Мокрый котёнок

Мокрый Оданна напоминает очень несчастного котёнка. Такой же дрожащий, тщетно старающийся выглядеть сильным и совсем не страдающим от насквозь сырой одежды. На волосах и ресницах мерцают капли дождя, словно волшебный бисер. В отсветах свечей, что Аой зажигает, чтобы хоть немного согреть комнату, он теряет последнее сходство с человеком. Глаза, алые, как кровь, смотрят голодно и тревожно. Но Аой совсем не страшно. — И надо же было вам встречать эту делегацию без зонта? — ворчит она, едва ли не силой стягивая накидку и заменяя её огромным махровым полотенцем. — Таков ритуал, — сильные аякаши обычно не болеют, но Оданна никогда не делает ничего наполовину. Если работа, то до глубокой ночи, если отдых, то обязательно с алкоголем и Аой под боком. Уже не в качестве еды. По привычке Аой иногда обращается к нему на «Вы», хотя имеет полное право тыкать драгоценному супругу, куда пожелает. И накрывать его дурную голову полотенцем поменьше, и раздражённо ерошить волосы, и выговаривать, словно Гинджи, который поддался на уговоры тенгу и выпил слишком много саке. А пьяного девятихвостого лиса от похмелья потом кому выхаживать, скажите на милость? — Прости, Аой, — от взгляда Оданны пробирает дрожь: приятная, ласковая, будто кистью для каллиграфии проводят вдоль позвоночника. — Прости, что заставил волноваться. — Не подлизывайся! — отрубает Аои и почти шипит, когда Оданна осторожно обнимает её и прижимает к себе. В его объятиях хорошо, чуточку влажно, свежо и прохладно. Он пахнет солью, дождём и тем особым запахом, присущим только о́ни. Для Аой это запах карри с рисом. — Ещё раз так сделаешь — не пойду с тобой обедать в Гинтен, — грозит Аой почти серьёзно, ведь он-то за столько лет может угадать, когда она в самом деле обижена, а когда лишь показывает характер. На нём ведь лица нет! Целый вечер пировать под дождём с какими-то там водяными аякаши — это дурость, причём высшей пробы. После такого отлежаться надо, а не ползти к ней в «Лунный цветок» и сидеть на веранде с потерянным видом. — Не сделаю, — послушно обещает Оданна, вот только Аой не верит ни единому слову. И мстительно щиплет кожу вокруг рогов, чтобы показать всю глубину своего негодования. По бледным щекам растекается румянец, Оданна впервые отводит взгляд и сжимает её плечи сильнее. — Аой, ну не сейчас же! Аой хмыкает. Она уже три года как его жена. Имеет право. — А кто говорил, что рога совсем не чувствительные, хмм? — усмехается она, поглаживает маленькие рожки на голове и щёлкает по ним кончиками пальцев. Они твёрдые, однако их легко повредить. — Я не хотел тебя смущать, — этот нахал лжёт так искусно, что поверить ему — дело пары вдохов. Аой не ведётся и прижимается лбом к его горячему лбу, обнимает ладонями щёки и не отпускает, пока алые глаза покорно не закрываются. Оданна признаёт поражение, соглашается быть хорошим аякаши хотя бы на эту ночь. — Твои признания в любви смущают сильнее, — вздыхает Аой и возвращается к волосам. Оданна всё ещё мокрый котёнок, а она всегда питала предательскую слабость ко всему маленькому, миленькому и голодному. А что до рогов… У Гинджи вон целых девять хвостов, и он так забавно пищит, когда она тискает их, зарываясь в густую шерсть пальцами. Орьё в жаркие дни неохотно терпит лапанье своих рук — приятно прохладных, узких и хрупких, точно у ледяной скульптуры. Бьякуя… Что ж, Аой ещё не сошла с ума, чтобы додуматься потрогать господина Бьякую хоть за что-нибудь. Зато Саске не избежал жестокой участи, и теперь Аой знает, что не только хвосты и рога у аякаши — слабое место, но и ушки. Милые круглые ушки. — О чём ты думаешь? — Оданна лежит на спине и, кажется, любуется её глупым выражением лица. Раньше Аой покраснела бы, но теперь она сама понимает, какими странными путями способно ходить влюблённое сердце. Она прижимается к Оданне, слушает ровное биение его сердца и честно отвечает: — Как мне с тобой повезло. — Неужели ты оттаяла и будешь ко мне более благосклонна? — радуется он зря. Аой слепо протягивает руки и обхватывает рога, вырывая из Оданны слова, которые не следует произносить в приличном обществе. За то, что заставил волноваться. За то, что влюбил в себя. Надо принести дождевик, думает Аой. Из видимого мира, красный, как кровь. Скажем, что это страшно сильный защитный талисман. А от простуды она будет лечить своего непутёвого мужа проверенными средствами: куриным бульоном, чаем с имбирём и поцелуем, если кое-кто его заслужит. Должно сработать.