Часть 1
26 сентября 2020 г. в 21:11
Оглушающую тишину скрашивал лишь быстрый и методичный стук каблуков по паркету — Джессамина смятенно и как-то растерянно ходила из одного угла комнаты в другой, будто бы меря её шагами: доходила до очередного числа, что вечно ускользало прочь от её же собственного внимания, и вновь разворачивалась, переходя к своему уже привычному и столь однообразному маршруту. Она словно бы уделяла внимание сразу всему и ничему в должной степени — скользила взглядом по своим начищенным до блеска туфлям, по массивным занавескам, плохо пропускающим солнечный свет, по люстрам и торшерам в ажурной ткани, по книжным стеллажам и подушкам, небрежно раскиданным по шелковым одеялам и тяжелым перинам. Отчего-то ей казалось, что все вокруг напоминало картину сказочную и несбыточную, полную деталей, которые она столько лет не замечала. Так привычно, так знакомо, этот своеобразный пейзаж Башни девушка наблюдала всю свою жизнь, но и он казался каким-то другим, чуждым, незначительным. Все вдруг так быстро перестало иметь значение.
Она, кажется, на секунду остановилась, неопределенно бросила что-то вслед удаляющемуся Соколову, хотя уж и сама не помнила, что именно — это тоже уж было совсем неважно; и вовсе замерла, когда за место лекаря в комнату вошел лорд-протектор. Корво, милый Корво, все такой же как и прежде — густой темной тенью он всегда был рядом, всегда на шаг впереди, он слышал и слушал, замечал больше, чем требовалось, и всегда говорил именно то, что Джессамина хотела услышать, всегда находил слова, чтобы её успокоить, но вот и он молчал, не зная, что сказать. Она любила его, все так же, как и прежде, была так наивно влюблена в эти почти что черные глаза и краткие кивки, в касания, всегда значащие больше, чем он говорил вслух, но теперь уж и эти мелочи, столь близкие к сердцу, были совсем другими. Почти чужими. Странными.
И в следующую же секунду после краткого и смазанного в канители сознания приветствия, вновь вернулась в лабиринт, клейкую паутину своих удушающих мыслей, поглотивших её полностью.
— Джесс, ты… — мужчина неопределенно кивнул, подбирая правильный вопрос из всех тех многих, хаотично кружащихся в его голове. — Все хорошо? Ты в порядке?
Корво слишком хорошо читал людей, чтобы не заметить ехидный интерес Соколова в глазах быстро уходящего гения. Корво слишком хорошо знал Джессамину, чтобы не заметить в её же собственном взгляде выражение совершенно нечитаемое, странное, незнакомое ему раннее. Оно выражало столько эмоций и совершенно ничего одновременно, переполняло и было неестественно пустым, оно что-то говорило одним своим касанием и тут же стирало это, исчезало, поглощало в холоде серо-голубой бесконечности.
— Я совершенно не знаю, что делать, Корво, — медленно и четко проговорила девушка, все же постепенно замедляя неритмичный шаг, — я… Просто не знаю.
Она молчала, не зная, что и сказать, не зная, как реагировать, не находя никаких слов, императрица снова срезала круг по небольшой комнате, поглощенная в своей задумчивости. Длинные и цепкие пальцы сомнения оплели её, заковали, не давая вдохнуть, не давая дышать полной грудью, они словно бы заменили ребра и сжались, не оставляя кроме себя ничего, кроме чистых эмоций, что она так прекрасно научилась скрывать.
Только вот снова и снова, это получалось все хуже и хуже, и вот уже странная дрожь поражала пальцы, крепко сцепленные друг с другом.
— Джессамина, поговори со мной, пожалуйста, — Корво взял её за руку, останавливая окончательно. — Я не смогу тебе помочь, не зная, что случилось.
Взгляд. Этот взгляд. Его нельзя было сравнить даже с морозами в месяц холода. От него не бежали мурашки по коже, нет, просто ком вставал в горле и кровь застывала в венах, а легкие отказывались впускать воздух, он казался осязаемым. В нем не было боли, упрека, осуждения, всего того, что Корво распознавал безотказно и ужасно не любил. Только бесконечные сомнения, столько непередаваемых чувств, сплетенных в неясную, сложную композицию, такую тяжелую, что ничего более не существовало. Все вокруг вдруг становилось таким неважным, все проблемы мгновенно блекли, все заботы переставали иметь значение. Лишь этот взгляд.
Она молчала.
— Джессамина, что сказал Соколов? Послушай, что бы ни случилось, мы наймем лучших врачей, лучшие лекарства, лучшие умы со всех Островов, мы… Ты же императрица, Джесс, мы все преодолеем, мы… — его речь была сбивчивой, хаотичной, почти что громкой, полной уверенности и страха, девушка ничего не говорила, а это пугало больше остального.
— Я беременна, Корво.
Мгновение. Два. Три. Сердце глухо отсчитывало удары, отзывая в голове почти что эхом, своим тихим спокойным стуком. Вдруг отчего-то стало так тихо, и все звуки утонули в этой густой прохладной тишине.
Как легко было полностью обезоружить Корво, оставить полностью беззащитным королевского защитника. Как легко было взять и ввести его в тот же ступор, в нечто совершенно незнакомое раннее, нечто совершенно странное и нечитаемое. Он смотрел вокруг и будто бы видел, но не замечал, как все изменилось; перебирал в руках её тонкие холодные пальцы, будто бы они одни составляли и сохраняли связь со всей остальной реальностью, с землей, так внезапно ушедшей из-под ног.
Он вглядывался в глаза возлюбленной, пытаясь прочесть в них что-то, увидеть. И вдруг понял всю ту палитру, гамму невообразимых чувств, что промелькнула в них ранее, что была ему чужда, но в одну неуловимую секунду стала так близка.
Какая простая мысль. Какая сложная к пониманию.
— У нас будет ребенок? — тихо, почти что шепотом проговорил мужчина, не веря собственным словам. Как он мог только думать об этом?..
— У нас будет ребенок, — уголки губ её дрогнули и девушка почти что улыбнулась, но тут же неуверенно нахмурилась, будто бы не знала, какая эмоция проявляет себя ярче. А она и вправду не знала. Теплые слезы катились по её щекам и Джессамина быстро смахивала их прочь, хотя не была расстроена. Сколько эмоций, а она просто не знала, что и чувствовать.
Корво нервно рассмеялся, но тут же расплылся в легкой, слабой улыбке. Он медленно раскрыл руки для объятий и Джесс тут же упала в них, уткнулась в его плечо, не находя в себе никаких сил, чтобы говорить что-либо еще. А в этом не было смысла.
Как мало он мог дать в тот момент — лишь эти непонятные в своем значении объятия, слишком близкие для них обоих.
Лишь эти непонятные объятия. Будто бы ничего. И все сразу.
Мужчина прижимал её к себе и чувствовал сбивчивое горячее дыхание на коже, он крепко закрывал глаза, собираясь с мыслями, что ускорялись и ускорялись с каждым своим мгновением, набирали новые обороты. Радость сменялась тревогой, тревога печалью, а печаль вновь заменялась нескончаемым счастьем.
«У нас будет ребенок.»
Эта мысль звучала все чаще и громче, словно бы утверждаясь, укореняясь. Он повторял и пробовал её на вкус, крутил и рассматривал, словно бы прикасался — а она тут же исчезала по ветру, вызывала ужас и восторг, заставляла сердце колотиться чаще, переполняла. Он чувствовал… Любовь. Так много любви. К светлому будущему, неожиданно ожидавшему прямо здесь, так близко, будто рукой подать — за ближайшим поворотом. К Джессамине, что сейчас казалась такой невесомой и хрупкой в его руках, будто бы он прикоснется — и она тут же рассыпется в пепел, исчезнет, и превратит его идиллию лишь в минутную иллюзию.
Но она был здесь. Рядом. Все так же в его объятиях.
— Все будет хорошо, Джесс. Все будет хорошо, — Корво говорил все тише и тише, слегка покачивался из стороны в сторону, мягко проводил руками по её волосам, по тонкой спине, по шелковому выходному платью, которые она так не любила. — Мы будем семьей. У нас будет семья, представляешь?
Джессамина вдруг искренне сбивчиво рассмеялась, вытерла очередную слезу и расплылась в горькой улыбке. Она посмотрела на Корво, в эти черные бездонные глаза, смотревшие на неё с такой нежностью, что ей отчего-то становилось легче. Она посмотрела на Корво и это придало ей сил. Как она могла только думать, что что-то не получится, если он рядом?
— Не представляю, честно, не представляю.
— Мы справимся. Мы со всем справимся, — повторил он снова, увереннее, чем раньше, он верил и вкладывал всю свою уверенность в эти слова. — Ты со всем справишься, любовь моя. Все будет хорошо.
Они молчали. В ужасе и радости от случившегося, не зная, каков будет завтрашний день и следующий шаг, что сказать людям и как себя вести, не зная, что их ждет. Но будущее казалось туманным и одновременно прекрасным. Будто солнце входило где-то там, вдалеке, и стоило лишь на секунду подождать, поверить, дотронуться — и оно уже будет здесь, рядом, давая свое тепло и согревая в ненастные дни.
И имя этому солнцу было Эмили Колдуин — маленькой девочке, родившейся по полудню второго дня месяца дождя. Носящей фамилию матери, но так сильно похожей на отца.