Настоящий ледяной демон

— Мороженое. Шэнь Цинцю поднимает взгляд от клавиатуры и поправляет очки, и так идеально сидящие на точёном носу. — Что? Цинхуа вздыхает и подпирает щёку рукой, от чего наверняка становится похожим на прищурившуюся шиншиллу. Цинцю уже заколебал дразнить его так, но как-то Цинхуа попробовал перед зеркалом и… и что делать, если он правда так выглядит? — Хочу мороженое. Мне хочется холодного и сладкого. Твой мужик вроде сказал, что заедет в магазин перед тем, как забрать тебя? Пусть возьмёт мне мороженого. На улице отвратительно жарко и душно, через окно заползает и растекается по кабинету раскалённое марево густого тяжёлого воздуха, и Цинхуа хочется выть от мысли, что рано или поздно придётся выйти наружу, а там — вот это. Фу. Хорошо Цинцю — у него парень с машиной, в которой есть работающий кондиционер. Цинхуа смотрит на белую коробку на стене, сломанную уже пару недель как, и морщится от отвращения. В воздухе пахнет пылью и жжёной травой. — Эй, — ему в макушку прилетает скомканная бумажка, отвлекая от безрадостных мыслей, — если хочешь, можем подбросить тебя до дома. Цинцю выглядит обеспокоенным, но Цинхуа привычно отмахивается и слабо качает головой. Ему хватило одной поездки, чтобы в полной мере осознать, каково находиться в замкнутом пространстве с двумя людьми, один из которых очень явно хочет сожрать второго, а второй не против. Вот она, разница в возрасте. … Он так и не понял, откуда взялся этот Ло Бинхэ. Просто как-то вечером Цинцю уехал из редакции на машине (очень красивой и, видимо, дорогой машине, судя по тому, как моментально взлетели вверх брови главного редактора, наблюдавшего это всё), и Цинхуа пришлось ехать на автобусе в гордом одиночестве. А следующим утром эта машина остановилась у его дома, и Цинцю предложил ему доехать до работы с комфортом. «Бинхэ всё равно по дороге», — улыбнулся он, и Цинхуа доверчиво согласился, не зная, на что себя обрекает. За рулём обнаружился небожитель. Широкоплечий, потрясающе красивый мужик с лицом первокурсника и шикарной гривой, на которую Цинхуа, к своему стыду, позорно залип, пропустив мимо ушей приветствие. Цинцю вздохнул и похлопал мужика по плечу, сказал, кажется, что-то вроде «Он всегда такой, не обращай внимания», — и Цинхуа уже хотел возмутиться, что нет, не всегда, но мужик действительно перестал обращать на него внимание, перевёл взгляд на Цинцю… и Цинхуа проглотил собственный язык. Нет, он не считал своего друга некрасивым, напротив, Цинцю был вполне привлекателен и следил за собой, а уж если учитывать возраст, и вовсе выглядел более чем достойно. Но этот Бинхэ буквально жрал его глазами, смачно облизываясь — метафорически! — и с хрустом перемалывая кости. При этом самому Бинхэ едва ли можно было дать больше двадцати! «Во что же ты вляпался, брат Шэнь...» В итоге в тот же день на обеденном перерыве брат Шэнь смазанно рассказал ему об одном из своих бывших учеников, с которым, «понимаешь, так получилось, что теперь мы вместе...» Цинхуа был в ужасе, но потом привык. Правда, пересекаться с Ло Бинхэ, особенно в присутствии Цинцю, не хотел и избегал этого всеми способами. Избегал бы и дальше, но сегодня было особенно жарко. … — Твоё мороженое, — Бинхэ ставит перед ним стаканчик, и Цинхуа непроизвольно издаёт тихий писк, отдалённо напоминающий «спасибо». На большее его не хватает — да и незачем, Бинхэ уже смотрит на Цинцю, остальной мир для него теперь не существует. Цинхуа разворачивает стул спинкой к этим двоим и открывает упаковку. Ох. Да. Да. Хочется зарыться носом в покрытое инеем ледяное великолепие, но Цинхуа держится и просто вдыхает полной грудью морозящий ноздри воздух. Да. Может быть, он даже допишет сейчас статью, которую мусолил весь день. Стон, с которым Цинхуа вгрызается в мороженое, почти непристойный, и, наверное, Цинцю смотрит на него с беспокойством, а Бинхэ — с недоумением, но, ох, как же приятно. — М-м… Бинхэ? Сколько я тебе должен? Цинхуа оборачивается максимально не вовремя: Бинхэ как раз садится на бёдра Цинцю и обнимает его за шею, уставившись на него своим привычным «я тебя сожру, а потом выебу или наоборот»-взглядом. — Нисколько, — низко рычит он, не меняя ни позы, ни выражения лица, ни направления взгляда. — Ешь. Ещё слабо досталось. Ох, с этими двумя Цинхуа скоро понадобится второе сердце. Решив послушаться совета (больше было похоже на приказ, но Цинхуа не против), он кусает мороженое ещё раз. Мир постепенно приходит в норму. Когда Цинхуа слышит за спиной урчащее «Поехали домой, учитель?», сразу следом — лёгкий шлепок кожи о кожу и полувозмущённое «Я уже не учитель, Бинхэ, сколько можно...», а спустя пару секунд — сухой стук закрывшейся двери, то наконец разрешает себе выдохнуть и упасть лбом на стол. — Озабоченные, и как им только не жарко трахаться в такое пекло, — Цинхуа напоследок тянет носом, но пустая упаковка из-под мороженого уже не пахнет свежестью и льдом. Скомкав шуршащий целлофан, Цинхуа без сожаления кидает его в мусорку и закрывает ноутбук. Дописать статью он всё-таки успел, завтра брат Шэнь великодушно проверит её на ляпы, исправит ошибки, опять обругает Цинхуа последними словами, но отправит статью Цинъюаню, и тот останется доволен. Как обычно. В автобусе ещё жарче, чем на улице, и людей, ох. Людей хватает. Цинхуа держится за поручень, скользя по нему потными пальцами, и пытается свободной рукой прижать к себе сумку. Жарко, нестерпимо жарко, такое ощущение, что пол автобуса плавится под ногами, и колени тоже плавятся, и руки… Кто-то кричит, и Цинхуа морщится, пытаясь вдохнуть жгущий горло воздух: серьёзно, какого чёрта? И так хреново, чтобы ещё над ухом орали? Спасибо большое. … Мокрая ткань липнет к шее сзади, это неприятно. Но уже не так жарко, вернее сказать, совсем не жарко, и на него… что-то дует? Цинхуа разлепляет веки и щурится от яркого света. — А… — пересохшее горло раздирает, и Цинхуа переворачивается на бок, закашлявшись. — Температура в норме, — объявляют ему откуда-то сверху. Проморгавшись и прокашлявшись, Цинхуа садится — и тут же, охнув, натягивает больничную простынь до подбородка. Значит, его раздели. Отлично. — В такую жару легко поймать тепловой удар, — неулыбчивый, но почему-то располагающий к себе врач отрывисто заполняет бланк. — Будьте осторожнее, носите с собой воду, при возможности приобретите ручной вентилятор, если это осуществимо — оставайтесь дома. Как окончательно придёте в себя, можете быть свободны. Цинхуа морщится и чешет затылок. Тепловой удар. Ну охренеть теперь. У кофейного автомата на первом этаже больницы он натыкается на… Цинхуа вздыхает и проклинает свою скудную на метафоры фантазию. На небожителя. Высоченного. Бесконечно красивого. Пахнущего льдом и морозом. Во врачебном халате. В шапочке. С кофейным стаканчиком в руке. И с длиннющей антрацитовой косой. — Жаль, я попал не к вам, — выдыхает Цинхуа раньше, чем успевает подумать это. Небожитель косо смотрит на него, нахмурившись, и сердито сверкает своими невозможными глазами какого-то нереального голубого оттенка — линзы, что ли? — Не жаль, — обрубает это неземное существо, а потом отворачивается и уходит. У Цинхуа разбивается сердце. … — Брат Шэнь, я влюбился, меня отвергли, и я хочу выпить, ты со мной? А, и ещё я заработал тепловой удар, — Цинхуа поудобнее усаживается на подоконнике напротив автомата (не в надежде, что незнакомый небожитель вернётся за вторым стаканчиком кофе, вовсе нет) и вжимается щекой в прохладное оконное стекло. — У тебя был тепловой удар, а теперь ты хочешь выпить, — Цинцю звучит заёбанно, что, видимо, недалеко от правды. Но Цинхуа слишком на взводе и одновременно в упадке, чтобы обращать на это внимание. — Да, чего-нибудь со льдом. И много. Я встретил свою мечту, которая меня послала. — Цинхуа… — Пожалуйста! Если тебе со мной скучно, можешь взять с собой своего мужика, — Цинхуа мрачнеет. Пьяный Бинхэ — это хуже, чем четыре трезвых, но с другой стороны, всё лучше, чем то, что произошло сейчас. Он ведь даже ничего не сделал этому небожителю! Просто… сказал глупость. Это была настолько раздражающая глупость? Или Цинхуа настолько отвратно выглядит, что доктор не хотел бы видеть его даже в качестве пациента? — Скажите, а у вас работает… — Цинхуа замолкает и опускает взгляд на стойку регистратора. Как описать небожителя? — Такой, высокий, с косой, — наконец находится он. — И глаза светлые. Девушка за стойкой пожимает плечами. — Работает. Вам он зачем? Цинхуа крепко зажмуривается и вздыхает, открывая глаза. — Передайте ему мои извинения. Мы столкнулись у кофейного автомата в том коридоре, — он слабо машет рукой влево. — Я не хотел его обидеть. Спасибо. Развернувшись, Цинхуа не видит, что девушка смотрит на него с недоумением, разбавленным ужасом. … В баре сравнительно тихо, несмотря на надвигающиеся выходные, и Цинхуа успевает выцепить для них с Цинцю свободный диванчик. Бинхэ здесь нет, и это плюс. А кондиционер есть. И это ещё один плюс. Плюсы набираются, и набираются, и набираются, и даже отвратный цвет коктейля, который через трубочку цедит Цинцю, не раздражает. — ...и он ужасающе красивый, серьезно, брат Шэнь, я не представляю, как человек может быть настолько красив, я… — Цинхуа давится звуком и хрипит, сползая почти под стол. — Брат Шэнь, спрячь меня, это он. Цинцю бессовестно оборачивается, делая всё, чтобы спалиться, и издаёт глубокомысленное «о». — И правда, он ничего. — «Ничего»?! — Цинхуа потрясённо шипит, выглядывая из-за спинки диванчика. Конечно, он одет по-другому — какой здравомыслящий человек пошёл бы в бар в халате? — но эта коса, ох. Коса, осанка, льдистый взгляд, проехавшийся по самому краю их стола — всё его. — Я, конечно, подозревал, что Бинхэ тебе все мозги вытрахал, но не настолько же! И именно в этот момент ледяное божество оборачивается и безошибочно находит Цинхуа взглядом. — Блядь. — Тебе пизда, — Цинцю с безупречным аристократизмом берет бокал за ножку и отпивает из него ещё, наблюдая, как к их столику приближается… это. Цинхуа вжимается в сиденье. — Мне передали ваши извинения, — его опять обдаёт морозом, только не тем приятным, а наоборот, жутким. — Я не могу их принять. Краем глаза Цинхуа видит, как Цинцю весело хмыкает и косится на него. Смешно ему, видите ли. — По… почему..? — в горле мгновенно пересыхает, и Цинхуа опрокидывает в себя половину бокала, естественно, тут же закашлявшись. Цинцю со вздохом хлопает его по спине, едва не впечатав носом в столешницу. Цинхуа выпрямляется и смаргивает выступившие слёзы. — Потому что вы ничего плохого не сделали и не сказали, — ледяное выражение на лице небожителя слегка оттаивает, и Цинхуа надеется, что ему не кажется, и это суровое создание действительно чуть улыбается уголками губ. — Но вы сказали, что вам не жаль? Небожитель наклоняет голову и внимательно смотрит. — Я патологоанатом. Естественно, что мне не жаль. Когда он отходит в другой конец бара, где располагаются комнаты для вип-персон, Цинцю взрывается хохотом. … Небожителя зовут Мобэй, и он правда работает патологоанатомом. Не то чтобы Цинхуа ему не верил, но становится как-то поспокойнее. Это реальный человек, а не массовая галлюцинация, у него есть имя, работа и, по всей видимости, достаточно денег, чтобы обеспечить себе вип-комнату в недешёвом баре. Цинхуа впечатлён. Все эти факты омрачаются, пожалуй, только тем, что их рассказывает общая подружка Мобэя и Бинхэ, которую последний пригласил на посиделки всё в том же баре ровно через неделю. Конечно, Бинхэ тоже вип. Кто бы сомневался. — После того как дядя попытался отобрать у него наследство, этот ледяной демон просто взбесился, — Ша Хуалин почти наваливается грудью на плечо Цинхуа. — Не думаю, что ему позарез нужны были деньги, мне кажется, его просто бесил этот надменный урод, — она интимно выдыхает последние слова ему на ухо, и Цинхуа вздрагивает. Жарко. Снова так жарко. — Нас всех он бесил. — Уже не бесит? — Цинхуа сдавленно сипит и торопливо делает пару глотков. — Он умер, — плотоядно усмехается Хуалин. — Весьма загадочно. Мобэй был под следствием, но ничего доказать не смогли, и его оправдали. Перевели в другую медчасть и отвязались от него. Неудивительно, что не нашли улик, указывающих на патологоанатома, — она, хохотнув, откидывается на диванчике и хитро щурит лисьи глаза. — Так… это он убил своего дядю? — у Цинхуа противным холодным узлом скручиваются внутренности, его тошнит. Ша Хуалин хохочет и машет на него рукой. — Всё в порядке? — Цинцю хватает его за рукав и тянет к себе, и Цинхуа бы не был против, но тот лежит в объятьях своего парня, и там Цинхуа хотел бы оказаться в последнюю очередь. — Да, просто выйду подышать. Вот какова вероятность, что спустя неделю, в тот же день, в том же месте можно встретить того же человека? Цинхуа не знает, но факт, что с ним это происходит, налицо. «Ледяной демон», — вспоминает Цинхуа слова Ша Хуалин, и внутренне содрогается. Да уж, точнее некуда. — Здравствуйте, — запинаясь, произносит он, пытаясь вжаться в стену. — А вы носите линзы, да? Небожитель — Мобэй — хмурится, но не заходит в бар, замерев у входа и глядя на Цинхуа. А потом делает шаг к нему. — Не ношу. Можешь посмотреть. Цинхуа медленно и осторожно, внутренне сгорая от восторга, заходит сбоку и смотрит. Роговицу высвечивает оранжевым от света фонарей, никакого признака ни плотных, ни полупрозрачных линз. Потрясающе. То есть… Потрясающе. — Спасибо, — Мобэй скупо улыбается — чёрт, он сказал это вслух? — и всё ещё не уходит. — Ты следишь за мной? Цинхуа замирает, как кролик перед удавом. Он? Следит? С чего вдруг? — Нет? Зачем… — и, о, он тут же понимает, зачем. — В смысле, я понимаю, что у меня есть причина следить за вами, но я не следил, это случайность, честное слово… — Причина, значит, — Цинхуа вязко сглатывает и крепче вжимается в стену. — Ты один здесь, или с тем другом? — И с другом, и с его парнем, и с их компанией… — лепечет Цинхуа, начиная всерьёз бояться за свою жизнь. Рассказанное Ша Хуалин тем более не придаёт ему храбрости. — Хорошо. Передай от меня своему другу, чтобы проследил, что ты доберёшься до дома. Он оставляет Цинхуа в одиночестве и в смятении. Не лучшее сочетание. Ситуацию спасает только тонкий морозный аромат, оставшийся после Мобэя. Цинхуа стоит на улице, пока этот аромат не пропадает совсем. — Просил передать ЧТО? — Бинхэ смотрит на Цинхуа широко открытыми глазами и, кажется, пытается не заржать. Цинцю, в отличие от него, церемониться не собирается и тихо всхлипывает от смеха, прикрываясь рукой своего парня. — Ничего, — Цинхуа падает на своё место и сгребает со столика полупустой бокал, который в два быстрых глотка тут же становится пустым. — Да довезём мы тебя, не волнуйся, — Цинцю мягко похлопывает Цинхуа по плечу, еле дотянувшись, и снова падает на грудь Бинхэ, блаженно улыбаясь. Бинхэ кивает. — А с чего он вообще попросил это передать? — раздаётся с другого конца стола. Цинхуа натягивает на лицо извиняющуюся улыбку — с Лю Цингэ нужно вести себя ещё осторожнее, чем с Мобэем. Такое ощущение, что этот человек-консерва вообще не меняется: как замариновался в возрасте легковоспламеняющегося старосты четвёртого курса, так и остался там. — Я не знаю. Цингэ громко фыркает и закатывает глаза. — Ну конечно, чтобы ты, и знал. На него громко цыкает Ша Хуалин, и остальные замирают в предвкушении: сейчас начнётся. Никто не предполагает, что у Цингэ зазвонит телефон. — Ах ты ж… Я сейчас, — Лю Цингэ подрывается с места, будто ему звонят сообщить, что дом горит. Ша Хуалин довольно ухмыляется и закидывает руку на плечо Цинхуа. — Теперь твоя очередь рассказывать, — она мурлычет не хуже кошки, и Цинхуа почти чувствует коготки, готовые впиться ему в шею. — Рассказывать что? — хрипит он, испуганно глядя на Цинцю. Тот пожимает плечами. — Откуда ты знаешь нашего Мобэя? — Хуалин проникновенно смотрит ему в лицо, и глаза у неё чёрные-чёрные. — Я его не знаю, просто столкнулся с ним в больнице… на прошлой неделе. Подумал, что он меня послал, а он патологоанатом, — Цинхуа нервно хихикает от абсурдности формулировки. — А потом встретились в этом баре. — Сейчас? — Хуалин подаётся вперёд, прижимаясь почти вплотную. — И сейчас тоже, но сначала неделю назад… — Он тебе нравится? Кто-то ставит на стол стакан. Слышится тихий хруст сухариков у кого-то во рту. Все шесть человек, сидящих за столом, молча смотрят на Цинхуа. — Ну… да… наверное… он же красивый? Время будто размораживается: Цинцю тяжело и громко вздыхает, закатывая глаза с лицом «мой друг — долбоёб», Хуалин сочувственно хлопает его по плечу, а ее подруга мечтательно вздыхает, пряча улыбку в высоком вороте свитера. Цингэ возвращается как раз вовремя, чтобы его шёпот «опять переработал, зла на него не хватает» услышали все. — Будь осторожен и хорошо подумай, — слова Ша Хуалин льются ядовитым мёдом в ухо Цинхуа. — Потому что ты ему, видимо, очень нравишься. Я бы не советовала узнавать на себе его методы удержать человека рядом. — П-почему? Мы виделись всего три раза, едва по минуте… — Мгм, — она явно знает многое и показывает это. — И на третий раз он попросил Цинцю, чтобы тот проводил тебя до дома. Цинхуа, либо тебе очень повезло, либо уезжай из страны, — эта угроза венчается очаровательнейшей улыбкой, и Цинхуа снова пробирает мерзковатым холодком. — Я ничего о нем не знаю, кроме того, что он па… патологоанатом, — язык уже заплетается, думает Цинхуа. Кто бы подумал, что его так унесёт с пяти? шести коктейлей? — И красивый. Он очень красивый. Его глаза такие невероятные, он не носит линзы, сам разрешил проверить. И его волосы… вы видели его волосы? Это же что-то неземное! Ша Хуалин, кивая, привлекает его к себе и укладывает головой на своё плечо. — Конечно, мы видели. Хочешь, дам тебе его номер? Что? — Что?! — Номер телефона, — Хуалин снова усмехается, не собираясь, впрочем, выпускать Цинхуа из рук. — У меня есть. Поделиться? — Нет, не стоит, — Цинхуа снова скручивает, на этот раз от мысли о том, что он может написать Мобэю. И тот… его заблочит, как он сам бы поступил с любым неизвестным контактом. Короткая получится переписка, да. — Чёрт, я, знаете, я, наверное, поеду, мне совсем нехорошо. Цинцю хмурится и бросает короткий взгляд вверх, на Бинхэ. — Подожди на улице пару минут, мы тебя отвезём. Слабо кивнув и оставив под стаканом деньги, Цинхуа по стенке пробирается к выходу из бара. Второй раз за сегодня, ужасно. На улице уже не так жарко, как было днём. Цинхуа опирается на стену и вдыхает ночной воздух. В горле вдруг щекочет знакомый морозный запах, и Цинхуа вздрагивает, когда свет от фонаря перекрывает чья-то тень. — Вы следите за мной? — он нервно смеётся, разглядывая замершего перед ним Мобэя. — Да. Слежу, чтобы ты не поехал домой один. Дай свой телефон. Перед ним очень, очень красивый мужчина, в которого Цинхуа и правда успел немного влюбиться, но теперь он не может отделаться от мысли, что его грабят. — Зачем..? — несмотря на вопрос, он вкладывает свой смартфон в протянутую ладонь, нервно сглотнув от увиденного размера. Такие… изящные пальцы. Такие длинные. Такая большая рука. Вау. — Напишешь мне, как доедешь, — Мобэй возвращает ему телефон и, смерив холодным взглядом, лезет в карман своих джинсов. — Вот, — поверх телефона ложится оторванный от блистера квадратик с таблеткой внутри. — Это аспирин. Выпьешь утром, если будет плохо. А потом он просто… встаёт рядом и тоже опирается на стену. Цинхуа хочет стать очень, очень маленьким, забиться в щель между кирпичей и оттуда любоваться на это божество в драных джинсах, синей рубашке и с косой до… «До задницы, — вздыхает про себя Цинхуа. — О духи предков». — У вас красивые волосы, — говорит он, чтобы хоть что-то сказать. Мобэй в ответ награждает его очередным непроницаемым взглядом, но вдруг улыбается — совсем чуть-чуть, одними уголками губ, и улыбка не задевает глаз, но! это уже хоть что-то! — У тебя тоже. Цинхуа задыхается. — Я… у меня… они же… они же просто… Мобэй пожимает плечами и внимательно смотрит. — Мне нравится. Выглядят мягкими. В собственные волосы Цинхуа вцепляется, как в спасательный круг. — Ничуть, это только кажется, они на самом деле… Тихо хмыкнув, Мобэй протягивает к нему руку и кладёт ладонь на макушку, невесомо сгребая пряди пальцами. Цинхуа почти теряет сознание. — Очень мягкие. «Если он сейчас сделает ещё что-нибудь, — думает Цинхуа, из последних сил держась за волосы вспотевшими ладонями, — я точно сделаю что-нибудь в ответ». — Хочешь, можешь потрогать мои, — перед лицом Цинхуа возникает кончик косы в руке Мобэя. Цинцю, почти повисший на плече своего обожаемого Бинхэ, одурело хлопает глазами, глядя, как Цинхуа робко трогает Мобэя за косу. А потом тяжело-тяжело вздыхает, как человек, которому сообщили о диагностированном слабоумии ближайшего родственника. — Цинхуа. Поехали. Мобэй кивает, и его коса легко выскальзывает из пальцев Цинхуа, а сам он скрывается за дверьми бара. Вместе с ним пропадает свежий запах мороза. … — Он разрешил потрогать себя за волосы? — Да, но… — Цинхуа, ты в жопе. — Но… — Никаких «но». Если он тебе не нравится как парень, вали как можно дальше, я серьёзно, — Бинхэ, сосредоточенно смотрящий на дорогу, выглядит и правда серьёзным. — Но он мне нравится… — Как парень? Или как объект искусства? — Да не знаю я его как парня, что вы привязались! — жалобно тянет Цинхуа, сжимаясь на заднем сиденье. Бинхэ вдруг усмехается почти как Ша Хуалин. — О, это поправимо, не беспокойся. Цинхуа чувствует себя полнейшим идиотом, когда запирает за собой входную дверь и достаёт из кармана телефон. Последний набранный номер — он позвонил с телефона Цинхуа себе, о нет — записан как «Мобэй (патологоанатом)». Цинхуа срывает на почти истеричный смех. Полезный номер в телефонной книжке, ничего не скажешь. «Я дома, вы просили написать», — как же хорошо, что текстом сложнее передать интонацию! «На “ты”. Спасибо, что написал.» О духи, он ставит точки в сообщениях. Цинхуа заносит пальцы над клавиатурой и замирает. А что он, собственно, может написать? Разговор закончен. Пожелать спокойной ночи? Так Мобэй наверняка ещё в баре… «Как тебя зовут?» Оу. «Шан Цинхуа» «Очень приятно. А то “красивый парень из бара с мягкими волосами” длинновато, не везде помещается.» Цинхуа, задушенно взвыв, едва не выпускает телефон из рук. Что?! Что?!! «Не думаю, что подхожу под это описание :)» Смайлик в конце выглядит вымученным — прямо как сам Цинхуа сейчас. «Зря. Увидимся ещё раз?» Так вот о чём его предупреждали. Цинхуа глубоко вдыхает, а с выдохом сползает спиной по двери и садится на пол. «Можно, а когда?» «У меня смены через сутки с обеда и до вечера, освобождаюсь в девять. У тебя?» «В восемь я свободен», — отбивает Цинхуа. «Хорошо. Иди спать.» Несмотря на странность ситуации, Цинхуа забирается в постель с улыбкой на лице. «Пришёл. Спокойной ночи, Мобэй» «Спокойной ночи.» … — Выглядишь посвежевшим, — Цинцю отрывается от экрана и окидывает Цинхуа быстрым взглядом. — И рубашка новая. Мобэй? — Встречаюсь с ним сегодня после работы, — Цинхуа улыбается и проводит рукой по волосам. — Я же нормально смотрюсь? — Цинхуа, — Цинцю смотрит на него, как на тяжелобольного ребёнка. — Как бы ты ни оделся, рядом с Мобэем ты, как и я, будешь выглядеть неважно, потому что это Мобэй. Так что забей на внешний вид и наслаждайся ситуацией. Цинхуа машет на друга рукой и садится за свой стол. — Есть что поправить в статье? Или шефу понравилось? — Сказал, что пойдёт, но видно, что ты начинаешь исписываться. Велел найти отвлекающее занятие и отдохнуть от такого ударного темпа работы. — Но… Отдохнуть? Цинхуа обожал писать статьи. Это как просить заядлого кулинара отдохнуть от готовки, или рукодельницу от вязания и шитья. — Не смотри на меня щенячьими глазками, я встречаюсь с Бинхэ, у меня иммунитет. Вздохнув, Цинхуа подпирает ладонью щёку. — Попробуй снова начать книгу, — предлагает Цинцю. — Только в этот раз обойдись без селфинсертов и кого-нибудь-ещё-инсертов, будь другом. — Как будто тебе не понравилось, — бормочет Цинхуа, надеясь, что его не слышат. — А мне должно было понравиться, когда ты сделал меня тираном, посадившим на цепь собственного ученика? — невинно уточняет Цинцю, и Цинхуа вздрагивает. — Но я же все исправил почти сразу… — И поменял нас ролями, спасибо большое. Бинхэ потом со мной несколько дней не разговаривал, потому что думал, что я был в курсе и не против! — Ладно, — вздыхает Цинхуа. — Без «кого-нибудь-ещё-инсертов». Он открывает новый документ… и сдаётся на пятой странице рассказа о демонах, называя одного из них Мобэем. Строго говоря, он превращает имя в титул, и это не должно считаться? Не будет считаться? Это всё равно никто не прочтёт, кроме Цинцю и, возможно, Бинхэ? «Ай, плевать». И великий ледяной демон Мобэй-цзюнь ступает на электронные страницы. — Брат Шан, я же просил. Цинцю возникает над его плечом неожиданно и бесшумно — неудивительно, что Цинхуа взвизгивает и едва не роняет чашку на ноутбук. — Это не считается! — Это демон по имени Мобэй. Мне же потом проверять твою писанину, пощади. — Не надо ничего проверять, — дуется Цинхуа, обнимая руками экран ноутбука. — Напишу для себя, придумаю этому Мобэю хорошенькую подружку, накатаю многостраничное порно и буду на него дрочить вечерами. Цинцю за плечом вздыхает и мягко похлопывает его по голове. — На твоё порно не получается дрочить, брат Шан. Поменяй демону имя. — Это титул. Цинхуа из принципа оставляет его тем же. … Адрес медчасти, в которой работает Мобэй, Цинхуа находит на больничном листке, заложенном между страниц своего блокнота. И добирается туда как раз к девяти. — Привет. Цинхуа старается не смущаться, но не особо-то получается, когда напротив стоит… Мобэй. Это просто Мобэй. Потрясающий, чуть улыбающийся, очень красивый и прохладный Мобэй в тонком свитере и джинсах, от которого едва уловимо тянет морозом. — Это у тебя одеколон так приятно пахнет? — Цинхуа спрашивает быстрее, чем думает, впрочем, ничего необычного. Только вот Мобэй недоуменно хмурится и наклоняет голову. — Как? — Холодом, свежестью, как будто зимним утром, — Цинхуа замолкает на полуслове и сжимает ладони в кулаки, чтобы не закрыть ими краснеющее лицо. — Вряд ли. Он бы уже выветрился за время смены, — Мобэй вдруг наклоняется к нему и втягивает носом воздух у его головы, ещё больше вгоняя в краску. — Ты пахнешь сладким чаем с ягодами. Тепло и вкусно. Мне нравится. Пойдём. «Что ж, — думает Цинхуа, когда Мобэй открывает перед ним переднюю дверь. — Теперь и у меня есть парень на машине». — А куда мы поедем? — спрашивает он, когда Мобэй выезжает на дорогу. — Ужинать. Или завтракать. Ты ел сегодня? Цинхуа энергично кивает: ещё бы он не поел, когда Цинцю чуть ли не силком впихнул ему в руки пакет с булочками, вернувшись в кабинет после обеденного перерыва. — Значит, ты поедешь ужинать, а я завтракать, — невозмутимо резюмирует Мобэй. — Ты не ел целый день?! — ахает Цинхуа. — Как так получилось? — Иногда забываю, — Мобэй смотрит на дорогу и держит руль одной рукой. Цинхуа, почти не задумываясь, хватает его за вторую. — Нельзя же так… ой! У тебя рука совсем холодная! Ты мёрзнешь? Мобэй улыбается уголком губ и чуть сжимает пальцами ладонь Цинхуа. — Врождённые проблемы с терморегуляцией. Полезно, когда проводишь половину дня в морге. — А ты и правда ледяной демон, да? — выдыхает Цинхуа, потрясённо улыбаясь. Мобэй бросает на него странный взгляд. — Кто тебе такое сказал? — Одна подруга... парня моего друга, вы с ней знакомы. Цинхуа почти становится стыдно, особенно после того, как Мобэй удовлетворенно кивает и снова сосредотачивается на дороге. — Ша Хуалин. Придумала меня так называть после того как я ей отказал. Это было на втором курсе. — Ты ей отказал? — Цинхуа закусывает губу, вспоминая эффектную Хуалин. А ведь именно о ней он думал, когда грозился ввести в рассказ подружку Мобэй-цзюня. Не стал бы, конечно, но мысли-то были! — Не мой типаж. — А какой твой? — Цинхуа произносит это — и практически слышит, как под его ногой с сочным хрустом ломается тонкий лёд. — Ты. Цинхуа уходит под воду. — Это, ну, знаешь, неожиданно, и… Они очень не вовремя встают на светофоре. — Я тебе не нравлюсь? — светлые глаза Мобэя смотрят на него, сквозь него, и наверняка боковое стекло машины уже оплыло раскалёнными потёками под этим взглядом. — Нравишься, просто я же тебя едва знаю… — Это поправимо, — Мобэй продолжает смотреть, и Цинхуа не уверен, моргнул ли он хоть раз за это время. — И ты меня тоже… — Тем более поправимо. — Ладно, — Цинхуа вздыхает и трёт лицо ладонями, спасаясь от этого невозможного взгляда. — Меня к тебе тянет. Ты очень красивый. Прохладный. Вкусно пахнешь. Странно себя ведёшь, как будто редко имеешь дело с живыми… ох, да. Просто я не привык к такому… напору. И, если можно, пожалуйста… — Цинхуа открывает глаза и тяжело сглатывает. — Нам зелёный, Мобэй. Он кивает и трогается с места. — Пожалуйста — что? — А? — Цинхуа остервенело трёт горящие щёки и не сразу понимает, что вопрос был задан ему. — Ты сказал: «если можно, пожалуйста» — что? — А, ох, — Цинхуа опускает взгляд на собственные коленки. — Пожалуйста, не нужно удерживать меня, я не собираюсь никуда убегать. Мобэй вдруг улыбается шире, чем обычно, это почти похоже на настоящую улыбку. — Об этом тебе тоже сказала Ша Хуалин? Цинхуа кивает. — Интересно, что ещё она наговорила, — в голосе Мобэя проскальзывают льдистые нотки, и Цинхуа хочется вопить от непонятного восторга. Ледяной демон! — Ты уверен, что это та тема, которую стоит обсуждать перед свиданием? Мобэй молчит почти минуту, а потом вдруг улыбается. Прямо… улыбается. По-настоящему. Такой красивый, как искрящийся на свету снег. Цинхуа замирает, боясь вдохнуть. — Ты прав. Расскажи что-нибудь о себе. Его улыбка пропадает, и Цинхуа невыносимо жаль, что в его глаза не встроены камеры. … — Это такое хорошее место, ты часто туда ходишь? — Цинхуа несмело сжимает в ладони пальцы Мобэя — восхитительные, длинные холодные пальцы — пока тот второй рукой ведёт машину. — Иногда. Там почти всегда тихо, мало людей, и готовят вкусно, — Мобэй пожимает плечами. — Отвезти тебя домой? — А можно? — Тебе можно. Цинхуа гладит пальцами сухую холодную ладонь. — Отвези. Я покажу дорогу. Дорога оказывается возмутительно короткой. Цинхуа нехотя выбирается из машины и тянет носом: морозный аромат остаётся вокруг Мобэя, но отказывается идти с Цинхуа. Это ужасно несправедливо. — Слушай, — он нервно кусает губу и барабанит пальцами по крыше авто. — Можно тебя обнять? У нас же вроде было… свидание. Мобэй молча выходит из машины. — В конце свидания не только обнимаются, — вот, ещё чуть-чуть, и снова можно будет увидеть ту потрясающую улыбку..! — Если улыбнёшься, не только обнимемся, — зачарованно выдаёт Цинхуа, запрокинув голову. Мобэй улыбается. Цинхуа теряет себя. — Подожди, — он останавливает Мобэя, когда тот наклоняется для поцелуя. Ему нужно проверить, неужели всё так просто и сложно одновременно. Это точно не одеколон, не шампунь для волос и не кондиционер для белья. Это что-то другое, и остаётся только один вариант, что именно. Цинхуа поворачивает голову и вжимается носом в шею Мобэя, не закрытую воротом свитера. Да. — Это ты. Ты сам так пахнешь. Снегом, морозом, зимним утром. Настоящий ледяной демон. Мобэй снова улыбается ему — снежинки, сияющие на солнце, — и легко, почти формально касается губами губ. — Когда это произносишь ты, звучит приятно. Цинхуа целует его ещё и плавится в холодных руках.