Солнце

— Шиди Лю, какой сюрприз. Лю Цингэ всегда сотрясал чертоги Верхних Небес, и остальные небожители привыкли регулярно слышать о его блестящих победах и подвигах. Отданная ему территория неизменно лидировала в списке по ликвидации нечисти, его дворец всегда был полон духов и богов Средних Небес, а очередь желающих нести ему службу или хотя бы приглядывать за его оружейными измерялась десятками сотен человек. Количество фонарей, зажигаемых в его честь в Праздник середины осени, оставалось стабильно огромным в течение долгого множества лет. Блестящая, безукоризненная небесная карьера происходила из блестящего, безукоризненного человеческого прошлого. Будучи доблестным генералом несколько веков назад, Лю Цингэ справедливо и честно вознесся под звон Небесного колокола. Однако, став божеством бессмертным и сильным, он не потерял в облаках своей настоящей сущности воина. Он тренировался каждый день даже несмотря на то, что его навыки владения мечом уже превосходили самые высокие оценки древнейших мастеров. Казалось, для него не существовало ни рамок, ни пределов. Только один изъян находился во всей его совершенной натуре — чрезмерная воинственность, что перетекла в некую враждебность. И только одно существо во всех трех мирах могло найти к нему подход — первый бог литературы Шэнь Цинцю. Конечно, с ним Лю Цингэ не бросал меча и не переставал хмуриться, но становился будто тише и покорнее настолько, насколько он вообще покорнее мог быть. И лишь Шэнь Цинцю был единственным божеством в чертогах Верхних небес, чей дворец Лю Цингэ посещал добровольно и весьма часто. — Премного рад тебя видеть. — Взаимно, — кратко отрезал Лю Цингэ, склонившись в приветственном жесте. Духи и помощники тут же оживились и начали подносить подушки, чтобы усадить дорогого гостя. Лю Цингэ, не говоря ни слова, принял все хлопоты и сел подле Шэнь Цинцю. — Так… Как проходят тренировки? Какими новостями хочешь поделиться? — Снова отправляюсь в дозор богов войны. — Вот как, поздравляю! Шиди Лю, ты делаешь невероятные успехи, не сворачивая с намеченного пути! Поздравляю, поздравляю от души. Шэнь Цинцю перестал скрывать улыбку веером. Он отложил его и сделал знак слуге. — Какой же раз кряду ты удостаиваешься чести состоять в дозоре? — Шестой. — Нет слов во всех трех мирах, способных выразить мое восхищение. Не выпьешь ли по чарке со мной в знак маленького личного празднества? Лю Цингэ молча кивнул. Сколько бы он ни приходил сюда, все никак не мог понять — что же случилось с тем Шэнь Цинцю, каким он был до вознесения. В старые времена, когда для первейшего бога литературы было привычным напрягать все силы и работать до изнеможения, Шэнь Цинцю человеком разгуливал по оживленной городской столице, озлобленный донельзя на всех. Они с Лю Цингэ были невольно знакомы, так же невольно общались и обоюдно терпеть друг друга не могли. Шэнь Цинцю пошел воевать от отчаяния и безденежья. Ненавидел он не только врагов, но и своих. Казалось, он ненавидел целый мир. И эта ненависть двигала им в тренировках. Он с яростью делал выпады, ударял озлобленно мечом. Только одним гневом силен не будешь, как ни крути. И пусть он был чуть старше Лю Цингэ, пусть начинали они вместе, у Шэнь Цинцю не выходило уйти дальше простого рядового, и это, казалось, убило в нем все хорошее. Он решил оставить воинское дело и поискать успеха в стихосложении. Но это было тогда, несколько веков назад. В один момент, возможно, бесконечная злоба на все и всех в нем переломилась, преобразилась во что-то новое, и вышло так, что душа его очистилась аж до самого вознесения на небеса. Или однажды он очень сильно стукнулся головой. Для Лю Цингэ это до сих пор оставалось загадкой. Но нельзя было сказать, что новый Шэнь Цинцю ему не нравился. Наоборот совсем. Мягкая, непонятно откуда взявшаяся доброта отчего-то запала Лю Цингэ в сердце. И в этом сердце она заняла какое-то особое место. — Пью за моего несравненно талантливого шиди! Пусть тебя бережет судьба, когда меня нет рядом. Лю Цингэ не проронил ни слова, но выпил. Вино приятно обожгло язык и рот, расплылось по телу и немного разогрело чувства. Шэнь Цинцю вытер мягкие губы рукой, и Лю Цингэ это заметил. И его сердце от этого задрожало. — Отличное вино. Вот бы ты почаще со мной праздновал так. Лю Цингэ беззлобно усмехнулся. — У богов войны нет времени на праздники. В мире столько зла… Кажется, будто нет его истреблению конца. — У богов литературы тоже полно важной работы! — Знаю. Я рад, что ты из той части богов литературы, которые одаривают мир людей искусством поэзии и прозы. Хорошо, что вас разделили. Думаю, те, что собирают для нас информацию о темных тварях, не находят времени и глотка вина за день сделать. — Видал я одного такого буквально сегодня. Шан Цинхуа со всеми своими помощниками просто похоронен в свитках. — И у нас этих свитков с отчетностью перед Владыкой предостаточно. Шэнь Цинцю и Лю Цингэ одновременно вздохнули, да так тяжко, будто на них свалилась кипа этих злосчастных свитков. — И все же мой шиди меня не забывает. Это так радует. — Ведь мой шисюн не забыл меня после вознесения. Как я могу отплатить злом на добро? — А я все знал наперед. Чувствовал, что мы с тобой встретимся в небесной столице. Вот и навещал тебя. Лю Цингэ усмехнулся, но невольно вспомнил о вознесении Шэнь Цинцю. Нарушая небесные законы, он давал Лю Цингэ понять, что помнит обо всем, что случилось на земле. А потом, когда и Лю Цингэ вознесся под триумфальный звон колокола, стал проявлять столько доброжелательности, сколько не проявлял за всю человеческую жизнь. Ведь она — Лю Цингэ всегда оставался честным и с собой, и с шисюном — только к концу стала похожа на человеческую, а не скотскую. — Все-то ты знал, да. Только услышав эти слова, Шэнь Цинцю засмеялся и вновь прикрыл рот веером. Лю Цингэ пожалел, что не может просто забрать этот веер и налюбоваться своим красивым богом литературы. — Не желаешь пройтись в саду при дворце? *** Двое богов ступали по дорожке божественного сада, только мельком поглядывая на роскошные диковинные цветы. Лю Цингэ глядел на Шэнь Цинцю, пока он что-то говорил, помахивая у лица веером. — Когда у меня гостят наши уважаемые коллеги, этот сад заполняется громкой толпой. А здесь все чахнет без покоя. Больше двух человек цветы не выносят, а кто я такой, чтобы им указывать? Они тут хозяева. — Я понимаю. Наши уважаемые коллеги… — Ты тоже не выносишь шума, — быстро прервал Шэнь Цинцю, чтобы не допустить богохульства. — Может, ты цветок из моего сада? Лю Цингэ остановился. — Что-что? — Ах, Шиди Лю, не принимай так близко к сердцу. Просто шутка. Идем, мы ведь только-только вышли, — пальцы Шэнь Цинцю коснулись запястья Лю Цингэ мягко и трепетно. Он потянул за собой, и Лю Цингэ, прославленный и безжалостный бог войны, не сумел воспротивиться. Он шагал вперед, а чужая рука все не отпускала, только с запястья скользнула ниже. Теплые пальцы обхватили ладонь Лю Цингэ. Он весь замер. Они шли, держась за руки. Шэнь Цинцю преспокойно осматривал свой сад, а у Лю Цингэ в голове не укладывалось — что происходит? Яркое солнце небесной столицы лучами подобралось к подолам белого одеяния Лю Цингэ, золотой лужей растеклось у его ног. Лю Цингэ и сам плавиться готов был. Его личное солнце сейчас было совсем-совсем близко. — Шиди Лю? Все хорошо? Ты задумался о чем-то? Шэнь Цинцю оставил веер висеть на запястье, а сам улыбнулся так лучезарно, что Лю Цингэ почувствовал себя не богом войны. Он почувствовал себя Владыкой, Императором богов, способным на любые свершения. Хоть сейчас хватай меч и бросайся в бой с Ло Бинхэ, градоначальником демонической столицы. Лю Цингэ долго думал, что бы ответить. Долго хмурился и подбирал слова, чтобы объяснить чувства в полной мере. Но не успел он и рта раскрыть, как Шэнь Цинцю остановился у самых золотых ворот. Руки не отпустил. — Шиди Лю… Лишь рывок, в памяти Лю Цингэ уже потерянный, — и он коснулся чужого лица. Неосторожно, словно наугад, Лю Цингэ поцеловал Шэнь Цинцю и попал на мягкие губы. То ли вино взыграло, то ли чувства перелились за несколько веков через край. Лю Цингэ не знал и думать не хотел. Все, что хотел, он сделал. Не встретив сопротивления, не почувствовав рук на плечах, Лю Цингэ стал целовать мягче и аккуратнее. Приятное теплое чувство окутало его, как туман, и он прикрыл глаза. Почувствовав слабое движение и отклик, Лю Цингэ заметил, как Шэнь Цинцю веером закрыл их лица и их поцелуй. В груди сердце застучало так, словно он и правда бежал в бой в числе первых. Лю Цингэ оторвался от желанных губ и осмотрел лицо Шэнь Цинцю, пышущее красотой. Он не потянулся вытирать рот, только закрыл веер и смущенно, чуть улыбаясь, опустил взгляд. — Шиди Лю, ты всегда меня перебивал. Даже сейчас перебиваешь. Но я не буду ничего говорить. Ты все сказал за меня. Лю Цингэ молчал. Только внутри чувствовал, какое счастье по капле его наполняло. — Ох, проказливое солнце попало в твои волосы. Шэнь Цинцю протянул руку, пальцами прошелся по черным волосам, но золотой солнечный блеск все равно остался на них. Не поймать. Лю Цингэ перехватил его руку так, что веер снова повис на запястье. — Мое солнце, — Лю Цингэ неловко улыбнулся, — сейчас со мной. Шэнь Цинцю тоже мимолетно улыбнулся. Закатный луч все слепил золотом. А глаза Лю Цингэ слепили его счастьем.