Пусть все станет на свои места

Дата рождения у Гермионы Джин Грейнджер просто отвратительная — девятнадцатое сентября. Ни десятое, ни пятнадцатое, ни первое, ни еще какое-нибудь легко запоминающееся число, да даже ни с одним праздником не совпадает, приходит вечно неожиданно, как престарелый Живоглот, что всегда оказывается точно под ногой. Рон Уизли сделал предложение сразу же после окончания школы, даже не задумываясь о возможности отказа, просто поставив мысленную галочку в воображаемом ежедневнике напротив строчки о непременной женитьбе. Гермиона оказалась даже лучшей женой, чем можно было себе представить: не предъявляла супругу забытых круглых дат, громко и яро отстаивала ненужность цветов и дорогих подарков, не таскала его за собой по магазинам и к маме и придерживалась феминистических взглядов ровно в том количестве, чтобы быть довольной собой и удобной для Рона. Мысленно помножив все это на умение готовить, Уизли приравнивал девушку к идеалу. Ему же до идеала не хватало самой малости: запомнить одну-единственную дату, значимость которой приуменьшать было бы слишком стыдно. Рон честно старался: отмечал красным кругом этот день в настенном календаре, держал в своем магазине стикер с днем и месяцем прямо над кассой, но все равно всякий раз покупал подарок в последний момент. В этом же году все стало еще хуже: магазин пришлось на две недели закрыть на небольшой ремонт, а Грейнджер в конце августа громко заявила, что смотреть на эту безвкусицу с зелеными хрюшками она больше не может, и календарь выкинула. Таким образом, судьба, оставив несчастного младшего из братьев Уизли без визуальных напоминаний, в последний момент все же сжалилась и послала ему на помощь Гарри Поттера.  — Так что ты будешь дарить Гермионе? — спросил Рона лучший друг.  — Так еще же не… — Уизли начал судорожно искать в полупустом магазине хоть что-то, способное оправдать его надежды на то, что до праздника еще есть время.  — Сегодня девятнадцатое, — напряженно произнес Гарри. — Мы с Джинни приглашены на семь.  — Так я это… Сейчас посмотрю, у нас что-то из товара оставалось… Сейчас я… Я сейчас что-нибудь там да выберу, — Рон суматошно вскочил, пошел было в сторону двери на склад, остановился, махнул рукой, задумался, снова пошел… Затем развернулся и более осознанно заговорил. — Нет, ну, ей все-таки сегодня двадцать восемь, это почти юбилей… Странно будет подарить свисток или какую-нибудь шутку-копилку.  — Да, весьма, — пробормотал Гарри, чуть сощурившись.  — А что же теперь делать? Может, ей это, ну… Книжку подарить? Толстую какую-нибудь… Ее любимого автора, ну, этого… С бородой… Помню его… Не помню только, как зовут…  — Там в двухстах метрах от вас в «Чудесах и Чудесностях» большая распродажа… Говорят, много всяких редкостей. Может, там чего найдется, — пожал плечами Гарри. — Джинни у них недавно антикварный сервиз купила. Правда, пить и есть из него нельзя, но в шкафу стоит красиво. Говорит, это в ней дальние русские корни играют.  — Спасибо, — с трудом дослушав друга, Уизли выскочил на улицу, хлопнув дверью так, что ремонт едва не понадобился и ей. Магазин этот всегда казался Рону немного странным и даже пугающим. На фоне кричащего стиля «Вредилок» здесь было как-то уж слишком скромно. По мнению молодого человека, если уж ты используешь слово «Чудеса» на своей вывеске, так удивляй с порога. Вот, встречай его привидение орангутанга, выглядывающее из окна наполовину, он бы с куда большим энтузиазмом заглянул в эту лавчонку. Тем не менее, небольшие часы у входа нетерпеливо напомнили о близящемся торжестве звучным движением стрелок. Пошел третий час дня, а потому вариантов оставалось совсем немного. Осторожно приоткрыв дверь и совсем по-детски просунув голову внутрь, Рон сразу отметил, что «лавчонка» — совсем не подходящее название этому месту. Как выяснилось, почти весь первый этаж Косого переулка, 34 был отдан под эти самые «Чудеса». Тем не менее, простор не смог придать этому месту волшебности, более того, он, казалось, убил последнюю. Магазин выглядел абсолютно маггловским местечком: длинные белые стеллажи, светлые стены с несколькими картинами, две из которых были абсолютно неподвижны. У входа стояла табличка с зазывной надписью «Распродажа». Рон мысленно отметил, что по ту сторону двери стояла точно такая же. Могли заморочиться хотя бы с этим, честное слово. Покупателей здесь тоже было совсем немного. Возможно, двое продавцов да два клиента, включая Уизли, смотрелись бы менее бедно, будь места поменьше, но сейчас владелец магазина в душе Рона мысленно посыпал голову пеплом. Это ж сколько торговых площадей в самом эпицентре рыночной жизни магической Англии пропадает. Поймав на себе озадаченные взгляды работников, молодой человек осознал, что все еще продолжает стоять в дверях. Приосанившись и скрывая неловкость, Рон уверенным шагом вошел в помещение.  — Мы можем чем-то помочь? — не успел Рональд сделать и шага, как перед ним возник один из тех самых продавцов в форменной футболке с названием магазина. Все у магглов переняли, ничего своего…  — Подарок мне нужен… Жене, — преодолев желание отослать приставучего куда подальше, как он это часто делал в маггловских районах, Уизли предположил, что гид ему здесь совсем не помешает. — Двадцать восемь ей… Сегодня… Умная она у меня, так что на всякие непрактичные безделушки не поведется…  — О, мне есть, что вам предложить, знаете ли! — консультант энергично устремился в сторону дальних прилавков, когда Рон наткнулся взглядом на гигантскую надпись «-90%, последний товар». Далее шла перечеркнутая цифра сто, а рядом с ней горделиво пристроилась жирная, в несколько раз крупнее десятка. Что могло стоить в этом магазинчике сотню сиклей? Прямо под огромным ценником разместился несоизмеримо большой ящик для одной единственной палочки, что лежала внутри в темно-оранжевом футляре.  — Вы торгуете палочками? — со скепсисом обратился Рон к отошедшему продавцу, терпеливо ожидающему его в стороне. — Я бы даже сказал… Вы торгуете палочкой?  — А… Это, — Рону на мгновение показалось, что равнодушие было напускным, но он тут же отбросил эту мысль. Люди, которые и магазин не в состоянии содержать в приличном волшебном виде, не способны на такие сложные стратегии торговли. — Это философская палочка. Знаете ли, редчайший экспонат, но в быту абсолютно бесполезная вещь. Пойдемте, я вам покажу чудесную карандашницу. Два в одном, знаете ли: можно использовать еще и в качестве стакана…  — Вы сказали, редчайший экспонат? — на сегодня лимит вежливости был исчерпан, Уизли резко перебил продавца. — И что же в ней такого особенного?  — Да, сущий пустяк. Был, знаете ли, брак. Один мастер в момент работы над палочками совсем потерял концентрацию, потерял, знаете ли, контроль, а при работе с таким тонким материалом он необходим. Дерево, почуяв свободу, решило, что быть просто верной помощницей волшебника не хочет. А так как мастер тот был любителем напевать замудренные песни, то первым, что услышали новоиспеченные палочки, были философские размышления. И вторым, знаете ли, и третьим. Так палочки и решили, что не только мастер так может, но и они… Подумали, что могут при выполнении приказа немного пофилософствовать, понять, знаете ли, иначе… — консультант нервно заозирался по сторонам. — Таких, знаете ли, всего три. Эту владелец нашел в мусорке, он у нас такой — любит всякую всячину поискать… Думал, старая палочка, поломанная… А потом на клеймо наткнулся… Мастер, когда понял, что натворил, рядом со своим именем на всех трех палочках вывел «Б» — брак, значит.  — Вы торгуете вещами, найденными в мусорке? — снова перебил Рон.  — Вот, и я о том же, — радостно начал консультант. — Ни к чему вам эта редчайшая палочка, какой-нибудь ценитель, коллекционер зайдет, тонкий критик, он и заберет… А мы пойдем с вами к карандашницам…  — Я беру ее, — Рон, в каком-то смысле, тоже ценитель и тонкий критик, в конце-то концов. — Моя жена такое оценит.  — Ой, не уверен, что вам это нужно… — Рон бросил грозный взгляд. — Ну, хорошо. Только помните: вздумаете использовать ее по назначению, озвучивайте только максимально прямолинейные приказы.  — Справлюсь, — Рон отмахнулся. В конце концов, не глупее его гениальная жена этого странного и немного дерганого продавца. Домой Рональд шел очень довольным собой. В этом году Гермиона точно оценит его подарок. Быть может, кастрюля в прошлом и фикус в позапрошлом были не лучшим выбором, но теперь он все осознал и приготовил ей нечто в самом деле необыкновенное. История палочки, полагал Рон, была просто неудачным маркетинговым ходом: будь он удачным, ее бы не пришлось отдавать практически даром. Понапридумывали ерунды, ткнули лишнее клеймо, а зря — такое уже давно почти никого не трогает… Тем не менее, если он перескажет все Гермионе, то она точно будет в восторге. Уже дома Уизли пришла в голову чудовищная мысль: вдруг причина этой огромной скидки в том, что палочка попросту нерабочая? Вот уж будет язвить стерва Паркинсон, если это обнаружится… Рон осторожно раскрыл футляр, боясь его повредить. Справа от палочки мелкими буквами была выдавлена фраза «Подчиняется приказам на современном разговорном английском».  — Вот и проверим, — настороженно пробурчал Рональд. Ничего, как назло, не приходило в голову, а ведь Гермиона, если верить часам, совсем скоро должна вернуться. Только сейчас он заметил, что дома творилось нечто ужасающее: кружки, чашки, кучи неразобранных вещей… Гермиона в последние две недели домой приходила затемно, перекусывала лишь бы чем-нибудь и едва не в плаще укладывалась спать. Рон же, при всем своем великодушии твердо стоял на одном: уборку, пусть даже волшебную, должна выполнять женщина. К тому же, она в этом своем министерстве только и делает, что читает да пишет бумажки, а вот он в магазине устает по-настоящему. Принеси, подай, надпиши, пометь… Теперь ремонт еще этот… Но раз в году можно отступить от своего принципа, ведь так?  — Пусть все станет на свои места, — Рон довольно улыбнулся, заметив, как часть вещей послушно переместились на полки и в шкаф, а некоторые из них даже сменились новыми. Столько глаженых рубашек одновременно у них дома не видел еще никто. Гермиона точно будет им довольна… Нужно только проветрить, пожалуй. Его несколько удивило, что комната в целом несколько изменилась: стала куда спокойнее и чище не только от пыли, но и от всяческого годами скапливающегося хлама, который его супруга периодически не без скандала выкидывала, как тот несчастный календарь. Оставить все, как есть? Быть может, Гермионе так понравится даже больше… Нет, в этом вылизанном доме он не будет жить ни дня. Порядок порядком, а представления об уюте у него от мамы.  — Верни… — начал было Рон, но с удивлением обнаружил, что вместо палочки в его руке была леденцовая трость.  — Уизли, тебе не говорили, что гости входят через дверь или хотя бы с разрешения хозяина? — взявшийся из ниоткуда Малфой недовольно покосился в сторону распахнутого настежь окна, а затем обреченно вздохнул, будто бы давно смирился со странными повадками Рона.  — Ты… Ты чего здесь делаешь, х-хорек? — всегда уверенный в своем, как минимум, духовном превосходстве Рон сейчас отчего-то чувствовал себя скорее неудобно.  — Ты пьяный что ли? — Малфой начал всматриваться в лицо Рональда так, как должен бы сейчас всматриваться Рональд в его. — Живу.  — А что, Малфой-мэнор расселили на нашу голову? — если бы Гермиона в свое время не начала эту глупую дружбу, то ему бы не пришлось на каждый праздник наблюдать за столом слизеринцев. Одно всякий раз согревало душу Рональда Билиуса: личная жизнь у них не складывалась от слова совсем. Паркинсон в свое время потратила не один год на то, чтобы свести хорька и Гермиону. Тот, к слову, был совсем не против, а последние пару школьных лет ухаживал за гриффиндоркой вполне открыто, но абсолютно безуспешно. Жену Рона не взять ни деньгами, ни фальшивой харизмой. В итоге, за следующие десять лет Малфой так и не женился, а Паркинсон меняла кавалеров, как перчатки. Всякий раз ее роман заканчивался дома у Уизли, где она с горечью заявляла, что этот тоже не тот, отгоняя Рона. Тот не обижался — мысль о том, что эта стерва никому не портит жизнь, перекрывала все с лихвой.  — Это для Панси? — спросил Малфой уставшим голосом, кивнув на леденец.  — Нет! — крикнул Рональд так громко, что тот даже отшатнулся. — Это я… Сам съем.  — А-а… Приятного, — и Малфой просто вышел из комнаты! Вломился в чужой дом, несет какую-то ересь, так еще на хозяина смотрит, как на идиота. Надо его догнать, отчитать и… Драться с ним в день рождения Гермионы будет совсем неправильно.  — Здрасте, дядя Рон, — пришла очередь отшатываться и самого Рональда. Стоило ему выйти на лестницу, как перед ним возникла маленькая копия Гермионы. — А почему вы кричали?  — На ногу… Уронил… — Рон хотел было сказать «челюсть», но передумал. — Книжку какую-то.  — А, — девочка кивнула. — Болит?  — Нет, уже нет, — хотя в больницу ему бы явно не помешало. В психиатрическую, вероятнее всего. Девочка эта странная… Ну, хотя, если присмотреться, не так уж она и похожа на Гермиону, может, кто из гостей ребенка привел… Только почему она его знает? Хотя, он все же не последний человек в Англии… Малфой еще какой-то не такой… Дом все еще казался ему до противного стерильным, даже ваза на столе в гостиной была в тон… Нужно только найти эту паршивую палочку, пока не пришла Гермиона, а не то ей понравится, а в день рождения, как никак, отказать будет сложно…  — О, ты уже здесь, Уизли… Обезвредить на входе не выйдет, — раздался голос Паркинсон с первого этажа. Рон к своему неудовольствию заметил, что он даже рад ее появлению. Хоть что-то в этот дурацкий день кажется привычным. Ее он по-прежнему терпеть не может и это абсолютно взаимно.  — Тетя Панси! — девочка сбежала вниз по лестнице. — Па-а-ап, тетя Панси пришла. Она сейчас будет очень забавно ругать дядю Рона, приходи смотреть. Рон затаил дыхание. Быть может, он в самом деле забыл закрыть за собой дверь и все гости уже пришли? Может, это дочь какого-то сослуживца Гермионы? Отбросить мысли о том, что девочка была очень похожа на его жену, Рональду совсем не удавалось. Да и вообще все это было каким-то… Труднообъяснимым. Мысль о натворившей дел палочке молодой человек отбрасывал всякий раз, стоило ей возникнуть в его голове. Вот только пришлось вернуться к ней, отброшенной, в тот момент, когда из кухни на зов вышел вечно холостой Малфой.  — Ой, я не готовилась, чтобы при зрителях, — Панси засмеялась намного спокойнее, чем привык ее видеть Рон, совсем без привычной доли нервозности.  — Откуда у тебя ребенок? — Уизли в несколько шагов подскочил к Малфою.  — Ой, ну… Такие вещи мама с папой обычно рассказывают… Как тебе объяснить-то?.. — заполнять паузу принялась Панси, Малфой же в очередной раз начал всматриваться в лицо Рона, пытаясь найти признаки сумасшествия во взгляде. Сам Уизли чувствовал себя последним островком адекватности в этом разом постранневшем мире.  — Замолчи, — отмахнулся Уизли. Опасность он чувствовал буквально в воздухе. — Откуда у тебя ребенок?  — Ну, я у мамы в животике сначала росла. Оттуда, — заметила девочка. — Потом мы немножко в больнице полежали, а потом приехали к папе.  — Уизли, давай ты домой поедешь? — с нажимом переспросил до крайней степени напряженный Малфой. — Сегодня все-таки праздник, а у тебя явно не тот настрой.  — Мой дом здесь! — завопил Рон.  — Ты чего ребенка пугаешь? — девочка прижалась к Паркинсон так, словно бы та могла защитить хоть кого-то. — Свою конуру ты все же спалил?  — Это ведь твоих рук дело? — Уизли надвигался на девушку куда медленнее, чем на Малфоя, но от этого выглядел намного более устрашающим. — Весь этот дурацкий розыгрыш?  — Панси, иди к папе, — пробормотала девушка, прикрыв живот рукой. Кажется, впервые в жизни она его в самом деле испугалась, отчего Рон чувствовал смесь стыда (все-таки девушка) и самодовольства. Правда, от осознания, что ребенка, кажется, звали в честь Паркинсон, к этому прибавилась еще и небольшая тошнота.  — Отойди от нее, — неожиданно буквально перед носом Уизли возникли Малфой и Фред с вытянутыми палочками.  — Фред?! — изумлению Рона не было предела. Он чувствовал себя преданным и даже униженным в этом странном пародийном кружке. — Ты на их стороне?  — Ты угрожал моей жене, на чьей я должен быть стороне? — Рон в очередной раз отшатнулся. Фред не выглядел веселящимся. Во всем виновата палка. Это ее рук... —или что там у палок — дело. Нужно просто найти, куда она делась, подбросив ему этот глупый леденец, который он все еще зачем-то держал в руках, а там уж он придумает, как все исправить. Но пока нужно подыгрывать этим странным фигурам со знакомыми лицами, чтобы его просто не выставили из дома, лишив всякой возможности вернуть все на место… На то место, на котором оно было, а не которое считает идеальным кусок дерева.  — Да вы чего? — Рон засмеялся настолько естественно, насколько только мог. — Это же все шутка… Глупая шутка, согласен… Я бы не сделал Пар… Панси ничего плохого.  — Больше так не шути, мне вообще-то волноваться нельзя, — заметила Паркинсон безо всякой иронии, продолжая прикрывать живот рукой. — Не бойся, дядя просто глупый, дядя не страшный. У этой… У Паркинсон в этом мире будет ребенок от его брата? Кажется, представления палочки о прекрасном были еще более странными, чем он предполагал. Теперь на нем, помимо всего прочего, еще и миссия спасения Фреда от семейной жизни с ужасным человеком и ее несомненно ужасным потомством. Все подробности жизни этого мира Рон решил принимать с достоинством и без истерик. Что бы тут ни происходило, вскоре оно перестанет происходить. Правда, когда все его худшие предположения подтвердились, и та Панси, что поменьше, оказалась дочерью не только Малфоя, но и Гермионы, все его планы едва не провалились, так ему хотелось закатить ревнивый скандал. Ни в какой вселенной она не должна была принять его предложения. Успокоило Рона только одно: с огромным трудом и нескрываемым от самого себя рвением он искал в ней хоть маленький кусочек несчастья. Очень уж ему хотелось убедить себя, что все это благополучие напускное. Уловив в девушке секундную задумчивость, не сопровождаемую улыбкой, Уизли сразу же постарался получше ее запомнить в подтверждение своих мыслей и перевести взгляд куда-нибудь в более безопасное место, чтобы ничего не могло заставить его усомниться в собственной правоте. Самым безопасным местом стал букет, подаренный Малфоем. Местная Гермиона, к слову, была очень даже довольна, а ведь Рону так хотелось увидеть, как она треснет хорька по лицу за нерациональное расходование средств. Тем не менее, пусть неизвестные цветы и не вызывали приятных ассоциаций, смотреть на них было спокойнее, чем на Гарри и Полумну с двумя дочерьми, Блейза и Джинни и еще на несколько весьма извращенных союзов. Но все это померкло на фоне того, что обнаружилось через пару мгновений.  — Рон, а где же Берта? — спросила неожиданно Гермиона, пока он старательно пытался заесть стресс и поскорее опустошить праздничный стол, чтобы Малфою меньше досталось, одновременно.  — Какая Берта? — пробурчал Рон, не успев прожевать кусок запеченного мяса. Кусок был большой, жевал он его долго, а молчание затягивалось.  — Жену твою так зовут, дубина, — Малфой все же решил для себя, что Рон несколько не трезв, а потому ко всем странностям относился с долей раздражительного снисхождения.  — А-а-а-а… Берта? Берта замечательно, очень расстроилась, что не смогла со мной пойти, — максимально уверенно заговорил Рон.  — Вот, я тебя, конечно, не люблю, Уизли, но вашу историю буду рассказывать детям, — заметила Панси, поглаживая живот и зачем-то показывая и озвучивая ему все, что собиралась съесть. Не так он себе представлял беременную Паркинсон. Вообще не представлял, откровенно говоря. — Апельсинка… Расколдовать силой любви заколдованный беспамятный портрет… Это же так красиво. Яблочко…  — Да-а-а-а, очень, — пробормотал Рон, затолкав себе в рот сразу огромный кусок, чтобы не наговорить лишнего. Сейчас они ему сами все расскажут. Все же любопытно, кого ему подобрала эта странная палочка.  — Кто же знал, что ее крики всякий раз, когда мы входили в гостиную, это мольба о помощи? Просто завуалированная даже для нее самой, — поддержал Гарри.  — А мне вы подарили пожизненную возможность шутить о том, что Рон сошелся с дверью, — заметила Панси. — Гриффиндорской, но дверью. Спасибо вам за это. Персик. Кажется, эта палка решила свести его со своим сородичем, другим деревом. Полная Дама и он — слишком даже для этой странной истории. Она ему и не нравилась почти никогда. Ну, разве что на седьмом курсе они пели по ночам вместе, но так все быстро закончилось, когда его как-то поймал Филч…  — Тетя Панси, а он слышит, да? — спросила маленькая Панси большую.  — Да вряд ли, просто я вижу, как это злит Рона, — девушка опустила голову. — Но если слышишь, то не обижайся. Подрастешь, будем с тобой вместе его стебать. Тебе понравится. На самом деле злило Рона совсем не это. Вернее, не только это. Куда больше его раздражало увеличение популяции Панси в их скромном кругу. Всякий раз, когда он начинал говорить о детях, Гермиона бубнила что-то о том, что они еще недостаточно крепко стоят на ногах и вообще памперсы и соски на данный момент не входят в круг ее интересов. Разговор этот Рональд заводил все чаще, что жену откровенно раздражало, потому как каждый следующий ответ был агрессивнее предыдущего. А тут… Панси эта, совсем не выглядящая покинутой и грустной, пусть и родилась у двух самых несовместимых людей на планете… Гермиона, так активно интересующаяся прибавлением в семействе Паркинсон… О ее связи с Фредом он старался не упоминать даже мысленно. Еще грустнее ему становилось от того, что у Джинни, в его мире достаточно семейной особы, здесь детей не было вообще. Более того, на его достаточно вежливый вопрос о том, когда же она уже подарит ему племянников, девушка достаточно хлестко ответила, что династию многодетных домохозяек она продолжать не собирается и что племянники у него появятся и без ее участия. Панси на это заявила, что к своим детям она его на пушечный выстрел не подпустит, но будет исправно присылать колдографии. Неожиданно взгляд Рона упал на стеллаж прямо позади Панси. Видимо, собой она все это время закрывала хрупкое семейное благополучие школьного друга. Знакомая вытянутая коробочка… Думала, спряталась от хозяина? Натворила дел и в футляр? Э, не-е-е-ет…  — Вот ты где, хитрая скотина… Древесина! — Рональд вскочил со стула, не в силах более вести мысленный разговор.  — Рон, что ты творишь?! Рон! — послышались голоса друзей и не очень.  — Это моя палочка! — детский голос был настолько отчаявшимся, что, казалось, Панси вот-вот заплачет. — Зачем ты ее берешь?  — Не трогай, — Малфой явно был настроен агрессивно, но все еще пытался не испортить праздник. Секундная жалость сменилась азартом. Какая разница, что там думает эта девчонка, когда в реальном мире ее никогда не существовало, когда она всего лишь плод воображения зазвездившейся волшебной палочки? Правильно, никакой. Неудобно, конечно, что он сейчас, вероятнее всего, попадет в самый разгар дня рождения Гермионы, но хоть в этом ему должна помочь палочка. Как никак, за десять сиклей купил… Или это была плата за дурацкий аттракцион?  — Здесь… Здесь нет буквы «Б», — в том, что палочка была та самая, никаких сомнений не было. Даже этот дурацкий оранжевый футляр…  — Я же говорил, что ему нужно уйти, — пробормотал Малфой, взяв маленькую Панси на руки. — Не бойся, он сейчас все отдаст.  — Ага… Или я воспользуюсь своим преимуществом беззащитности и отберу сама вместе с рукой, — заметила Паркинсон. Все стало на свои места. Философствующих палочек не существует, а если и существуют, то они не здесь, а где-то «на своем месте»… Странная уборка вышла. Рона резко качнуло. В руках странного цвета футляр с палочкой… Он дома у Грейнджер и хорька. Неужели снова девятнадцатое? Вот ведь только было… Он и не помнит, купил ли подарок… Что-то ему нехорошо. Нужно позвонить Берте, пусть заберет его, пока он тут не натворил чего, как в прошлый раз, когда захватил конструктор Панси… Поздравления только пробурчит и домой… Палочка только что вздрогнула или ему показалось?