Моя голливудская проблема

Сегодня почему-то не хочется вставать. Совсем не хочется. Наверное, последствия вчерашнего дня… Чёртова статья! Чёртова Эмма! Чёртов Энтони! Чёртов Голливуд! Вот зачем надо было ему это всё припоминать?! И так еле отошёл от этого всего! Хоть всё и затихло, Тони словно нарочно решил поиздеваться над Дэвидом. На вчерашней дружеской посиделке он ему напомнил про ту статью, а затем спросил, кто это мог сказать. Дэвид почему-то не ответил и, сжав губы в узкую полоску, пожал плечами. И зачем он прикрыл её задницу, которая сейчас, хрен знает, где?! Дэвид лениво переворачивается, смотря в белый потолок, и лишь потом с трудом заставляет себя встать с кровати и пойти наконец умываться. Он проклинает всех и вся, хотя даже не знает, как объяснить причину своего плохого настроения. Ночью его вроде ничего не тревожило, чтобы испортить ему этот выходной. Но вот перед сном он очень много думал… Думал, думал, думал. Неужели ничего дельного не надумал? Конечно же, нет! Пустое накручивание собственных мозгов и всё. Хотя последний раз с ним это было… Стоп, а когда с ним это было? Что-то даже и не помнится этот день. Да уж, такими темпами он себя точно изведёт! После душа всё ещё недовольный этой субботой Тарино в одном чёрном атласном халате спускается на кухню и собирается сделать себе кофе. Наверняка, ему полегчает, когда он его выпьет! Верно? Пока он его делает, в его голову лезут непрошеные мысли, которые по-прежнему крутятся вокруг этой статьи и — Черт бы ее побрал! — Эммы. Почему-то он оправдывает ее, мысленно выгораживает, хотя месяц назад послал на все четыре стороны. Отчего-то мужчину вдруг забеспокоил и факт того, что он её выдворил вон! Он задумывается над тем, где она и что с ней, как у нее продвигаются дела и смогла ли она достичь успеха. Но вот зачем он думает об этом?! Почему его это так заботит?! Она ему никто! Жалкая актрисулька, которой до этого чисто повезло! Дэвида бесит и раздражает всё вокруг, но на самом деле он злится на самого себя. Если бы не его грубость, то Эмма возможно и не рассказывала бы журналистке про него. М-да, его вспыльчивость и резкость ещё никогда до добра не доводили… Хотя, собственно, кого это когда-то приводило к хорошему исходу? Кофе готов, и раздраженный самим собой Дэвид берёт его и делает глоток. Горячая сладкая жидкость приятно проходит по горлу и успокаивает нервы. Становится как-то легче, хоть и мысли про мелкую рыжую занозу по имени Эмма всё ещё остались. Дэвид отпивает кофе ещё раз и поворачивает лицо в сторону большого панорамного окна, где сейчас видно его собственное отражение. Дэвид, горько усмехаясь, слегка приподнимает свою кружку, как в знак приветствия, а затем допивает остатки утреннего напитка. Его отражение повторило действия Дэвида, и Тарино вдруг задумывается над тем, что в последнее время он стал одинок настолько, что аж стал вести беседу с самим собой. Да, Дэвиду на самом деле очень одиноко, но даже этого он себе не признавал. Внезапно послышался телефонный звонок. Дэвид направился в гостиную, где на стеклянном журнальном столике лежал его телефон, и взял трубку. — Дэв! Дружище! Приветуль! — раздался жизнерадостный голос Энтони, и Дэвид, покачав головой, подумал: «Не критично я одинок». — Алло, привет, — более менее бодро отозвался Дэвид, выдыхая. — Какими судьбами? — Я что? Не могу своему лучшему другу просто так позвонить? — с явной усмешкой вопросом на вопрос ответил Тони. — Просто так ты мне пишешь по WhatsApps, а вот звонить… — прицокнул языком Тарино и сам волей не волей ухмыльнулся. — У тебя только на то два повода: срочно по работе и срочно очередная вечеринка. — Ах-ха-ха! Ну, Дэв! Ты точно мой лучший друг! — рассмеялся Вуд. — А знаешь почему? — Нет, не знаю, — с сарказмом произнёс Дэвид, но Энтони не уделил этой язве никакого внимания, поскольку у него уже на это был иммунитет. — Ты меня очень легко раскусил, ведь слишком хорошо знаешь! — Дэвид услышал, как Тони прищёлкнул пальцами, и представил себе, как он с озорством в глазах улыбается и поправляет свою дурацкую ковбойскую шляпу. — Судя по голосу ты звонишь мне насчёт вечеринки, — закатил глаза Дэвид. — Слушай, я всё понимаю, но ты знаешь, что я против этого. Тем более я давным давно завязал. — А как же статья в журнале?! — воскликнул Вуд. — Завязал он, посмотрите-ка! — Тони!!! — прикрикнул грозно Дэвид, срываясь. — Между прочим, это твоя вина! — Мог бы сказать, что ты в клуб едешь, и я не стал бы ничего класть тебе в карман, — пожал плечами Энтони. — А с Саймоном я бы уж договорился. — Я не собирался везти никакой товар! Я с мафией больше не сотрудничаю! — напомнил Дэвид, скрипя зубами и сжимая свой телефон так, что казалось, тот треснет. — На хрена ты мне эту дрянь ещё и в дом завёз?! — Как так?! — выкрикнул Энтони. — Как больше не сотрудничаешь?! — Дьявол! Тони! — закричал Тарино, потерев пальцами переносицу. — Ты издеваешься?! Я уже почти шесть лет с ними не имею ничего общего! Ты опять что-ли перепил, что не соображаешь нифига?! Сколько можно уже, Тони? Ты когда очнёшься от этого? — Короче, так или иначе, вечеринка состоится! — Дэвид на эти слова друга закатил глаза и буквально увидел, как он махнул рукой. — И ты там обязан быть, поскольку приедет Саманта, а у неё для тебя хорошие новости. — Твою мать… — сквозь зубы проговорил Дэвид, пытаясь не выплеснуть свой гнев снова. — Ладно! Я приеду на твою дебильную вечеринку! Но учти, что как только я поговорю с Самантой, то сразу уеду! И только попробуй впихнуть в меня свой дрянной сок! — Ой, да брось, мистер Вечная Бука! — откликнулся Вуд. — Я не буду тебя подставлять! Ты не хочешь и не хочешь! Всё! No problems! — Это я уже как-то слышал… — пробурчал недовольно Дэвид, и Энтони тут же расхохотался: — Прекрати дуться! Я же извинился! — Тарино цокнул языком, но ничего не сказал, в то время как Вуд продолжал. — В общем, вечеринка начнется сегодня в семь вечера. Без опозданий! Так зажжём сегодня, что ух! Получим приз в номинации «Вечеринка столетия!» — Ты приз получишь только в одной номинации, — шикнул Дэвид, не переставая ворчать.— И эта номинация называется: «Идиот столетия!» — Ха-ха! Жду, не дождусь тогда! — расхохотался Энтони, хотя любой другой на его месте уже бы точно обиделся от таких слов.— Ладно, дружище, пока! — Пока, — вздохнул Дэвид и положил трубку, после чего убрал телефон в карман брюк под халатом. Дэвид устало провел рукой по волосам и вышел на улицу, на задний двор своего коттеджа. Тарино жил на окраине Голливуда на большом холме, откуда с одной стороны видно было весь город, а с другой — просторы, пусть и небольших, лесов. Здесь мужчина был почти в полной изоляции от общества. Ну как «почти?» Кроме него здесь никто больше и не проживал. Тут у Дэвида была возможность жить в своё личное удовольствие и позволять себе абсолютно всё! И тут он не чувствовал тревоги о том, что он совершенно один, и у него никого нет. А вот когда он оказывался в самом Голливуде, то ему сразу становилось не по себе. Может быть, поэтому он всегда на съёмочной площадке был слишком зол и раздражён. Может быть, поэтому он порой слишком грубо отзывался о игре своих актёров и нередко задевал их самолюбие. Причем задевал так, что доводил фактически до слёз! Дэвид вдохнул в грудь побольше воздуха и прикрыл глаза. Лёгкий свежий ветер обдувал лицо и ласково трепал волосы. Где-то было слышно пение утренних птах. Солнце приятно согревало тело своими лучами. Ну, что может быть ещё лучше этого?! Дэвиду не хотелось ехать на какую-то очередную вечеринку своего порой сумасшедшего друга. Но раз он пообещал, то придётся ехать. Он никогда не нарушает своего слова. «И зачем я ему на его тусовке? — думал Дэвид. — Он же будет там опять по бабам таскаться! Какой смысл меня так уговаривать?!» Конечно, Тарино не хотел вновь испытывать раздражение и негатив. Он очень не любил всё это: громкую музыку, множество алкоголя, смазливые актёры и неестественно смеющиеся актриски, кучки проституток и так далее. Перечислять этот список можно было всё дальше и дальше. Было время, когда Дэвиду это всё нравилось. Это были воспоминания о его юности и беспечности. Сейчас уже, конечно, всё изменилось, и его это наоборот бесило, хотя ему было лишь двадцать девять лет. Но что сказать? Такой уж этот Голливуд. В нём постоянно бурлит именно такая жизнь. А сейчас режиссёру хотелось сказать лишь одно, что собственно он и сделал вслух: — Доброе утро, чёртов Голливуд!