***
Вероника Лодж заглушает подозрительный голос в голове, включая «Sweet dreams» в наушниках на полную громкость, как истинная девушка, живущая на Верхнем Ист-Сайде. А потом останавливает «Завтрак у Тиффани» - потому что это пройденный этап, к которому нельзя вернутся. Она одевает брючный костюм и оксфорды, покупает кофе за четыре доллара и читает в парке каждое утро, заводит кошку и называет ее Кошкой, а вечерами смотрит с балкона на движущиеся машины, попивая пряный чай латте. Вероника пытается не потерять себя в городе жизни, в городе фальши, в городе кофе, в городе бега, в самом лучшем городе Мира. Вероника Лодж пытается не потерять себя в Нью-Йорке.***
Джагхед Джонс угрюмо сидит в коморке общежития и пытается выжать хоть строчку на своем ноутбуке. Сейчас ноябрь, за последние сто двадцать четыре дня он написал: ни-че-го. Джонс проводит дни либо, смотря на фигуры людей, которые вечно куда-то спешат, либо за эспрессо с профессором Фордом, который преподавал древнюю литературу. Сначала они обсуждали мифы, но найдя точки соприкосновения в Фицджеральде и Сомерсете Моэме, начали обсуждать литературу в общем. Университет заставил выкинуть Джагхеда шапку-корону и пару клетчатых рубашек. Теперь он просто парень, парень без изюминки. В толпе он стоит в серой майке и джинсах, сливаясь с кучей других бегущих людей. Его руки всегда немного покрыты мурашками, но он так и не купил себе куртку, его кудрявые волосы развиваются на ветру, а глаза устремлены вверх. Он созванивается с Арчи. Сначала они говорили раз в два дня, вечером, потом раз в неделю, теперь раз в две недели. Осадок, что Арчи с Бетти в Гарварде не ушел. Стипендия за спорт – это же полный бред. И расстаться из-за расстояния, кстати, тоже. Он – писатель, ему нужнее сидеть на уроках философии. И он – писатель, ему плевать на расстояние, он бы это пережил. Нью-Йоркский университет – совсем не то, что Джагхед хотел от жизни, но было классно свалить из Ривердейла. Хотя Бруклин не особо отличается от Южной части его родного города, разве что здания повыше.***
В ноябре Вероника Лодж перечитывает Трумена Капоте и пересматривает «Трамвай желаний». Она ходит по дому в (о Боже Мой!) уггах и спортивном костюме, ест мороженое Movenpick со вкусом «Грецкий орех и кленовый сироп», а ночью сидит на балконе, укутавшись в красный плед, и пьет черный кофе. В Колумбийский университет девушка делает пучки, носит черные юбки чуть ниже колена и водолазки, на ее губах бордовая помада, а в ушах золотые серьги – будто бы она застряла в двадцатых. Но иногда ночами она проваливается в мимолетные депрессии, позволяет себе распахивать окна на распашку во всех комнатах, чтобы ветер обдувал ее со всех сторон, смотреть «Римские каникулы» и пить красное сухое вино. А еще звонить Бетти в слезах, но белокурая девушка все еще не берет трубки.***
– Вероника Лодж? Какого черта ты не в Йеле? – раздается сзади знакомый голос, когда девушка усаживалась на удобную скамейку Центрального парка, чтобы почитать Вудхауза «Фамильная честь Вустеров». – Джагхед?! – и на секунду им обоим кажется, что они чувствуют восторг от этой встречи. Как не странно, никто из них почти не поменялся. Вероника все еще на полголовы ниже, а Джонс выглядит задумчивым парнем, погруженным в себя. – Ронни, я так рад встрече! – он говорит аккуратно, будто пробует каждую букву на вкус. – Но все же, что ты тут делаешь? Почему ты не учишься в Йеле журналистике или политологии, ну или как захватывать мир на шпильках, если там есть такая программа… – он говорит это без плевка в душу, в попытках задеть за живое, что, быть может, попытался бы сделать в школе, а с небольшой насмешкой, которую они оба понимают и искренне улыбаются. – Так сложилось, что я поняла, что Нью-Йорк – это все, что я хочу от жизни. – почти не врет Вероника. – А Колумбийский очень даже не плох, это, между прочим, тоже Лига Плюща. Джонс улыбается в ответ. Ветер в этот день был особенно сильный, его волосы переплетаются в вальсе кудрей, по его телу пробегают мурашки, что не ускользает от проницательно взгляда девушки. – Не хочешь перекусить? В заведениях теплее. Вообще, я бы предложила сходить на Пятую Авеню тебе за курткой, но… - Вероника на секунду останавливает свою речь. – сам понимаешь. – Боюсь на перекус в фешенебельном ресторане где-то на Верхнем Ист-Сайде у меня тоже нет лишних сбережений. – фыркает парень. – Я в курсе, поэтому нам придется прокатится на метро. – начав путь к выходу из парка, девушка улыбнулась про себя. – По-моему я ослышался. – съежив руки на груди от холода, парень шел следом. – Если «Метро» – это не новая модель Rolls-Royce, то я явно обознался и встретил не свою знакомую. – Я тебя умоляю, это Нью-Йорк, тут три вида транспорта: лимузин с водителем, такси и метро. – Усмехается Вероника, вспоминая свою машину, которая осталась в Ривердейле. – Сейчас шесть, весь Манхеттен стоит в пробках, так что мне тоже приходится спускаться в подземку. Джонс не может себе дать точный ответ, почему идет за ней. Может, это первое знакомое лицо, которое он увидел за долгое время. Может, ему показалось, что это недолгое общение было довольно теплым и трепетным. Может ему просто интересно, как это она может спустится в метро.***
Джагхед не признает Веронику Лодж с первого ее появления в коридорах Riverdale High. Ведь она - воплощение всего, что он терпеть не может: чертово клише, сошедшее с книги Ванити Феер, новеллы Трумена Капоте и экранизации «Унесенные ветром» (и она вовсе не Мелани). Веронике верить не хочется. Поэтому он презрительно смотрит из далека, щурив глаза, как она гуляет под руку с Бетти и Кевином, как сидит с Арчи в Pop’s, вытирая с его верхней губы остатки взбитых сливок большим пальцем, и как через три дня они с Шерилл Блоссом уже стали лучшие подруги. И во всем этом, во всех ее действиях было что-то отвратительно искреннее, что Джагхед больше всего не хотел замечать. В его книге, она всегда была стервозной школьницей с ниткой жемчуга на шее и миллионом цитат из всех фильмов с Одри Хепберн. И ни дружба с ее парнем Арчи, ни отношения с ее лучшей подругой Бетти, ни что не могло это поменять.***
Вероника тащит Джагхеда в место, которое находится где-то между Ист-Сайдом и Бруклином. Как будто на перипетии их миров. – Это почти как ваш любимый «Pop’s», только в миллион раз лучше. – Они заходят в кафе, которое находится между двумя высокими зданиями: приглушенный свет, темно-зеленые стены, дорогая деревянная мебель. И сразу Джонс пытается понять: тут либо дешево (как обещала Вероника), либо очень дорого (что скорее всего правда, судя по обстановке). И если ответ второй, то ему нужно будет придумать убедительный предлог, чтобы смыться. – Не парься, это ресторан моих знакомых. – Будто читает мысли Джонса девушка. – Они делают качественные забегаловки по нормальным ценам. Это сеть – любимое место студентов Колумбийского. Здесь есть твои любимые бургеры и картошка, стейки, кофе, десерты и даже молочные коктейли, но не уверена, что тебе они понравятся, в них нет комочков. – не успевает Парень что-либо сказать в ответ, как к ним подходит официантка по имени Медди. – Ронни! – «три поцелуя в щечки» - Джонс пытается сдержать усмешку и свое «фи» со всей силы. – Давно тебя не видела! Кто твой спутник, и где же Чак? – Чак, наверное, со своей девушкой. Мы, вроде как, теперь друзья. – И Джонс улавливает этот незаметный переход от искренней к более натянутой улыбки Вероники. – А это Джагхед – мой друг из Нью-Йоркского университета. – Как только Медди хотела поздороваться, Лодж ее перебила. – Вообще, мы немного замерзли. Принеси, пожалуйста, один латте с карамельным сиропом и… Что ты будешь? – Двойной эспрессо. – Убедившись, что он отдает за кофе только три доллара, ответил Джагхед. – Отлично. – улыбнулась Медди и отошла от столика. Они на минуту замолкают, изучая меню, пока Лодж не отбрасывает его с усмешкой. – Знаешь, я сама все закажу. – на ее лице появляется дьявольская ухмылка. – Можешь отложить меню и начать рассказывать, почему ты не в Лиге Плюща с другими авторами, чьи рассказы печатали в Нью-Йоркере. – Я ни за что на свете не доверю свою еду человеку, который заказывает латте, да еще и заправленное сиропом. – Во-первых: это вкусно, во-вторых: если кофе мне нужен, чтобы стать более энергичной, я тоже закажу эспрессо, а если я хочу согреться и выпить что-то вкусное, то… – То закажи чай. – перебивает Джонс. – Ну мы же не в Англии. – протягивает Вероника, закатывая глаза. – Там я, как положено, пила чай в пять с Кейт Мидлтон. А в Америке дай мне насладится приторным кофе. – Они буравят друг друга глазами, пристально смотря. – Дай мне заказать тебе, то, что я считаю нужным, и я заплачу. И это финишная пряма: Вероника пробивается вперед, а кошелек Джагхеда не страдает. Медди приносит два кофе, и Лодж с улыбкой победителя произносит: «Картошку фри, один Бургер ”Техас”, но замените кетчуп на соус карри, мини-бургер “Вирджиния” с котлетой из говядины и вашим фирменным соусом и мини-бургер “Тенесси”, два чизкейка “Нью-Йорк”, один можно подать сразу». – Ты будешь есть бургеры? – пораженный Джонс, смотрел на Лодж, которая будто бы выучила меню наизусть. – Нет, все тебе, кроме одного чизкейка. Ты должен понять, что такое настоящие бургеры. После сегодняшнего ужина ты не сможешь даже думать о «Pop's». – Ну это мы посмотрим. – Ухмыляется парень, уверенный в своей любви к забегаловке. Но спустя тридцать минут поражение он признал счастливым: бургеры действительно были вкуснее и сочнее. – Ты напомнишь мне, почему ты не в Лиге Плюща? – усмехнулась Вероника, смотря на Джонса, который вытирал карри с верхней губы. – Потому что спортсмены заслуживают стипендию больше на факультет «Английский язык и литература», чем круглые отличники, занесенные в список Нью-Йоркера: «Подрастающего поколения писателей». – с обидой, выплевывая каждое слово, Джонс представлял картинку, как Арчи сидит и слушает про роман «Щегол» из уст приглашенной Донны Тарт, перед этим лишь посмотрев (и то, скорее всего, не до конца) второсортную экранизацию. – Мне жаль. – сказала Вероника искренне.***
Джагхед сидит в комнатке общежития в два часа ночи, свет перегорел и отопление не грело. Он укутался в плед, его комнатку освещал свет от ноутбука и ночник, подаренный Джеллебин. В его голове появлялись слова и несвязные предложения, которые он пытался скомбинировать в текст, но все еще не выходило. Джонс с громким выдохом захлопывает ноутбук и включает плейлист с песнями восьмидесятых- девяностых, где один за другим играют треки Майкла Джексона, чтобы заглушить стук сердца, которое выплясывает болезненный вальс: «Раз, два, три… Раз, два три…», с каждым ударом оставляя ранами: «Больше не получится, ты и строчки больше не напишешь. Больше не получится, ты и строчки больше не напишешь. Больше не получится, ты и строчки больше не напишешь». И это действительно больно: потерять то, что называлось «призванием». Настолько больно, что потеря Бетти или Арчи, Гарварда, отца или даже матери – детский лепет. Джагхед проваливается в сон под песню «Leave me alone».***
Вероника ненавидит кляр, роллы «Калифорния», Диккенса, парней, которые думают, что они могут свести ее с ума одним лишь взглядом и парней, которые портят дружбу признаниями в любви. Джагхед ненавидит кофе с молоком, зеленый чай, слишком солнечную погоду и весь мир, потому что он полон несправедливости. Вероника, считает, что надо переезжать в Англию, потому что там все еще монархия. Джагхед чувствует, что нет места лучше, чем домик посреди леса в Норвегии, где о правительстве вообще не слышно. Вероника больше всего любит клубнику в шоколаде, «Унесенные ветром», Трумена Капоте и песню «Sweet Dreams». Джагхед больше всего любит Фицджеральда, двойной эспрессо, дождь и одиночество. Им понадобилось еще две встречи.***
Шерилл Блоссом приезжает из Йельского университета на уик-энд в Нью-Йорк, заселяется в квартиру Вероники, покупает две бутылки Dom Perignon, клубнику в шоколаде, два диска: «Завтрак у Тиффани», и «Поющие под дождем», а также берет с собой чемодан сплетен как из Ривердейла, так и из высшего общества Америки (и в этом вся Шерил). – Ты представляешь, мне рассказал Кевин, что его знакомая Сабрина, которая учится в Гарварде, - выпивая второй бокал, Шерил отрывается от фильма. – Подружилась с нашим белокурым хвостиком, Бетти Купер. И как-то раз она застукала их с Арчи за поцелуем! Вероника натянула самую не естественную улыбку «до ушей» и опустошила свой бокал. Ответы на все вопросы пришли сразу. Вот почему Бетти не отвечает. Этот вечер Вероника бы назвала: «Все спрятанное вылезает наружу»: она сидит и сплетничает, пьет шампанское, смеется самым неестественным смехом, ходит модельной походкой по дому на тринадцати сантиметровых каблуках в платье от Prado, пересматривает «Завтрак у Тиффани» и не отвечает на сообщения Джагхеда с предложением посетить выставку «этим дивным, одиноким вечером».***
Но на следующий день Шерил уезжает, целуя Лодж в щечку на прощание. Вероника некоторое время смотрит на захлопнувшуюся дверь, пытаясь осознать, что вообще произошло. Девушка тихо проскальзывает на балкон, будто боясь кого-то разбудить в этой пустой квартире. Она пьет эспрессо и снова слушает «Sweet Dreams». И это помогает, она отключается от мыслей, запрокинув голову на подушки кресла, шепча себе под нос мелодию.***
Джагхед забегает в теплое кафе. Первые числа декабря, а он все еще в этих дурацких майках. На него даже смотреть холодно. – Чтобы я еще раз приехал в Ист-Сайд ради встречи с тобой! – присаживаясь за столик у окна, Джагхед поежился. Он даже не заметил, как встречи с Вероникой стали чем-то обыденным. – Ты говорил это в прошлый раз… и в позапрошлый тоже. – Лодж улыбнулась, а потом достала из-под стола огромный пакет, где золотыми буквами выведено «Burberry». – Я хочу не только греться в кафе, но и гулять. Так что это тебе. Джонс изумленно смотрит на девушку, распаковывает пакет, где находилось утепленное бежевое пальто. – Я видела похожее у Трумена Капоте… - девушка говорила так, будто это действие самое обыденное, что она когда-либо делала. – Правда, по-моему у него было от Dior, но это тоже очень хорошее. – Ронни, я… - вся ее речь проходила мимо ушей парня, он изумленно смотрел на подарок. – Я не могу это принять. – Да, брось. Я хочу гулять, а ты в декабре ходишь в майке. – Вероника даже не думала, что кто-то действительно говорит фразу: «Я не могу это принять». – Ты когда-нибудь видел Нью-Йорк перед рождеством? Каждый уголок украшен яркими игрушками, елками, катание на коньках на главной площади… Не лишай меня этого удовольствия. Джагхед не стал уточнять у Вероники откуда у нее такие деньги. Ее отец прячется где-то между Испанией и Францией в каком-то семейном шале, а Вероника живет в собственной квартире на Верхнем Ист-Сайде, так что не смотря на проблемы с законом, семья Лоджей очень удачно сохранила все сбережения.***
Джагхед вскакивает посреди ночи, берет ноутбук и начинает писать. Писать о девушке, которая упала с пьедестала королевы мира. Упала в мир Бруклина, закручивая роман с писателем по имени Даниэль.***
Вероника не соврала, предрождественский Нью-Йорк прекрасен. Они пьют горячий шоколад под черным небом, где не видно звезд. Из каждого уголка видны украшения, отовсюду золотые елочные игрушки, красные банты, святящиеся олени и гигантские елки. Люди в костюмах Санта Клауса раздавали детям подарки и желания за три доллара. Его пальто идеально подходило к обстановке дорогого Манхэттена, а Вероника Лодж смотрелась еще более «своей». И это при всей простоте ее образа. Она была одета в черную куртку и красный спортивный костюм, на ногах массивные ботинки, а на голове меховые теплые наушники. Сначала Джагхед даже не понял, что к чему. Дословно он поприветствовал девушку фразой: «Извините, я с незнакомками не говорю. Скоро подойдет моя подруга, вы сразу поймете, что это она. На ней все от Dior. Возможно, только сумочка будет Hermes». Но Вероника достала камеру и объяснила, что она участвует в фотопроекте от университета «Рождество в Америке», и ей достался Нью-Йорк. Так что вся их прогулка была запечатлена на камеру.***
– Вот черт! – вскрикивает Джагхед, хватая телефон. – Что, что такое? – испуганно отрывая глаза от фотоаппарата, спрашивает Вероника. – Сейчас без двух минут час ночи. – Да… - Лодж поднимает бровь так, что на секунду парню кажется, что перед ним сидит Одри Хепберн, которая сбежала прямо с экрана фильма «Завтрак у Тиффани». – Ты превращаешься в тыкву на час позже Золушки? Честно, это даже не волшебно… – Хватит придуриваться. Я опоздал в общежитие. – Что? – и Вероника начинает смеяться самым задорным смехом, которые Джонс когда-либо слышал. – Неужели это правда?! Тебе девятнадцать и ты приходишь не позже (О Боже мой!) часа ночи?! Быть не может… – Такова реальность бедных студентов. – пожимает плечами Джагхед. – либо так, либо снимать квартиру на самой поганой улице Бруклина, питаться живностью, которая там проживает вместе с тобой, и приходить когда захочется. – Фу-у… - лицо Вероники исказилось так, будто прямо перед ней стоит тарелка той самой живности, которую собрался есть Джонс. Но быстро придя в себя, она снова дьявольски улыбнулась. – Знаешь, предлагаю тебе сделку. Ты сегодня ночуешь у меня, в комфортных апартаментах на Верхнем Ист-Сайде, а потом, например, в эту пятницу, я ночую в твоем общежитии. Мне неожиданно стало безумно интересно какого это, жить с кучей других людей. – Ты мне не оставляешь выбора. – Джонса озарила ухмылка. – Но у входа охранник, так что тебе придется лезть на мой (мужской, кстати) этаж по пожарной лестнице. – Бог ты мой, как волнительно!***
Он внимательно изучает стеллажи в комнате Вероники, которая была в минималистичном стиле. Огромная кровать белого цвета в центре с бежевым, шелковым постельным бельем, выглядывающим из плотного, белого пледа, во всю стену было панорамное окно с видом на небоскребы. По бокам тумбочки с ноутбуком, двумя свечками с запахом «Сладкая ваниль», «Кленовый сироп и пекан», а над кроватью висела картина с разноцветными геометрическим фигурами. На мраморном полу расположился белоснежный меховой ковер. Спальню от кухни, совмещенной с гостиной отделяла стеклянна стена. Самое интересное находилось напротив кровати. Стеллажи, полочки, музыкальные пластинки и проигрыватель. – Трумен Капоте, это я уже знаю. – сев напротив всего этого «добра», Джагхед начал изучать. – Неужели пьяница-Фицджеральд? Главное, зачитанные до дыр и «Ночь Нежна», и «Волосы Вероники», и даже «Гэтсби». Вероника, ты противоречишь сама себе, еще вчера ты его ненавидела! – и она это знала. Присев на пуфик, Вероника наблюдала за действиями парня, попивая малиновый чай с имбирем. – Так, тут уже гораздо интереснее: Гюго на французском, сейчас я начал тебя больше уважать. Оскар Уайльд, очень неплохо… Конан Дойл, Вудхауз, Сонеты Шекспира, «Гамлет», «Ромео и Джульетта». Вероника, даже Достоевский и Толстой?! – В ответ он слышит лишь смех. – Я бы сказал, что ты только что превзошла все мои ожидания, но знаешь, следом идет Стефани Майер. И ты упала ниже плинтуса. – В ответ Вероника действительно пищит, а ее щеки становятся пурпурными: «Мне было двенадцать! А Эдвард Каллен был моей первой любовью. Посмотри на Паттинсона, он красавчик!». – Фе-е. – Слишком протяжное даже для Джагхеда. – Хемингуэй и Кафка –очень приятно! Настолько приятно, что я пропущу мимо своего взгляда полную коллекцию книг «Гарри Поттера» и три палочки на верхней полке. Тем более следом идет Донна Тартт, а что еще приятнее: не только «Щегол», но еще «Тайная история» и «Маленький друг». Приятно, очень приятно. Джейн Остин, Маргарет Митчел, Набоков, Маркес и Вирджиния Вульф. Дальше даже смотреть смысла нет. Ставлю тебе пять с минусом. Откровенно говорю: все намного лучше чем я думал, но из-за твоей любви к мертвечине у тебя все-таки не твердая пятерка. – Он и слова не дает Вероники впихнуть, переводя тему разговора. – А сколько свечек… Ты правда ими пользуешься? – Джагхеду даже не надо поворачиваться, он и так знает, что она кивает в знак согласия. – Не верю. Винил… Это тоже интересно. Пока ты выбираешь фильм (если ты его начнешь когда-нибудь выбирать), я изучу твои музыкальные предпочтения. Имей ввиду, я ненавижу все, что снято позже двухтысячных, если это не Тарантино или «Игра Престолов», «Пианист», «Эффект бабочки» или «Шерлок». – Слишком попсовый выбор для тебя. – фыркает Вероника, но Джонс пропускает укол мимо ушей. На белой стене через проектор показывается «Криминальное чтиво», за окном бьет дождь. Вероника, положив голову на плечо Джагхеда, провалилась в сон. И тогда, казалось, весь мир вдруг успокоился. Парень не смыкает глаз до самого утра: уже «Криминальное чтиво» сменили «Зеленая миля» и «Список Шиндлера», приятно удивляя Джонса вкусом девушки. Вероника уткнулась носом в его грудь, обжигая горячим дыханием, ее черные, как сажа, волосы, непослушно раскинулись по его футболке. Ее рука обхватила его живот, а он, убеждая себя, что это для удобства, положил свою на талию девушки, проваливаясь в сон, когда на часах было почти семь.***
Вероника очень часто надевала чужие маски. Это началось лет в тринадцать, когда она со своей близкой подругой Эврикой, посещала все лучшие тусовки Манхэттена. Кем только они тогда не были... Анной и Кейт – девушки из Нью-Джерси, эмигрировавшие туда из сердца Франции – тогда Вероника носила длинные льняные платья пыльно-белых цветов, массивные сережки из изумруда и золота, сапожки на плоской подошве от Armani, пила ликеры и верещала на почти безукоризненным французском, цитируя «Собор Парижской Богоматери». Или Сабриной и Сереной – жгучими тусовщицами с Ибицы, которые пили шоты один за одним, носили слишком короткие платья (черного и красного цвета) и спали с иностранцами. Или англичанками Элизабет и Мэделин - девушками, которые не туда забрили, пьянели от первого бокала шампанского так, что потом танцевали на столе, надували губки, накрашенные блеском, и хлопали ресничками, носили клетчатые платья, черные колготки и балетки. Или Шарлоттой и Кэрол из Вашингтона, которые мечтали о Париже, пили красное вино, носили юбки ниже колена и красили губы яркой, красной помадой, были детьми, очень близких к политике людей, носили наушники, а утром уезжали на черном лимузине. И иногда (или всегда) из-за фантазий Вероника терялась в реальности: уже не понимая, чего хочет она, а чего очередная Корнелия-Анжелика-Кристина. Где ее мечты? Это она хотела в Париж с самого детства (хотя, нет, она же там была много раз)? Это она бегала по лавандовым полям Прованса (но там ведь букашки и пчелы)? Это она мерзла у тетушек зимой в Москве (но, вроде как, они в Швейцарии или все же в Москве…)? Это она любит фильм «Король Говорит»? Это она обожает романы Виктора Гюго? Реальность так сильно стерлась, что она уже иногда не замечала, что врет, говоря очередной факт о себе… Поэтому Вероника и ненавидит «Завтрак у Тиффани», а еще «Великого Гэтсби». *** Джагхед сидит у балкона, к которому ведет пожарная лестница, с насмешкой наблюдая, как Вероника карабкается вверх в юбке, старательно придерживая подол. – Эй, чудик! Чего ты там забыл? – раздается сзади голос Джона из команды по футболу. Несмотря на то, что в колледже все намного вежливее или, откровенно говоря, всем просто плевать кто ты, откуда ты и тому подобное, но все же есть пара тройка скользких типов, как этот. – Дай угадаю, сейчас здесь появится принцесса Жасмин с упаковкой конфет в форме сердца и будет спасать тебя из заточения. Или же, что гораздо менее вероятно, мальчик вырос и вышел покурить. – Я не идиот, чтобы под вашим влиянием начать… – Привет! – наконец-то вскарабкавшись по этой дурацкой лестнице, Вероника отряхнулась. – Я принцесса не из Дисней, а из Верхнего Ист-Сайда, увы. Принесла я, кстати тоже, не конфетки в упаковке в форме сердечка, а клубнику в шоколаде и диск с короткометражками с Чарли Чаплином в главной роли, хотя вы вряд ли знаете кто это. – Взяв Джонса за руку, она, вздернув нос, зашла внутрь общежития. – Так… И куда мы идем? Джонс провел ее в свою каморку, куда он купил специально лампу. Комнатушка была очень маленькая, но зато Джагхед жил один. Вероника покрутилась и стала рассматривать маленький стеллаж, который занимал половину комнаты. – Знаешь, а тут уютно. – будто бы искренне говорит Вероника. – Доставай диск и клубнику, я адски устала.***
В пятницу вечером в клубе душно и холодно. Вероника танцует в толпе людей, процентов шестьдесят из которых парни с липкими руками и с скользкими взглядами. Джонс сидит у бара и пьет мохито. Ему отчего-то становится дико противно, когда очередные руки оказываются на талии девушки, пытаясь превратить это в танец, который должен кончится чем-то большим. Джагхед ненавидит вечеринки и если бы не Вероника с «Ну, пожалуйста, ради меня! Там будет очень весело, ее устраивает моя подруга. Вместо попсы играют древние мелодии, что-то похожее на мантры», он бы никогда туда не пошел. На деле все это очень странно. Люди не скучают, напевая пошлые песни, а извиваются под странные мелодии. И когда какой-то придурок касается губами шеи Вероники, в Джагхеде откуда-то появляются силы и он, вскочив с удобного места, где он был всем незаметен, хватает за руку Ронни, оттаскивая ее. «Что?». И он неожиданно наклоняется, оставляя быстрый, короткий поцелуй на губах девушки, как мальчик из детского садика. Три секунды они пытаются разглядеть лица друг друга в темноте – безуспешно. «К черту». Джонс наклоняется и уверенно целует Лодж. Ее руки по спине ползут к волосам парня, а его обвивают талию девушки, прижимая сильнее к себе. Они отшатываются друг от друга, будто между ними только что ударила молния. Бесконечно долгая минута. «Что, черт возьми?» Но, наконец, Вероника сама, перекинув волосы через плечо, встает на носочки и целует парня, запуская пальцы в его мягкие кудри.***
Они три дня не разговаривали. Джагхед был в отчаянии, когда на его сообщения с пожеланием «Доброго утра» Лодж не соизволила даже смайлик отправить. – Арчи? – говорит он, когда друг берет трубку. – Ты не общался с Ро… с Вероникой? – Нет, ни разу с того момента, как мы расстались в последний день перед моим отъездом. – Джонс чувствует, как парень только что почесал затылок и плюхнулся на кровать. – А что? Ты видел ее в городе? Мне сказала Бетти, которой сказал Кевин, которому сказала Шерил, что Ронни в Нью-Йорке, учится в Колумбийском. – Да, мы пересекались пару раз. – ответил Джонс уныло. – Как твои дела? Что нового?***
Около трех часов ночи, в ушах Джонса мелодично играет «Devil in Disuise», хотя он уже давно спит. Поэтому, когда его телефон начинается разрываться от звонка, он не сразу понимает, что к чему. Но, убрав плеер с тихой музыкой, берет трубку. – Алло? – слишком сонно говорит он, зевая. – Джагг? – это «Джагг» слишком быстро привело парня в себя, он щипает свою руку, чтобы удостоверится, что это не сон. Голос девушки понижен, слышно, что на плакала и кажется, что вот-вот сорвется на крик. – Что… Что случилось? – его охватывает волнение, когда она не отвечает, но и не кладет трубку, он подскакивает с кровати и чувствует, что сердце снова начинает простукивать предательский вальс: «Раз, два, три. Раз, два, три.». – Что такое? Ронни, пожалуйста, ответь… – Ты можешь… приехать? – голос девушки дрожал, а потом она повесила трубку. Джагхед даже не понял, когда вылетел из коморки общежития, пропуская мимо ушей слова охранника, когда остановил такси и как так быстро добежал до дороги, не понял, что ему холодно, потому что он в одной футболке и спортивных штанах, не понял, что не закрыл дверь на ключ. И почему путь, который занимает чуть больше часа сократился до сорока минут.***
На двадцать седьмом этаже дома, где была квартира Вероники, уже около лифта было слышно тихие отрывки фильма «Завтрак у Тиффани», дверь в квартиру девушки была открыта на распашку: «Заходите, кто угодно, мне чертовски плевать, мне уже нечего терять». Джагхед, до чертиков испуганный за свою подругу, забежал, захлопнув за собой дверь. Его встретила кошка по имени Кошка, которая будто дожидалась его прихода у двери, все окна были открыты на распашку, из-за этого в квартире было, казалось, холоднее чем на улице, на столе разбросаны бумаги и книги (и все Фицджеральда), в телевизоре, который был единственным источником света, Одри Хепберн стояла около магазина «Тиффани». Джонс испуганно огляделся, не сразу заметив Веронику, которая, съежившись калачиком, в одних шортах и майке сидела в углу на мраморном полу. Если прислушаться, были слышны тихие всхлипывания. В квартире было настолько холодно, что она вся дрожала, а ее зубы постукивали. – Все хорошо, я рядом. – Тихо шепчет Джагхед, опускаясь на колени подле девушки, прижимая ее к себе, давая ей почувствовать, что он действительно тут. Аккуратно приподняв Веронику, он отнес ее в спальню на мягкую кровать, укутав там пледом. Включил нежно-фиолетовую подсветку, закрыл все окна, опустил жалюзи, выключил телевизор, поставил чайник, сделал ромашковый чай с медом. Лодж лежала на кровати, вцепившись в плед руками, когда парень вернулся с большой кружкой в руках. Усадив ее, придерживая спину рукой, Джагхед дал ей попить теплый напиток. Потом, прижав ближе к себе, просто лежал рядом, давая ей уснуть. Он гладил ее волосы, напивал ее любимую песню «Sweet dreams». Вероника проваливается в сон, горячо дыша в плечо парня, крепко обхватывая его руками. И они оба чувствуют, что находятся «дома», чтобы эта фраза не значила.***
Джагхед не спрашивает, что случилось у нее утром, когда готовит маффины на завтрак и Вероника за это благодарна. Наверное, поскольку сама толком не понимает, что это было: просто все навалилось как ком. Воспоминания о ее плохих поступках, звонки отца, остающиеся без ответа, поцелуй с Джагхедом, который мог либо все сделать в миллион раз лучше, либо все испортить – все это начало душить девушку, она раскрыла окна, выпила три кофе, прочитала «Ночь нежна» и открыла «Гэтсби» - от боли за главного героя ее сердце сжалось, будто эта книга написана про нее. Рука сама потянулась к пульту от SmartTV, чтобы включить то, что она всеми силами избегала, то, что напоминало ей ту Веронику, которой она была. «Завтрак у Тиффани» только начал играть, а горячие слезы уже стекали по ее лицу, оставляя ожоги на ее ледяной мраморно-белой коже, воздух будто заканчивался в легких. А потом… потом она ничего не помнит, кроме теплых рук, которые обхватили ее, когда, казалось, мир рухнул.***
– Спасибо, что ты тут. – тихо шепчет она днем, когда Джагхед сидит с ней на диване, глядя в пустоту, наслаждаясь альбомом The Beatles. – И я никуда не собираюсь. – улыбнулся искренней улыбкой парень, будто бы это было обыденно. Переплетя ее пальцы со своими, он поцеловал ее руку. – Давай включим какую-нибудь тупую комедию? – На сколько тупую? И насколько комедию? – Вероника заглянула в телефон, чтобы посмотреть число. – Через три дня рождество, я включу «Один дома». – Я не против, хоть это и чертово клише.***
– Когда ты поедешь в Ривердейл? – спросила Вероника, когда заиграли титры фильма. – Я должен ехать завтра, поезд в шесть вечера. – Джонс пожал плечами. – Моя мама и Джеллебин уехали куда-то, сказали, чтобы я приезжал к отцу, но тот не берет трубку неделями. Мистер Эндрюс сказал, что он снова ушел в запой. – рука Вероники покрепче сжимает руку парня. – Но завтра все равно придется ехать, общежитие оплачено только на время учебы. – Ты можешь остаться тут. – Девушка поднимает голову, устремляя взгляд в глаза парня. – Я, вроде как, собираюсь праздновать одна. Мама едет к отцу, а мне не сильно хочется с ним видиться. – Она запнулась на секунду. – Мне хорошо, когда ты тут. – Ты знаешь, что мне хорошо, когда ты такая как сейчас. – лицо парня озарила такая влюбленная улыбка, а его глаза заблестели. – Какая? – Спокойна и настоящая. Ты сидишь в уггах, не накрашенная, в красном спортивном костюме. Искренне смеешься над фильмом, который, я уверен, смотрела миллионы раз. Ты живая, я бы это назвал так. – щеки Джонса начали становится пунцового цвета. – Ты… Я не знаю, когда мы учились в школе, в моей книге ты была чуть ли не главным антагонистом. Я в какой-то момент хотел сделать именно из тебя убийцу, ты знаешь? – Был бы интересный поворот событий. А главное: я в центре внимания. – смеется Вероника, слегка ударяя по плечу парня. – А сейчас… Сейчас я вижу другую тебя. Такую, что я чувствую себя полным идиотом, что за годы общения с тобой в школе, я действительно тебя презирал. Ты интересная и необычная, тебе плевать на мнение людей. Ты можешь дружить одновременно и со мной, и с Шерил. Девушки твоего круга не сидят вот так, как ты сейчас, с такими как я, знаешь? А ты… Я не знаю, Ронни. Ты особенная, ты притягательная, умная, у тебя чудесный вкус, с тобой можно поговорить. – Знаешь, мне очень редко говорят такие вещи. Обычно парни использую «красивая и соблазнительная», - Вероника усмехнулась. – а потом пытаются затащить в отель. Знаешь, когда мы с Арчи расстались, он сказал, что я недостаточно глубокая. – Смешно слышать это от Эндрюса. – Джагхед вдруг вспомнил, как Арчи засыпал каждый раз на первых десяти минутах каждой серии «Доктора Хауса». – Но я сказал правду, ты чудесная, Ронни… – Чудесная… чудесная… - будто пытаясь распробовать на вкус это слово, Вероника повторяла его с особым наслаждением. Она повернулась к парню и искренне улыбнусь. – Прости, что я сбежала тогда, а потом не отвечала. Это было бесчеловечно, я знаю, и мне жаль. Джагхед улыбнулся, сжав сильнее руку девушки. Она наклонилась и поцеловала его, стараясь вложить в этот поцелуй нежность.***
– Я, конечно, не повар в восхитительном ресторане, который находится на Пятой Авеню, но по-моему имбирное печенье не должно быть черное. – смеется Джагхед, когда Вероника достает свое «кулинарное искусство» из духовки. – Я сдаюсь! – опуская все содержимое духовки в мусорку, Вероника берет телефон. – Я сделаю нам глинтвейн и позвоню в «Amma», закажу индейку и пирог. Рождество не отменяется! Поменяй пластинку, она играет уже третий раз. И ты составил список фильмов на каникулы?... Да, алло, секунду… Тебе заказать что-то еще? – Джагхед с улыбкой на лице, одев шапку Санта Клауса, качает головой в знак отрицания. – Это Вероника Лодж, я бы хотела… Да, я знаю, что по-праздникам надо звонить заранее. Передайте директору или шеф-повару, что я дочь Хирама Лоджа... Хорошо… - минутное молчание, Вероника нервно потрясывает ногой, сидя на краю кровати. – Да, я бы хотела заказать индейку и тыквенный пирог… Нет, у нас нет аллергии на корицу и орехи… Да, спасибо больше… - бросив телефон на кровать, она улыбнулась. – Я все заказала!***
Из них плохие собеседники. Джагхед постоянно закатывает глаза, смеется и перебивает, Вероника – не лучше, она делает все тоже самое, только совсем не умеет проигрывать их споры, поэтому как только понимает, что начинает сдавать позиции, сразу целует Джонса, выкидывая очередной дурацкий спор из его головы. И по-моему он уже понял эту «фишку» подруги, но говорить об этом он точно ей не станет, слишком уж ему нравится окончание всех этих споров. Благодаря присутствию Джагхеда (который оказался намного более хозяйственным, чем сама Ронни) в квартире ее кошка больше не голодает, посуда каждый вечер отправляется в посудомойку, а в холодильнике есть хотя бы йогурты и печенье.***
Звонки Арчи остаются не отвеченными, и Джагхед выключает телефон. Ему не до того, ему не до чувства стыда, вины или серьезного разговора, который начнется, как в каком-нибудь второсортным (или как-там обозвать еще хуже киноработу) турецком сериале: «Ты знаешь, я вроде как начал встречаться с твоей бывшей девушкой, которая разбила твое сердце, хоть вы и кричите, что расстались обоюдно. Да, да, той самой Вероникой, которая еще и лучшая (или уже бывшая лучшая) подруга моей бывшей, по которой я страдал всю свою школьную жизнь, но которая слишком долгое время была влюблена в тебя». Это было похоже на то, как Джеллибин однажды пыталась пересказать ее новый любимый сериал (у нее каждые два месяца новый любимый сериал) «Однажды в сказке». На третьем предложении ее захватывающей истории, Джонс был готов повесится или выгнать из дома сестру, потому что смотреть такое и быть его родственником – не-ет, извольте.***
Несмотря на грандиозные планы обойти весь Манхэттен за две недели каникул, Вероника и Джагхед вышли из апартаментов один раз – купить кофемашинку. В остальных случаях они пользовались доставкой (Слава Богу, в Нью-Йорке есть доставка всего). За две недели они посмотрели все собрание фильмов с Чаплиным – потому что нет ничего более новогоднего, смешного и доброго. Много спорили и много целовались. Вероника объяснила Джонсу весь шарм Трумена Капоте, а Джагхед заставил ее дать второй шанс Сомерсету Моэму (и все было не зря). Потом они решили дать шанс «Ла-Ла Ленду», не смотря на то, что фильм оказался действительно хорош, он вызвал очень бурный спор, решая вопрос, кто главный герой фильма. «Конечно же эта Миа! – взмахивала руками Вероника. – Она меняется во время фильма, из девочкой, такой же как все, становится успешной актрисой! Ее мечта сбывается!», но у Джагхеда было свое мнение: «Она обычная и понятна, с совершенно прямолинейным путем, такая же как и все, как ты сама сказала! Но она не поменялась, ей просто повезло! Ты вообще обращаешь внимание на мелкие детали? Себастьян меняет ее, заставляет идти своим путем, но потом возвращает в мир Ла-ла Ленда, в мир грез. А вот он действительно интересен, его мечта не такая как у всех. Ты часто видишь людей, которые пытаются спасти джаз?».***
Джагхед Джонс все чаще и чаще едет после университета не в общежитие, а к Веронике. Готовит там ужин, дожидаясь, когда девушка вернется с пар. Слушает пластинки и перебирает ее книги, пару раз он зажигал свечи, садился на пол около окна и начинал читать. Книги Лодж какие-то особенные, все украшены иллюстрациями, а пахнут ванильным парфюмам – также пахнет и от их владелицы. Можно было понять какие книги Вероника перечитывала много раз: на них часто были следы от кофе, запах парфюма на них был сильнее и отдавал длинным, тягучим шлейфом. Вероника приходила около семи, пила кружку кофе на балконе в одиночестве и только потом «включалась» в их вечер. Они ничем особенным не занимались: иногда сидели рядом и учили конспекты, читали, смотрели фильмы. Джагхеду нравилось, что им комфортно не только говорить, но и просто находится рядом.***
Вероника Лодж, вроде как, начинает понимать кто она. И жизнь становится легче, когда в ней нет сто двадцати трех личностей, как минимум, потому что не надо выбирать, кто ты сегодня: Анна Каренина или Элизабет Беннет. Вероника все еще носит длинные юбки и красит губы в бордовый: но потому что она так чувствует свое состояние, а не потому что играет девчонку, сбежавшую из двадцатых. Настоящая Вероника любит бордовый цвет и «Над пропастью во ржи», а еще пасмурную погоду, когда небо Нью-Йорка заволочено черными тучами, смотрит старое кино и искренне смеется над дурацкими шутками Джагхеда, она любит целовать его и перебирать кудри, когда они рядом. И еще любит снимать завораживающие локации, пить кофе и молчать.***
И возможно, но только возможно, любит эту свободу внутри себя.***
Бетти появляется на пороге ее квартиры в пятницу ночью, когда Джагхед спит в ее комнате. Девочка, со все еще высоко поднятым хвостиком, смотрит немного с высока и не искренне улыбается. Ее щеки красные от чувства вины. Вероника стоит ошеломленная в спортивных штанах и футболке, проклиная привычку не смотреть в глазок двери. Девушка и вымолвить ничего не успевает, когда Бетти, бросив сумку на пол, крепко обнимает ее. – Я так рада тебя видеть, Ви! – Эм… Бетс… Я уже сплю… - Вероника, вылезая из объятий подруги, мило ей улыбается. – Я тоже тебе рада, конечно, но может… встретимся завтра? – Конечно, мы поболтаем завтра! – Бетти проходя в квартиру, садится на пуфик. – Я только останусь у тебя? У меня совсем нет сил искать гостиницу, мой самолет перенесли и… в общем, я хотела сделать сюрприз завтра, но… – Не беспокойся! Я сейчас вызову сама такси и позвоню другу, его отец владелец очень хорошего отеля «Palace». Там просто потрясающе. – Вероника так тараторит, ее руки дрожат, когда она судорожно копается в телефонной книжке. – Тебе очень понравится! – Не переживай, я неправильно выразилась, я не хочу в гостиницу, я просто так сказала… - Бетти подошла и взяла Веронику за плечи. – Я буду так рада остаться у тебя на пару дней! – Но у меня критически неудобно! - Вероника отложила телефон. – Диван из очень жесткой ткани, а со мной спать просто невозможно, я развалюсь звезд… – С кем ты разговариваешь? – «Черт, черт, черт!». Из спальни выходит Джагхед в спортивных штанах, потирая глаза от света, горящего в гостиной. Вероника опускает глаза вниз. – Что? Бетти? – Джаг… - Блондинка щипает себя за руку, будто боясь, что это что-то вроде галлюцинации или сна. – Что? Вы встречаетесь? – Что… Что ты тут делаешь? – Вместо ответа, спрашивает парень. Бетти поджала губы. – Приехала сделать сюрприз. Но видимо зря. – Блондинка переводит взгляд от парня на девушку и обратно. – Вы вместе, да? – Мы еще не обсуждали. – Да. – Джагхед поворачивается к Веронике, когда их одновременные ответы не совпадают. – В каком смысле не обсуждали? – Ну, как такого разговора не было. Сейчас, мы об этом, наверное, поговорим, но… - Она поворачивается к Бетти, которая, скрестив руки на груди, укоризненно смотрит на подругу. – И почему ты позволяешь себе вот так на меня смотреть? Только не надо сейчас упрекать меня в том, что я тебе не рассказала. Ты перестала брать трубку третьего сентября, а отвечать на мои сообщений через две недели, придумывания глупых отмазок почему. Ты целовалась с Арчи. И знаешь, мне плевать, если я выгляжу сейчас плохой подругой, или если ты меня сейчас упрекнешь, что вернулась старая Вероника. Потому что я знаю, что это неправда. Я впервые чувствую себя собой и во многом благодаря Джаггу, который всегда был рядом. – Бетти не меняет свое выражение лица, но ее щеки вспыхивают, выдавая чувство злобы и вины. – Знаешь, даже Шерил, которую вы все так наровитесь назвать плохой, никогда себе не позволяла делать то, что делаешь ты. Она говорила все в лицо. Когда не хочет общаться – напишет, когда она поцеловалась с Арчи – она сама пришла ко мне и сказала об этом, когда ей что-то не нравится, когда она обижается – она говорит, а ты натягиваешь вежливую улыбку и ходишь с ней, будто бы кукла. Извини, что я не рассказала про Джагхеда, потому что ты не брала трубки. – Вероника победно улыбается, Бетти взмахивает руками, шепчет что-то похожее на: «Да пошли вы», и уходит, оставляя их двоих, готовых взорваться. Джагхед подходит и берет руку Вероники со словами: «Мне глубоко плевать, какой ты была раньше, сейчас ты действительно хороший человек. И да, я не говорю тебе сейчас ставить статус в социальной сети “Замужем за Форсайтом Пендолтоном Джонсом Третьим”, но мы вместе. Я очень стараюсь не напугать этими словами, я просто хочу, чтобы ты знала, что я рядом». Вероника глубоко вздыхает и, взяв лицо парня в свои руки, чтобы наладить зрительный контакт, отвечает: «Я тоже рядом с тобой». Она крепко целует его в губы, пытаясь предоставить доказательство своим словам.***
Спустя три года.
– Джагг, ты в курсе, что первое место в Нью-Йорк таймс – это очень круто?! – листая газету, Вероника улыбается, смотря на парня, который затаскивает последнюю коробку в квартиру. – Я все еще напоминаю, что писатель не обязан таскать тяжелые коробки, это могут сделать грузчики. – Это последняя, теперь я официально с тобой живу! Вероника подходит и целует парня. В ее сердце что-то крайне счастливое отбивает вальс, вальс новых начинаний и новых возможностей. – Как будто раньше ты тут не жил, теперь с тобой тут живут твои вещи. Я люблю тебя. – говорит девушка. – Я тебя тоже Ронни, ты же знаешь. – отвечает Джагхед, касаясь ее губ.