Пепел и розмарин

      У Лайера мягкие волосы, теплые руки и потухшие глаза. Вальтоса пугает его смех – он пустой и бессмысленный. Вальтосу не нравится, когда Лайер говорит с ним – за его словами ничего нет, они просто раскрашенные картонки. Тот, кто чувствует ложь – единственный, кто может врать. Он и сам как своя магия – копия, идеальная пародия на то, чем он был раньше. Вальтос не знает, почем он так уверен в этом, но тревожное чувство бежит по позвоночнику каждый раз, когда Лайер ему улыбается. Вальтосу страшно, но Лайер кладет ему руку на плечо, заглядывает в глаза насмешливо-понимающе, и непонятная ему печаль накрывает с головой, заставляя не думать ни о чем.       Лайер – его персональная смерть, его цепь, держащая у самой земли, не давая ни уйти, ни вздохнуть свободно. Вальтос боится умереть, боится пустоты и неизвестности, но всё равно сидит у чужой кровати, потому что тихое «не уходи» связывает его по рукам и ногам, перетягивает грудную клетку – и он остается в чужой комнате часами, смотря на обманчиво умиротворенное лицо.       Лайер и сам уже не знает, жив он или нет. Он видел слишком многое, он знает слишком многое, но никому не говорит – потому что Патри так свято верит в свои идеалы, что Лайер начинает сомневаться в самом себе. Он чувствует себя плоской монохромной картинкой с черной дырой вместо сердца и пустыми колодцами вместо глаз. Кожа белая, как у мраморной статуи, только Вальтос говорит, что руки у него теплые, и Лайер верит ему, верит, что живёт, что дышит, что среди обрывков прежней души остались еще настоящие эмоции.       Вальтос слишком хороший, слишком понимающий, слишком преданный – остатки совести скребут рёбра, пока он смеется над чужой излишней серьезностью. Вальтос хмурится, но не уходит, не обижается. Лайер думает, что нельзя так слепо вверять свою жизнь в чужие руки. Уходя, он хлопает его по плечу, думая, что не заслуживает кого-то, кто готов за него умереть.       Вальтос никогда на него не злится. Он не может разглядеть душу, испуганно спрятавшуюся в коконе притворного равнодушия, но он правда старается его понять. Лайер часто шутит над ним, но Вальтос не чувствует от него злобы и жестокости, что когда-то шли за ним по пятам. Ему стоило бы хоть раз сказать что-нибудь, хоть раз разозлиться – ведь их оставили умирать те, кому они верили. Но он не может – что-то заставляет его искать оправдания. Он думает, что Лайер назвал бы его придурком – это заставляет улыбнуться. Теперь в его душе такая же дыра, что у Лайера – и он стал понимать его чуть лучше.       Лайеру внезапно больно – потому что Вальтос не зол. Радес кричит и ненавидит, но Вальтос просто смотрит – и Лайер видит в его глазах себя. Они так и стоят, пока вокруг мир возвращается на свой привычный путь. Лайер кладет руку на его плечо – и вдруг притягивает к себе, цепляясь пальцами за изорванную одежду. От Вальтоса пахнет пеплом и розмарином – и давно потерянным домом. Осторожные руки обнимают его в ответ, пока Лаер жмется настолько близко, насколько позволяют болящие раны. Вальтос щекочет дыханием ухо и осторожно трется о чужой висок. Он и правда не может его ненавидеть – понимание этого приходит легко и беспрепятственно остается в сознании. Лайер добрый, гораздо добрее, чем пытается казаться. Вальтос впервые за долгое время действительно ощущает спокойствие. Сердце бьется ровно – будто ничего и не происходило, будто никто никого не предавал. Когда они расходятся, Вальтос понимает, что будет скучать. Лайер машет ему рукой, скрываясь в развалинах города. У него мягкие волосы, теплые руки – и едва заметный блеск в глазах.