Ночь. Улица. Больница

Время было 18:45. На улице нескончаемым потоком шел дождь, дорогу выстилала легкая пелена тумана, а взгляд, полный разочарования и нехватки сил, закрывали капли воды, так небрежно бьющие по лицу. Я сжал учебную сумку покрепче и ускорил шаг. Больница уже почти рядом, надо успеть, ведь в скором времени перестанут запускать пациентов. Хотя, за определенную сумму, будет возможность попасть к нему в палату. Однако, у меня не было с собой ни йена. Все, что было, я отдал на прошлой неделе в эту же самую больницу на закупку дорогих медикаментов. Боже, и сколько это продлится? Я продал все, что у нас было. Родительский дом, доставшийся нам по наследству после смерти родителей и так спешно переведенный на меня, машину Итачи, все мамины драгоценности со стеллажа. И все равно, все равно мало. Этого не достаточно. Счета отца для меня не доступны, их арестовали сразу же после смерти его и моей матери. Причину так и не объяснили, да и не было времени выяснять. Сейчас мне едва хватает сводить концы с концами, я снимаю самую простую комнату в отдаленном районе Токио, питаюсь одним рисом и езжу на учебу на электричке, возвращаясь по возможности назад пешком. Я максимально сократил все возможные расходы. Я даже хотел забрать документы из этого чертового института, чтобы вернуть хотя бы часть суммы за обучение и вложить его в лечение брата. Но он запретил. Сказал, что это образование мне пригодится в будущем, ведь стипендия не вечная, а на работу без образования устроиться практически невозможно.А какое у меня возможно будущее? У меня не осталось никого, ради кого хотелось бы жить. А этот идиот еще постоянно говорит, что нет смысла в его лечении, ведь он все равно скоро умрет. Подумав об этом, я поджал губы. Как бы не больно об этом было думать, но я понимаю, что рано или поздно это произойдет. Я понимаю, что ему тяжело и он бы хотел умереть, но я не прощу себя, если просто опущу руки и перестану бороться за его жизнь всеми силами. Что со мной будет, если его в моей жизни не станет? Я уже потерял счет времени, сколько раз я задавал себе этот вопрос. Я устал уже себя об этом спрашивать, но каждый раз возвращаюсь к одному единственному для себя выводу, что, несмотря на его просьбы жить дальше и заботиться о себе, я не смогу. Может, мне бы и было проще, останься хоть кто-нибудь рядом со мной, но где гарантия того, что я продолжу влачить свое жалкое существование так же спокойно, как это было до этой чертовой болезни? Крыша больницы уже виднеется вблизи. Я еще успеваю к нему в палату. Быстрым шагом врываюсь в двери, подхожу на стойку регистратуры. Девушка, сидящая за компьютером, сонно оглядела меня, а затем, услышав мое имя и к кому я направляюсь, медленно вбила его имя в базе данных. Нахмурив брови, она посмотрела на меня и спросила, уверен ли я, что мне стоит здесь появляться вновь. Ведь это невыносимо больно. Я разозлился. Но кричать и объяснять ей о том, что я дышу, пока дышит он, бесполезно. Я просто махнул рукой и попросил свой пропуск в палату. Девушка еще раз прискорбно посмотрела на меня и все же дала мне эту электронную пластиковую карточку. Сказала, что с разрешения руководства, я могу остаться сегодня здесь. Я благодарственно кивнул и двинулся к лифту. Заледеневшими пальцами я нажал на кнопку вызова, а затем, быстро войдя в лифт, нажал нужный мне этаж. Руки снова трясутся от волнения. Каждый раз, как я прихожу сюда, то надеюсь, что увижу его улыбку. Как он сам встанет, подойдет, обнимет, я почувствую этот родной, близкий сердцу запах и он скажет "пойдем домой?", но шанс того, что это случится, равен практически нулю. Я понимал это. Я понимал, но, как и большинство людей, умеющих любить и сострадать, не хотел отпускать эту призрачную надежду. Лифт медленно остановился на 7 этаже. Выйдя, я тут же почувствовал себя максимально не комфортно. Пустующий темный коридор. Ни единой живой души, даже врачей и медсестер, давали понять каждому приходящему сюда, что сюда приходят умирать. Даже не приходят, а, как правило, прикатываются на каталках. Это все было неважно. Не в моем случае. Я быстро направился к нужной мне палате и, встав напротив входа в нее, немного затормозил. Глаза защипало. Я почувствовал неприятно сжимающийся комок в горле, тот самый, который сдерживаешь изо всех сил, когда хочется зарыдать. Это самое неприятное чувство, делать вид, что все в порядке, но твоя душа в этот момент испытывает невыносимые муки и страдания. Ты изо всех сил давишь в себе это чувство страха, боли и бессилия, но выходит лишь то, что выходит. Ты стоишь как дурак напротив этой заветной двери и пытаешься изо всех сил скрыть свои эмоции. Нет, он не должен видеть меня таким, не хочу отнимать у него надежду на счастливый финал в этой борьбе против заболевания. И, хоть он и сам понимает, сколько ему осталось, я не должен показывать своим лицом, будто бы верю прогнозам врачей. Нельзя. Никак нельзя. Я шумно вдохнул и выдохнул несколько раз, сдерживая поток слез. Дрожащими руками открыл карточкой дверь и зашел внутрь в темную палату. На постели мирно лежал мой самый родной и близкий человек. Неспешно на дрожащих конечностях я подошел к постели. Он открыл глаза и болезненно улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. Я старался не смотреть на всю эту аппаратуру вокруг него, на эти подключенные трубки к его телу, на эти глаза, полные усталости от борьбы с недугом. Я смотрел на эту улыбку словно в последний раз, хватая каждый миг от этой секунды. Я присел на край постели и наклонился ближе. - Саске, я рад, что ты пришел, - Итачи сдавленно кашлянул и вяло протянул свою руку к моему лицу. Он продолжал улыбаться, я тоже. Я подтянулся еще ближе и сдержанно поцеловал его в холодные сухие губы. Оторвавшись, я лег к нему на грудь, а он положил свою свободную руку мне на макушку, медленно поглаживая. - Как дела в институте? - тишину палаты нарушил все тот же спокойный голос. Я прикрыл глаза. Почему-то именно в этот момент на душе максимально тепло и спокойно. - Все хорошо, не переживай об этом, - я положил свою руку на его живот, стараясь избегать трубок, и тоже начал его поглаживать. Все это было так неловко и в то же время так интимно, что невозможно было представить это как-то по другому. Итачи шумно выдохнул. - Отлично, я рад, - он улыбнулся краешком губ, продолжая гладить мои волосы более уверенно, - я очень соскучился по тебе. - Я тоже, - подняв свою голову я снова приблизился к его лицу. Невыносимо больно смотреть. Но все же, каким бы болезненным его вид для меня не был, мне казалось, что выглядит он прекрасно. Эти густые, пушистые ресницы и темные, глубокие глаза идеально контрастировали с бледной молочной кожей, на которой виднелись маленькие паутинки от вен и ранки от бесконечных уколов и капельниц. Хотелось зацеловать это все вплоть до каждого милиметра кожи, закрыть душевные и физические раны своей бесконечной любовью. Слишком невыносимо. Я отвернул лицо. Но Итачи, мягко взяв меня за подбородок, повернул мое лицо к себе. Он нежно убрал с моего лица отросшие волосы и посмотрел в мои глаза, которые все же вопреки сдерживанию, наполнились слезами и, не выдержав такого давления, скатились вниз по щекам. Он все так же продолжал улыбаться, а затем едва уловимыми прикосновениями стер их с моего лица. - Пожалуй, самое тяжелое в этой жизни - терять дорогих твоему сердцу людей. Тогда, когда ты бессилен, беспомощен и не властен над судьбой, когда изменить ничего нельзя. Но ты бьешься из последних сил, цепляешься за любую возможность и, все же, обречен на провал. Мы оба понимаем это, Саске, и, каковы бы не были мотивы, судьбу не изменишь. Ты знаешь, что я прав, - взгляд его тут же приобрел серьезность и осознанность, от чего стало еще больше не по себе. - Нет, не прав, - я вновь поджал губы и нахмурил брови, - этого не случится, я не допущу этого и ты это знаешь. Так что прекрати нести чушь, - я взял его ладонь в свою и слегка ее сжал. - Ладно, проехали, не могу видеть тебя серьезным, - хриплый смех Итачи заставил меня улыбнуться. - Кстати, медсестра на посту сказала, что я могу остаться сегодня с тобой. - Правда? Как здорово. Давно мы не проводили ночи вместе, - Итачи улыбнулся, но уже более откровенно. Я сощурил глаза в попытке понять, к чему была эта улыбка. Но Итачи, не дожидаясь моих слов, мягко потянул меня к себе за ворот футболки, дабы слиться в поцелуе. Я поддался вперед, мягко касаясь его губ. Проникнув языком в его рот, я горячо выдохнул и прижался ближе. Итачи не уступал мне и отвечал со всей страстью, на которую только был способен. Я решил не отставать и углубил поцелуй, перекинувшись, наконец, к нему на кровать. Итачи мягко взял меня за бедра и усадил сверху на себя. Хорошо, что я легкий, иначе в таком состоянии ему было бы тяжело меня удерживать. Я послушно сел на него сверху, все еще не разрывая поцелуя. Его руки подлезли под мою футболку, пройдясь по позвоночнику легкими касаниями. Я вздрогнул и выгнул спину, ближе прижавшись к нему. Его руки спустились на мой зад и сжали его по мере своих сил. Я глухо простонал ему в губы и, наконец, оторвался от его губ. - Итачи, ты уверен? Твое состояние... - Я неуверенно посмотрел на него, почувствовав, как к щекам приливает жар. - Все в порядке, я хочу этого, - Итачи вновь потянул свои руки к моей футболке, и, чуть привстав с постели, потянул ее наверх. Я послушно поднял свои руки для удобного снятия. Еще с секунду он жадно любовался моим телом и я почувствовал, как внизу разгорается пожар и это было взаимно. Я снова прильнул к его губам, на этот раз еще более глубоко и страстно. Итачи прошелся пальцами по моим бедрам, и, потянув их к пуговице джинс, остановился. - Я надеюсь, ты так же горишь желанием, - он томно прошептал в мои губы и я загорелся окончательно. Поддавшись страсти, я толкнулся бедрами в его руку, чтобы он ощутил, насколько я хочу его сейчас. Он слегка прикусил мою губу и продолжил поцелуй, попутно расстегивая мои джинсы. Разобравшись, наконец, с пуговицей и молнией, я чуть привстал, чтобы было удобней их с меня снять. Итачи потянул их сразу вниз вместе с нижним бельем. Тогда я вновь оторвался от него и сполз ближе к его коленям, чтобы раздеть его внизу. Аккуратно откинув покрывало, разделяющее наши с ним тела, я вновь заметил, как трубки переплетают его. В сердце сильно кольнуло. Его заметно исхудавшее за период болезни тело было истыкано везде, где только это было возможно. Я прикрыл глаза, стараясь не смотреть на это. Тактильно опустив руки на низ, я стянул с него нижнее белье. Итачи вновь шумно выдохнул, слегка поддавшись бедрами моему случайному прикосновению к его члену. - Подожди, я достану презерватив, - я все так же стараясь не смотреть на него, потянулся справа к своей сумке, выудив из маленького кармашка небольшой плотно запечатанный квадратик. Раскрыв трясущимися пальцами упаковку, я вынул презерватив и аккуратно натянул его на член Итачи. Он с довольным лицом наблюдал за моими действиями, терпеливо ожидая что я сделаю дальше. Я подполз обратно к его бедрам и, приподнявшись на коленях, протянул руку назад, направив его член в нужное русло и, выдохнув несколько раз, медленно сел на него. Непроизвольный болезненный стон вырвался из моего горла, который тут же был мягко закрыт рукой Итачи. Я посидел немного, прежде чем начать плавные движения бедрами вверх вниз, нужно было привыкнуть. Итачи удовлетворенно закрыл глаза и, убрав свою руку от моего рта, показал указательными пальцем на свой рот, призывая быть тише. Я улыбнулся и продолжил движения бедрами, медленно наращивая темп. Итачи обхватил одной рукой меня за бедро, а другой взял в руку мой член, бережно массируя самые чувствительные зоны. Я тихо застонал и нагнулся к нему, чтобы вновь поцеловать. Сжав мое бедро сильнее, Итачи сам слабо поддался бедрами вперед, входя в меня глубже. Я зажмурил глаза от удовольствия. Сейчас, в больнице, под звук различной аппаратуры, мы сливались телами так, как никогда этого не делали. Это было рискованно, опасно, но так горячо, что остановиться было уже невозможно. Я ускорил темп, продолжая толкаться ему в такт, а он вбивался в меня все глубже, насколько это было возможно. Мое тело напряглось в момент и я, прокричав его имя, излился прямо на его живот. Долгого разрыва не последовало. Тихий сдавленный стон и я так же ощутил тепло внутри себя. - Боже мой, как много, ты что, вечность не кончал? - Итачи расплылся в довольной улыбке, указав на свой живот. Я перевел дыхание и слез с него. Быстро натянув джинсы с футболкой, я снял с него использованный презерватив и выкинул его в мусорное ведро. Взяв салфетку, я обтер Итачи живот и надел на него нижнее белье. - Спасибо, - Итачи прикрыл глаза и поманил рукой к себе. Я аккуратно вновь присел на край постели, снова положив свою голову на его грудь. Его мирное дыхание давало ложное чувство защищенности и я не заметил, как начал засыпать. Для многих покажется развратом и невежеством заниматься сексом в таких обстоятельствах, но подобные вещи хоть немного уносят из ужасной реальности, в которой мы оказались. Не известно, сколько у нас осталось времени друг на друга, мы стараемся использовать его по максимуму. Даже сексом данный процесс было бы невежливо называть, это было гораздо большим, нежели просто дикое желание. Это было что-то более сокровенное, более чувственное, это было слияние нашей любви, которую мы вынашиваем уже столько лет. И это позволяет хоть не надолго, но уходить из этой реальности. Из реальности, где вокруг столько боли и ожидания чего-то неизбежного и болезненного. Такие моменты позволяют пожить хоть еще немного. Я окончательно заснул за размышлениями. Солнце надоедливо светило прямо в глаза. Прищурившись, я закрыл глаза рукой и привстал с груди Итачи. Надо же, я проспал до самого утра полусидя. Посмотрев на часы, я понял, что мне уже пора на учебу. Сегодня вечером у нас будет еще возможность увидеться, правда? Я посмотрел на лицо брата. Оно было слишком удовлетворенным и спокойным. Я слегка тронул его за плечо. Реакции не последовало. Меня затрясло. Я прикоснулся к его ладони. Уже холодная и окоченевшая. Глаза тут же наполнились слезами и я закричал. Все, что я продолжал видеть, это то самое мирное выражение лица, лишь означающее то, что человек умер спокойно, вероятно, осознавая, что этого не избежать. Его действительно больше не стало.