Наживка

Дверь привычно скрипнула, пропуская Отабека в дом, и тот, шугнув сунувшуюся было следом курицу и кинув опостылевший за день колпак на ящик в углу, потянул носом вкусный запах. Юра выглянул из-за отделяющей маленькую кухню переборки, вытирая руки какой-то тряпицей, улыбнулся, увидев мужчину, сунулся поцеловать колкую от щетины щеку и засуетился, бесцеремонно подталкивая в комнату. – Чего встал? Проходи, пока не остыло все. Устал? Много работы? Побриться бы тебе, а то колпак скоро не понадобится – будешь своим видом пугать. Отабек только хмыкнул в ответ на неубедительно кривящиеся губы, которые так и норовили растянуться в улыбку, поднял было руку поскрести щеку, но не стал, чтобы не стирать след поцелуя. Юра все же расхохотался, шлепнул его своей тряпкой по заду в застиранных рабочих штанах и упорхнул в кухню, чтобы вскоре появиться с большим блюдом. Мужчина выдвинул массивный стул, который сам сколотил в прошлом году, и поскорее сел, чувствуя, как во рту собирается слюна от одного только вида зажаренных до золотистой корочки окуней. – Я там тебе наживки принес. В ведре на дворе стоит. – Правда? – зеленые глаза Юры алчно заблестели колдовскими огнями, словно у дикого кота при виде добычи. – Отлично! Тогда завтра снова позову Милку с Гошкой на рыбалку! Приготовлю тебе еще что-нибудь вкусненькое. Отабек одобрительно промычал, с аппетитом вгрызаясь в сочную рыбную мякоть. *** По летней поре в подземных казематах становилось душновато. Особенно у пылающего горна, который помощники сегодня разожгли с раннего утра и который нередко горел сутки напролет. Отабек отвернулся от дверей, стягивая колпак и утирая заливающий глаза пот. В ушах наконец смолкли истошные вопли пленника, которому то клещами, то долотом он долго и с почти ювелирной старательностью ломал пальцы. Пожалуй, еще один – и стоит выйти проветриться, умыться и поглядеть, что Юра сегодня завернул в узелок на обед. Работы у палача Инквизиции было не мало, и она редко отпускала домой к обеду. А иногда задерживала и на ужин. Взгляд зацепился за стальные прутья, прислоненные к решетке в ожидании страстных объятий пламени и прикосновений к легко обугливающейся от каленых «поцелуев» коже. Словно удочки, которые вот-вот выловят в горне огненную рыбу. С мыслями о рыбалке Отабек надвинул колпак обратно, пряча такую неуместную в пыточной нежную улыбку, и скомандовал помощникам заводить пленника. Инструмент, который смеющийся Юра когда-то обозвал «ложечкой», привычно лег в широкую грубоватую ладонь. Под переходящий в визг надрывный крик ослепленной жертвы, чьи длинные пепельные волосы Отабек так удобно намотал на руку, глаз с влажным звуком плюхнулся в отдельно стоящее небольшое ведерко. *** Поплавок клюнул раз, другой и вот на крючке забился поблескивающий на солнышке чешуей карась. – Юреееец, опять тебе везет! – заныл Гоша, раздосадовано сплюнув в траву и едва не швырнув следом свою удочку, с которой в очередной раз сорвался удачливый пескарь. – Гошка, заткнись уже – распугаешь своим нытьем всю рыбу, какая осталась, – лениво прикрикнула на него Мила, привалившаяся к стволу раскидистого дерева, росшего на самом берегу пруда. У нее самой в сетке вяло трепыхалась пара неплохих рыбин, но до везения Юры, наловившего уже с десяток упитанных карасей, ей тоже было далеко. Гоша недовольно засопел, но замолчал, насаживая на крючок очередного разомлевшего червя и от души поплевав на него, прежде чем забросить в воду. Юра только хмыкнул, покосившись на него из-под пушистой светлой челки, и выудил из своего ведра с наживкой немного влажный льдисто-голубой глаз. Такие глаза были у казначея Виктора, любителя покутить и покрутить хвостом перед гостями замка, которого в городе не видно было уже с неделю. За какую именно очередную выходку тот умудрился угодить в застенки Инквизиции, Юре было плевать, зато Отабека сегодня снова будет ждать вкусный ужин. Крючок с наживкой с тихим всплеском нырнул в воду и на стеклянной глади пруда закачался еще один поплавок.