В открытом море вода совсем синяя, как лепестки самых красивых васильков, и прозрачная, как чистое стекло, — но зато и глубоко там!
В очередное будний день под водяной гладью все жители подводного царства собирались в самом центре королевства, чтобы услышать новости о войне с царством людей. Вот уже какой год существа с поверхности убивают их сородичей и не собираются останавливаться. С каждым днем на войне уходит всё больше и больше морских воинов и только солнце знает, что люди делают с их останками. Еще ни один воин не вернулся живым или мертвым. Они забирали всех. Их силы превосходили морских. На то и собирал царь Тритон всех жителей своего царства, дабы сообщить трагичные новости о новых жертвах. Так и один молодой русал плыл по течению, приготавливаясь вновь слушать грустные вести. Проплывая по уже изученному наизусть пути, он приостановился и глянул ввысь. На небе светило солнце, лучи которой еле дотягивали до морского дна. Русал нахмурился. Бывал он пару раз на поверхности. Не понравилось там ему. Людские войска совсем всё разрушили. Немного отвлекшись, он заплыл в близ растущие кораллы. Разноцветные растения мешали проходу, поэтому русал немного запозднился и приплыл почти последним на собрание. Русала встретил его хороший друг, на лице которого играло волнение. Федя - так звали русала - насторожился и подплыл к нему. — Привет, Лёш. Я что-то пропустил? — спрашивает Федя, глядя на трон Тритона, где с минуты на минуту должен был появиться сам царь. Лёша внимательно всмотрелся в лицо друга и огляделся, высматривая кого-то. — А Тёма где? — наконец спросил он. — Мне-то откуда знать?.. — Федя пожал плечами и тоже начал осматриваться. — Ты же его лучший друг! Куда он снова пропал? — А что такого-то? Подумаешь… вновь за русалками плавает, наверное. У него же возраст такой — Федя махнул рукой и поплыл к большому камню, усевшись на него. Лёша закатил глаза. — Ты не понимаешь. Тритон разозлится, если он вновь не появится. Он ни разу не участвовал на этих собраниях. Что если… что если он отправит его на войну в наказание?! — ужас отразился на лице русала. Федя усмехнулся и уселся поудобнее. — Лёш, Царь - родной дядя Тёмы, если уж и станет наказывать, то максимум расскажет его бабуле… а та ему… коралловых пирожков не напечет. — хмыкнул Федя. — Да и тем более… ему только исполнилось 17… у него столько возможностей открылось. Лёша нахмурился. Не нравилось ему спокойствие Феди. Нужно было что-то решать. — Как хочешь. А я поплыл искать его. — твердо произнес он и резкий взмахом хвоста отправился восвояси. Федя вскочил и, ругнувшись, поплыл за ним. — Если тебя не будет на собрании, то ты как раз таки можешь отхватить! — вдогонку кричал ему русал, но Гуркин его уже не слышал. А может и слышал, но не слушал.***
Тепло разливалось по телу, согревая до кончиков хвоста. «Южные» русалочки и остальные обитатели этих краев с интересом разглядывали уже почти постоянного гостя. Молодой наследник царства моря безмятежно плавал туда-обратно, согреваясь в теплых лучах, пробивающихся сквозь поверхность. Он совсем и позабыл о собрании и о войне, и о том, что его могут начать искать. Русалу было на это наплевать. Ему только месяц назад исполнилось 17 и он наконец мог выплывать на поверхность, к солнцу. По морским законам тот, кому еще нет 17-и не мог без посторонних выплывать на высоту. Наверху было опасно, поэтому и взрослые не часто появлялись в этих местах. Но Тёма совсем плевал на эти опасения. Разве не лучше прожить свои 20 лет в веселье, чем 300 в страхе? Дядя его — царь Тритон — не одобрял политику племянника, потому что он оставался единственным его наследником. Все дети его пали в бою, а братья Артёма уплыли далеко, женившись на здешних русалках. Но и сделать Тритон ничего не мог. Он бы не отправил его на войну, не стал бы насильно держать, а самым большим наказанием в жизни Артёма было тогда, когда в свои пять лет он чуть не выплыл на поверхность, и бабуля его, та с кем он и живет до сих пор, долго не разговаривала с ним. И вот наконец ему 17. Никакие упреки Лёши не остановили бы его, да и смысла пытаться менять русала не было. Ну и " — Лёше уже 23! Пусть вспомнит себя в свои года и перестанет гнать на меня!» — так он жаловался своим друзьям и вновь уплывал на поверхность. С каждым заплывом он приближался всё выше и выше к поверхности, но пока не решался всплывать полностью. А причина столь безответственному плаванию были не эти «безмозглые русалочки», которых было много именно здесь, причина крылась глубоко внутри сердца Артёма, пусть и так далеко от него. Он как вчера помнил свое первое плавание на возвышенность. Он помнил, как со всей скорости чуть не выплыл на поверхность и как привыкал к новым ощущениям. Дрожь проходила по телу парня и тот чувствовал покалывающие ощущения в ладонях и хвосте. Но тогда и сердце его застыло и привстал перед ним этот образ, что не выходил из головы по сей день. Едва повернув голову к берегу, он заметил прекраснейшее существо на берегу. Он сидел, поджав колени и грустно глядя на водную гладь. Нечаев первые пару секунд не мог отвести взгляд. Такими прекрасными казались его черты при том закате. Паренек был совсем молодой. Ровесник или даже младше русала, но гримаса грусти уже отпечаталась на его лице. Парень устало оглядывал все волны этого моря, будто знал, что там не только водоросли, да рыбки. Будто знал, что там есть что-то большее. В тот вечер Артём так и не отвел от него взгляда, стараясь рассмотреть его еще лучше. Но каким бы зрение не было у русалов, полностью разглядеть его он мог бы только выплыв к нему. С сумерками ушел этот паренек, забрав и частичку сердца молодого русала. С тех пор они продолжали свои встречи. Каждый день, обедом, этот парень приходил и садился на берег, с грустью глядя на море, а Тёма теперь уже месяц плавает сюда и с каждым днем становится все ближе и ближе к парню. Артём грустил, когда грустил он. Смотрел на его лицо, запоминая все неровности и складочки. А лицо его было таким чистым и невинным, что грустные глаза совсем не подходили к нему. И Тёма сделал бы все, чтобы помочь ему, но никак не мог. Мальчик не говорил. Он просто молча сидел у моря. Тёме приходилось лишь делить с ним это занятие и уходить с приходом поздней ночи. Так проходили их «встречи» уже как месяц. За этот месяц Артём сильнее привязался к мальчишке. Никакая русалка не была краше него и ничьи дела не волновали его больше мальчишки. И вот, сейчас он вновь приплыл сюда, не помня о том, что люди это «сыновья демонов» и позабыв, что прекрасный его тоже человек. Он наблюдал за тем, как мальчик плюхается на песок и поднимает взгляд на море. Нечаев готов был смотреть на него вечность. Но взгляд его вновь был пустым и безрадостным. Вновь что-то его беспокоило. — И чего же ты грустишь? Поведай мне, прошу… — зашептал русал. Пузырьки воздуха медленно поплыли к верху. И вдруг, несмотря на расстояние, несмотря на то, что он так далеко, Тёма вдруг слышит голос. Его голос. Все внутри сжимается, когда он пытается вслушаться и услышать что-либо. И слышно было мягкое пение его. Что-то о море, что-то мелодичное… Что-то, что мог бы понять только он. Только русал, что уже месяц тоскует по человеку. Естественно только он. Он улыбнулся, не смея двинуться с места, чтобы ненароком не наделать шума. Прекрасные звуки неизвестной ему мелодии продолжают согревать его. Поёт… как красиво поёт... В тот момент это казалось важнее всего. Он и его пение казались важнее всего. И тогда русалу стало окончательно плевать на то, что это ненавистный его народом человек, стало плевать, что даже находясь здесь, он совершает немыслимое преступление, плевать, что возможно это просто больное помешательство. Разве может такое невинное, молодое личико быть коварным послом "человеческого" мира? Разве может он, еще даже не познавший и четверти жизни, быть убийцей? Нет. Нечаев в это не верит. И пусть ему хвост за это отрубят, но он никогда не признает своего человека злом. Никогда... Стоило ему начать наслаждаться, как вдруг он услышал приближающиеся взмахи хвостов и голоса уже знакомых ему. — Да плавает с какой-нибудь русалочкой, да чего ты так нервничаешь?.. — А вдруг его поймали воины людские? Что они с ним сделают?! Тёма резко опустился пониже и последний раз глянул на мальчишку. Тот уже молчал и смотрел своими прекрасными глазами на морскую воду. — Прости, мне пора. Завтра в это же время! — непонятно зачем произносит русал и ныряет глубже в пещеру встречать своих не вовремя пришедших друзей. Будто бы не приделах, он выплыл к ним из-за угла и улыбнулся. — А вот и он! Говорил же, что с кем-то развлекается. — ворчал Федя. Гуркин резко подплыл к нему. — Ты где был? Тёма обворожительно улыбнулся. — Плавал с прекрасной одной. А что? Завидуешь, старикашка? Леша прищурился и выдохнул. — Еще раз пропадешь, я тебе все плавники повыдёргиваю! — Ты говоришь мне это уже какой раз, и я до сих пор при них. Не держишь ты своего слова. — он усмехнулся. — Сейчас же поплыли к тритону. Он скорее всего нас обыскался. — Лёша резко вильнул хвостом и уплыл вперед. Федя хмыкнул Тёме и поплыл за ним. Тёма же, уплывая, еще раз глянул на солнце, подумав, что слишком ангельский голос у ребенка сатаны…Ты не успеешь проснуться… Кричали ей птицы вдали.
***
Солнце село. Наступила ночь. Герман поднял свои шлепки с охладевшего песка и тихо поднялся сам, кидая взор на отблески луны в воде. Легкий ветерок продувал его, нужно было уходить. Я каждый день прихожу к морю. Оно меня чувствует. Я знаю. Но как бы ему ответить... Парень опустил взгляд и отряхнулся от песчинок на ногах. Вновь грустя, возвращался он в мир, где лишним был, и не было выбора у него. Ему уже 16, а друзей так и не завёл, любимых не было, даже животных не имел. Одиноко было. Жил он на побережье у дедушки, куда переехал на лето, чтобы хоть как-то социализироваться, но и здесь нашел лишь непонимание и странные взгляды в свою сторону. Однако на большее он не надеялся. Ему было без разницы, где быть лишним. В большом городе или в деревушке. Одно и то же. Он и понимал, почему так, но не спешил меняться, не хотелось, не для кого было. И лишь море стало его другом за этот месяц. Хотя... назовешь ли это дружбой? Герман садился обедом у берега и сидел молча, наблюдая за бесконечностью воды и редкими волнами. Было интересно думать, что там действительно кто-то есть. Тот, кто слушал бы его молчание. Тот, кто разделил бы с ним эти посиделки. Тот, кто обитал бы там, где никогда никого не было. Там, где ничего изучено не было. И сидел бы, и размышлял бы о том, что тут сидит он и мыслит о мире. Интересно было думать о том, что его понимают. Но это были лишь думы, что парень отбрасывал, возвращаясь домой. Дедушка его - тот еще старикан - с ним лучше не спорить. А спорить он любил. С Германом тем более. И в этот поздний вечер ждал он внука, чтоб спросить где шлялся он. — Опять у моря сидел, да на рыбок глядел? Герман слабо выдохнул и кивнул. — Тебя мать отправила сюда не для того, чтобы ты водоросли жевал. Найди друзей, гуляй, танцуй, чего же ты ждешь? — негодовал дед. Он-то свои годы знатно провел. Легко ему говорить. — Не с кем танцевать, дедуль. Я спать. — кисло ответил парень. — Эх... не с кем ему... да потому что нелюдим ты! Ждешь ты свою принцессу подводную, да не дождешься! Вся жизнь перед глазами пролетит же. — вдогонку причитал ему мужчина. — И пусть пролетает. Тебе-то что? — Герман обернулся к нему и кинул усталый, раздраженный взгляд. — Вон, даже с дедом своим не общаешься! Что есть тебя, что нет! Нем, как рыба, так еще и нервный весь? Что случилось-то? — дед склонил голову на бок и приподнял бровь. — Не тебе же лучше, если меня не видишь? И под ногами не мешаюсь. Помнится, в начале лета ты и видить меня не хотел. — парень наигранно усмехнулся и прищурился. — Ооо... сохрани меня бог от тебя такого! Нервозность всю передаешь, словно заразу! Иди спать, поздно уже. — скривился мужчина и махнул на него рукой. — Бога нет. — хотел ответить парень, но лишь кивнул и удалился в комнату. Ненавидел он, когда жизни учить начинали. Знал бы деда, как тяжело порой общаться с теми, кто считает тебя фриком и убегает, только подойди ты к ним, по другому бы говорил. Но Герман не винил их. Он прекрасно понимал, что странный. Но от этого менее одиноко не становилось. Давно уже его слушателями стали его же мысли. Давно уже его поддержкой стали его же руки. Он привык. Он лишний здесь. Расстелив свою небольшую кровать, парень медленно прилёг, закутываясь в тёплое одеяло. Отопления, конечно, не было, а вечерами было прохладно, так что пришлось укрываться. И вновь пришли мысли о том, что что-то живое есть в этом море. Пусть даже и не сказочные существа, но море точно знает о нём. Уже какой день Герман замечает пристальное внимание со стороны воды. Порой он думает, что точно сошел с ума и окончательно доживает свои последние дни. Но сейчас он уверен: он чувствует это. Точно и без шизофрении. Но они не слышат друг друга. И бог знает почему, но сегодня он совершенно случайно начал петь ту колыбельную, что слышал давно в своих снах. Он не хотел, никто и не просил. Но эти слова казались ему тогда нужными. Почему-то... Ах как же хотелось сейчас занырнуть в воду, да не выныривать, пока легкие не наполняться водой, пока вода не заполнит его полностью и пока не уплывет он далеко от этих жестоких людей. Но это побережье давно закрыто из-за каких-то подводных работ. Оставалось лишь глядеть в него и тихо напевать всплывающие строчки из песен, да гадать, есть ли кто там или это всего лишь рожденная его больным умом фантазия. Завтра он вернется туда. Как весь месяц возвращался. И снова будет гадать. Возможно заговорит. Возможно чуть дольше посидит, заглядывая все глубже в отражение неба на водной чистоте. Возможно почувствует свое море вновь... Возможно.