Прекрасное чувство

      Тони сходит с ума. В эту самую секунду он теряет что-то важное для себя. Хватаясь за волосы, забиваясь в угол и безумно скуля в такой огромной сейчас комнате, невидящими от слез глазами пытается рассмотреть в темноте реальность, что ускользает от него песком сквозь пальцы.       - Черт… Черт возьми! Только не со мной, только не это… - хрипит едва слышно Старк, буквально выхаркивая слова с рыданиями. Ползет по полу на четвереньках, содрогаясь и внутренне, и внешне, чувствуя себя жалким как никогда в жизни, поднимается на ноги, цепляясь непослушными пальцами за стены и книжные полки. Бредет в гардеробную, врезаясь плечами и бедрами в объекты, хватает с полок парфюмы и ароматические свечи, сует их себе в нос, даже не замечая дорожки крови, бегущие из него от механических повреждений. Неистовый ужас, провоцирующий паническую атаку, охватывает его. И самое ужасное то, что он был к этому готов! Был готов и все равно… Все равно…       Острый синдром отсутствия обоняния. Так они это назвали. Люди теряют возможность чувствовать запахи. Неизвестный вирус, поражающий человечество после резких эмоциональных всплесков. Слезы, сантименты, истерики, невероятная душевная боль, агрессия, бред, сумасшествие. Вы теряете воспоминания о тех, с кем были связаны обонятельные рефлексы. И чувство утраты настолько сильно в момент поражения, что это невыносимо, многие даже прибегают к самоубийству. Не выдерживают.       Фанатики кричат о конце света, ученые в замешательстве, работяги и дальше делают свое дело, обычные люди верят, что жизнь продолжится, что бы не случилось. А чувства постепенно пропадают один за другим. Сначала обоняние, затем вкус, у некоторых уже пропал слух. Люди готовятся к худшему, но надеются на лучшее. Они сосредотачивают внимание на действительно важных вещах. На всем духовном: на близости, на близких, на том, что заставляет их чувствовать себя чуточку счастливее. Наслаждаются цветами, музыкой, голосами друг друга, говорят больше комплиментов, дарят больше объятий и поцелуев, дольше держатся за руки, зарываются в снег, буквально купаясь в нем. Ходят на пикники, чувствуя ступнями зеленую траву, а лицом теплые лучи желтого солнца. Больше улыбаются. На вопрос, что значит жить, они отвечают: «Жить значит чувствовать.»       Тони ждал конца света из космоса. Верил в инопланетное вторжение и уж точно не верил в библейскую чушь. Никогда не ходил в церковь и отвергал все существующие религии. Отвергал Бога. А тут вдруг это – словно божья кара за его длинный язык и полные сарказма пафосные речи. Он чувствовал себя героем очередного голливудского фильма, как и каждый человек на планете Земля, наверное.       Перенимая дело отца и компанию Stark Technology, Тони разрабатывает улучшенный всемирный интернет и чипы для инвалидов, основывает программу для полета людей на Марс, стремится к восстановлению органов с помощью усовершенствованных 3D-принтеров, в идеале – киборгизации человека. Верит в силу технологий, которые могут изменить мир к лучшему. Во истину говорят: хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.       В итоге вместо всех этих грандиозных планов Старк вынужден искать способ вернуть функциональность органам чувств, но у него выходит лишь замедлить для себя процесс их потери. Лишившись пока только обоняния, он наблюдает за теми, у кого уже нет слуха или зрения, у кого остались только тактильные ощущения. И страдает, Тони страдает за них, удивляясь самому себе. С его-то эгоистическим отношением к другим он не мог ожидать таких сантиментов.       Постепенно мир меняется к лучшему и без всех этих киборгов, чипов и технологий, на которые так уповал Тони. Он видит, как люди трансформируются морально и духовно. Становятся более сострадательными, понимающими, любящими и принимающими. И он сам, не осознавая этого, пытается быть к ним ближе. Наконец покидая свои лаборатории и переставая быть затворником, Старк открывает благотворительную кампанию – центр для помощи потерявшим органы чувств.       Инновационные технологии Stark Technology творят чудеса: посредством влияния на нейронные связи человека они возвращают ему воспоминания о потерянном чувстве на несколько минут. Пока что, к сожалению, только об одном единовременно. Центр бесплатный, но каждому человеку разрешается посещать его не более одного раза в год, чтобы все желающие могли успеть. Поскольку технологии исключительные и крайне дорогостоящие, Старк смог открыть только один Центр в Нью-Йорке, туда прилетают люди даже из самых отдаленных уголков США. Граждан других государств к программе не допускают, только если президентов, и тех за немаленькую сумму. Правительство Америки опасается утечки информации и кражи технологий. Тони приходится согласиться с таким условием, если он хочет открывать Центры и в других городах.       Следом Центры появляются в Чикаго и Лос-Анджелесе. Старк продолжает свои исследования и спустя несколько лет получает возможность вернуть человеку одновременно два органа чувств на почти полчаса. К тому времени еда для него становится пресной на вкус. Он психует, запирается в пентхаусе на долгие две недели, прощаясь со сном и вливая в себя литры кофе, судорожно ищет «вакцину», к которой не приближается ни на дюйм.       Пеппер находит Тони на полу лаборатории, превратившейся в пристанище хаоса и разбитого стекла, бессознательного, изможденного и холодного как лед. Касаясь его кожи, она шокировано замирает, на секунду решая, что он мертв, и хватается пальцами за его запястье, в панике ища пульс.       Старк попадает в клинику с диагнозом переутомление и голодание, где его кормят внутривенно до тех пор, пока не приходит в себя и с ужасом не осознает, что потерял целый месяц жизни, что мог очнуться уже глухим или слепым. По утрам его подушка влажная, но он никогда никому не признается, что эта влага должна быть соленой на вкус.       Когда Тони почти весь увязает в депрессии, с которой тщетно пытается бороться уже несколько месяцев, он совершает визит в нью-йоркский Центр с проверкой. Проводя осмотр оборудования прямо во время его работы и наблюдая за плачущими от счастья людьми, он печально улыбается. Имея возможность сутками не покидать своих воспоминаний о нормальной жизни, он ни разу так ей и не воспользовался.       День подходит к концу, когда тревожный разговор двух посторонних ему людей выводит Тони из задумчивости.       - Питер, дорогой, ты уверен, что не хочешь тоже попробовать? Ты ведь сможешь сюда попасть снова только через год. – женщина средних лет, слишком прекрасно выглядящая, чтобы называться женщиной, ласково поглаживает по плечу молодого парня, невысокого, с волнистыми каштановыми волосами, в круглых темных очках как у Рено в «Леоне». Уже ослеп, понимает Тони.       - Все в порядке, тетя Мэй, мне это не нужно. – лучезарная улыбка парня вкупе с довольно высоким, но приятным голосом и спокойным тоном никак не вяжутся в голове Тони со смыслом сказанных им слов. – Я хочу, чтобы ты использовала и мой «билетик», побудь с дядей Беном за нас двоих.       - Ох, милый, мы же не на американские горки пришли. – шагает ближе к юноше женщина, бережно прижимая его к себе и всхлипывая. – За какие заслуги Господь послал мне этого ангела во плоти?       - Тетя… - Питер, так вроде его зовут, стискивает пальцами желтый пиджак своей тети, одной рукой обнимая ее в ответ. – Тетя Мэй, твоя очередь, иди же.       Большими пальцами, на ощупь, аккуратно вытирает женщине слезы и ободряюще улыбается ей. Когда она заходит в специальное помещение, где технологии должны воплотить ее мечты в реальность, Тони замечает поводок у парня в руке, а затем и щенка лабрадора рядом, уже подросшего, почти белоснежного, послушно прижавшегося к ноге хозяина. «Значит, ослеп не так давно…»       - Пойдем, Карен, присядем куда-нибудь. – тихо произносит Питер, мягко потрепав питомца по холке.       Скамья находится в нескольких шагах за его спиной, и Тони было порывается помочь юноше, но тот сам, без каких-либо колебаний, направляется к ней и садится, удерживая спину прямой. Видимо, они сидели там с тётей до диалога. На губах Питера по-прежнему блуждает легкая улыбка, и весь он кажется Старку воздушным, словно пористые облака в безветренный день, спасающие путника от палящего солнца, и желанным, словно ускользающий сон ранним утром.       Спустя долгие минуты наблюдения за этим прекрасным юношей, Тони решается к нему подойти. Тихонько опускается рядом, чтобы не спугнуть свое видение, и слышит приветственный тявк на пронзительно высокой ноте. Удивленно смотрит на собаку, уже забыв о ее существовании. А та добродушно улыбается маленькими глазками, высунув розовый язык и часто дыша.       - Ну привет, дружочек. – весело усмехается Тони.       - Подружка. – чуть поворачивает в его сторону голову Питер, одаривая своей поразительно теплой улыбкой. – Это девочка.       - Ох, извините, и где мои манеры. Сначала знакомлюсь с питомцем, не уделив внимания хозяину. – мужчине от чего-то неловко рядом с парнем. Сначала он протягивает руку, желая представиться по всем правилам, а затем одергивает ее, нервно пряча в карман. – Здравствуйте, я Тони. Ничего, если посижу здесь?       - Нет, это же не скамейка имени Питера Паркера. Это я, кстати. – смеется собственной шутке, и от этого смеха у Тони внутри быстро поднимается буря, переворачивая все с ног на голову. Остро хочется коснуться парня, до покалываний на кончиках пальцев. – А это Карен, она мой поводырь.       - Очень приятно, Питер и Карен. – Старку кажется, что он уже очень давно так много не улыбался. Он медлит, уже открыв рот, и призывает всю свою храбрость на помощь. – На самом деле я невольно услышал Ваш разговор с тетей и… могу я задать вопрос? Мне любопытно кое-что.       - Конечно, почему нет. В общественном месте глупо надеяться на конфиденциальность. – Тони внимательно смотрит на парня, замирая и почти не дыша, и вдруг осознает, что боится его расстроить. Даже неосторожным словом. Но тот никак не меняется в лице, молча ожидая, что же скажет мужчина.       - Почему Вы… так ответили тёте? – Питер вопросительно поднимает бровь, не понимая сути. – Вы сказали: «Мне это не нужно», когда она предложила пройти процедуру. Почему?       - Аааа, Вы об этом. – едва качает головой парень. – Для таких вещей, как воспоминания о людях, мне не нужно обоняние или зрение, или слух. Я чувствую их сердцем, а не разумом или телом. – и вновь улыбается так открыто, что приятной болью щемит в груди. И Тони ловит себя на невозможной мысли: «Должно быть, на улице дождь. От него пахнет дождем. Прекрасное чувство.»