Судьба

Темная, узкая комната. В ней практически нет мебели - есть только два хлипких стула, обшарпанный стол да висящая с потолка одинокая тусклая лампа. Здесь абсолютно тихо, и, если не прислушиваться, то можно подумать, что в помещении никого нет. Однако... Однако в комнате были люди. Всего лишь двое, и одним из них был Федор. Неяркий свет выхватывал из тьмы его лицо, бледное и напряженное, с глубокими, впавшими от усталости и обрамленные лиловыми мешками глаза. Он был вымотан, и все, что хотел сейчас сделать - рухнуть прямо на стол и не просыпаться в ближайшие несколько часов. Но была лишь одна проблема - фигура, прислонившаяся к дверному косяку и скрытая черными тенями, не позволила бы ему это сделать. Более того - тот человек ждал, что Фёдор заговорит первым. Они оба прекрасно понимали, почему оказались здесь, в таком странном месте. И о чем зайдет сейчас разговор. - Все идет по плану. Три организации уже вовсю воюют друг с другом, нам остается лишь ожидать того, кто выйдет из боя победителем. И дальше мы можем приступать к новому этапу нашего плана. Достоевский все же решил разбавить напряженное молчание. Тишина, как впрочем и вся обстановка, давила и мучала, а на ум лезли неутешительные сравнения с пыточной камерой. Еще бы, ведь лампочка своим светом била прямо по воспаленным глазам, а напротив стоял самый настоящий палач. Камуи. Очи Фукичи. - Прекрасно. Бесшумно устранив одну из сторон конфликта, мы получим невероятное преимущество. Вот только боюсь, что ты ошибся в расчетах, мой дорогой тактик. Даже при наилучшем раскладе, если падут две организации вместо одной, все равно останется одна совсем крохотная помеха, способная смешать нам все карты. И ты прекрасно понимаешь, о ком идет речь. Фёдор вжался в спинку стула. Этот разговор они начинали уже не в первый раз. И если в прошлые разы Достоевскому хоть как-то удавалось оттягивать момент, то теперь бежать было некуда. Он знал, какая реплика последует сейчас. - Что важнее для тебя - твоя мечта или странная привязанность к эсперу, который уже давно не является человеком? Мир во всем мире или "друг", который о тебе вспоминает только как об удобном информаторе? Каждое слово - как удар плетью по голой спине. Фукичи прекрасно знал, что чувствует Фёдор, и просто давил на больное. Черные стекла противогаза тускло блеснули в свете лампы, когда Камуи наклонился к нему, понижая голос до заговорщического шепота: - Ты сам прекрасно знаешь - так будет лучше для всех. Шибусава... Уже никогда не будет прежним, и все, что мы можем сделать - избавить его от мучений. Я бы сам с удовольствием упокоил бы его, но есть небольшая проблема - правительству он слишком важен, и они следят за каждым его шагом, впрочем, как и за моим. Даже эта вылазка могла сорваться из-за их бесконечного наблюдения. Ты сам прекрасно понимаешь, что будет, если Ищейки ввяжутся в это. - Понимаю. - Ради спокойствия всех людей на свете и твоего друга в том числе - уничтожь Коллекционера. Твой план должен сработать. В комнате вновь повисло удушающее напряжение. Фукичи, уперевшись руками о стол, выжидающе смотрел на Фёдора. А тот, в свою очередь, нервно кусал губы, не давая сорваться случайному ответу с них. Ему нужно было время, чтобы вновь все проанализировать, оттянуть нежеланный момент еще хоть на пару секунд, но в глубине души Достоевский понимал, что для Шибусавы уже все кончено. Даже если сейчас он и откажется, придумав план, как отвадить Тацухико от нападения на Йокогаму, он все равно не мог гарантировать, что его нестабильный друг не выкинет что-то, что начисто уничтожит все их старания. Он стал слишком непредсказуем, неустойчив в своих решениях и будто намеренно искал смерти. И если Фёдор резко предаст Смерть Небожителей, то какова вероятность, что Коллекционер согласится вновь с ним тесно сотрудничать? Доверие Шибусавы рушилось с каждым новым убитым эспером, а апатия и тоска уже перешагивали все возможные границы. Даже будучи идеальной машиной для убийств, он был слишком своенравным, чтобы довести дело до конца. А Фёдор не хотел рисковать. - Я берусь за эту миссию. - Прекрасно.