I still love you, but

Автобус несильно качнуло на красном: он прилежно остановился, пропуская безликие тени дальше бежать по намеченным на карте невидимым для других людей меткам. Дождь же продолжал лить стеной. Юнги забежал в свой последний рейсовый транспорт на прошлой остановке. За всё это время он никак не мог отдышаться, несколько свирепо гоняя из одной среды в другую воздух. Парень смотрит в кабину водителя, где дворники мажут по стеклу, смывая под своим напором тысячи капель и превращая искрящийся красками вечерний мир в подобие картины экспрессиониста, так сильно полюбившего импасто. В руках Юнги крошечный пакет из пекарни около его дома, а в нём на самом дне две плетеные косички с сахаром и надкусанное яблоко, на которое сил, чтоб доесть, у юноши уже просто нет. Он считает остановки одну за другой, ориентируясь лишь по асфальту под колёсами и мерцающим огням за окном. Вот они проехали знакомый юнги район с аптекой с низкими ценами, где раньше он часто покупал бинты и иголки для практики в больнице, а вот тот ресторанчик, в который они ходили с хосоком праздновать защиту дипломов. Он уже близко, осталось совсем немного. Мин в прыжке покидает хорошо прогретый салон автобуса, тут же попадая в не менее тёплые объятия близкого ему человека. Хосок улыбается ему в макушку, смеётся тихо-тихо и бормочет что-то над ухом о том, как сильно он рад наконец-то увидеть юнги. Они идут неспешно домой, не обращая внимания на усилившийся дождь и любуясь друг другом незаметно, стоит кому-то из них отвернуться. Любуются… Любовались когда-то давно. Юнги медленно покидает холодный салон автобуса: он не настроен прыгать по лужам и даже не уверен в том, что вообще теперь сможет спокойно куда-либо дойти. на остановке он ищет того, благодаря которому так сильно билось сердце на протяжении долгих лет, однако… Хосока нет. Его и не будет. Это нормально, думает Мин, пиная изредка попадавшиеся по пути крошечные камни, что люди расходятся. Не нормально лишь то, что случилось это с ними. Парню казалось, что их любовь не имеет срока годности, но, как и все в природе вещи, обрела свой конец. Горькие ошибки, названные жизненным опытом, без которых никто не обходится, твердят лишь об одной простой истине: каждому хочется чего-то большего и то, что под боком, — игнорируется, а нечто запретное разрастается сорняком в голове. Ты всегда оказываешься и победителем, и побежденным. Вопрос в другом… а закрываешься ли ты в своей норе, копя обиды, моменты зависти и злости, в гневе откусывая себе палец за пальцем? Самолично ли перекрываешь себе кислород? Хосок не хотел и слушать его. Всё твердил о своей эмоциональной депривации, о нехватке внимания и любви со стороны Юнги. Зачем эти оправдания? Мин не знает. Он слушает, пропуская все слова сквозь пальцы и позволяя водить себя за нос, и ждёт, пока донельзя любимый человек заткнется, чтобы отпустить его и, возможно, забыть. Да, точно. Он его забудет, пообещал себе сразу же: всего на всего стоит разорвать фотографии, заблокировать и сказать родителям, чтоб прекратили интересоваться его личной жизнью. Юнги сможет справиться. Взрослый мальчик, в конце концов. Холод неприятно царапает щёки, накрывает ладонями горло, обжигая и принуждая заливаться в болезненном кашле. С момента их распада всё пошло косо, но Мин правда старается не думать об этом, списывая свои неудачи на усталость, а не на разбитое сердце, что всё никак не успокоится и в каждом мимо проходящем старается отыскать того самого… К тому моменту, как глаза начинает щипать от слёз, Юнги уже переступил порог дома и ставил чайник, дабы хоть как-то согреться. Он, не снимая обуви, падает на незаправленную с утра постель, закрывая глаза и представляя перед собой лицо Хосока. Хочется вновь ощутить его прикосновения и почувствовать позабытый запах, но когда Юнги вскользь глядит на пришедшее на телефон уведомление из нового чата, он удаляет диалог, подальше пряча в собственной библиотеке желанную всем сердцем книгу. Он пообещал.