Чёрно-белые сны

Сны, которые каждую ночь видит Габен, - нарочито чёрные, будто свежее чернильное пятно на тетрадном листе. Острым куском гранита впиваются они в опустошённое сознание Мастера вместе со свежей ночной темнотой, заставляя того непроизвольно сжиматься в комочек и крепче натягивать на себя край пушистого одеяла в клеточку. Видения, приходящие в сумрачной тишине к Гексли, – другие. Их цвет – молочно-кремовый, совсем как ложечка сливок в крепком дымящемся чае. Только сливки эти – обжигающе горячие, как сама душа неуёмного Советчика. Габену вечно холодно. Ледяная маска неприступного интроверта проникает и в мир его иллюзий, рассыпаясь мелкими осколками и теряясь в бескрайней стране снов. И Мастеру ничего не остаётся, кроме как бродить босиком по заснеженной равнине и ждать, пока из-за скалистых гор наконец выглянет долгожданное солнце. Гексли же медленно, но верно сгорает. Сгорает от собственного тепла, знойными лучами пронизывающего землю в крупных трещинах. Кажется, и сегодня здесь не будет дождя – на бирюзово-голубом небе нет ни облачка. Мастер всегда одинок. В его спутанных снах – тысячи дорог, но ни одна из них не пересекается с другой. Габен сам идёт по своему пути, и пыльная буря, заметающая тропинку перед ногами, принадлежит лишь ему. Гексли окружают тысячи лиц. Шумная толпа мелькает перед его глазами, заполняя собой всё окружающее пространство. Удел Советчика – оживлённая городская площадь, кишащая людьми и событиями, которые они привносят в его лёгкую жизнь. Меланхолия – любимое чувство Габена. В его комнате всегда играет печальная музыка, даже пока он спит. Запах свежей акварели никогда не покидает занавешенное шторами помещение, какой бы сильный ветер не бил в окна. Дуал Мастера не грустит никогда. Хоть его глаза и полуприкрыты от усталости, скопившейся за день, на лице отчётливо играет мягкая беспечная улыбка. Встречаются они всегда неожиданно. Просто в какой-то момент одинокой фигурке надоедает ёжиться от холода, и та, завидев в своей заснеженной стране зыбкий силуэт, делает к нему шаг навстречу, робко протягивая озябшие руки. А тот с затаённой радостью подхватывает её на руки, щедро делясь накопившимся теплом. Волосы Гексли небрежно взъерошены и пахнут смесью корицы и кардамона. Габен на секунду отвлекается от восприятия своего опостылевшего мира и полной грудью вдыхает новый аромат, носом утыкаясь Советчику в плечо. Тот, внезапно засмеявшись, тянет Габена на себя, и в следующую секунду оба падают на снег, уже начинающий стекать на землю талой водой. Их голоса разносятся далеко вокруг, разрушая их странные чёрно-белые сны и превращая их в другой, более правдоподобный и реальный. Яркие краски заполняют пространство, и вместе с его постепенным изменением меняются и сами дуалы. Гексли тяжело и рвано дышит, накрывая губы раскрасневшегося от его тепла Мастера быстрым поцелуем. Габен, состроив равнодушно-холодную мину, уворачивается, но через секунду сам тянется к дуалу, мягко, но настойчиво пытаясь потянуть вверх хлопковую ткань футболки. Пальцы Мастера, на удивление, оказываются тёплыми, и даже сквозь нежную кожу отчётливо чувствуется жар тела. Советчик загадочно улыбается нахальному дуалу, и через секунду тот оказывается плотно вжатым в мокрую землю. Прилипшие к ней волосы пышными светлыми прядями стелются за спиной, передавая поразительно яркий контраст двух миров. Габен прижимается к Гексли сильнее, царапая спину. Маска отстранённости падает с его лица сразу же, как только первый стон срывается с губ. Два тела сплетаются воедино, окончательно соединяя обе краски – чёрную, задумчиво-печальную, и белую, обжигающе-палящую. Волна удовольствия накрывает обоих, взрываясь где-то внутри яркой радугой. Мастер задумчиво отстраняется, пальцем выводя на груди экстраверта витиеватый узор. Тот же картинно откидывает голову набок, притягивая Габена ближе и устремляя взгляд куда-то вдаль. Стиснутый в объятьях Мастер улыбается краешком губ, поворачиваясь в ту же сторону. Небо, в которое так пристально вглядываются две фигурки, сегодня поистине великолепно. Вопреки всем законам природы, его цвет вовсе не голубой. Яркие радужные полосы смешиваются с чёрно-белыми, в своём сочетании составляя великолепную картину. Картину, нарисованную их снами. Их чёрно-белыми снами. И их личным, пусть и таким по-дуальному странно-неповторимым, счастьем.