у кабака

Это был вечер. Питерская осень, по обыкновению хмурая и унылая, уже полностью вступила в силу. Под ногами петербуржцев хлюпали грязные лужи. Целыми днями, как из ведра, лил дождь. Маяковский был похож на такую осень. Такой же серый, хмурый, мрачный он был такой весь из себя октябрь. И настроение у него было как никогда октябрьское. В этом настроении он, ступая по мокрой брусчатке, направлялся в какой-нибудь мерзкий, переполненный честным народом кабак, чтобы выпить и забыться хотябы на время. Заприметив небольшую вывеску на торце одного из старых многоквартирных домов, футурист не задумываясь ускорил шаг. • Резким движением руки Владимир распахнул обшарпаную дверь. В нос ударил резкий запах спирта, в глазах рябило от кучи людей. Гомон стоял как в пчелином улье. Все лица были до омерзения довольные, это раздражало. Из внезапно закрутившегося потока мыслей Маяковского вырвал до боли знакомый голос. Немногим пьяный, но до жути весёлый, он читал стихи. (Если это конечно можно так назвать.) Громко, звонко, так как умел только он - Есенин. Серёжа в отличие от Владимира абсолютно точно был человек-весна. Солнечный и свежий он вселял в людей надежду и веру, как это бывает весной, когда понимаешь что скоро лето, скоро всё будет хорошо. Сергей был Май. И прямо сейчас, когда на улице осень, в этом душном кабаке светлый май вещает народу о любви и природе, складывая слова в строки, а строки в стихи. Маяковский уже хотел уйти, лишь бы остаться незамеченным, но в спину ему прилетело счастливое - Владимир, мой милый друг, как я рад видеть вас! Все слушатели, которые до этого не отводили взгляда от иманжиниста, резко оглянулись на Маяковского, который так и стоял у входа. - Ну что же вы встали как вкопаный? - человек-весна оглянул толпу - уважаемые, это Владимир Маяковский, мой оппонент, поэт и футурист! Публика тотчас рукоплескала, но скорее ради приличия. Не удивительно что подобное общество Маяковского не знает. Куда им. Таким подавай только русскую берёзу да любовь хулигана. Более им и не дано понять. - здравствуйте, Серёжа. Прошу меня простить, не имею желания учавствовать в вашем.. - футурист словно оценил взглядом окружение и, поморщившись, продолжил - литературном вечере. Да и вряд-ли эта публика оценит мою поэзию. С этими словами Владимир удалился куда-то вглубь помещения. • По прошествие получаса, пропустив не одну рюмку какой-то очень мерзотной водки, Маяковский задумался о том, что ему, пожалуй, тут явно не место. Теснота кабака прямо-таки душила. Ещё и иманжинист всё никак не умолкал, продолжая как-то слишком громко декламировать эти бредни про свободу да попойки, лишь изредка делая перерывы на выпить. И откуда в это светлой башке столько глупостей... Итак, решив, что мысль эта определённо верная, Владимир грузно зашагал к выходу, минуя пъян, столы и стулья. • На улице всё ещё шёл дождь. На Петроград опустилась ночь. Поэт достал из глубины кармана папиросу, облокотившись спиной о холодную, мокрую стену. Только сейчас он понял, что то пальто своё оставил "там". Ну и чёрт бы с этим пальто. Возвращаться желания точно не было никакого желания. Покрутив в руке уже мокрую сигарету, Владимир убрал её обратно. Смысла в этом сейчас не много, даже спичку не зажечь. Маяковский прикрыл глаза, откидывая голову назад, вслушиваясь в звуки дождя. Идиллию нарушила полоска ярко-желтого цвета, на секунду мелькнувшая из той же двери и тут же вновь рассеялась в воздухе, а потом опять это голос. Уже куда более пьяный, да и не звучал он уже так уверенно. - Володя, - от такого обращения футурист непроизвольно нахмурился, будто оброс иголками - ваше пальто, вы его оставили.. И я Есенин замялся, молча открывая рот, слово рыба какая. Видимо сказать что-то хотел, но сформулировать не мог. - куда же, Сергей, делось ваше хвалёное красноречие? Иманжинист, сведя к переносице светлые брови, начал рыскать по карманам. - видимо алкоголь даже самые светлые деревенские умы замыливает? Но начавший, видимо, серьёзные поиски Есенин, не обращая внимание на редкие комментарии, упорно продолжал искать - ладно, довольно. Этюд затянулся, заканчивайте. После этой реплики Серёжа и достал из кармана на груди одну синюю, сухую незабудку. Аккуратно провернув её меж тонких пальцев, протянул Маяковскому. - благодарю, но, пожалуй, оставьте😳 "это" для своей очередной музы. Есенин вновь проигнорировал Владимира, которому это само собой не нравилось. - почему же вы так рано ушли? Я всё-таки надеялся на ваше общество после пары стопок - после пары стопок Я решил что мне такое общество не интересно. Сергей также припал спиной к стене, так как, если быть честным, ноги держали не особо уверенно. - почему же вы так категоричны по отношению ко мне? - и пожалуй, это прозвучало слишком опечалено. - может, будь вы более категоричны к себе самому, всё было бы иначе. - знаете, кроме вас никто не жаловался - моя ли вина в том что у прочих нет своего мнения. - мне казалось, - тут иманжинист помедлил - что вы меня.. Из принципа ненавидите.. Повисла недолгая пауза - с чего же вы решили, что я вас ненавижу? Даже напротив, уважаю. Уважаю вас, но не ваше... Творчество. - футурист украдкой взглянул на светлую макушку - вы не туда вкладываете свой потенциал. С минуту оба просто молчали, смотря себе под ноги. - так если уважаете, может всё-таки выпьете со мной? - голубые глаза тут же заискрились надеждой, слово бы игристое шампанское - сами понимаете, людям от меня ведь только стихи подавай, а о чём моё сердце болит так это ни-ко-го не волнует! - а с чего вы взяли, что меня волнует? - явно издеваясь над пьяным товарищем, ухмылялся Владимир Воздух словно на мгновение стал каким-то горьким и липким, Серёжу вмиг переполнило раздражение, обволакивая со всех сторон. Щёки порозовели. - оставьте, ради Христа, Володя, перестаньте вы строить из себя ледяную глыбу! Я же знаю, что вы не такой, знаю! - Сергей сжал тонкими пальцами ворот Маяковской рубашки, иногда поднимаясь на носочки, лишь бы хоть долю всех эмоций до этой оглобли донести. - Я же видел, сколько в ваших глазах печали было сегодня, и огонь в ваших глазах я вижу регулярно! Поэт тяжело дышал, его грудь высоко вздымалась на вдохе, шум дождя на фоне казалось затих. Замешкавшись, он отдёрнул руки от чужой рубахи, отойдя на пару шагов. - извините, я... Я видимо.. Перебрал. О боже, какой стыд - пухлые щёки теперь ещё сильнее покраснели и сравнимы были пожалуй с лепестками розовых тюльпанов, что продают повсюду примерно в марте. - хах, что уж теперь стыдиться, Серёжа? Как-то неожиданно для себя Владимир обнаружил, что пальто всё ещё у Есенина, а сами они промокли насквозь. Влажные золотые кудри иманжиниста он сравнил бы с деревянной стружкой, глаза, прозрачно-голубые в свете луны, совсем не океаны, нет. Скорее родники, свежие и звонкие. В таких нельзя утонуть, можно только утолить смертельную жажду, чтобы двигаться дальше. - глупость то какая... С себя самого смешно Ответом послужил лишь непонимающий взгляд Сергея. - на минуту себя иманжинистом почувствовал. Но Есенин в упор не понимал. - я вас с природой сравнил. Волосы, глаза, понимаете? - понимаю.. - Есенин очень осмыслено уставился на Маяковского. - вы похожи на тучу. Такую, которая кажется объемной, тяжёлой. Такую, которая медленно надвигается и вроде как всё небо собой заполняет.. А потом, ну скажем.. Когда вы улыбаетесь, сквозь эту тучу будто лучик солнца пробивается, и столько в этой туче таких проплешин, что не сосчитать. И прямо сейчас как-будто ещё одна появилась. Володя улыбался. - а ваша улыбка... Как пение первых птиц, самый тёплый свет солнца, капли росы на зелёной траве.. И словно бы птицы запели и воздух на мгновение наполнили запахом свеже-скошенной травы. Серёжа тоже улыбался. - знаете, Владимир, может быть я сейчас совершу большую глупость, но.. Сергей постоял пару секунд, решаясь, а после встал на носочки и чмокнул футуриста в уголок губ. - действительно глупость, с вашим то опытом.. Улыбаясь заключил Маяковский и притянул поэта обратно.