* * *
Судя по всему, родителям Тесей ни о чём не рассказал. Ужин прошёл точно так же уныло, как и всегда, мамы снова не было, и Ньют мог только догадываться, каково же ей сейчас, во время дождя, искать по болотам лирный корень. Она считала, что в аптеке ей подсовывают ингредиенты не лучшего качества, и предпочитала отыскивать необходимое самостоятельно. Этому же она учила и Ньюта. В денниках, теплых и сухих, было приятно находиться после пребывания на улице, где лило пуще прежнего. Ирландское лето редко радовало. В денниках пахло навозом, но то был привычный и приятный для Ньюта запах. — Что, так и болит живот? — посочувствовал Ньют новичку в их стаде — Коналлу. — Ничего, скоро мама вернётся, и мы сварим зелье. Он погладил пегого гиппогрифа по пернатой шее и тут же отошёл: Коналл ещё не слишком привык к ним, запомнил только маму, которая заходила в денники чаще остальных. Коналл, должно быть, чувствовал себя одиноко здесь, и Ньют понимал его. Усевшись на веранде, Ньют вытащил припрятанную сигарету и зажёг её от фонаря с негаснущим огнём. Поморщился, но не стал выбрасывать — это была уже не первая его попытка, но курил он слишком редко, чтобы можно было успеть привыкнуть. Над головой возникла чужая рука. Тесей вытащил сигарету из губ Ньюта, выдав ему затрещину. — Это первая, — солгал Ньют, потирая затылок и зная, что звучит неубедительно. — Отец дома, постеснялся бы. Ньют упрямо вскинул голову и встретился с непроницаемым взглядом Тесея. Они сощурились, рассматривая друг друга в упор, но Тесей моргнул первым и неохотно протянул сигарету обратно. Победа в старой детской игре в гляделки между ними всё ещё засчитывалась за аргумент. — Даже если ты кого-то убил, я тебя не сдам. — Ньют попытался выдохнуть колечко дыма, но получилась какая-то ерунда. Он откинул голову на стену, чтобы лучше видеть Тесея, облизал губы в волнении. — Правда. — Так вот как ты обо мне думаешь. — Ты ведь аврор. Тесей посмотрел на него с жалостью, словно на идиота, но сел рядом на скамью. Он выглядел потерянно, совсем не так, как на ужине, и Ньют исподтишка его рассматривал, забыв про сигарету, тлеющую в пальцах. Они с братом редко оказывались настолько близко в последние годы. Когда Ньют вырос и перестал нуждаться в историях о Хогвартсе и сказках на ночь, Тесей самоустранился от его воспитания, и сейчас они снова сидели рядом, практически чужие друг другу люди, плохо понимая, о чём разговаривать. Ньют, наверное, многое хотел бы рассказать — про нору, где нашёл растопырников, про попытки подружиться с Коналлом, про поцелуи с Литой и их ссору и, может, даже про то, как неделю назад обжимался за курятником с маглом — сыном лавочника, по поводу чего Ньют до сих пор испытывал смешанные чувства. Но откровенничать он не стал. — Либо кури, либо отдай, — произнёс Тесей, и Ньют, поспешно затянувшись в последний раз, бросил окурок в фонарь. Пламя, ярко полыхнув, тут же снова стало белым, окрашивая веранду в оттенок выцветшей колдографии. Дождь начал стихать. Тесей издал неясный звук, как будто долгий протяжный выдох, и его рука, лежащая на спинке скамьи, ухватилась за неё с такой силой, что на пол посыпались чешуйки краски. На мизинце Тесея был перстень-печатка, и Ньют углядел на нём слаборазличимый кровавый след. Из-за шума дождя скрипучая дверь открылась так тихо, что никто этого не заметил. Ньют вздрогнул, когда заслышал голос отца над самым ухом: — Ньютон! И зачем же тебе летом понадобилась волшебная палочка? О, Мерлин… Отец хмурился, уголки его рта печально опустились. Это выражение лица Ньют видел чаще всего и привык, что был сплошным разочарованием, однако несправедливость обвинения резала больнее ножа. Ньют стиснул зубы, чтобы не сболтнуть правду. — Я жду, Ньютон. Неужели ты думал, я не замечу, что ты сдвинул ключ от ящика? И да, Тесей, — тот встрепенулся, выпрямился, — возвращайся в гостиную, разреши наш с мамой спор о назначении Сарджента председателем Визенгамота. Мы всё никак не можем понять, чей он болванчик, но я уверен, что год назад встречал его в обществе прошлого министра. — Я… — начал Ньют. Как назло, ничего достойного не приходило в голову. — Я… У отца была феноменальная память — её никто из них, к несчастью, не унаследовал — и подозрительность, которой хватало на двоих. Нужно было срочно придумать удобоваримый ответ, чтобы выручить Тесея, и Ньют в панике блуждал взглядом по двору, по едва видной отсюда крыше денников… Денники! — Юлиус сломал ногу, — будто нехотя проговорил Ньют, заставляя себя смотреть на отца — но не в глаза, а на усы, потому что так было проще. — Я виноват… Случайно напугал его. Но сейчас всё в порядке, правда. Тесея возле себя Ньют даже не слышал, казалось, будто тот перестал дышать. Отец пригладил усы задумчивым жестом и по старой привычке накрутил кончик левого на палец. Это выглядело забавно и неизменно смешило маму, особенно когда после долгих раздумываний в кабинете отец выходил с усами торчком. — В любом случае ты был обязан сказать мне, но поговорим позже. Так значит, ты можешь вернуть палочку? — Э-э-э… — Она у меня, — произнёс вдруг Тесей и вытащил палочку из кармана. — Я знаю, куда её можно спрятать, чтобы Ньюти не нашёл. «Ньюти». Это было неприятно. — Хм-м. — Отец раздумывал, и Ньют снова затаил дыхание. — Ну что ж, пусть будет у тебя, какая, в сущности, разница. Ты ведь уже мой кабинет наизусть выучил, а? Последняя фраза относилась к Ньюту, и он, склонив в смятении голову, не увидел, как отец покинул веранду. Очнулся он, только когда Тесей тронул за предплечье. — Спасибо, — сказал Тесей с чувством. — Буду тебе должен. — Палочку лучше отдай, — пробормотал Ньют, на что Тесей только усмехнулся. Вот ведь троллий сын.* * *
Ньют проснулся резко, словно его окунули в воду. Едва он открыл глаза, Тесей убрал руку с плеча, отвернулся и сел на пол рядом с кроватью без единого слова. Ньют дёрнул выше одеяло, которое сползло слишком низко. — И всегда ты спишь голым? — спросил Тесей. — Только когда ты ко мне приходишь, — проворчал Ньют, издал неловкий смешок в ответ на собственную глупую шутку, потёр глаза и сел, опершись на подушку. Что-то звякнуло в тишине, и отблеск луны отразился на хрустальном боку графина, рядом с которым на полу стояли два бокала. От Тесея уже пахло спиртным, и притом так сильно, что Ньют удивился сам себе: как он сразу не почувствовал? Тесей был в полном раздрае. На памяти Ньюта он так напивался незадолго до экзаменов в Аврорат — тогда его бросила девушка, как Ньют впоследствии понял. В те годы он был ещё слишком мал, чтобы искренне посочувствовать, и обижался, что Тесей отсылал его из своей комнаты и отказывался играть. Оценив ситуацию и полностью одетого Тесея, Ньют поднялся, прошлёпал голыми ступнями по паркету и вынул наугад из комода брюки с рубашкой. Любые невзгоды лучше встречать в полной готовности. Где-то вдалеке залаяла собака. Тесей вскинулся на звук, но тут же выдохнул с облегчением. — Показалось, что отец, — произнёс он с нервным смешком. — Гавкает? Они уставились друг на друга с одинаковым недоумением, и Ньют покачал головой, заправляя рубашку в брюки. Настежь распахнутое окно впускало в комнату ночную свежесть — Ньют любил спать в прохладе, но Тесей явно не был её поклонником. Он поёжился, стянул на пол одеяло и запутался в нём; графин опасно качнулся, задетый рукой. Ньют прикрыл окно. — Стыдно мне будет завтра, — проговорил Тесей, совладав с одеялом и налив в оба бокала огневиски — судя по запаху. — Сегодня мне наплевать. — Завтра уже наступило, — заметил Ньют осторожно, садясь и кивая на часы. Тесей на них даже не взглянул. — Я неудачник, — сказал он, сделав большой глоток. Ньют последовал его примеру и поморщился — по горлу разлился тяжёлый, жгучий жар. — Никогда не будь таким троллеголовым ослом, как я. Пусть у наших родителей хотя бы один сын ничем себя не запятнает. Тесей говорил горячо, но не очень внятно. Ньюту пришлось подсесть вплотную. — Ты путаешь меня с каким-то несуществующим братом. Мы оба знаем, кто тут идеальный сын и отцовский любимчик. Горечь невольно просочилась в слова, и Ньют мог лишь надеяться, что это осталось незамеченным. Тесей остервенело дёрнул головой, ойкнул и потёр шею. — Не неси чушь. Ты ничего не знаешь. — Так расскажи! — воскликнул Ньют громким шёпотом, и Тесей шикнул на него, поднеся палец к губам. С каждым глотком огневиски становилось всё теплее, и уже не получалось разобрать, теплело внутри или в комнате. Часы громко тикали на каминной полке, их очертания смягчились, едва луна скрылась за облаками. Теперь спальню освещал только свет тускловатого уличного фонаря, оставленного для отца, который часто мучился бессонницей. Стоило выглянуть и проверить, нет ли кого внизу, но апатия накатывала мягкими волнами, и было безразлично, слышат ли их разговор. Ньют знал, что пьянел, но ему нравилось это ощущение — всё больше с каждым глотком. Тесей снова налил им, и графин медленно пустел. Наутро им грозила выволочка, но какая разница, что будет утром? — Да наплевать, — произнёс Тесей, и Ньют понял: он сказал это вслух. — Из-за меня друг умер, так что уже… Вот они и подобрались к сути. — Это его кровь была? — спросил Ньют и откашлялся — он вдруг охрип. Тесей неожиданно ударил себя бокалом по лбу. Ньют схватил за запястье, удерживая от повторной попытки. Огневиски вылился на рубашку Тесея, он чертыхнулся и попробовал оттереть пятно — бесполезное действие в темноте. Ньют снова удержал Тесея за ладони, и тот затих. Бокал лежал на одеяле перевёрнутый, запах алкоголя усилился и стал почти невыносим. — Пошли отсюда, — заявил Тесей, с некоторым трудом поднимаясь на ноги и удручённо нюхая свою рубашку. — Не могу уже… в четырёх стенах. — И когда Ньют встал, поспешно шаря под кроватью в поисках носков, Тесей добавил: — Гитару свою захвати, что ли. Они так шумно спускались, спотыкаясь о ковёр на лестнице, что чудом остались незамеченными. Тесей отпер дверь палочкой Ньюта и безуспешно толкал её, пока Ньют не догадался дёрнуть на себя. Они вышли, давясь полупьяным смехом, с графином под мышкой, из которого отхлёбывали по очереди. Ньют воспринимал реальность отрешённо, через призму пузырящегося восторга, и Тесей в этой призме дробился на множество несочетающихся осколков. Тесей-брат и сегодняшний Тесей совершенно не складывались в целое, отрицая друг друга. Как они дошли до края деревни, Ньют не понял, слишком глубоко погружённый в себя. Тесей твёрдой аврорской рукой наколдовал одеяло и бросил его прямо на траву. Луна так и не вышла целиком из облаков, скрывшись в них, как клешнепод в своей раковине, а деревья, отделяющие луг от поля, высились чёрной грядой. Всё, что осталось светлым в непроглядной ночи — это звёзды и квадрат окна одного-единственного дома. — И чего им не спится… — пробормотал Ньют. — Может, тоже несчастны. Это прозвучало неожиданно внушительно. Ньют помялся и положил гитару на одеяло, садясь рядом с Тесеем. Комары мерзко зудели под ухом, со стороны деревьев раздавался негромкий шелест — совсем не листва, наверняка любопытный ночной зверь пришёл взглянуть на них, двух бессонных идиотов. Тесей зевнул, клацнув челюстью, и зажёг неяркий Люмос. — Я давно хочу уехать, — сказал он вдруг, — но как будто что-то держит меня здесь. Один раз чуть не аппарировал в Лондон без вещей, даже не сняв жилья. Просто накипело. Он смотрел так, будто был уверен, что Ньют поймёт, но Ньют не понимал. Тесей поник, взглянул на графин, словно впервые его увидел, и прихлопнул комара на шее. — Я тебя не знаю, — сказал он. — Как только ты вырос из игрушечной метлы и сказок Бидля, я перестал понимать, о чём с тобой общаться. Что ты любишь, какие пластинки слушаешь, какие девушки нравятся… Наверное, мне нельзя заводить детей, — уныло подытожил он. — Мы с тобой говорим лишь потому, что пьяны. Да и ты даже не реагируешь, я тут распинаюсь монологом... Ньют вместо ответа взял гитару и попробовал в темноте наиграть любимую песню, которую услышал в Хогсмиде. Слова он знал не все, лишь первый куплет, но Тесей подхватил на припеве. Они хором исполнили его, пока Ньют не запутался в нотах и, устав подбирать верный мотив, не махнул рукой. — И мне она нравится, — подал голос Тесей. Кажется, он улыбался. Похлопав себя по рубашке и брюкам, он выудил портсигар, закурил, и дым растворялся во тьме, поднимаясь к звёздам. Ньют вдруг захотел посмотреть, как далеко они оба забрались, но не смог подняться с одеяла — мир закружился, взболтался, словно они были в гигантском снежном шаре, который кто-то тряс, только вместо снежинок вокруг летали полчища комаров. Ньют со смехом завалился обратно, и Тесей со второй попытки наколдовал непроницаемую сферу. — Вообще-то оно от тёмной магии... но от кровососущих тварей тоже нормально, — объяснил Тесей нетвёрдым голосом, а потом вдруг взмолился: — Скажи что-нибудь. Ньют понял: теперь Тесей не станет увиливать. — Что с тобой случилось? Щербатая луна выглянула из-за облаков, когда Тесей начал свой рассказ. Бесцветным голосом он сообщил, что его с другом Огденом взяли в подмогу на рядовое задание — осмотреть магазин в Лютном переулке, и всё шло как обычно, пока не обнаружился тайник с проклятыми вещами. Продавец запаниковал, запустил в них кинжалом, одним из этих дрянных темномагических, которые нашли в тайнике. Тесей успел отшатнуться, но вот Огден за его спиной… Ньют молчал, поражённый. Тесей отвернулся, и растрепавшиеся кудри скрыли лицо. — Это я должен был умереть сегодня, — произнёс он, схватившись за графин, как за оружие. — Но мне всё мерещится, что это сон, я проснусь, мы снова встретимся в Аврорате… — А палочка? — выдавил Ньют. Тесей уставился сначала на него, потом на свою руку. Помедлив, он вернул палочку Ньюту. — Мерлин её знает, выронил где-то. Хорош аврор, да? Он натужно рассмеялся, и Ньют сделал то, что счёл уместным в этой ситуации — неуклюже похлопал по плечу. В ответ Тесей его обнял. От брата ужасающе пахло огневиски, щека колола лёгкой щетиной, но Ньют не пытался вырваться, изумлённый до глубины души. Их маленькая уютная вражда стремительно выходила из-под контроля. — Свет погас в том доме, — произнёс Ньют, вплотную прижатый к Тесею и видевший деревню из-за его плеча. — Значит, нас, дураков, осталось двое. Они допили огневиски, поделив поровну последние глотки. Ночь сгущалась вокруг, синяя, как смородиновый пудинг, и Млечный путь сахарной пудрой рассыпался по ней. Ньют лёг, уже не в силах сидеть, схватил Тесея за ладонь. Тот свободной рукой вяло перебирал струны гитары, и тихие разрозненные звуки вкрадывались в стрекотание сверчков. — Не надо съезжать, — попросил Ньют, пытаясь сдуть с глаз непослушную чёлку. Тесей повернулся к нему лицом и осторожно её убрал. — Не буду. — А ещё ты не виноват. В том, что твой друг… Тесей, казалось, хотел возразить, но оборвал себя и произнёс лишь: — Спасибо. Он выглядел очень грустным и сонно моргал, щуря глаза. Ньют притянул голову Тесея к себе, и они соприкоснулись лбами. С такого расстояния был слышен каждый частый выдох, несмотря на оглушительное пение сверчков. Вереск трогал ноги вежливыми касаниями, было щекотно и немного жутко — казалось, что кто-то невидимый хватает за лодыжки. Ньют подтянул к себе колени, не отводя взгляда от Тесея, который теперь выглядел очень отрешённым. Вдали снова залаял пёс, ему отозвался другой, но они быстро умолкли, и тут пронзительным верещанием откликнулась какая-то птица. Жизнь текла в ночи, огибая луг и расстеленное на нём одеяло. Говорить не хотелось. Люмос ровно горел, поддерживаемый одновременно обоими, и Ньют ничего не имел против ладони Тесея на своей. Всё перевернулось вверх дном, Ньют плавно качался на волнах огневиски, и ему приспичило сыграть что-нибудь, но лень было тянуться к гитаре. Да и играть он толком не умел. Внутри поднималось странное, незнакомое волнение, оно подкатывало к горлу вместе с лёгкой тошнотой. Кажется, они оба задремали, и Ньюта выбросило из муторного сна, когда Тесей вдруг протянул руку и погладил по голове, шумно вздохнув. Ньют беспричинно зафыркал, Тесей вторил ему, и смех разнёсся над лугом. Почему-то никак не удавалось отсмеяться, уж больно забавным было это всё: ночь, графин, стоящий прямо на гитаре, и пьяный лохматый Тесей — незнакомый Ньюту и красивый. — Ну хватит, — сказал Тесей и попытался заткнуть Ньюту рот ладонью, не прекращая посмеиваться. Его пальцы мягко прижались к губам. А потом он придвинулся и поцеловал в лоб, приобняв за талию. Ньют сам не знал зачем, но отвернул лицо, откинув голову повыше, чтобы обнажить шею. Пальцы Тесея, тронув кадык, неспешно прошлись по ушной раковине, потянули за мочку и исчезли. Это было странно и ненормально, и, наверное, именно поэтому хотелось продолжить. Ньют приподнялся на локте; мир, качнувшись, уронил его в объятия Тесея. Было очень легко дотянуться до уголка его губ, а когда Тесей повернул голову, поцелуй обрёл завершение. Он был коротким, как стон, изданный гитарной струной. — Надеюсь, я об этом забуду, — произнёс Тесей, отстранившись. Ньют воззрился на него, и от сердца отлегло — тот протянул ладонь. Они переплели пальцы. — И я. А ещё меня тошнит. — Хм-м. Ньют уставился на небо, постепенно принимавшее оттенок выцветшей чёрной тряпки. Звёзды блекли. Сверчки прекратили своё стрекотание, и вступила партия птиц, из которых Ньют без труда узнал дрозда и зяблика — частых гостей в их деревне. На травинке прямо над головой Ньюта качалась крупная капля росы. Резко стало холоднее. — Мы можем наколдовать плед, — сказал Ньют, морщась от головной боли. — Верно. А ещё мы можем пойти домой. Ньют встретил это сообщение без энтузиазма. — И правда, — произнёс он, оставаясь лежать. Природа приобретала бóльшую определённость, словно кто-то подкрутил резкость. Ньют привстал, и его вырвало на траву, он утёр лицо рукавом и упал на одеяло снова с приглушённым стоном. Голова раскалывалась, было очень плохо и одновременно очень хорошо, и тролль знает, как это могло сочетаться вместе. Тесей вжался носом в плечо Ньюта и отчётливо всхлипнул. Приближался рассвет.