решётки было куда привычнее. Игорь слегка подпрыгивает на месте, когда звенящую тишину помещения разрезает неприятный треск телефона. Подрагивающая рука тянется к трубке, на секунду замирая в нерешительности, но всё же прикасается к затёртой поцарапанной пластмассе. – Аллё! Грабёж! – бубнит трубка, едва приподнявшись над аппаратом. – Габёж. Меня грабёжили, аллё! Игорь лишь рассеянно кивает, глядя в пустоту, когда возгласы сменяет череда гудков. Неохотно поднимается, опускает козырёк и огорчённо вздыхает. Что ж, ради полковника можно и потерпеть. *** – Ужасное нападение, ужасное! – причитает продавец, вертя в руке подкову, и пропускает "полковника" в лавочку, суетливо семеня следом. – Вот, посмотрите. Скипидар был здесь, а теперь скипидара здесь нет. Только разбитый, вот, остался. – он качает головой и вздыхает. Игорь смотрит на развороченную витрину и разбитую бутылку, от которой исходит знакомый резкий запах, и в памяти непрерывной чередой всплывают события вчерашнего вечера. К горлу подступает комок. Катамаранов отстранённо кивает продавцу, машинально отвечает на вопросы, неумело вставляя в предложения родное Жилинское "голубчик", обещает, что преступник будет найден… И опускает глаза. Преступник не будет найден. Он уже найден. Стоит здесь, потупив взгляд, и всей душой надеется на то, что опущенный козырёк фуражки скрывает вспыхнувшие щёки. Стыдно. Игорь вылетает из магазина, наскоро распрощавшись с продавцом, скидывает фуражку, запуская пальцы в отросшие волосы. Голова слегка кружится, а в ушах гулко пульсирует. Бежать надо. Куда угодно, хоть на болота, хоть к лисам. Лишь бы выкинуть из души это странное гнетущее ощущение. Блуждающий взгляд опускается на тротуар, останавливаясь на плюхнувшейся на влажный асфальт фуражке. Катамаранов поднимает её с непривычной для себя нежностью, бережно отряхивает от налипшего влажного песка и прижимает к груди, как что-то очень ценное. Нет, бежать нельзя. Дорога обратно в участок кажется невыносимо длинной. Может, из-за плохой погоды? Или мысли не те в голову лезут?.. Игорь не берётся утверждать. Да и не важно это. Ничего не важно. Хочется спрятаться. Забиться в лисью нору с бутылкой скипидара и ждать, пока найдут. Дождавшись, выслушать очередную серьёзную воспитательную беседу. И понести серьёзное наказание, проведя за серьёзной решёткой целых пятнадцать минут. А потом, сидя на уютной кухне, пить чай с самым серьёзным полковником Катамарановска... Так было всегда. Игорь творит – полковник терпит. И прикрывает, где нужно. То есть, везде. Катамаранов быстро привык. Даже не задумывался, почему Жилин каждый раз тащит его, грязного после долгих часов, проведённых в норе, к себе домой, отпаивает чаем, а наутро снова ловит по норам и болотам. Но теперь, когда содержание скипидара в крови стремительно близится к нулю, а иллюзии уступают место реальности, Игорь вдруг понимает, что виноват. И в преступности виноват, и в том, что витрину разбил, и в том, что Жилин заболел... Во всём, словом. Невыносимо. С неба начинает моросить. Мелкие, едва заметные взору капли, повинуясь резким порывам ветра летят прямо в лицо, из-за чего на глаза наворачиваются слёзы. Конечно, это только из-за дождя. *** За исключением инцидента с продавцом, день выдаётся на удивление спокойным: до самого вечера тишину отделения больше не нарушает ни один звук. Когда солнце почти скрывается за горизонтом, дверь полковничьей квартиры плавно беззвучно открывается, впуская на порог человека в форме. Так же беззвучно встают на полку матовые от городской пыли туфли, опускается на тумбочку влажная посеревшая фуражка. Человек ступает тихо, стараясь не нарушать абсолютной тишины, царящей в полумраке помещения, осторожно заглядывает за угол и всматривается в потемневшие образы. С каждой секундой в тени комнаты всё ярче проступают очертания знакомых предметов. Мягкими кошачьими движениями Игорь проскальзывает в двери, минует острые углы мебели и останавливается у кровати. Лицо спящего полковника спокойно и расслаблено. Игорь аккуратно опускается на колени и скользит взглядом по прикрытым векам с необычайно длинными ресницами. Задерживает внимание на нежных губах, чуть заметно приподнимающихся в лёгкой улыбке, и улыбается сам. Красиво. Сейчас Жилин кажется особенно нежным и беззащитным. Его хочется обнять, окружить заботой и никуда не отпускать. Такой Жилин заставляет сердце Катамаранова скакать сильнее, чем от скипидара, но Игорь продолжает терпеливо сидеть на месте, почти не дыша. От такого Жилина веет уютом и теплом. Игорь нехотя переводит взгляд на окно, наблюдая, как скрывается за горизонтом последняя тусклая полоска солнца, и о чем-то думает, напряжённо хмурясь. Медленно поднимается на ноги, оглядывается и выходит из комнаты. В окнах полковничьей кухни зажигается свет. *** Жилин открывает глаза и удивлённо смотрит на небольшую белую чашку, зажатую в испачканных руках; поднимает голову и вопросительно изгибает бровь. Катамаранов показательно и чересчур усердно разглядывает что-то на полу. Тёмные пряди спадают на лоб, закрывая глаза, и полковник поневоле улыбается краешком рта, отмечая про себя, как органично вписывается Игорь в атмосферу комнаты. Домашний. – Я тут… чай принёс, – тихо произносит домашний Игорь, неловко подвигая чашку к Жилину и чуть ли не впихивает её в руки полковника, делая шаг назад. – Суп будешь? Подболотный… Подболотниковый… С подболотниками? – Да зачем же ты… Игорь, с ума сошёл? – Жилин бессмысленно всматривается в струйки пара, поднимающиеся от чашки, и благодарно улыбается, чувствуя, как розовеют щёки. – И… с-скипидару возьми... Помогает. От всего, – не обращая внимания бубнит Катамаранов и, намеренно отворачиваясь, смотрит куда-то в сторону. – Да не нужен мне, голубчик, твой скипидар! – отмахивается полковник, отставляя горячую чашку на прикроватную тумбочку. – А что нужно? – Игорь поворачивает голову и невольно замирает, любуясь. Карие глаза Жилина чуть поблёскивают в свете электрической лампы, от этого будто бы становясь только глубже. Полковник смотрит внимательно, изучающе, и в какое-то мгновение Катамаранову кажется, что на дне его зрачков играет странный озорной огонёк. Впрочем, только кажется. Наверное. Затянувшееся молчание прерывает тихий, но вкрадчивый шёпот: – Ты, бешеный, нужен. Только ты. Рука полковника сжимается на предплечье Игоря и аккуратно тянет на себя, сокращая расстояние. Карие глаза, теперь находящиеся непозволительно близко, смотрят так же внимательно и слегка взволнованно. Сбивающееся горячее дыхание обжигает пересохшие губы, заставляя сердце колотиться чаще и отдавать пульсациями в каждой частичке тела. Игорь порывисто выдыхает, когда холодные пальцы едва заметно скользят по шее. Повинуясь касаниям, он подаётся вперед, уничтожая остатки разделяющего их пространства. Поцелуй выходит робким и неумелым, но ощущение тёплых, слегка шероховатых губ на собственных отзывается короткими электрическими импульсами по всему телу. Игорь губами ловит рваный выдох и чуть заметно отстраняется, чтобы вновь заглянуть в глаза. Взгляд полковника нежный и ласковый. И родной, как и весь полковник в целом. "Как скипидар", – думает Игорь, чуть заметно улыбаясь. "Лучше, чем скипидар", – добавляет он про себя, когда Жилин утыкается носом в шею и мягко, совсем не по-полковничьи, касается приоткрытого плеча губами. *** В Катамарановске осень. Лёгкий прохладный ветер кружит в воздухе опавшие листья, ветки, деревья и детей до восьми лет. Он свистит в водосточных трубах, хлопает оконными рамами, силится проникнуть в щели. Выстиранная полковничья форма висит на двери. Игорь сидит на краю кровати в одной майке, слегка откинув голову назад, а на его плече, тихо посапывая, дремлет укутанный рубашкой и накрытый сверху пледом полковник. Игорь почти не шевелится. Только запускает руку в тёмные волосы и счастливо улыбается. Игорю тепло.