Ханакотоба

      Золотая хризантема на тёмно-саппановом фоне. Яркое, кричащее, почти неприличное — императорские цвета! — и, стерев с пластика кровь, Зойсайт подносит палетку к свету. Тяжёлая, будто сделана из настоящих драгоценных металлов. Красивая. Щёлкнув блестящей крышкой, он берёт пудру кончиком пальца и бросает быстрый взгляд в зеркало. Подбородок и щёки усыпаны алыми точками, по шее, будто щупальца, протянулись тёмные разводы из-за клейма на груди… Несправедливо. Раньше, до апокалипсиса, пока воздух не наполнился тьмой и пылью, у него была мраморно-белая кожа без изъянов!..       Пудра ложится на неё грязно-жёлтым мазком.       Фыркнув, Зойсайт прячет недостатки магией. Палетку он отбрасывает, и она разбивается с приятным звонким звуком. Вся её прелесть оказалась только внешней.       — Яша, — говорит он, — сколько ещё?       — Мы почти закончили, милорд.       Раздаётся стон, за ним хрип и бульканье. Зойсайт не оборачивается. Чем сильнее боль и ужас, тем больше энергии перед смертью отдаёт человек, но сам процесс омерзителен, полон криков и грязи, и Зойсайт, махнув рукой, выходит из павильона. Йомы справятся сами. Для истребления смертных тёмный лорд не нужен.       Под сапогами хлюпает. Стены и пол торгового центра покрыты застарелыми багровыми пятнами, поверх них лежат свежие, зловонные. Демоническая кровь так не воняет. Аппетиты богини растут, небо себя почти исчерпало, скоро энергию придётся высасывать из земли, а потом…       Зойсайт обрывает мысль. Не его дело, что потом.       Через полупрозрачный потолок за врагом следит солнце — двумя чёрными дырами вместо глаз. Под его мёртвым светом Зойсайт шагает мимо лавочки с мороженым — город давно обесточен, у холодильника натекла жёлтая молочная лужа, — мимо отдела с электроникой — её растащили мародёры, не знали ещё, что не она станет настоящей ценностью, — мимо развороченных продуктовых прилавков и разорённых аптек, мимо магазина с подарками и интимными товарами... этот не тронут. В апокалипсис человечество определилось с приоритетами.       Когда Зойсайт входит в зал, где продавали парфюм, под ногами хрустят куски картона и битое стекло. Победа Тьмы пришлась на праздник, на полках разбросаны шоколадные сердца в красной фольге, возле кассы ещё остались розовые ленточки и обрывки воздушных шаров. Наверное, здесь было красиво. Несколько флаконов с духами уцелели — Зойсайт берёт восковую монетку-пробник и вдыхает аромат, рассматривая рекламный буклет: на фото девушка в венке из розовых роз, идеально-круглые капли росы блестят на идеальных лепестках. «В основе композиции отборные сорта королевской сентифолии». Сладкий запах с лёгкой кислинкой, совсем как настоящий…       Что-то шуршит, и, обернувшись, он сжимает магию в кулаке. Опять крысы? Эти твари расплодились, разжирели, вконец потеряли страх!.. Но нет. Просто человек. Худая девчонка забилась в угол между стендами Kenzo и YOHJI, уткнулась лбом в колени. На её слипшихся волосах сияют блёстки-сердечки, которые осыпаются с потолка.       Не интересно.       Спрятав флакон с духами, Зойсайт подходит к окну. Рекламный щит выцвел и покосился, но ещё можно разглядеть слоган: «Do you have the bunny inside?» Над дорогами, как надгробия, нависают потухшие светофоры, мутные лужи сереют на асфальте. В одной из них призраком отражается статуя позолоченного кирина — символа удачи и благополучия. Кто-то нацепил на него венок из пластмассовых цветов. Только такие скоро останутся.       По стеклу неспешно ползёт коричнево-серая муха.       — Милорд, мы закончили.       Йомы возникают перед ним, растолстевшие от энергии.       — Тогда возвращаемся.       — А эта?       — В ней жизни с кошачий лоб.       Девчонка поднимает чумазое лицо: рот у неё перепачкан в шоколаде, на носу висит прозрачная капля.       Яша делает к ней шаг.       — Ты не расслышала? — говорит Зойсайт. — Мы возвращаемся.       Вихрь вишнёвых лепестков уносит его прочь от зловония и надгробий. Из волн магии проступает знакомый замковый коридор, пульс Металлии громко бьётся в каменных стенах. Двери большого зала закрыты, значит, её величество велит ждать.       — Чёрт!       — Ещё чуть-чуть, милорд.       Ждать вместе с этими убожествами?       Лорд Джедайт прижимается к стене. Под глазом у него синеет фингал, рукав мундира закатан, ткань обгорела, на запястье алеет пятно, а Тетис вертится вокруг него и смазывает рану целебным составом — с таким сосредоточенным и сострадательным видом, будто она вовсе не глупое уродливое чудище.       Зойсайт, как верный товарищ и просто хороший человек, создаёт в ладони кристалл льда.       — Не приближайся, — вздрагивает Джедайт.        — Почему? Надо приложить к ране холодное.       Верный товарищ перекатывает льдинку между пальцами, а страдалец следит за ней влажным больным взглядом. Дурак. Если чего-то боишься, окунись в это с головой. В лёд, в пламя, в полчища крыс.       — Дай угадаю: синяк в подарок от Макото, а ожог — от Рей, — продолжает Зойсайт. — Никак не можешь совладать со своими маленькими узницами? Я начинаю думать, что тебе нравится, когда женщины тебя колотят…       Джедайт презрительно молчит. Несчастный идиот. От его гордости давным-давно ничего не осталось.       Пробудившись от Вечного Сна, он больше не спит — не может, — и лицо у него опухло, а руки всё время трясутся, будто у запойного алкоголика. В бою он бесполезен, поэтому королева поручила ему разбираться с узницами, но даже это простое задание Джедайт выполнить не способен. Он не добился ни слова от Венеры и Меркурий, он не может угомонить агрессивных Юпитер и Марс — первая кулаками пробивает каменные стены темницы, а вторая научилась чертить огненные офуду даже в кандалах.       На самом деле, решение простое: надо сломать девчонкам пальцы. Колдовать без рук они не умеют. Но Джедайт, похоже, никак не может додуматься до очевидного ответа. Подсказать ему?       Обойдётся.       Залечив ожог, Тетис встаёт за спиной хозяина и бросает на Зойсайта короткий злой взгляд. Разве что не скалится и не рычит. Любят женщины страдальцев, вот Берилл тоже вцепилась в немощного пустоголового Эндимиона…       — Друг мой, тебе необходим ледяной компресс и крепкий долгий сон, — смеётся Зойсайт. — Ты похож на живой труп.       — Не больше тебя.       Чепуха.       Пышные локоны Зойсайта блестят как медь, на щеках у него лёгкий румянец, а на кожу магией нанесён ровный здоровый тон. И клеймо-спрут надёжно скрыто за высоким воротом. Зойсайт живее всех живых. Новая колкость уже вертится на языке, но двери распахиваются и приходится молчать.       Великие Радужные Демоны проплывают мимо: священник, разрушивший свою церковь, художница, сжёгшая свои картины, чудище из стали с лапами-клинками, демон-обезьяна, который едва не откусил голову своей внучке…       Элита. Все страшные, как пламя ада. Своей королеве под стать.       В тронном зале Зойсайт незаметно ёжится от сквозняка. Заметно, низко и очень уважительно он кланяется — Берилл сидит неподвижно, прямая как штык, только нервные пальцы кружат над шаром. Тьма добралась до её глаз, оставив чёрные дорожки на скулах и на щеках, будто разводы от туши, и вряд ли теперь королева видит что-то, кроме мрака. Над её головой пульсирует багровое сердце Металлии.       — Что с пленницами?       Это к страдальцу.       — Сейлор воины полностью в нашей власти, — мямлит Джедайт, — ваше величество, их сопротивление слабеет с каждым днём, они подчинятся воле великой богини и отрекутся от принцессы, они…. дайте мне ещё немного времени, и я обещаю, что они будут…       Он бормочет привычную мантру, а Зойсайт зевает, не открывая рта. Зал пуст. Глазу отдохнуть не на чем. Кунсайт до сих пор не вернулся… вместе они сильнее, Берилл и сама это знает, зачем продолжает их разлучать?..       У ног королевы сидит Эндимион — её ручная собачонка. Безвольные руки лежат на коленях, подбородок опущен, магия подчинения держит его за шкирку, будто невидимая булавка, чтобы не упал и не уткнулся лбом в землю, задницей вверх. Иногда королева касается его плеча, проверяя, на месте ли её принц, и тогда он кривит губы в усмешке, больше похожей на гримасу боли.       Какая ирония. Мираж, за которым Берилл бежала через время и пространство, предала все клятвы, нарушила все законы человеческие и небесные, превратился в безмозглую куклу.       Зойсайт не помнит, что сделал или не сделал Эндимион. Но этот несчастный тупица, который теперь валяется под каблуком королевы, был принцем Земли, и всё, что случилось с его планетой и его свитой, — его ответственность. Он мог жениться на Берилл, мог соврать, мог случайно уронить её с балкона… Но он мнил себя рыцарем в сияющих доспехах, порядочным, добрым, честным, белым чистеньким хорошим мальчиком, и вот к чему это привело.       Порез на щеке Зойсайта давно затянулся, но задетое самолюбие болит до сих пор. Он с трудом сдерживает злорадную усмешку.       А страдалец, похоже, закончил бухтеть. Голова у него наклонилась, рот приоткрыт, вот-вот слюна потечёт, как у идиота. Наверное, Берилл воскресила его, чтобы хоть кто-то в этом треклятом замке выглядел более жалко, чем её жених…       — Мне донесли, — говорит она, — что сегодня ты пощадил смертную, Зойсайт.       Донесли.       Йомы потеряли всякий страх теперь, когда Металлия сделала их продолжением своей Тьмы.       — Ваше величество, мы бы потратили больше сил, чтобы извлечь энергию из той девчонки, чем…       — Мы не разрешали милосердие. Мы хотим, чтобы планета была уничтожена, а все люди истреблены. — В ее лице мелькает что-то осмысленное, что-то, похожее на отчаяние. — На Земле не осталось ничего, достойного сохранения.       Зойсайт покорно склоняет голову. Презрение королевы к миру — следствие только её собственных разочарований и неудач. Она сама как выцветший пластмассовый бутон.       Знакомый свет портала рассекает тьму, и Зойсайт больше не думает ни о королеве, ни о жутких ненастоящих цветах.       — Свободны, — бросает Берилл.       Она позволяет остаться только Кунсайту и своему драгоценному принцу, а полудрагоценных лордов отсылает прочь. Двери тронного зала смыкаются. Несколько мгновений Зойсайт стоит перед ними, пока за спиной не раздаётся мерзкое злорадное хихиканье — чёрные йомы, личная свита королевы, пялятся ему в затылок. Они смеются всё время, их веселье уже не отличить от истерики, но Зойсайт проходит мимо с высоко поднятой головой. Не хватало ещё позволять какой-то черни портить ему настроение.       А вот Джедайт едва ли способен держаться, как положено Ши-Тенно. Он висит на плече Тетис, словно полуобморочная девица, и хватает воздух открытым ртом. Вечный Сон разрушил его лёгкие.       Нефрит был хотя бы смешным.       Смешной дохлый Нефрит.       — Лорд Зойсайт, сегодня я собрала энергию тысячи человек. — Вина, Зелёный Радужный Демон, выступает из тьмы. Её огромные крылья достают до потолка, и Зойсайт слышит тихое шуршание, похожее на шёпот. — Сотню мне удалось обратить в демонов.       — Прекрасное пополнение для нашей великой армии.       — Некоторых я нашла в национальном музее.       — Ты отлично справляешься.       — Во славу вечной тьмы!       — Во славу вечной тьмы.       Закончив бессмысленный диалог, она кланяется и уходит. Белое перо опускается в ладонь Зойсайта. Он быстро прячет его в карман, а потом, щёлкнув пальцами, переносится прочь. Когда вишнёвые лепестки рассеиваются, он подносит к носу платок, чтобы не захлебнуться в зловонии — под землёй даже флуоресцентные грибы, облепившие замок, жить не хотят, здесь воздух насквозь пропитался гнилью и плесенью. Среди теней мелькают тонкие юркие хвосты, какая-то крыса оглушительно, почти по-человечески визжит, и Зойсайт с трудом сдерживает дрожь. Нет, он не боится. Только совсем чуть-чуть. Он зажигает в ладони огонёк, не вслушиваясь, не глядя под ноги. Магическое пламя недовольно трепещет, но Зойсайт упрямо удерживает его и идёт вперёд, к самой тёмной клетке.       За прутьями свет выхватывает лицо Сейлор Венеры — нахмуренные брови и недовольно искривлённый рот:       — Опять ты?       — Прости, что разочаровал.       В прошлый раз к ней спускался Кунсайт. Она явно ждала его сегодня, выставив тонкую лодыжку в узкой туфле и изящно уложив длинную косу на плечо. И лямка платья тоже не случайно упала с её плеча.       — Мой ответ не изменился. Неважно, кто из вас будет спрашивать.       У неё ясные голубые глаза, которые кажутся огромными на бледном худом лице, а губы розовые. Специально кусала.       — Если ты не отречёшься от Сейлор Мун, то умрёшь.       — Мы все умрём. Но не все будем достойны воскрешения.       Венера не машет кулаками, не пытается колдовать, даже не требует каждый день новую книгу, как Сейлор Меркурий, но всё равно она невыносима.       — Твои подруги давно согласились, — говорит Зойсайт. — А ты здесь сгниёшь.       — Мои подруги никогда не согласятся.       Ни капли сомнения. Никакого страха перед смертью. В окружении сырых стен, цветущих плесенью, в темноте, где только шуршание крыс нарушает тишину, она держит себя так, будто не проиграла.       — Здесь у меня много времени, чтобы вспоминать, — продолжает Венера, — и я вспоминала Серебряное Тысячелетие. То, как вы предали Эндимиона, как предали самый прекрасный из миров…       — Избавь меня от своего эскапизма.       — Зло затуманило твой разум, но в глубине души ты ведь понимаешь, как всё должно быть и кто твой настоящий правитель, Зойсайт. Ты был принцу другом… мы все были друзьями. И у тебя ещё есть шанс выбрать правильную сторону, шанс на искупление. На прощение.       — Что? Ты со мной торгуешься?       Она качает головой. У неё лицо подростка, но выражение… будто она и правда могла вспомнить всю тысячу лет после падения Серебряного Тысячелетия.       — Тебе нечего мне предложить, лорд Зойсайт. Со мной доброта и правда, и это сокровища, ценнее которых не существует. Но я могу предложить тебе выбор. — Она улыбается, обнажая ровные белые зубы. — Я знаю, что наш милый лунный кролик прощает всех, кто искренне раскаивается. Исцелять и прощать — это её природа.       «Do you have the bunny inside?», вспоминает Зойсайт.       Пламя в ладони пляшет и растёт, и одного движения хватит, чтобы спалить смазливую снисходительную мордашку.       Вдалеке снова визжит неугомонная крыса.       — Наивная дура, — отвечает он. — Ваша драгоценная принцесса принесла нам Серебряный Кристалл. Вы отдали за неё жизни, а она всех подвела.       — Мы сделали то, что должны, и мы бы сделали это снова.       — Ерунда! У вас просто не осталось надежды. Признайся, ваше самопожертвование было жестом отчаяния!       — Нет, это был жест любви. Любовь поступает именно так: безнадёжно и бесстрашно.       У Зойсайта сводит скулы, как от зубной боли.       — Она проиграла. Ваша принцесса со всей вашей любовью.       Венера вздыхает, изящно взмахнув длинными ресницами. Тень от них ложится на точёные скулы, тронутые лёгким румянцем.       — Она никогда не проигрывает.       Огонь обжигает руку — вздрогнув, Зойсайт сжимает пальцы. Становится темно.       — Ты не знаешь, как всё было, — цедит он. — Никто не преграждал путь Сейлор Мун, её не встретила армия демонов, Металлия не обрушила на неё вихри и грозы. Пока вы замерзали в снегах, Сейлор Мун вошла в замок. В покои королевы. И увидела Эндимиона с Берилл в ситуации, которую не стоит видеть юным невинным девам… Тогда она разрыдалась, отшвырнула Серебряный Кристалл и осталась лежать в луже собственных слёз. Вашу принцессу убила любовь.       Жаль, не рассмотреть лица, но Зойсайт слышит ошарашенное молчание, и этого достаточно. Он всегда умел быть убедительным. Он телепортируется. Пусть Венера побудет во мраке и одиночестве, пусть посмакует своё безвыходное положение, свою бесполезную жертву! А он вернётся к ней. Позже. Без Кунсайта. Кунсайт не подыграет, не скажет ничего, порочащего честь королевы…       Зойсайт сбрасывает мундир и встает под душ, но холодная вода не остужает горячей головы.       Доброта и правда. Самая ценная валюта. Вот только с кем ты можешь ею рассчитаться, а, Сейлор Венера?       Он смотрит в зеркало. Там отражается чёрный спрут — тавро Металлии на груди Зойсайта, знак раба, который подвёл хозяйку.        Зойсайт не помнит первую смерть, но воспоминания о второй ещё свежи. Он не попал в подземный мир. Его не ждала река Сандзу, которую должен переплыть каждый грешник, он не коснулся судебного древа, ему не явился царь Дайо-вершитель, не было ада, не было расплаты, не было искупления и перерождения. Не было места, где можно ждать Кунсайта.       Слуги Металлии выдернуты из великого круговорота.       Он должен радоваться, что снова жив, но отражение в зеркале недовольно кривится. Мокрые пряди облепили лицо, земное агонизирующее солнце легло на кожу неровным загаром, треклятые алые точки не хотят уходить. А у Венеры кожа гладкая, белая, тьма не сжирает её изнутри…       Зойсайт представляет, как по лицу девчонки расползаются гнилые пятна, как черви пожирают её глаза, выглядывают из ноздрей и ушей. Ему становится немного легче.       Набросив халат, он идёт через покои. Ангельское перо летит за ним следом. В спальне он раздвигает шторы, чтобы по комнате расползлось скудное солнце. От такого уже ничего, кроме прыщей, не дождёшься. Зойсайт снимает с пера заклятие-иллюзию и, сев на постель, рассматривает находку Вины. Это свиток. Рисунок. Неизвестный дзенский монах изобразил маргаритку, серую, тусклую, будто не цветок, а лишь его тень — там, где выглянули лепестки, тушь бледнеет, сливаясь с белизной рисовой бумаги. У полураскрытого бутона нет ни одной чёткой грани. Подписи тоже нет, но Зойсайт знает: маргаритка означает надежду.       Вина, ты неподражаема.       Благодаря этой странной йоме на туалетном столике Зойсайта среди косметических масел стоит древняя курильница из храма Тодай-дзи; рядом лежит танцевальный веер май-оги, расписанный хризантемами; на прикроватной тумбочке восседает серебряный будда с раскрытым лотосом в ладонях.       Над ним Зойсайт вешает маргаритку, признавая их с буддой несомненное родство. Потом он притягивает к себе флакончик «королевской сентифолии», которую забрал из торгового центра, и окружает тело нежным ароматом, будто щитом. Закрыв ладонью тавро на груди, Зойсайт стоит неподвижно, ограждённый чистой, ничем не тронутой красотой…       Не получается. Не помогает.       И шея чешется.       Хочется скрести её. Разодрать до мяса. Хочется погрузить руку в плоть, вытащить чёрные склизкие щупальца, унять невыносимый зуд…       Переждав приступ злости, Зойсайт тянется к ларчику с косметикой. Он втирает гель из сока алоэ в воспалённую кожу, наносит фруктовые масла на волосы, лицо и руки, сладким маслом смазывает губы. Потом он падает на подушки и погружается в сон, муторный, липкий и холодный, похожий на приступ паники: вопли и хохот, дворцовый шпиль, воткнутый в небо, невеста, которую выбрала для него богиня-луна, алое поле паучьих лилий…       Он просыпается. Осознаёт, что его накрыли одеялом, осознаёт, что рядом знакомое тепло, и приникает к теплу, как растение.       — Я привёз тебе подарок.       Влажные белые пряди прилипли к плечам Кунсайта. Капли воды ползут по широким плечам. Зойсайт обнимает его, делает глубокий вдох, снова и снова, но не слышит чужих запахов.       А может, у Берилл уже нет запаха?       Пусть она расчерчена чёрными полосками-стигмами, пусть похожа на треснувшую копию самой себя, она всё ещё женщина. И её слово закон. Зойсайт не может осуждать её: ничтожный Эндимион, безвольный и обмякший, наверняка уже и не мужчина вовсе…       — Пришлось задержаться в Киото. Сокровищница императора полна артефактов, которые нужны королеве, но я хотел найти для тебя самое прекрасное из сокровищ.       Он достаёт зеркало — маленькое и светлое в его крупной смуглой ладони. Золотая оправа, россыпь сияющих драгоценных камней, на обратной стороне вырезан подсолнух, выпуклые лепестки широко распахнуты. Будто тянутся навстречу. Когда Зойсайт касается их, чувствуется тепло. Они нагрелись от тела.       Кунсайт поворачивает его руку так, чтобы в зеркале отразилось лицо: ресницы у Зойсайта слиплись, на правой щеке след от подушки.       — Ничего красивее я не нашёл.       К лицу Зойсайта приливает румянец.       Комплименты его лорда всегда просты и прямолинейны, но эта ничем не приукрашенная искренность трогает сильнее, чем самые изящные стихи. Положив подарок у ног будды, Зойсайт привлекает Кунсайта к себе и целует, касаясь чистой кожи на его груди, не изуродованной тавром.       — Это правильно, что её величество не оставила на вас клейма, — говорит он. — Ей не нужно сомневаться в вашей верности. Что бы ни случилось.       На лице Кунсайта мелькает уязвимое, виноватое выражение. Напрасно. Зойсайт его не винит. Только себя — за глупость. Ему пришлось умереть дважды, чтобы понять: смерть бессмысленна, по ту сторону ничего нет, надо бежать, спасаться, а если умирать — тогда только за любимых.       Кунсайт заправляет за ухо прядь его волос, кончиками пальцев гладит виски и скулы. Нежно, будто держит в руках одну из хрупких роз, которые умеет призывать из многомерного хаоса. Они быстро увядают в мёртвых стенах Тёмного Королевства, но Кунсайт создаёт их снова. Это круговорот. Их персональная сансара. Хотя Зойсайт вовсе не уязвимый цветок — любовь в нём сплавлена с отчаянием в раскалённый металл. Она жжётся, и спрут за его рёбрами недовольно шипит. Любовный жар вытесняет его — только так можно отвоевать у клейма хоть немного свободы. Заставить его замолчать.       Сколько у них ещё времени? У них ещё есть время?       Он целует Кунсайта в губы, в подбородок, а потом кусает в плечо так, чтобы остался след, и сам подставляется под поцелуи. Кунсайт аккуратен, никогда не причиняет боль. Он всегда был ласковым любовником, а теперь, после смерти, стал ещё нежнее. Будто Зойсайт может рассыпаться от неосторожного движения. Будто Кунсайт в этом виноват. Зойсайт прижимается ближе — пусть его лорд насквозь пропитается ароматом сентифолии, пусть не сможет его смыть, чтобы любой или любая учуяли… От ревности мутится в голове. Это глупо. Зойсайт знает. Он нетерпелив, он не умеет впитывать наслаждение вдумчиво, когда от желания всё горит внутри и когда время бежит, утекает, как песок сквозь пальцы. На бёдрах Кунсайта кожа блестит от пота — Зойсайт снимает капли губами, ведёт по члену языком, вбирает его в рот, проталкивает в горло... и заходится в приступе кашля.       — Тише. — На макушку ложится рука, мягко тянет назад. — Нам некуда торопиться.       Неправда. Им надо торопиться, скоро конец света, а потом их ждёт слепое глухое ничто, без наказания и без прощения, и от этого глаза щиплет, будто в них попал тот самый время-песок. Глотку снова стискивает спазмом. Кунсайта сотрясает ощутимая дрожь, но он не даёт продолжить. Отталкивает. Зачем? им же хорошо?..       — Иди сюда.       У Зойсайта течет из носа и подбородок мокрый от слюны. Он вытирает лицо тыльной стороной ладони. Наверно, то ещё зрелище; куда делось зеркало?.. но Кунсайт обнимает, прижимается ртом ко рту, целует в щёку, в шею, в некрасивые красные пятна, и трогает спину, ягодицы и бока так жадно, будто любуется.       — Можно? — спрашивает Зойсайт.       Кунсайт выдыхает ему в ухо, по шее и затылку бегут горячие мурашки. Он гладит член Зойсайта ладонью, скользкой от сока алоэ. Раскрывает бёдра. Он отдаётся с тем же наслаждением, с каким умеет брать сам, сжимает в самом тесном из объятий и ни на мгновение не отводит взгляда. Смотрит зорче любых зеркал. Его магия чернее чёрного, он управляет вероятностью пространств и времён, прошлых и будущих, но сейчас в серых демонических глазах только настоящее — его, Зойсайта, отражение. Унылым дзенским маргариткам никогда не заслужить такой взгляд.       …но сколько ещё осталось? Сколько им ещё можно быть так?       Зойсайт движется отчаянно и торопливо, сбиваясь с ритма, забывшись, зажмурившись, и Кунсайт ловит его лицо в ладони. Гладит. Удерживает рядом с собой, обняв всем своим сильным телом. Зойсайт лижет его пальцы. Берёт большой в рот, сжимает губами, ощущает ответную дрожь и кончает с глухим стоном. На языке остаётся горький привкус. От сока. Зойсайт опускается на плечо своего лорда, вцепившись в него так, что на коже завтра будут синяки. Это глупо. Но на мгновение Зойсайту кажется, что если очень крепко сжать кулаки, можно заставить время остановиться.       Справа безмятежно улыбается толстый всезнающий будда. Подсолнух у его ступней лежит как приношение, а раскрытый лотос в полумраке кажется белее белого. Зойсайт укладывает голову на плечо Кунсайта — щека сразу прилипает к разгорячённой коже. Это приятно. А еще приятно думать злорадную мысль: он может взять то, чего не может взять никакая женщина, никакая ставленница Венеры, будь она хоть трижды наипрекраснейшей.       От Кунсайта исходит жар — этот жар может растопить любые страхи, надо только произнести их вслух.       — Королева обвинила меня, якобы я проявил милосердие к смертной.       — Ты проявил?       — Нет. Может быть. Я не знаю. Я думал, мое решение было рациональным… — Почти по-предательски звучит. Почти по-заговорщически. — На небе вот-вот погаснет солнце, но ей, кажется, всё равно. Конечно, мне тоже безразличны люди, мне нравятся некоторые из вещей, которые они умеют создавать, только и всего…       Он жмурится от удовольствия, когда ладонь Кунсайта с поясницы скользит ниже.       — В Киото мне встретились новые сейлор воины, — говорит Кунсайт.       — Чего они хотят?       — Добра и справедливости. Ничего нового.       — Вы рассказали о них королеве?       Он кивает.       Конечно. Конечно он рассказал. Его лояльность Берилл не поколебать и тысяче смертей, и Зойсайту хочется оставить на его теле ещё несколько засосов. Недостойное желание, ребяческое, поэтому он закидывает ногу на бёдра Кунсайта и обвивает его как плющ.       — Новые воины назвались Уран, Нептун и Плутон. Сильные маги, королева велела пленить их, чтобы выкачать энергию.       — Три? Ещё три могущественные волшебницы?! Позвольте мне пойти с вами!       — У тебя другая задача.       — Прошу вас! Йомы развалят Токио и без моей помощи!       — Я не стану больше тобой рисковать, и мы не будем это обсуждать.       Надо бы оскорбиться, но слова Кунсайта продиктованы любовью — Зойсайт знает, он лежит на груди и здесь хорошо слышно, — поэтому он говорит:       — Я сделаю, как велит мой лорд.       В комнату вползает жёлтый солнечный луч. Яркий. Давно таких не было. Он добрался до постели, упал им в ноги и замер, будто пришёл чего-то требовать.       Если боишься — просто сделай, напоминает себе Зойсайт. Как с крысами.       — Вы помните Серебряное Тысячелетие?       — Почему ты решил спросить?       Та девчонка лишь очередная крыса.       — У меня в голове сплошной туман, когда я пытаюсь что-то вспомнить… Может, в вашей памяти кто-то остался. Он или она. Кто-то, кто был для вас важен…        — Чем я заслужил твое недоверие? Разве хоть раз я давал тебе повод?       Бесполезно хитрить, Кунсайт читает его как открытую книгу и его приступы ревности считывает на лету.       — Я доверяю вам. Но не им.       — Кому «им»?       — Им. Всем.       — Ты явно переоцениваешь мою привлекательность.       — Вовсе нет, в вопросах привлекательности я вполне компетентен!       — Тогда я должен положиться на твою экспертную оценку, да? — Кунсайт смеётся. Его ладонь задумчиво гладит плечо Зойсайта, будто чертит незнакомые заклятия. — Что бы ни было в Серебряном Тысячелетии, оно осталось в прошлом. Моё настоящее здесь.       Ладно. Ладно, думает Зойсайт, на таких условиях можно встречать конец света, и не стоит больше оскорблять своего лорда подозрениями. Мало ли вокруг смазливых девиц, не переживать же из-за каждой…       Засыпая, он чувствует, как Кунсайт чертит на его коже перевёрнутые восьмёрки.