***
Кап, кап, кап, кап, кап, кап — так и слышался ненавязчивый и спокойный звук явно чего-то жидкого, чуть густого. Тянуче хлюпая, оно падало, затихало всего на пол секунды и вновь жирной каплей падало, затем вновь затихая. И так снова и снова, образуя будто бесконечный цикл из шлепков. Они были главным источником звука в этой комнате, однако помимо них слышалось поскрипывание чего-то деревянного и какая-то приглушённая возня, наверное, за стеной в другой комнате. Поморщившись об боли в черепе, Эррор с огромной тяжестью открыл глазницы, щурясь от света. Слабого, но будто пытающегося выколоть его несуществующие глазные яблоки заодно с мелькающими в них ошибками. Кто он, что он Глюк сообразил не сразу. Минуты две он просто сидел с сощуренными глазами, стараясь вспомнить, в то время когда череп гудел и ныл, всячески противостоя этому. Кажется его хорошенько приложили. — Вот чёрт… — прошипел он спустя ещё пару минут успешных попыток вернуть память. Они гуляли с Фрешем, точнее он убегал от того, пытающегося его сожрать. Дальше разрушитель решил попробовать его припугнуть, а потом… он не помнит. Послышался свист, удар, боль, а затем пустота. Кто-то воспользовался его редкой невнимательностью и атаковал. Только найдёт — Эррор руки вывернет сделавшему это, а затем подвесит в таком положение над полом всё за те-же культяпки, засунутые через спину в жопу. Он конечно не садист, но это сильно бы порадовало и повеселило его эго. Подождав когда противное ощущение в голове стихнет, разрушитель поднял взгляд, вновь морщась и недовольно кривя рот. И здесь уже ему было не до смеху. Эррор ранее из-за привлекающей на себя внимание боли в черепе не ощущал, как его конечности были плотно и крепко примотаны к стоящему у стены деревянному стулу, на котором собственно он и сидел. Идеей сразу пришло в голову телепортироваться. Это унесёт достаточно энергии, но верёвки его рывкам не поддавались, лишь противно щекотали розовыми и пушистыми чехольчиками на них запястья и лодыжки. Кто-то позаботился, чтобы он не поранился и точно не убежал. Не глупый, по всей видимости, похититель. Однако он тоже не промах! Сосредоточившись на цели, Ошибка хотел было телепортироваться… хотел. В пальцах мелко кольнуло и на этом всё прекратилась, вызывая недоумение. Попробовал снова — тот же результат. Не веря происходящему, думая, что это всё козни Найтмера, мстящего в кошмаре за то, что чернокостный покинул их банду, он попытался опять, затем попробовал призвать хотя бы кость. Ничего. Лёгкое пощипывание магии на флангах пальцев отсутствовало, а самой магии будто не было вовсе. Сложно признавать — Эррор испугался и занервничал. Начал дёргаться стараясь вырваться, но всё было без толку. Тело плохо слушалось и силы вскоре исчезли. Не может быть! Он должен выбраться! Разрушителя, самого страшного, пусть и на время успокоившегося кошмара каждого мира не могут сдержать какие-то там верёвки!... Не могут. Попытки освободиться продолжались ещё долго. Пытаясь снова и снова, начиная сомневаться в своих физических возможностях, параллельно проклиная этот день разрушитель в скором времени вдруг всё прекратил. Задумался, уставившись в пол и тяжело дыша. Затем, подняв взгляд, огляделся. Намного серьёзнее, и всё ещё с той горящей в глазах злобой. Комната где он находился была не большой. Подвал скорее всего, судя по деревянной лестнице, скрывающейся наполовину за поворотом, в узком коридорчике по противоположную стену комнаты. Везде были столы и полочки с листами, блокнотами, тетрадками. Вёдрами с мусором или рулонами салфеток и тряпочек. Кое-где стояли заполненные органайзеры с канцелярией, в частности с кистями, и целые банки красок, одна из которой была опрокинута, и содержимое неспешно текло по столу, капая на пол и жутко раздражая Ошибку до скрипа зубами. Освещал комнату неяркий светильник на столе, едва дотягивающийся до противоположного угла. Комната напоминала обыкновенную каморку какого-то заядлого художника, параллельно увлекающегося похищениями. Кто это и зачем он ему, Эррор сообразить не мог. Душа несмотря ни на что продолжала предательски быстро биться от нервозного состояния хозяина, а глаза, наполненные то-ли тем страхом, то-ли злобой метаться беспорядочно по комнате, в поисках того, чем он может себя освободить, в то время, когда в череп медленно, но верно закрадывалась одна мысль: да он разрушитель, он силён, беспощаден. Здравый ум давно покинул его, оставляя безумную куклу делать свою работу, невзирая ни на что, не зная страха. Сейчас он беспомощен. Осознание этого не хотелось принимать. Без силы он никто, сидит связанный непонятно где, непонятно кем, и расшатанная психика и нервы были не согласны это терпеть. Подавшись вперёд, скрипя зубами Глюк вновь постарался вывернуть кисти из сжимавших их верёвок. Рывок. Что-то затрещало, однако, не заволновавшись насчёт этого звука, Эррор только подался назад, а затем вновь вперёд, раскачиваясь. И опять треск. В один момент ножка стула заскрипела. Послышался хруст, а за ним грохот костей об деревянные, исполосанные засохшей краской полы. Сморщившись от лёгкой боли в ноге что сразу покрылась глюками, стоило ей только получить царапину от надломившейся ножки, Эррор удачно снял с обломка верёвку, освобождая тем самым ногу. Это определённо было успехом, но радоваться пока было рано. С розовыми непонятными штуками он разберётся потом, сейчас же главное отлепить от себя стул и как можно скорее, пока не явился его похититель. Вряд ли в таком состоянии он сможет хоть что-то сделать. Впервые Эррору пришлось пытаться распутать себя, чтобы позорно сбежать. Обычно таким занимались другие Сансы которых полетевший кукухой Глюк пускал на своих кукол. Если он не скажет, что наблюдать за ими тщетными и уморительно смешными попытками выкрутиться было не весело — нагло соврёт, ведь в большинстве случаев он «надрывал себе живот» от злорадного смеха, заставляя пленных ёжиться и стараться закрыть уши, дабы не оглохнуть от скачущего в ультразвук голоса, заставляющего душу замирать от страха. Со стороны было весело… Почувствовав себя на их месте, всё веселье внезапно испарилось. Верёвки были затянуты слишком плотно, чтобы нога смогла соскользнуть. Кости тёрлись, и бестолковые попытки начали бесить Эррора… начали бесить и бесили, пока разрушитель не услышал щелчок замка двери наверху. Душа невольно замерла, и взгляд цветных глазниц стрельнул вперёд, стоило лишь услышать, как та открылась. Он не успел. Всё вокруг будто замерло, затихло. Слышалось лишь как кто-то не спеша спускается по лестнице, глухо цокая, тихо постукивая пальцами по перилам. Эррор неосознанно притащил дыхание, чуть сжимаясь, будто готовый одним рывком порвать держащие его верёвки и кинуться в атаку с этим самым стулом. И по мере приближения звуков желание сделать это увеличивалось, невзирая на слабость тела. Наконец его похититель, как предполагал Глюк выглянул из-за угла продолжая спускаться, пока не достиг пола. Так быстро планы разрушителя ещё никогда не обламывались. Замерев, он широко раскрыл глазницы, настолько, насколько это было вообще возможно, и, видимо, прочитав на лице чернокостного удивление и непонимание, его похититель усмехнулся, от чего прикрытые чёрной тканью плечи слегка и так привычно дёрнулись. —… Инк?... — как-то неуверенно еле слышно шепнул Эррор, наблюдая, как парень неуклюже зацокал в его сторону и присел на корточки рядом, повадно себе улыбнувшись. — Да, — так же тихо кивнул он. Подхватив разрушителя под подмышки, поднял и его и стул, усаживая обратно. В одной из рук художника, перекатившись между тонкими пальцами, словно из воздуха появилась маленькая пушистая кисточка, не обещая ничего хорошего лично для пленного. Один её мазок, и ножка встала обратно, будто до этого и не ломалась, как и нога — привязана на место. А сам же Ошибка, будучи будто не здесь, даже не пытался сопротивлялся, просто уставившись на, можно сказать, в какой-то степени друга, не веря тому, что видят его собственные глазницы. Если быть точнее, то вид Инка, приводящий, мягко говоря, в шок — не надо так со мной, Оши, — очень сладко и нежно, при этом сохраняя свой баритон, протянул просяще Инк, и жалобно свёл «брови». Этот голос пустил по спине Эррора толпу мурашек, в следствие чего тот вжался спиной в спинку стула, будто пытаясь раздавить тех, — не убегай от меня. Я не хочу зла, поверь. Мне просто одиноко, — сказал тот следом, заметив как от него отстранились, и в наглую уселся на колени пленного, закидывая руки Глюку за шею. Опешив от таких действий, Эррор, наконец понял что происходит, и прикусил язык. Минуту назад он лежал на полу, проклиная мир за то, что его планы рушатся прямо на глазах, а сейчас на нём сидит его бывший злейший враг, защитник AU и по совместительству монстр, что пропал неизвестно куда на неделю, совершенно не думая, что разрушитель вообще-то пережи… нет, бред. Это не то, что нужно знать другим. Можно остановиться на том, что прямо сейчас без приветствий и лишних слов, только объявившись, его, по всей видимости, решили изнасиловать. А если не его, то его глаза точно, беря во внимание вид чернильного, находящегося по всей видимости не в здравом уме. Нельзя же если ты разумный монстр, тем более парень вырядиться, словно какая-то шлюха под прикрытием служанки из вампирской истории, что так обожал смотреть вместе с ним и Дастом и Хоррором малыш Блу, визжа при каждом моменте с эпичной битвой этой служанки против вампира. — Ты что бухой? — на удивление самому себе смог спросить Эррор в своём привычном возмущённо тоне, нахмурившись и попытавшись отвести взгляд от тела Инка, продолжив поддельно зло и шипяще — что вообще происходит? Хрен ли ты творишь, радужный мудак? Совсем что ли кукуха поехала, да? Ха! Ну добро пожаловать, только ты комнатой ошибся. Детский сад в другой стороне, — зло усмехнулся он следом, глянув нахально сверху вниз на Инка. Он точно должен был разозлиться, недовольно фыркнуть и отвернуться, в конце концов отсесть, как хомяк надувшись и превратившись в один комок… только этого не произошло. Тот кажется даже внимания на слова Глюка не обратил, лишь плотнее прижался к нему, позволяя лёгкими покачиваниями таза ощутить, что под подолом чёрного платьица горничной у него из одежды больше ничего нет, от чего пленника пробила странная дрожь и жар на скулах. — Эх, Ру-ру, Ру-ру, — покачал головой художник, от чего плохо державшийся ободок чуть съехал, а в следующую секунду был вовсе скинут на пол, — Ты не представляешь, что я ради тебя делал, насколько стал беспощадным…Если я всё расскажу, ты либо сочтёшь меня самым придурочным придурком-психом с мазахистическими наклонностями, либо посмеёшься, посчитав это шуткой, — разочарованно вздохнул Инк и положил свою ладонь на «щёку» возлюбленного, нежно начиная поглаживать большим пальцем, глядя прямо в глазницы, уставившиеся на него с раздражением, злой насмешкой и чем-то скрытым глубоко-глубоко в них. — да я пьян. Пьян тобой, как бы странно это не звучало. У тебя сейчас сильно болит голова, это из-за удара моей кистью, — следом виновато опустил он взгляд — Ты не подумай. Я не в тебя целился, а в Фреша. Он лишний… был по крайней мере. Я не смог его устранить, всё же код заложенный создателями слишком силён, ему сказали выжить — он на уровне подсознания это сделал, сбежал. Досадно. Но он хорошо тебя защищал. Мне пришлось попотеть, чтобы вырвать тебя из его грязных, мерзких рук, — фыркнул Инк хмуро и отвращённо, выплюнув последние слова, затем резко поменялся в лице, добро и нежно и этим пугающе взглянув на Оши — теперь всё хорошо! Мы здесь одни, против чужой магии стоят барьеры и ты теперь лишь мой, — последовала затем такая заботливая улыбка. — Ты больной, — хмыкнул Глюк, неохотно уйдя от руки. Рассказ его насторожил, однако подавать вида он не собирался, хотя в черепе так и витало слово «устранить». С Инком и вокруг него явно творилось что-то не ладное, и сейчас это подтвердилось — что, не существующее детство вспомнил? Значит твоя память не такая уж и короткая. Удивительно. Хей, дядя, время прошло, когда ты мог строить из себя принцессу. Прекращай этот цирк и развяжи меня. Я тебе не игрушка, дитя малолетнее, — под конец нахмурился Эррор, говоря чётко и требовательно. — Хорошо. Если я ребёнок, то ты — мой папочка, — согласился чернильный, щёлкнув по носу Глюка, от чего тот едва воздухом не подавился. Он бы точно высказал своё мнение, но его прервали, приставив палец ко рту — ну что ж, папочка, ты ничего не понял. Эх, и чего я так сильно боялся признаться? — вздохнув, спросил он у себя, не сводя глаз с Оши. Став активнее ёрзать на паху своего объекта воздыхания, Инк в нетерпении прикусил губу, потянувшись к лицу чернокостного, когда тот в свою очередь, стиснув зубы, ясно понимая что сейчас произойдёт, начал наоборот отстраняться. Он не должен, сейчас не время — слов, чтобы описать всё что я к тебе чувствую у меня нет. Прости. Я глупо надеюсь что ты поймёшь всё сам и… прости, что так сильно тороплюсь, но я больше не могу терпеть. Ты слишком прекрасен, — последнее предложение было прошёптано прямо в «губы» разрушителя. Горячо и от чистого сердца. Руки с обоих сторон сжали чужое лицо, не давая ему отвернуться и уйти, и притянули на встречу, стукаясь легонько зубками. Осторожно, совсем невинно и так по-детски, с трепетной заботой. Тело под ним ощутимо задрожало, за вырывалось, и по нему спешно замелькали глюки от боли, от которой Эррор зашипел в поцелуй, по ошибке приоткрывая плотно стиснутые зубы. Воспользовавшись этим, Инк незамедлительно скользнул своим язычком за его зубы, углубляя поцелуй и насильно начиная ворошить чужие, пытаясь сплестись в одно целое с ними, с тихим невольным стоном представляя, как это будет прекрасно и захватывающе. И у него почти получилось вовлечь того, как Эррор дёрнулся, обрывая поцелуй. — Прекрати! Продолжишь в том же духе и я тебя грохну, шизик — зарычал он, наблюдая как лицо художника вмиг померкло и он прикусил губу, опуская расстроенный взгляд вниз. От такого вида у Глюка аж душа сжалась. Он хотел что-то сказать, открыл рот на миллисекунду задумавшись что именно, чтобы не усугубить ситуацию, а то вдруг чернильный ещё скинуться решит, и глянул на Инка, как тот поднял на него хитрый и довольный взгляд, широко улыбнувшись — Ах ты чёрт, — прошептал Глюк, получая в ответ смешок. Быстро переместив одну из рук на лоб пленника, Инк прижал его голову к жёсткой и тонкой для черепа спинке стула, и вновь впился в его «губы» требовательно и настойчиво. Эррор хмыкнул. Ладно, раз ему так нужен этот поцелуй, то он ему его, так уж и быть, подарит. Пусть только попробует отстраниться. Вначале невинное соитие превратилось в нечто новое, жаркое и страстное, несмотря на всю неопытность в таком деле обоих. Яростно рвясь обплесть своими язычок художника, Глюк, нахально лыбясь в поцелуй, не давал ему прохода, заставляя отчаянно пытаться отстраниться, что у того не получалось всё из-за тех же языков, при движении назад хватающих его и держащих. Чтобы не оторвать себе язык Инку приходилось вновь и вновь возвращаться обратно, тихо постанывая от действий Глюка. Да, ему нравится эта грубость, чередующаяся с нежностью, и он хочет ещё, ещё как можно больше этих ощущений. Но ещё он хотел вернуть всё главенство, захваченное с самого начала, что у него нагло отжали и продолжали давить. И в скором времени у обнаглевшего пленного получилось полностью перенять инициативу, забравшись в ротик и начиная исследовать чужую территорию, пока её хозяин пытался отстраниться, чувствуя как воздух заканчивается. Инк не придумал ничего больше, как надавить своим тазом на вставшее от покачиваний и сексуального вида «служанки» достоинство Эррора. Сдавленно зашипев, тот сразу отпустил защитника, и оказавшись свободным, художник тяжело задышал и, пока Глюк не очухался, разорвал поношенную футболку откидывая её в сторону. Открывшийся на грудную клетку вид заворожил своей необыкновенностью и прекрасностью бедного Инка, что за этот вечер исполнения его желаний, заплакал. Дрожа, руки аккуратно легли на рёбра, начиная потирать и слегка царапать их, затем соскальзывая на такой же красный позвоночник, обхватывая рукой и слегка сжимая. Прекрасно, просто великолепно. Прильнув к грудной клетке, Инк прикусил ребро, получая шипение со стороны внимательно наблюдающего за ним Эррора. Затем, повторив тоже действие но на другом ребре, он коротко лизнул то, следом начиная посасывать, соблазнительно глядя прямо в уставившиеся на него глаз. — Хей, крошка, ты лучше бы мой член так усердно пососал. Пользы больше будет, — насмешливо хмыкнул разрушитель, задиристо поднимая нос вверх. Фыркнув, Инк отстранился от рёбра и выпрямился, качнув из стороны в сторону тазом по тёплому органу, выпирающему бугорком на штанах Глюка, вновь начиная тереться о него, от чего чернокостный стиснул зубы, опуская взгляд на то, что творится у его ног. К несчастью обнаружил он там лишь подол платья с белым фартучком, закрывающими тот беспредел, и пожалел о том, что руки его связаны. — Это вызов, а, папочка? — вскинул Инк «бровь», заинтересованно взглянув на того и улыбнувшись. — А если да? — вторил за ним Эррор, растянув наглую улыбку шире. Папочка… может и не так ужасно звучит? Усмехнувшись, художник привстал и не спеша стёк с колен пленника на пол, и встал на колени. Устроившись поудобнее между ног, Инк положил руки на бедренные кости того и медленно заскользил ладонями по ним, будто назло Ошибке томя его, при этом не сводя с него своих розовых зрачков-сердечек, пока не услышал раздражённый рык и рывок с попыткой разорвать верёвки. — Папочка? Что такое? — с поддельными волнением, будто не понимая, что не так, спросил невинно Инк — невтерпёж? А мне казалось кто-то был против, — захихикал он следом. Как бы ни хотелось чуть помучать, он всё же решил пойти навстречу недовольно рыкнувшему, подцепил резинку шорт. Те были оттянуты, а член освобождён от больно сдавливающей ткани и взят в руку. Нежно огладив пальцем головку, размазывая по ней выступившую капельку жидкости, Инк, вздрачнув орган, аккуратно взял требующий разрядки чуть набухший член в рот и стал совершать неспешные движение вверх-вниз, посасывая нежную головку члена. Со стороны Глюка послышался тихий стон и, задрав голову вверх, он толкнулся вперёд настолько, насколько позволяли связывающие его верёвки, вырывая этим мычание от не ожидавшего такого Инка. К чёрту все его оставшиеся морали! Этот день и так ужасен, так почему бы не отбросить всё и не сдаться ярому желанию, терроризирующему его неделями? Вот Инк прямо у его колен в сводящем с ума от сексуальности платьице, с выступившими слезинками от слишком глубоко проникшего в глотку члену, посасывает его, параллельно надрачивая рукой. Один его вид так и кричал: бери! Скорее! Он весь твой! Взгляд и голос это вообще отдельная тема. Будь он не привязан к этому стулу, то уже бы вжал художника в любую случайную удобно попавшуюся поверхность и втрахал в неё, не жалея сил. Уж слишком долго этот мудак ходил вокруг него, то и дело виляя тазом, ведя себя так, что слишком нравился Глюку. Пора платить. — Не тяни, крошка, — умоляюще протянул разрушитель, тяжело дыша, и взглянул на художника, помечая насколько же превосходно от выглядит в таком положении. Подняв свои полные любви глаза, он послушно заработал активнее, временами отпуская, облизывая ствол от основания до головки, и вновь заглатывая, а затем с тихим стоном возобновляя движение, в ответ своим действиям слыша сбитое дыхание и тихие постанывая, полные нескрываемого удовольствия. Удовольствия, которое желал получить и сам Инк. Ощутить в себе этот не маленьких для него размеров член, именно в себе, окупая все старания по избавлению от противников. Да, то, что он наконец заполучил своего Эррора, он считает последствием своих страшных деяний, что добавляет ещё больше радости от победы, и предвкушение того наслаждения, что он получит, максимально сблизившись с Эррором, сделав его своим. В данный момент лаская его орган, он, заглатывая всё больше и больше, даря как можно того удовольствия Оши. Пусть тот поймёт, что Инк хорош, поймёт, что ему он один сможет подарить всё, что тот только хочет. Всё. Эррор останется с ним и никакие Фреши и Голубики с Дримами и Найтмерами его не заберут. Лишь его и только его. На встречу движениями головы Инка, последовали короткие и не сильные толчки, проталкивая пульсирующий орган дальше. Совершив ещё пару движений, Инк, посасывая набухшую головку почувствовал, как член дрогнул, а его рот наполнился чем-то вязким и странным на вкус. Отстранившись, Инк поднял глаза на пытающегося отдышаться Глюка и, довольно улыбнувшись, всунул язык, позволяя тому увидеть свою сперму, от достаточного количества начавшую вытекать за пределы рта защитника. Не давая этому случится, он облизнулся и проглотил всё до последней капли, следом так соблазнительно и с аппетитом слизав остатки попавшие на руку, заставляя Эррора прикусить губу, чтобы совсем не попрощаться с остатками разумного сознания. — Папочка, ты не поверишь, что я для тебя ещё сегодня приготовил ~, — негромко протянул он, интригой сверкая глазами, и слегка прикусил свой пальчик, вызывая тем самым у Глюка отчаянно сдерживаемое любопытство узнать, что именно. И уловив это в его глазах, Инк не стал тянуть. Не вставая с пола, развернулся, укладывая свою переднюю часть тела вниз, в то время таз наоборот задрав вверх, от чего не длинный подол платья стёк, оголяя радужную плоть. Видеть такое и не иметь возможности прикоснуться, едва за секунду не свело Эррора с ума, неотрывно глядящего на мягкие, упругие ягодицы защитника, что, положив на одну руку, оттягивал одну в сторону, позволяя созерцать свою дырочку, мокрую, мягкую и заткнутую металлической анальной пробкой с поблёскивающем брюлликом. — Тебе нравиться, папочка? Я немного поигрался с собой специально для тебя. Теперь ты можешь получить ещё удовольствия. Ты хочешь, а, папочка? ~ — произнёс он нежно и так и подталкивающее сказать «Да», маняще виляя задом из стороны в сторону и улыбаясь. Улыбаясь, ведь чужой взгляд неотрывно следил за покачиваниями, следил за ним и был сосредоточен только на Инке. — папочка, смотри как она сейчас покинет мою дырочку. Ты же хочешь очутиться на её месте, да? — вопросил вдруг так невинно и мило он и, просунув вторую руку между ног, коротко огладив по пути свой член, взялся пальчиками за ограничитель, слегка потянув, а затем почти сразу отпустив, оглаживая колечко пальцами по кругу, — ммм, ты только посмотри, она так крепко и глубоко засела, ах ~. Да, папочка, посмотри на то, как она выйдет из меня. Ты хочешь это видеть, — простонал Инк, и вновь схватился за брюллик, слегка потянув, начиная потихоньку вытаскивать пробку из себя, в то время как Эррор только и мог что прикусить губу, надеясь что верёвки неожиданно сами спадут, и представляя как он своими силами освобождает себе эту слегка припухшую дырочку. Протяжно простонав, художник с глухим и весьма пошлым звуком вынул из себя не маленькую анальную пробку, оглаживая её тонким закруглённым концом дырочку по кругу, слегка проникая, и вновь вытаскивая, в конце концов откладывая её в сторону. Инк замычал и, потянувшись к не далеко стоящей под столом корзинке, извлёк оттуда тюбик. Откупорив крышку, он выдавив содержимое себе на пальцы и, отбросив тот в сторону, размазал смазку по входу, под зверски голодный, одичавший взгляд Эррора побольше намазывая вовнутрь. Так дразняще долго, будто издеваясь над Глюком и испытывая остатки его заканчивающегося терпения. Инк захихикал с разрушителя, что наклонил череп вниз, пытаясь заглянуть под подол платья, вновь закрывший таз художника когда тот, грациозно выгнувшись в спине, поднялся в положение сидя, тем самым закрывая вид на его разработанное колечко. Соизволив подняться на ноги, он легонько качнул своим задом и направился в сторону словно околдованного им Глюка. Подошёл и, довольно хмыкнув, положил руки на крепкие плечи, оглаживая их и начиная поминать. Затем скользнул по ним на шею, а следом на череп, беря в лицо разрушителя в руки и подтягивая к себе, и подался на встречу, впиваясь в «губы» пленника требовательным поцелуем. Оседлав Эррора, Инк, не разрывая наполненного страстью поцелуя, приподнялся над членом давно желанного партнёра. Тихо постанывая от настойчивости синих языков, не успевая отвечать каждому из пяти на жаркий «танец», он протяжно промычал, ощущая как горячая головка уткнулась в его проход, и легонько потёрся, от нетерпения поскорее начать подрагивая всем телом. Он так долго ждал этого момента! Опустившись вниз, Инк чуть болезненно, но от этого не менее складно простонал, отстраняясь от рта любимого. Головка проникла вовнутрь, легко проскользнув меж проработанных, но всё ещё узких для чернокостного стенок. Подождав несколько секунд, привыкая к ощущению внутри себя, продолжил насаживаться на приличных размеров орган. — Мхах, папочка, — так жалобно и возбуждённо застонал Инк, сев по упора и немного поёрзав, — ты такой большой и горячий, — припав к шейным позвонкам связанного, выдохнул он горячо на них и от переизбытка ощущений потянулся и прикусил один. Сначала легонько, совсем робко, а затем, убедившись что ничего плохого не случилось — со всей силы, впиваясь маленькими клыками в кость, покусывая. Со стороны Эррора послышалось сдавленное болезненное рычание. Его руки задрожали и задёргались, в очередной попытке разорвать дурацкие верёвки. Он хотел взять всё под свой контроль. Вжать эту горячую сучку в пол и хорошенько наказать, за его похищение, мучение и за свой вызывающий вид. — т-с-с-с-с-с, тише, папочка. Не волнуйся. Я начинаю, — прошептал он на «ухо» возлюбленному и вновь слился в поцелуй, начиная аккуратно покачиваться, параллельно не спеша двигать бёдрами вверх-вниз. Инку было непривычно, больно, несмотря на подготовку и смазку. Это было чем-то новым и поначалу не таким приятным, как он ожидал. Он тихо и болезненно шипел, при неудачных движениях морщась и стараясь заглушить всё неудобство в просто крышесносных, в отличии от секса, поцелуях. Эррор же эти поцелуи охотно устраивал, временами переходя на шею, нежно и в тоже время грубо прикусывая её, коротко обводя по узорам, и вновь целуя, продолжая свои попытки освободить руки. Для него этого было просто великолепно, однако, видя прозрачные слезинки на краю глазниц художника, он даже на краю здравого смысла понимал, что не стоит, и лучше чуть-чуть потерпеть. И терпел он не зря. Постепенно насаживаться стало легче. Боль не утихла, нет. Она отошла на второй план, утопая в море нахлынувшего удовольствия, оставаясь где-то там отголоском совсем не портящим, наоборот украшающим эти сводящие с ума ощущения. Темп вырос вместе с дивной негой, настолько, насколько без помощи Глюка защитник вообще был в силе разогнаться. Не стесняясь и не стыдясь, Инк стонал во весь голос, бывало задыхаясь собственным вдохом от неожиданного толчка навстречу, со стороны рычащего от удовольствия разрушителя, раздирающего напряжёнными пальцами верёвки в маленькие ниточки. Тела обоих горели в воздухе в комнате, с лёгкостью по вине маленьких размеров и отсутствия окон ставшим слишком душным. Они пылали, будто плавясь и сливаясь в одно целое, стоило обоим лишь прижаться друг к другу. Один царапал плечи своей любви, от которой он был буквально зависим, и кричал, надрачивая изнывающий от перевозбуждения член. Другой рычал, голодно впиваясь то в губы, то в шею партнёра, стараясь в своём трудом положении проявить инициативу, с каждой секундой нарастающего азарта и возбуждения, всё сильнее и сильнее дёргая руками, едва не выворачивая свои кисти. Оба чувствовали как они тают и становятся одним целым, что было будто какой-то особой привилегией лично для них. — Ах! Мхах! Папочка, ах! О боже, Эррор! Мех! Я обожаю тебя! Я люблю тебя! Ах! Прошу, сильнее! — умолял чернильный, не в силах больше самостоятельно осуществить то, что он хочет, и максимально вжался в голые красные и потные от напряжения кости, опуская заволочённый пеленой страсти взгляд вниз, на душу Эррора, потёкшую и пытавшуюся будто воссоединиться в одну словно с пустотой. Замычав, разрушитель с трудом приподнял бёдра и стал толкаться навстречу своему похитителю и тела и сердца, впиваясь клыками со всей силы в шею Инка, да так, что ту аж свело, и, не выдержав, Инк с вскликом кончил, пачкая в сперме фартук, подол платья и кости Эррора. Взрыкнув, разрушитель что было силы дёрнул руками в разные стороны. Проскрипев, верёвка и её розовый пушистый чехол были разорваны, а оказавшиеся свободными руки мигом метнулись к художнику, залезая под юбку и укладываясь на упругий зад Инка. Начиная помогать толкаться, ускоряя темп до максимума, Глюк за этим унёсшим разум в неизвестном направление экстазом, почти и не заметил, как вскоре пришла и его очередь заканчивать это всё. Прижав к себе тело Инка, он с тихим рыком кончил прямо в него. После этого тело расслабилось. Стёрший запястья чернокостный, бессильно откинулся на спинку стула, а Инк на него. Оба старались перевести дыхание и опомниться после слишком красочного грешка для их первого раза. Хотя какая к чёрту разница? — Я обожаю тебя, Эррор. Ты теперь только мой, — более-менее отдышавшись, шепнул искренне художник, подняв на Глюка свои глаза. — Ладно, — устало пробормотал Ошибкин, закрывая глаза от света явно лишнего здесь светильника. — А? — сначала не поверив, вопросил Художник, удивлённо глянув на того. — Ладно говорю. Я весь твой, но дай мне сейчас передохнуть, коротыш. Твой папочка устал, — усмехнулся Эррор и прикрыл глазницы, — отложим всё на потом, а сейчас просто отдохнём, пойдёт? Художник радостно и устало улыбнулся, прижавшись к возлюбленному. Он получил своё, он смог и добился всего желанного, совершенно не жалея и даже позабыл о страшном озере крови, устроенном им. Тёплые объятия любимого монстра словно снимали все проклятия, были чудесными. Это определённо лучшее что могло произойти. — Я тоже люблю тебя, радужный мудак…***
Строя недовольную гримасу на земле сидел Фреш, прижав к себе своё фиолетово щупальце с зазубринами и не спеша леча его зелёной магией, ведь добрая половина вектора была отрезана добродушным Инком. — Й-оу, я слишком правильной натуры, но даже для меня это перебор. В следующий раз в знак вашей монстронской мести я выебу твоего сына, — раздражённо ворчал он, продолжая лечить болящую конечность.THE END