Ундина

      Осенью темнеет рано, и потому, когда на часах всего восемь, на дворе будто глубокая ночь стоит. Отсутствие фонарей и прохожих может испугать кого угодно, но только не Журналиста. Он на своем веку такие темные дела повидал и расследовал, что сейчас может добраться до дома даже с закрытыми глазами задом наперед. Он так думает, но проверять не спешит. Времени в обрез. В правой руке привычно зажат микрофон, а в левой коробка конфет. Её любимых конфет.       Он честно предупредил Таню, что задержится в телецентре. В понедельник надо сдавать выпуск, а Сапогов, само собой, и не подумает предоставить даже малейшей отсрочки. Таня, узнав, что ей придется идти домой в одиночестве, само собой, огорчилась. Хотела было остаться с ним и подождать, сколько надо. Перспектива заманчивая, но Юра хорошо понимал, что оставив Таню у себя в монтажной, думать он будет отнюдь не о монтаже. Тем более, что и Таня вряд ли ему поможет сконцентрироваться, наоборот, вредно усядется не на стул, а на его колени, начнет мурлыкать ему на ухо что-то на своем инопланетном языке, отчего он вновь поплывет, отвлечется и зацелует её до потери сознательности и макияжа.       От приятных воспоминаний в груди теплеет, помогая не замерзнуть под холодными порывами ветра. Журналисту уже не терпится добраться до последнего поворота улицы, за которым будет прямая дорога, упирающаяся в его дом. В окнах которого будет весело гореть свет и он пойдет на этот свет, как мотылек на огонь, согреваясь от одной мысли, что тебя ждут.       Поворот остается позади, асфальт сменяется тропинкой. Журналист устремляет взор вдаль и… видит, что в его окнах темно. Ни на кухне, ни в комнате свет не горит. В груди тут же все холодеет. Юра ускоряет шаг, борясь с нарастающей тревогой. Быть может, ничего страшного не случилось, Таня просто легла спать, ушла в магазин или в гости, но… но тихий голос паранойи ехидно напоминает, что Таня не любит рано ложиться и ходить одной по гостям и магазинам. А если её похитили?..       «О, darling, не надо драматизировать, все гораздо проще. Она просто сама ушла от тебя. Ушла, because ты ей надоел, because поняла, что ты её недостоин» — вкрадчиво шепчет все тот же голос с омерзительным американским акцентом. Юра гонит его и подгоняет себя, но голос его настигает, услужливо доставая из глубин подсознания его самый страшный кошмар. В котором Юра приходит домой, а его встречает темнота. И пустота. Ни Таниного пальто на вешалке, ни Таниных вышитых картин с котятами, ни самой Тани — ничего этого уже нет в его жалкой хрущевке. Она просто ушла, забрав с собой весь свет, уют и тепло.       Лестничные пролеты сейчас кажутся особенно длинными, а приобретение квартиры на последнем этаже как никогда глупым. Журналист преодолевает их бегом, умудрившись не запнуться о шнур микрофона. Руки дрожат, доставая ключи, но дверь оказывается незапертой.       — Таня!       Окинув лихорадочным взглядом прихожую, Журналист немного успокаивается. Пальто Тани на месте, как и картины с котятами продолжают мирно висеть на стене. А дверь в ванную оказывается приоткрытой, откуда виднеется полоска света и звучит тихая музыка Наутилуса.       Разуваясь на ходу, Журналист подходит к двери и осторожно стучит.       — Танюш, ты там? У тебя все хорошо? Мне зайти или отойти? — Боже, что за чушь я говорю.       — Ийшву. Айл едлв.       Боже, а что она-то говорит?..       Юра мысленно разбирает сказанное Таней на слоги, пытаясь их сопоставить и перевести. Может, сбегать за своим словарем?       — Едлв! — Таня явно услышала, как он отошел и ей это не понравилось. Значит, надо было зайти.       Все еще испытывая неловкость и готовясь в любой момент зажмуриться и убежать, Журналист открывает дверь. И застывает, забывая как двигаться, говорить и дышать. Таня сидит в ванне, сплошь укрытая пеной, а приглушенный свет даёт не лампочка, а десяток ароматических свечей, расставленных по бортикам. На стиральной машинке он также видит бутылку шампанского и два бокала. Заметив ошарашенный взгляд Юры, девушка соблазнительно изгибается и манит его рукой.       — Т-танюш… — Напряжение сдавливает горло и ниже. — А это… это для меня, да?       На миг ему кажется, что сейчас Таня запустит мочалкой в его тугодумную голову. Но этого все же не происходит, наоборот, Таня улыбается и утвердительно кивает. Дальнейших сомнений быть не может. Микрофон летит в сторону, конфеты аккуратно кладутся на комод.       Памятуя, что трезвый Журналист стеснительней восьмиклассницы, Таня деликатно отворачивается. Делает вид, что рассматривает цветочки на кафельной плитке, пока Юра пытается стянуть водолазку одновременно с кожанкой, а брюки вместе с носками и бельем. Не сразу, но ему это удается.       Он даже не осознает насколько замерз, пока не опускается в ванну. Вообще, Юра предпочитает холодный душ, даже зимой, веря в силу закаливания. Но сейчас, от горячей воды, что вмиг обволакивает его почти до шеи, Журналисту становится так хорошо, что хочется застонать. Хотя может дело не в воде, а в сидящей напротив Тане, что оторвалась от созерцания кафеля и теперь внимательно смотрит уже на него. Журналист невольно краснеет, вспоминая, какое у него нескладное тело. Хорошо, что пены еще много и она пока скрывает костлявые плечи и впалую грудь. Но в глазах Тани он вновь не отыскивает и тени насмешки, одну только безусловную нежность. Стеснение немного отпускает.       — А здесь ничего так. — Бодро заключает он. — Весьма… весьма комфортабельно. И вместительно, очень вместительно. Знаешь, Танюш, а я ведь эту ванну забрал с одного своего расследования. Мы лабораторию накрыли, которую ОПГ Рыбий Глаз крышевал. Там контрабандисты незаконно выращивали, с целью перепродажи, жабровидных шестищуп…       Таня несильно, но весьма ощутимо бьет его коленкой по ноге, не давая закончить. Она давно смирилась, что у её Журналиста наготове всегда есть занимательная история, но ей-богу, если сейчас она услышит окончание этой, то больше никогда не сможет лечь в эту ванну.       Юра послушно замолкает, коря себя за невоздержанность. В качестве извинения открывает шампанское и разливает по бокалам.       — Что же, Танечка, будем. За тебя, моя милая. — Ловит её укоризненный взгляд и смущенно поправляется. — И… и за меня, да. За нас, в общем. За нашу любовь.       Последнее слово отдает на языке чем-то сладким и щекочущим, дурманящим разум. Он признавался Тане в любви уже множество раз, и знает о взаимности своего чувства, но всякий раз это осознание бьет под дых, точно впервые, заставляя сердце стучать чуть быстрее. Ненавистный голос паранойи захлебывается выпитым шампанским.       Таня изящно отпивает немного, и тянется в сторону Юры, чтобы поставить бокал на место. Неожиданно он мягко перехватывает её руку, забирая бокал и сам оставляет его на машинке. Но руку не отпускает.       — Танечка… — Ластится к ней, нежно целуя запястье.       Довольно улыбнувшись, Таня касается его правой щеки, затем левой и наконец, его губ. Но очень осторожно, едва уловимо. Не хочет, чтобы все закончилось так скоро. Когда Юра пробует углубить поцелуй, Таня игриво блестит глазками и отстраняется, но не возвращается на противоположный конец ванны, а остается с ним, прижимаясь спиной. Руки Журналиста тут же заключают её в объятия, помогая поудобней улечься у него на груди. Их колени соприкасаются.       — Дразнишь? — Беззлобно спрашивает Юра, заправляя мокрую прядку ей за ухо.       Таня в ответ лишь улыбается, невинно хлопая ресницами. Ей просто хочется еще немножко полежать.       И они лежат, расслабляясь и вдыхая свечной аромат лаванды и мяты. Мыльные островки пены стремительно уменьшаются, оставляя все больше и больше водных просветов. В памяти Юры всплывают какие-то обрывки из далеких воспоминаний, и под их напором, он берет поблескивающий комочек и дует на него, вынуждая взлететь. Это так по-детски, но ему становится весело. Он слышит, как Таня тихо смеется и повторяет за ним, пока они не растворяют почти все.       Часть мелких пузырьков все же оседает на её волосах, и Таня досадливо перекидывает их через плечо, чтобы всё смыть. Густые светло-русые локоны каскадом падают в воду. Неожиданно, Юру это завораживает. Он касается их, пропускает сквозь пальцы. Сейчас они послушны и мягки, без привычной завивки и лака. Длинными волнистыми прядями они путано стелются по мыльной воде, отливая серебром в полумраке.       — Ундина, — зачарованно шепчет он.       Таня смотрит на него, удивленно вскидывая брови. Юра смущается.       — Прости, случайно вырвалось. Просто… ты сейчас как Ундина, с картины Уотерхауса*. Ну, это как русалки у нас. У них тоже волосы такие… такие же красивые и продолговатые.       О том, что ундины еще известны своей коварностью и способностью намеренно завлекать мужчин в смертельный омут, Юра не упоминает. Таня не такая, Таня никого не завлекала, он сам утонул в своей любви с головой. Утонул давно, еще, когда не рассчитывал не то, что на взаимность, но и на то, что Таня с ним заговорит. Еще когда делал тот репортаж о радиоактивном болоте и надышавшись парами, увидел её видение. Уже тогда Юра был готов пойти за Таней в самую топь в обмен на нежный взгляд. Да и сейчас ничего не изменилось. Только сейчас с ним рядом не дурманящая галлюцинация, а живая женщина. Тёплая, ласковая, любящая. В которой он видит не свою погибель, а свою жизнь.       Наутилус с динамика магнитофона поёт что-то про километры воды и дыхание, что одно на двоих. Юре кажется, что поют про них. Он действительно готов отдать ей всё, до последнего вздоха, если Таня только попросит. Да даже если и не попросит.       Не в силах больше сдерживаться, он приникает к её губам. На сей раз, Таня первая разжимает зубы, завлекая его в долгий поцелуй. Разворачивается к нему лицом, прижимаясь лбом к его лбу. Её мокрые волосы нависают влажным шатром, облепляют его лицо по бокам. Таня хочет откинуть их на спину, но Юра застенчиво шепчет:       — Оставь…       Она подчиняется. А он подчиняется ей, когда Таня выбирает медленный темп, опираясь на его плечи. Она оттягивает развязку как только может, замирая в самый последний момент. От подобной сладостной агонии, Журналист закрывает глаза, кусает губы. Его руки смещаются с талии Тани на её грудь, лаская в отместку. Но от её волос так одуряюще пахнет морской солью и пеной, что он сдаётся первым.       — Танюш, пожалуйста… Пожалуйста, Танечка.       Их взгляды встречаются, когда она ему уступает. Стоны переплетаются в единый крик.       Вода окончательно остывает, когда они наконец-то решают подняться. Но из ванны еще не уходят. Включив свет и душ, Юра тщательным образом промывает волосы Тани шампунем, а затем она повторяет это уже с его волосами. Причем, намеренно берет свой же шампунь, а не Юрин. И не даёт ему все перемыть. Юра ворчит, что аромат клубники ему не подходит, но Таня лишь закатывает глаза и вновь его целует, пресекая все возражения. Всем известно, что волосы, после заграничного шампуня лучше укладываются и ему не придется их так зализывать гелем. Наскоро просушившись феном, Журналист признаёт её правоту.       — Спасибо, — смущенно произносит он, стоя перед зеркалом. Таня довольно улыбается и тут же коварно взлохмачивает темные пряди. Юра смеется, ловит её руку.       — Пойдем-ка, Танюша, чай пить. Я ж твои конфеты любимые приобрел. С клубникой.