Менеджер

День открытия это крайне волнительное событие. От яркого цветного света, заполонившего помещения, Скотту уже было дурно. Он слепил, вызывал помутнения сознания. Громкие звуки, доносившиеся отовсюду отвлекали, было тяжело сконцентрироваться на чем-то одном. Дети толкали его, беззаботно бегая по начищенной черно-белой плитке, кто-то уже успел опрокинуть на белый квадратик пластиковый стакан с газировкой. Скотт пожелал бы спрятаться от всего этого шума и хаоса. Странно, что ему это хотелось. Он уже пятнадцать лет был менеджером, никуда не двигаясь по карьерной лестнице. У компании Фазбер, на которую он и работал без перерыва, были определённые каноны того, как надо вести свой ресторан. Но если другие франшизы отличались какими-то обыденными правилами, отчего теряли свою индивидуальность в этом плане, то этот гигант пиццерий с аниматрониками перестарался с оригинальностью. Маленькое помещение, детские каракули на стенах, роботы, полное отсутствие окон и неуютно тусклый свет — вот так выглядела среднестатистическая «У Фредди». Но также был и другой признак: крайне низкие требования к некоторому персоналу. Пройти на должность мог любой, кто хоть частично понимал, как надо делать базовую работу. Легче всего было охранникам, хуже всего — менеджерам. И, следуя закономерности, первых можно было заменить почти мгновенно, когда вторых часто не хватало. Ведь на них лежало бремя управления всем. И ответственность за каждое неверное движение любого работника или посетителя. Из-за всей этой обстановки, как только пиццерия шла на дно, то Коутон тут же получал неплохой договор на работу в другой локации. График устраивал, зарплата была высока, условия…второй пункт их покрывал. Какими бы слухами и работе-мечте не обросла пиццерия, это была работа. Рутина. Проблемы, повторяющиеся изо дня в день. Слова, говорящиеся в определённом порядке в определённое время. То же самое давление, которое чувствовалось при решении первого в твой первый рабочий день конфликта оставалось, становилось ещё тяжелее. Скотт страдал, бесконечно страдал, напряжение вырывалось искрящими потоками невидимой ненависти к себе, своей слабости и этой компании. Мысли об увольнении его захватывали коварным и соблазнительным шёпотом. Но это всегда было лишь мыслями, которые он даже боялся озвучить. Каждое новое место требовало переезда, а значит жена и трое детей, видевшие мужа и отца ранее только вечером и на выходных, теперь совсем лишаются его. Но взамен получают средства для существования. Выбор был слишком очевиден. Может, Скотт даже не пытался сбежать. Может, он давно забыл о том, что у него нет документов уже несколько лет и они до сих пор лежат «на проверке». Он даже не уверен в том, что деньги, которые ему платят за работу, отправляют семье. Он даже не уверен, что его близкие в безопасности. — Мистер Коутон? Голос режет весь шум и мгновенно получает все внимание от Скотта. Он принадлежит тому, кто отобрал выбор. — Какие-то проблемы, сэр? — отвечает менеджер, получая снисходительный вздох. Им недовольны. Внутри что-то скребет череп. — Полагаю, таковые есть только у вас, — улыбается его босс. Движения переходят в царапанья. — Я… Потерялся? Именно это хотелось сказать. Побыть потерянным ребёнком, который ждёт, когда взрослый решил все его проблемы. Сбежать из клетки, в которую он попал. И никогда больше не думать о боли, безжалостно дробящей разум. — Я хочу, чтобы вы пришли в себя и приступили к работе. Скотт кивает, пробиваясь дрожью, и уходит прочь от своего кабинета. Внутри остаётся шрам. Один из тысячи похожих. Словно разум пытается вырваться из металлического гроба, но в отчаянии может лишь царапать крышку. Как только он выходит обратно в зал, то весь шум накатывает новой волной, но не сбивает. Коутон идёт наперерез своей воли, давит её под натиском сухих команд, которые прокручивает в своей голове. Не хочет делать это, но чувствуя спиной чужой взгляд, молча идёт вперёд. «Так будет лучше и проще», — говорил он себе, когда прекращал сопротивляться. Он давно прекратил. Скотт никогда не хотел оказываться в той комнате каждый понедельник, никогда не хотел чувствовать животный страх перед неизвестностью. Смотреть на человека, понимать, что он навредит тебе, а утром улыбаться ему, словно ничего не произошло. И не только из-за того, что хочешь забыть вечер в той комнате, сделать вид, что все в порядке. Наклоняясь ближе он говорил гадкие вещи в измученное лицо менеджера, пытающегося отвернуться. Повторяя единственное слово, Скотт просто хотел забыться. Ложь. Это ложь. Он не знает, где они. Он не знает, когда они спят. Он не знает, какие замки Эрика может забыть закрыть. Он не знает, куда пропала его дочь. — Я могу перейти на серьёзные меры, мистер Коутон. Ложь. Он никогда не ударит слишком сильно. Ему нужен целый работник. — Но я не стану…вам смешно? «Да, ведь ты стал так предсказуем», — думает Коутон, пока его звуки не становятся похожими на плачь. Ему хочется закричать, сорваться на пол и разодрать это мерзкое лицо. Но приказ был совсем иным. Чужая улыбка выражает удовлетворение, и фигура выпрямляется. — Ещё одна процедура и вы сможете отдохнуть. Скоро все закончится. Никакой боли. Никаких лишних мыслей. Для хорошего работника бесполезно тело, требующее отдыха. Когда в заднюю панель на новом черепе вставляют провода, Скотт прекращает дышать. Больше нет нужды.