If I Could Tell Him

      Было тихо.       Очень тихо.       Так вот, каково это… Сидеть одному в огромном здании, в темноте необъятной ночи.       Одному…       Это слово пронеслось в голове с каким-то более ярким и выразительным акцентом. Как будто сознание решило взять совсем другую тональность, чтобы выделить его на фоне остальных. Правда вот… зачем?       Клавьер повернул голову в сторону панорамного окна, замечая, как сапфировое небо уже успело покрыться серебристыми вкраплениями. Он любил смотреть на звезды, это… успокаивало? Что-то особенно завораживающее было в этих бескрайних просторах недосягаемого. Эти плавно движущиеся бледные огоньки всегда напоминали ему о том, что мир куда больше и интереснее, чем кажется. Даже когда ты суперзвезда, обожаемая тысячами людей, всегда найдутся те, кто проживут целую жизнь, ни разу не услышав твоего имени. Будь то житель мегаполиса или, скажем… маленького заморского королевства, почему нет?       Если подумать, то в жизни Клавьера было много звезд. Таких, которые своим сиянием заставляли сердце биться быстрее от прилива эмоций. И не важно, люди это, с которыми он пересекался на официальных и не очень мероприятиях, огни сценических прожекторов, порой ослепляющие прямо посреди огромного и шумного концерта, или улыбка…       Его улыбка.       Та самая, которая украшала милое личико в моменты, когда место привычной серьезности занимали зажмуренные глаза, поморщившийся нос и порозовевшие от смущения щеки. Та самая, от одного воспоминания которой на сердце становилось невообразимо тепло и хотелось ответить таким же искренним и ярким жестом.       Клавьеру казалось, что он готов был смотреть на эту улыбку вечно и отдал бы все, чтобы хоть раз она была вызвана его собственными словами и комплиментами. Да, он, безусловно, пытался флиртовать, но, к сожалению или к счастью, он делал это настолько часто и настолько повсеместно, что люди просто принимали это как что-то обыденное, никто не воспринимал всерьез. Сложно отличить подделку от оригинала, если подражатель хорош в своем деле, не так ли?       Удивительно, что одной фирменной голливудской улыбки было достаточно, чтобы сразить толпу, но не хватало, чтобы впечатлить одного единственного человека. И винить в этом Клавьер мог только себя самого. До определенного момента он сам не видел разницы между подлинным и искусственным. Пока не осознал всю многогранность человеческих эмоций, пока не понял, что такое предательство и разочарование в ком-то, кого когда-то любил и кому подражал, пока не увидел этот толстый занавес, разделяющий сцену и ее закулисье. Он не был уверен, наступит ли он снова на эти грабли, сможет ли опять к кому-то привязаться и даже кого-то полюбить, неважно, какой именно будет эта любовь. Он не знал, что делать. Стоит ли закрыться ото всех или все же дать себе и этому миру еще один шанс?       Однако сейчас, в эту самую секунду, он понимал, как много он собирался сказать, как много собирался сделать.       Но не успел.       Он правда хотел! Просто… никак не наступал подходящий момент. То они не пересекались вовсе, то было плохое настроение, то чертов гороскоп сказал, что сегодня стоит воздержаться от подобных откровений-       Таких оправданий он мог найти сколько угодно и где угодно. На самом же деле он знал, что проблема-то совсем не в этом. Каждый раз, когда выпадала возможность, небольшой шанс что-либо сказать, объяснить, способность складывать из букв слова, а из слов предложения резко покидала его. Как он вообще делал это раньше?       Раньше все было по-другому…       Да, раньше он и сам был другим человеком. Раньше все было легче. Раньше были друзья и были родственники, люди, которым можно было довериться, которым хотелось довериться. И схема была простая: спросил – получил ответ, пожаловался – дали совет, поругался с одним – что ж, всегда найдется второй и третий. А сейчас не осталось никого. К кому идти за советом? Кто теперь выслушает и поможет?       Сейчас было страшно.       Что если он скажет обо всем и от него отвернутся? Что если он падет в чужих глазах? Что если его в принципе не захотят выслушивать? Что если эти речи посчитают шуткой, всего лишь очередной шуткой, которую не нужно воспринимать всерьез, которая сказана просто потому, что она должна быть сказана? Что если…       Взгляд вновь переносится к окну, в котором серебряные огоньки стали сиять еще ярче. А чуть поодаль в ясном небе можно было без труда разглядеть полный диск, который горел еще больше, чем его маленькие соседи. Свет луны был таким привлекательным и… красивым…       …Сказать всю правду о том, что чувствуешь, или уступить дорогу трусости? Очевидное на первый взгляд решение. Рискнуть с возможностью потерять последнего друга или промолчать и сохранить те единственные отношения, которые и так всех устраивают? Теперь решение не такое уж и очевидное. В любом случае, принять его нужно было в одиночку, без чьей-либо помощи. И с последствиями разбираться тоже. Никто не придет успокаивать в случае провала, никто не пожалеет и не поможет делом или словом. Потому что никого не осталось рядом. В этот раз все нужно сделать самостоятельно.       И он сделает!       Да, прямо сейчас!       Поздно или нет, он все равно скажет, он все равно даст знать, что ему не плевать. И пусть его отвергнут, и пусть наговорят неизвестно чего, это будет его решение и его ответственность. Он докажет всем, кто в него не верил, что он способен справиться со всеми трудностями. В любом случае-       -терять-то уже нечего.       Экран смартфона со стола отозвался ярким бликом. Одно небольшое движение, и глаза уже внимательно изучали богатый список контактов, дабы не пропустить нужный. Сколько же людей было там… Представители шоу-бизнеса, менеджеры, коллеги… Большую часть этого списка когда-то смело можно было причислить к друзьям. Но не теперь, не после того, как определенные обстоятельства установили свою цену излишнему доверию. Сколько еще из этих людей пользовались им? Клавьер не был уверен, что хочет знать ответ на этот вопрос. Но чем дальше он пролистывал имена, тем сильнее эта мысль въедалась в сознание, не давая думать о том, что важно сейчас.       Ну где же ты?       “Herr Forehead”. Наконец-то. Пришло время забыть о лишних рассуждениях, навеянных мнимой ностальгией, они все равно сейчас не помогут. Нужно просто собраться и позвонить. Просто нажать на зеленую иконку…       …или нет.       Сколько времени? Может, там сейчас ночь?       Нет, ты же знаешь, что как раз утро.       А если он занят? Было бы неудобно отрывать человека от работы, правда? А возможно даже не от работы, а от чего-то… поважнее-       Снова оправдания… Хватит!       Достаточно было провести пальцем по сенсору, чтобы дыхание перехватило. С первого гудка вспотевшие ладони потянулись к краю пиджака, начиная дергать и трепать его, чтобы хоть как-то побороть шалившие нервы. Со второго сердце начало биться быстрее, как будто в глаза вновь ударили прожектора.       Вроде как неприлично продолжать ждать после трех гудков, так ве--       – Аполло Джастис.       Очевидно, ждать не пришлось.       – …       Давай, скажи хоть что-нибудь! Ты даже не поздоровался, это неприлично.       Последняя фраза прозвучала в голове не собственным голосом, но до боли знакомым, с нескрытым укором и презрением. Как будто бы всего остального ему сейчас было мало.       – Ам… Там кто-то есть?       – Ja! П-привет, Herr Forehead!       Отлично, даже голос почти не дрогнул.       – А! Привет, Клавьер. Не ожидал, что ты позвонишь. Как у тебя дела?       – Все хорошо… спасибо.       И… что дальше? Что говорить дальше?!       Неловкое молчание, заставлявшее нервничать еще больше, давило сильнее, чем все, что он мог себе представить. Он не мог терпеть такой тишины. С каждой секундой она будто сводила с ума, подсовывая ненужные мысли, догадки и подозрения. Как хорошо было выдохнуть, услышав, что хотя бы у кого-то хватило смелости продолжить этот разговор.       – Ты… хотел что-то?       – Да… Да, хотел…       – Что-то случилось? – вопрос был осторожным. Словно ответ на него и не хотели знать вовсе. Разумеется, никому ведь не нужно разбираться с чужими проблемами.       – Я…       Как сказать это лучше? Очевидно, это то, что надо было продумать с самого начала. Как сейчас выиграть время? Да и разве можно придумать что-то оригинальное за пару секунд? И нужно ли вообще придумывать что-то оригинальное?       Казалось, что пересказать все нелепые истории из жизни сейчас было бы проще, чем сказать три простых слова. Почему так сложно их сказать? Почему так страшно произнести это вслух?       Может лучше все бросить и написать потом сообщением?       Нет, это некрасиво.       …Или все же не говорить вообще? Он ведь жил прекрасно и без этой информации.       – Клавьер? Все хорошо? Я могу чем-т--       – Ты мне нравишься, – сейчас или никогда.       – …       Тишина.       Снова.       Я… сделал что-то не так? Почему он молчит?       Казалось, будто сейчас было слышно каждую машину, проезжающую по ночной пустующей дороге, каждый человеческий шаг на тротуаре во многих этажах отсюда, каждое насекомое, которое угораздило забраться на высоту его офиса. Все что угодно сейчас было слышно лучше, чем голос на том конце провода. Даже дыхание, и то на мгновение пропало.       Мысль о пропавшей связи выручила бы как никогда ранее. Но ее не было. Потому что Клавьер знал, что дело тут не в плохой сети, не в роуминге и даже не в постороннем шуме где-то далеко на фоне. Дело в том, как он произнес то, что произнес.       Слишком резко. Слишком неожиданно.       Наверняка застал врасплох. Да, должно быть так и есть…       – Кхм, – наконец хоть что-то донеслось из телефонного динамика. Все мышцы тела будто разом напряглись, пальцы вновь сжали край пиджака. – Что… что ты имел в виду?       И как это пояснить? Как такое вообще можно пояснить?       – Я… я люблю… люблю смотреть, как ты ведешь себя в суде. И твой голос… И-и твою улыбку и… тебя… – последнее прозвучало настолько тихо, как будто и не прозвучало вовсе. Даже неизвестно, что хуже: услышал Аполло это или нет. Если да, то вряд ли он останется в каких-либо сомнениях, а если нет… Что ж, возможно, оно и к лучшему.       – Ты… – по какой-то причине показалось, что слова эти и дальнейшие произносятся с трудом, с надрывом, с горьким нежеланием, но с чего вдруг? – должно быть долго это придумывал, да?       – Ч-что?       О чем он?       – Я надеюсь- надеюсь тебе было весело, Клавьер.       Это… был всхлип? Что? Что происходит?       – Her- Аполло… ты плачешь?       – Я в порядке, – голос резко стал тверже и увереннее, однако смысл слов не стал яснее. – Я- я предугадывал это.       – О чем ты?       Что случилось? Что пошло не так? Разве так люди обычно реагируют на признания в чувствах? Они либо отвечают взаимностью, либо отказом – во всех книжках и фильмах ведь было так. Но то, что происходило сейчас, не было похоже ни на одно, ни на другое. Что он предугадывал? Почему он в таком состоянии, будто готов разрыдаться через несколько секунд? Это что, какая-то злая шутка?       …       О нет.       – Аполло, я-- !       – Хватит! Закачивай этот дешевый спектакль!       Громкие слова мольбой отразились в сознании. Тяжелым грузом упали на воодушевленное чистыми и искренними посылами сердце.       Он не верит…       – Но это- это правда! – понадобились буквально последние силы, последняя капля надежды, чтобы произнести это, произнести четко и громко, чтобы он точно услышал, чтобы точно поверил, но…       – Клавьер. Прости, я… я не хочу вестись на это. Пока.       – Нет, стой!       …но было поздно. Звонок был беспощадно прерван, на экране теперь мигал все тот же контакт, который вызывал столько страха и волнения ранее, который казался недостижимым для такого, как он… Что ж, так и вышло. На что вообще можно было рассчитывать? Актер, повсюду находившийся в своем сценическом образе. Певец, чьи тексты были написаны на потеху аудитории лет десяти моложе, чем он сам. Просто человек, который привык не показывать своих чувств и эмоций. После стольких лет и стольких событий кто вообще будет воспринимать любые его слова всерьез?       Закрыв глаза, он уже не видел резких очертаний мебели кабинета. Он не видел сияющих звезд и яркой красивой луны. Он не видел того самого контакта в огромном списке незнакомцев. Все, что он видел, была лишь легкая тень, тусклый отблеск любимой улыбки, образ которой так навязчиво продолжало вырисовывать сознание.       И все же… нужно было промолчать.       Сердце больно сжалось, заставляя проглотить тяжелый ком, застрявший в горле. Глубокий вдох и череда резких и дрожащих выдохов. Ресницы начали слипаться от проступившей в глазах влаги. Как же давно это было в последний раз…       Видимо, он способен справиться далеко не со всеми трудностями.