счастье твоё теплее любви

      Давайте будем честны. Если бы Хэ Тяню пришлось признать одну главную истину, то он давно бы для себя уяснил, что всё в последнее время происходящее не имеет никакого смысла. Не то чтобы Хэ Тянь вообще когда-либо ратовал за смысл, первостепенным всегда были деньги, но иногда настолько реалистичный сюрр начинает напрягать.       Даже таких, как Хэ Тянь. Даже из стали выточенных.       Он тяжело выдыхает, потому что всё это затягивает на слишком долго, много... на слишком...       больно?..       Хэ Тянь давно потерял понятие «боли». Это как часто повторяющееся слово — в один момент ты начинаешь сомневаться в его реальности. То же и тут. Настрадавшись, уже не совсем уверен в том, что ты в принципе что-то чувствуешь.       Хэ Тянь никогда не воевал за здравый смысл. Он бы вообще не стал бы воевать хоть за что-то — даже за самое ценное (отныне — за Цзянь И). Ему уже хватило побед, поражений. Отвоевал своё, теперь только на покой, можно без почестей. Можно вообще без ничего, Хэ Тяню отныне совсем ничего не надо, кроме... ощущения знакомого тепла под боком и совсем не смешных шуток.       Он не жалеет прохожих, несчастных, раненных, убитых, с недавних пор — самого себя.       Там, где его вырастили, не выучили жалости. Его кредо у него на лице: «извини, малыш, но я по-прежнему не научен».       он не маугли, не аладдин        его не выучили улицы       не приласкали дикие звери       не выучили ласки, не научили любить.       «я по прежнему насторожен».       Но сколько бы времени ни прошло, сколько бы терпеть ни пришлось, сколько бы боли ни протекло сквозь некогда здоровый разум, искалеченную психику, даже во тьме ночной он различит звук его шагов, стук в дверь. Он разделит его дыхание и даже ритм сердца.       Он не выучился любить, но Цзянь И его выучил узнавать все самое ценное, к сердцу дорогое. Цзянь И его выучил...       давиться этим чувством нежности.       Но Хэ Тянь не из бравых бойцов, чтобы воевать за возможность быть рядом, за хоть какую возможность. Ему всего вдоволь и совсем ничего не надо, но сердце по-прежему замирает от боли, когда невольно различает то, как скрипит паркет под его шагами.       «Если истина в теле, то я нашел её в тебе» — крутится в его голове какие сутки подряд.       Цзянь И всегда приходит почти вовремя и всегда извиняется как-то неловко. Иногда Хэ Тяню приходится отдергивать себя от того, чтобы помочь ему снять пальто. Иногда Хэ Тяню приходится себя отдергивать от того, чтобы не улыбаться ну... совсем по-идиотскому. Так взрослые мальчики не улыбаются — он повторяет себе это из раза в раз.       Цзянь И ведет себя как дома и всегда позволяет себе чуть больше, чем стоило. Знает, что Хэ Тянь никогда и ни за что не скажет ему «нет», если увидит, как Цзянь И рад. Знает. Он всё знает и пользуется нагло.       Вообще-то, Хэ Тянь об этом догадывается, но он совсем не настроен что-то с этим делать. В конце концов, с Цзянем нельзя было что-то делать. В принципе. Иначе чувство всепоглощающей нежности его окончательно задушит.       Их сценарий уже выучен, когда дело касается квартиры Хэ Тяня. Сначала глупые шутки, посмотреть фильм — как прелюдия. Хэ Тяню просто уже давно известно, что бывает дальше, и он не уверен, что действительно хотел бы с этим что-то делать, даже будь у него возможность.       Цзянь И всегда просит сделать ему чай. Потом у него губы на вкус ягодные.       Цзянь И всегда лезет целоваться. Просто потому, что так было заведено. Когда это началось?       Больше года назад, наверное. Хэ Тянь не хочет привязывать их к датам, просто потому, что это было смешно.       Цзянь И всегда такой ласковый-ласковый, что Хэ Тяню его зацеловать хочется, показать, что нет — он может попытаться любить. Он, правда, может. Он насмотрелся на Цзяня, он уже что-то знает о боли, о чувствах, о нежности этой, без конца душащей. Но нет. Хэ Тянь не лезет с этой любовью к нему, потому что знает — жизнь не тому его учила. Не любви она учила, не ласке, не нежности. Учила дистанциям, умению гордо держать марку и сдаваться, если дело коснется Цзянь И.       Хэ Тянь всё время ощущал чувство недосказанности между ними, иной раз — недоделанности. Цзянь И всё это делал от скуки и вряд ли от каких-то там чувств. Просто напряжение между ними наэлектризовалось, и терпеть в один момент стало нереально. Даже Хэ Тяню, приученному к боли. Даже к такой. Тем более к такой. Но Цзянь И сдался, и Хэ Тянь просто пообещал себе, что это... не по-настоящему.       Несуществующие чувства.       Выдуманная симпатия.       Игра в любовь для эмоциональных инвалидов. Типа Хэ Тяня. Не то чтобы он жаловался на это, но, возможно, жить стало немного легче.       В конце концов, о любви, казалось, он знал все, и то, что было между ними — не любовь.       Страсть, симпатия, влечение, интерес — Хэ Тянь знает много синонимов, и он не уверен, что кто-либо бы нуждался в перечислении их всех.       Но Цзянь И лезет целоваться, под бок, пальцы в волосы зарывает и требует к себе внимания.       Что ж...       это Хэ Тянь может.       Этому Цзянь Хэ Тяня научил, а что там с другими чувствами — черт знает. Хэ Тянь никогда себе не признается в самом светлом и чистом, потому что нет — он не о таком. И никогда не переиначит то, что выковало из него некогда подобие жизни.       Цзянь И любит уткнуться лбом в его плечо, заставив Хэ Тяня застыть в совершенно неудобной позе, и так и валяться на нем. Иногда до получаса это затягивается. Цзянь И любит заставлять Хэ Тяня... успокаиваться в своем терпении. Даже в неудобный позе и с затекшей спиной, но с Цзянем на плече, Хэ Тянь ощущал себя намного спокойнее, чем в собственной постели.       Просто это напряжение их мучает, а о любви Хэ Тянь знает достаточно, чтобы уяснить себе, что всё у него, в общем-то, хорошо.       Он понаслышался о любви, он знает о ней всё, ему рассказывали, он видел, но так и не выучился.       Его не этому учили. И за это он даже благодарен.       Хэ Тянь знает этот сценарий, и даже у самой двери Цзянь И опять лезет. Стаскивает едва надетое пальто, обнимает за шею, заставляя навалиться спиной о стену, и целует.       Цзянь И подросток, которому хочется везде и всегда.       А Хэ Тяню не хочется ничего.       Ну, разве что совсем немного Цзянь И.       Поэтому он обнимает в ответ в этой полутьме коридора, Цзянь ногами путается в собственном пальто и жмется сильнее. Ласковый такой, даже и не скажешь, что он уже давно не ребёнок.       Хэ Тянь понятия не имел, откуда в этом до ужаса смешном и беззаботном парнишке умещается столько щенячьей нежности и любви.       Не к Хэ Тяню, конечно.       Когда дело касается любви, о Хэ Тяне вообще не хочется говорить.       Ничего личного.       Хэ Тянь знает этот сценарий, и, в конце концов, Цзянь И всегда уходит. Но всегда останавливается на несколько секунд и с каким-то вызовом смотрит на Тяня. Выжидает.       Хэ Тянь знает, чего он хочет, но он никогда ему этого не даст. Потому что тогда всё пойдет по пизде и Хэ Тяню, возможно, будет больно.       А он так не любит, когда больно. Просто потому, что понятие этого чувств давно смазалось, и Хэ Тяню ну, совсем непонятно, оно это или нет, и с приходом названной боли Хэ Тяню всегда странно и не по себе. Хэ Тяню всегда мерзко.       Потом дверь за Цзянем закрывается, и Хэ Тянь остается с чувством всепоглощающей пустоты. Будто только что он отпустил что-то очень важное.       Что-то, чего он не получил там, где его вырастили. Где его не выучили любви.       Он лишь хмыкает и вытирает губы ладонью. Увидел бы Цзянь — наверное, обиделся. Но он этого не видел.       Хэ Тянь закрывает дверь.       Иногда Цзянь И приходится объяснять очевидные вещи, и Тяню до ужаса нравится смотреть на то, как Цзянь слушает. Иногда Хэ Тяню казалось, что на него так никогда никто не смотрел. И не слушал так внимательно. Хэ Тяню это льстит… но больше — болит.       Цзянь И часто улыбается так, что в Хэ Тяню не остается сил на злость, только на слабую улыбку в ответ, чтобы Цзянь не чувствовал себя одиноким со своей этой радостью.       Это все улыбка его, идиот, ты гляди — он тебе так улыбается, будто всю жизнь тебя ждал, а теперь нарадоваться не может.       Что ж ты, дурак, всё никак понять не можешь?       Это всё улыбка его. Взгляд. Он сам.       Хэ Тянь отдергивает сам себя, и ловит удивленный взгляд Цзяня на себе. Он машет рукой.       Заживет.       Заживет осознание того, что никому он не был так нужен, как Цзяню.       Как человеку, с которым их не связывает ничего.       И тут пора бы уже осознать, тут бы просто уже понять, что нет — это не просто болезнь. Это не выдумка, не фантасмагория, не вранье. Это уже не просто электричество, которое болит у ребер, это не просто глупые выходки Цзяня. Это уже все, клеймо. Не вытравишь его, не выдерешь, да и принять его тоже — не выйдет.       Хэ Тянь смотрит на счастливого Цзяня, и понимает, что единственное счастье, которое было близко ему — это счастье в Цзяне. Вот оно. Настоящее, живое, искрящееся. Поэтому Цзянь И смелый такой, поэтому всё заварил первым, поэтому и уходит — первым, храня самое ценное знание того, вернется он или нет.       Не было больше в жизни Хэ Тяня счастья.       Только то, что лучится бриллиантовым свечением в Цзяне — вот что видел Хэ Тянь. Вот за что зацепился, чего желал, а до этого не было у него счастья.       да разве ж...       сейчас оно было?       Хэ Тянь смотрит на Цзяня, и понимает, что, в общем-то, нет. Не было ни счастья, ни радости, ни чего-нибудь ещё такого слащаво-конфетного. Что не бывает в тех, кто с горем пополам вылез из самых дебрей материи, где люди приучены только к мечу и войне.       Хэ Тяню внезапно становится так горестно-горестно, что аж противно. Что пальцы себе переломать хочется, лишь бы отлегло едва.       Не было счастья в его жизни.       И любви не было.       Вот счастье — сидит рядом с ним, принадлежит само себе полностью, и даже частично иногда — ему.       ну и как тут не разрыдаться?       Хэ Тянь, конечно, не рыдает, потому что этому его тоже не научили, и это единственное, за что он мог бы быть благодарным, если бы это чувство благодарности в нем в принципе было.       Но сейчас не было ничего, кроме чувства досады.       Цзянь И просто вкусно, а Хэ Тянь....       влюблен?..       Так на тебя и ниспадает истина. Так вся правда мироздании и открывается. Казалось, что знал об этом все, и только спустя год до тебя начинает доходить, что Цзянь И лишь позволяет Хэ Тяню топить в себе эту боль, чтобы та не переросла в нечто намного более ужасающее. Цзянь И лишь позволяет ему держаться на плаву.       Хэ Тянь принимает эту мысль с истинным ужасом.       Вот она — метаморфоза.       Живешь всю жизнь отвоевавшим свое, потом понимаешь, что мозоли на ладонях от тяжелого стержня меча. Потом узнаешь, что гниль под ногами — скопившаяся и давно запекшаяся боль.       Хэ Тянь тяжело выдыхает.       Что ж... он снова...       проигравший.       И в этом и была вся правда:       только признавая себя слабаком,       обретаешь покой и силу.       Но Хэ Тянь выучен этому сценарию, и ему так не хочется потыкать всему этому — а особенно самому себе — но так тяжело отказать себе в соблазне, когда Цзянь И лезет, опирается рукой о ручку кресла, и тычется губами, как слепой котенок. Как же сложно бывает отказаться от соблазна, чтобы просто нарушить уже затертые правила и аксиомы.       Под ладонью Хэ Тяня бьется жилка на шеи Цзяня. Ритм сердца ровный, уже выученный. Хэ Тянь его в ночной, застоявшейся тишине узнает.       Цзянь И отдаляется на долю секунды, выдыхает рвано и проводит губами едва-едва по чужому подбородку и губам. Это движение кажется, внезапно, до ужаса ласковым и просящим.       Хэ Тяню так нужны сейчас слова, чтобы хотя бы дать себе понять до конца. Чтобы хотя бы разобраться, но сил нет даже на выдох, и он обхватывает чужую губу, не давая отстраниться, хотя Цзянь этого и не хотел. Одной рукой опирается теперь о само сиденья, наклоняясь ближе.       Цзяню до ужаса нравилось с ним целоваться. Хэ Тянь это знал.       Но Хэ Тянь не знал, догадывался ли Цзянь И о всех чувствах к нему?       Пока что-то не происходит с тобой, ты действительно думаешь, что знал это досконально.       Но любовь не оказалась яркой вспышкой. Не было боли, желания рваться сквозь буераки, кидаться на арматуру. Было смиренное ожидание новой встречи и вседозволенность для Цзяня.       Было чувство нежности от взгляда на Цзяня. И чувство пустоты, когда он уходил.       Вот чем было чувством любви.       Вот чем всё это было. Он не мог убегать от правды вечность.       Ещё он узнает, что Цзянь И до ужаса влюблен в Чжаня Чжэнси. Он так искренне его любит, что Хэ Тянь иногда им завидует, и ни за что бы не хотел, чтобы они поссорились. Хэ Тянь видит в любви Цзяня к Чжэнси столько слепого восторга, столько обнаженных до предела чувств и стремлений, что сам он понимал, что нет — такого у него не будет.       Даже если он сильно захочет.       Да он и не хотел.       Он ни за что бы не променял благосклонность Цзяня на его вырвиглазную любовь. Люби бы Цзянь Хэ Тяня и тот бы головой пошел. Потому что тогда надо было отдаваться Цзяню с головой, забывая о себе. Надо было бы любить его абсолютно так же, как и он. А так Хэ Тянь не умел. Не выучили.       В случае их якобы любви Хэ Тяню пришлось бы позабыть о себе и о своем деле, а в их данной ситуации.... он был полностью доволен отсутствием страсти и желания рваться вперед. Он был полностью удовлетворен своей любовью, которая была абсолютно статична, не становилась больше или меньше. Она проста была.       Хэ Тяню просто нравилось быть для Цзяня допущением, сожалением — чем угодно, но не любимым человеком.       Это была гавань спокойствия.       Любовь Хэ Тяня — это принятие Цзяня без слов, смиренное ожидание его и то, как скрипит паркет под его шагами.       Вот чем была любовь, вопреки прочитанному и знакомому Хэ Тяню.       Всё было совсем не так, как ему рассказывали.       Хэ Тяню до ужаса нравилось, что они изначально не нуждались в словах. Оба молча принимали это странное напряжение между ними, оба молча осознали и всё поняли. И Цзянь И... самолично уничтожал всю эту боль ожидания, которая случается после всех этих их взглядов и касаний.       Напряжение — между ними.       Электричество от горла к кончикам пальцев. Между ними — пустота. Лишь кубический метр сплошного понимания без слов и принятия своих истинных желаний как ведомого, но не ведущего.       Между ними заученный сценарий, и проигрывавший, но сильный Хэ Тянь, не нуждающийся в любви Цзяня.       Вот чем была любовь Хэ Тяня — чем-то абсолютно самостоятельным и значимым. Чем-то, что не нуждалось в словах, жестах, ответных словах.       Не случись их тому первому неловкому поцелую после второго просмотра какого-то сопливого фильма про любовь(выбирал, конечно, Цзянь), Хэ Тянь бы, возможно, так и не узнал, что был влюблен в Цзянь И.       А он был.       Он любил Цзяня.       Как отец любит своего ребенка.       Как подросток, хранивший уже третий год подаренную кем-то не очень значимым очень значимую книгу.       Как пес любит своего хозяина.       Хэ Тяню не нужны даже эти поцелуи, единственное, в чем он нуждался — это в уверенности в том, что Цзянь И счастлив и обязательно вернется. Это всё, что нужно было Хэ Тяню.       Уверенность в счастливом Цзяне и его возвращении. Ничего другое ему в этой любви не нужно было. Ни поцелуи, ни касания, ни то, как Цзянь И в плечо ему утыкается.       Хэ Тянь любит искренней и самоотверженной любовью, которая не нуждается во взаимности. Она просто есть. Есть в заботе, во взглядах, в ожиданиях возвращения.       Хэ Тянь за него убьет.       Хэ Тянь кого угодно убьет за Цзяня. Стоит тому только попросить.       И Хэ Тяню совсем ничего не нужно взамен.       Ни наград, ни почестей, ни признаний.       Лишь бы Цзянь И вернулся. Лишь бы снова паркет проскрипел под ним, лишь бы он снова улыбнулся, лишь бы он оставался самым счастливым.       Хэ Тяню так ничего не нужно, кроме понимания, что Цзянь И счастлив.       Его любовь предана, навечно, скроена из искренности, терпения и сострадания.       Оттуда, откуда он родом, не выучили любить такой любовью, чтобы грудью на амбразуру, чтобы последнее отдать.       Но Хэ Тянь смотрит Цзяню в глаза, и понимает, что он научился любить так, как должен отец любить своего ребенка.       Хэ Тянь за свою любовь убьет, если оно будет мешать Цзяню быть счастливым.       Хэ Тянь влюблен.       Его не выучили жалости, его руки не приучили к ласке, но в груди расцветает нечто намного более значимое, чем желание отдать последнее.       Хэ Тянь любит       такой любовью, какой она предстает в своем истинной обличье.       бескорыстно и до последнего.       И Хэ Тяню совсем ничего не надо кроме знания, что Цзянь И счастлив.