Never too late

      Тёплые струи душа бьют по воротнику, согревают затылок. Гаррус увеличивает температуру. Потерев лицо руками, он подставляет его под горячую воду.       «Приди в себя уже…»       Он не в обиде на Шепард. Чувство, что не оставляет турианца с того момента, как он наблюдает за удаляющимся Сидонисом, скрывающимся в толпе, называется как-то иначе. Но Гаррус не знает, как.       От подрагивающего пальца, убранного с ненажатого спускового крючка, до тесноты в груди при взгляде на своего капитана…       «Как у тебя каждый раз это получается, Шепард?..»       Вакариан жмурится крепче, вспоминая, как отвергает её поддержку. Он не испытывает зла и тогда, только смятение от того, что собственными руками отпускает убийцу. Гаррус действительно видит в своём враге жертву, и капитан не отнимает его рук от винтовки – решение только его. Он это понимает. Не может понять турианец другого...       Не маячь в прицеле белокурая голова, загораживая от него рожу Лантара, жалкого, раскаявшегося, он бы выстрелил. Не без сомнения и даже толики сожаления, однако б выстрелил. Поступить так Гаррус считает единственно верным. Но Шепард просит подумать, просит услышать Сидониса. И он слушает. Не столько бывшего товарища, сколько голос подруги. Тон её не такой уверенный и ровный, как обычно – непривычный и несвойственный капитану…       Он уже знаком ему. На Горизонте, когда Шепард стоит, с трудом держа прямо спину под грузом вины перед колонией и градом обвинений от Аленко, едва ли кто-то замечает перемену, но он, Гаррус, этот её голос тогда запоминает. И услышав его снова, переворачивает свои суждения о происходящем с ног на голову. Вот так. Сам.       «Кто ты, Шепард? Кто ты такая, Духи меня забери?..»       Турианец упирается лбом в покрытую брызгами нагретую обшивку душевой. Он никогда не умел слепо следовать приказам. Вот только его нынешнему капитану и приказывать-то не нужно, чтобы Гаррус готов был увидеть то, чего не видел до этого, и изменил свои установки на сто восемьдесят градусов.       Не так сложно примириться с этим фактом, как понять, где начинается это всеобъемлющее доверие, имеет ли границы вообще.       Страшнее всего то, что он в глубине своего существа знает, как на самом деле велика власть этой женщины над ним, пусть и пользуется она ею несознательно. Хотя бы в этом он уверен.       Шепард его друг. Друг, готовый подставить затылок под снайперский прицел, лишь бы он не потерял себя в своей мести…       Он не имеет права так о ней думать…       — Дерьмо, — шипит Вакариан и с усилием заставляет себя разжать стиснутые кулаки.       «Надо успокоиться».       Гаррус цепляется за эту здравую идею и понемногу выплывает из водоворота пагубных мыслей.       Прошедший день не вернуть. Правильно ли он поступает, отпуская Сидониса, сомневаться больше не имеет смысла. Несколько часов назад Вакариан решил, что Лантар действительно не стоит его ненависти. Значит, так тому и быть.       Он старается абстрагироваться от сегодняшних событий, думать обо всем и ни о чём. Но среди всех этих скользящих в голове вялым потоком мыслей, как назло, начинает преобладать одна. Самая первая.       «Нужно успокоиться, расслабиться…»       Мандибулы негромко пощёлкивают от смешка. Ну что уж скромность корчить… Едва ли его способ снимать напряжение как эмоциональное, так и физическое сильно отличается от того, который знаком каждому носителю мужской хромосомы в этой грёбаной галактике.       Вакариан пытается отделаться от неуместной идеи, но собственные рассуждения предают, подкидывая напоминание, что на часах середина ночного цикла, экипаж на вахте либо десятый сон видит. Едва ли кому-то, кроме него, турианца, рассорившегося со своим внутренним «я», вздумается помыться сейчас, разве только по нужде кто заявится. К тому же в полностью свободном помещении Гаррус занимает ту лейку, которая расположена прямо напротив двери. Тот, кто войдёт, ничего интереснее его спины и зада не увидит.       Он думает, что просто попробует. Выровняет дыхание, позволит себе вспомнить кое-что из тех видео, которыми изредка баловался на досуге в приступе неудовлетворённости. Чёрт возьми, сколько у него уже не было нормального секса?..       Он не из тех, кто уделяет много времени личной жизни, да и не случалось ему встретить кого-то, с кем бы её по-настоящему захотелось. Так что ничего зазорного в своём занятии он не видит, начиная представлять, что в помещении не один…       Ровно до того момента, когда перед мысленным взглядом на талии смыкаются руки, покрытые вовсе не пластинками и локтевыми шипами. На этих руках кожа, мягкая – он почти чувствует её чуждую текстуру на не защищённом пластинами животе – бледная, с россыпью редких тёмных точек. Пятипалые ладони размыкаются, легко скользят к талии. Он втягивает воздух, шумно, жадно, и практически ощущает женское тело, прижавшееся к нему со спины, испытывая просто зверское желание от того, какое оно упругое и тёплое…       Когда знакомый голос звучит у слухового отверстия до неприличия тихо, глубоко и как вживую, Гаррус резко отдёргивает руку, вскидывая вверх и сжимая в кулак.       «Скучаем, офицер Вакариан?..»       Короткий рык сопровождается глухим ударом в стену. Турианец старается унять сбившееся дыхание, но получается далеко не сразу.       «Плохо! Плохо, плохо, плохо…» — набатом стучит в черепной коробке, и Гаррус матерится в голос. Чувствуя себя так, словно в грязи извалялся, он тем не менее выключает воду, наскоро обтерев лицо и тело полотенцем, одевается и на сверхсветовой выматывается из душа. Не хватало ещё…       Это не первый раз, когда Вакариану хочется крепко двинуться головой о стену, чтобы мозги на место встали. Но впервые это его поползновение, иначе не обозначить, заходит так далеко. И это действительно плохо. Потому что не вовремя, неправильно, а что важнее всего, не взаимно.       Он уверен в этом, ведь не замечает за Шепард склонности к нетрадиционным связям, не говоря уже конкретно о своей персоне. В последнее время они становятся довольно близки, но это совсем другое.       Выйдя из-за поворота от лифта к камбузу, Гаррус матерится снова, правда, уже про себя. У стола, который расположен ближе к выходу, опустив голову на ладони, сидит Шепард. Кружка перед ней уже пуста, вид у капитана уставший и довольно таки неформальный. Майка да штаны. Обтягивающие. Она в таких нередко на старой «Нормандии» по утрам в кают-компании появлялась.       И теперь Гаррус, чтоб ему провалиться, вполне мог бы оказаться на месте Аленко, над которым потешалась вся команда, обсуждая его неравнодушные взгляды на эти самые штаны… Да твою же мать!       Женщина поднимает на турианца глаза, и все эти мысли вылетают из головы Вакариана.       Тот самый взгляд, что он видит сегодня в прицеле винтовки. Он им и дорожит, и почти боится его. Ничто не вызывает в Гаррусе такого внутреннего противоречия, как то, когда подруга вот так смотрит.       Что бы ни отдал он за то, чтобы она всегда на него так смотрела. Ему не хочется думать, что может настать день, когда Шепард посмотрит на него по-другому. Это могло случиться сегодня. Но не случилось. И Гаррусу не отделаться от чувства, что он не заслуживает такого её открытого, доверительного и тёплого взгляда.       — Привет, — негромко говорит Шепард.       Всё, что остается турианцу, кивнуть в ответ и спросить, как она.       — Ну, думаю, этот вопрос стоит задать мне. — Шепард отводит глаза к пустой кружке. — Гаррус, не молчи, пожалуйста. Я не пытаюсь заставить тебя обсуждать сегодняшний день. Но если между нами теперь есть проблема – скажи в лицо. Не знаю, учат ли этому турианцев, но твоё молчание тяжело почти физически... Мне просто нужно знать, могу ли я по-прежнему рассчитывать на твоё доверие.       О, что умеет капитан по-настоящему хорошо, так это заставить его захлебнуться самыми противоположными чувствами! Гарруса дёргает от укола удовольствия – ему до ноющего чувства под гребнем приятно понимать, что он дорог ей. И тут же обдаёт неприятной прохладой в районе рёбер. Последнее, чего ему хочется, так это заставлять её переживать.       — Всегда, ты же знаешь…       Не окончив мысль, Гаррус вскидывает голову на тихое механическое шипение. Шепард, имея менее острый слух, вопросительно смотрит на него. Гаррус указывает на несколько камер под потолком, теперь направленных чётко на их компанию.       — Не здесь, — еле слышно говорит он, кивая в сторону главной батареи.       — Да, — соглашается Шепард и встает из-за стола, забыв пустую чашку.       Бросив полотенце на перила у панели «Таникса», Гаррус оборачивается. Шепард останавливается всего в шаге, если не ближе. За её плечом он видит мигнувший красным индикатор замка двери и думает про захлопнувшуюся ловушку. Только теперь до турианца доходит, что остаться в закрытом помещении один на один с Шепард в его нынешнем состоянии – плохая идея.       Он стискивает зубы до боли в челюсти. «Слюни подбери, пыжак взбесившийся!»       — СУЗИ, отключи, пожалуйста, камеру, — отдаёт Шепард распоряжение ИИ, не оборачиваясь, — ну или я её разобью.       Искин, обычно весьма разговорчивая, в этот раз не отвечает, но Гаррус замечает, как светодиод на единственной камере в углу батареи гаснет.       — Надо запомнить этот приём на будущее, — усмехается он.       Вакариан запрещает себе отступить от женщины, создав между ними больше пространства, и пытается разрядить атмосферу. Очевидно, у него не выходит – Шепард только едва дёргает уголками губ, но не улыбается.       — Зол на меня? — без обиняков, напрямую спрашивает подруга.       — Нет, — глядя ей в глаза, отвечает Гаррус.       Дыхание помимо воли тяжелеет. Тому виной некоторое волнение, поскольку он не знает, к чему приведёт разговор. И её тёплый, сладкий запах.       Гаррус в очередной раз перебирает в голове весь непечатный лексикон.       — Хорошо, — негромко, словно с осторожностью говорит Шепард, и ему не нравится этот её тон.       — Послушай, — начинает он, — есть вещи, которые мне проще пережить одному. Вот и всё. Шепард, пожалуйста, запомни одну вещь: ты едва ли можешь сделать что-то, способное разрушить моё доверие. Мы уже прошли ту стадию отношений, когда оно так уязвимо. Не забивай больше себе этим голову. Я могу быть не согласен с тобой, могу на эмоциях злиться. На ситуацию, не на тебя лично. И это не отменяет моего отношения к тебе. Прости, если заставил думать иначе, мне этого не хотелось.       Капитан длинно выдыхает, глядя ему в глаза.       — Я... Если честно, просто боюсь тебя потерять, Гаррус. Уж прости за такое откровение. У меня ведь больше никого не осталось рядом. Не хотела наизнанку душу тебе выворачивать, и вообще-то ты имеешь право на меня злиться. Вот и решила прояснить ситуацию.       Она потирает пальцами переносицу и прежде, чем Гаррус успевает что-либо ответить, продолжает:       — Ещё не хочу, чтобы ты думал, будто я дорожу только надёжным снайпером по правую руку и артиллеристом, а на то, что выходит за рамки работы, мне плевать. Это не так. Я рада, что у нас всё в порядке… — Шепард осторожно кладёт руку на его плечо. Почти как накануне днём, но мягче, бережнее, что ли. — Пойду, пожалуй, тебе лучше отдохнуть. Ты много работаешь в последнее время. Выспись как следует, ладно?       Подруга соскальзывает ладонью по плечу, до локтя, и, не обдумывая своё действие, Гаррус перехватывает её ладонь. Почти сделав шаг назад, Шепард замирает, внимательно глядя на него.       «В порядке? Всё ни черта не в порядке, Шепард…»       — Я тебя не выгоняю, — разводя мандибулы в улыбке, говорит он, чтобы как-то объясниться, но выходит серьёзнее, чем хотелось.       — Я правда думаю, что тебе нужен отдых, — искренне улыбается она – крошечная ямка на щеке всегда выдает её теперь, когда он наловчился более-менее читать её мимику. — Просто расслабиться и отпустить себя.       Он давится воздухом, слыша слова, перекликающиеся с его собственными недавними размышлениями.       «О да, расслабиться было бы действительно кстати…»       — Приказ, капитан? — с усмешкой интересуется Гаррус, не представляя, зачем держит её, учитывая, что для него за лучшее сейчас, чтобы их разделили две палубы и несколько закрытых дверей.       Шепард же, понятия не имея, какой бардак у него в голове, словно сама напрашивается на неприятности. Игриво поведя плечами, она сжимает всё ещё переплетённые с ним пальцы.       — Дружеское пожелание, Вакариан.       Женщина явно расслабляется, чуть вскинув подбородок, смотрит турианцу в глаза. Бесы знают, что читает она в его взгляде, но, не переставая улыбаться, Шепард мягко тянет его к себе. Ощутив отсутствие реакции, она тем не менее не отступает, и Гаррус всё же сокращает последнее расстояние между ними.       — Выдохни, здоровяк, — тихо, посмеиваясь, говорит Шепард, смыкая руки у него за спиной, — кусаться я не планирую.       Он знает, что рискует. Знает, что может натворить глупостей. Но руки обнимают льнущую к нему женщину быстрее, чем здравый смысл выдаёт по этому поводу какое-либо мнение. И язык тоже его предает.       — Быть может, планирую я.       Капитан смеётся. Негромко и как-то по-особенному провокационно. По крайней мере, в этом уверен турианец, у которого от её дыхания на шее начинают плавиться мозги. Она говорит что-то ещё, но за грохотом крови по ушным перепонкам ничего не разобрать.       А затем Шепард прижимается к нему сильнее, гладкая кожа касается шрамов на шее, и Гаррус предельно близок к воплощению своих слов про укусы в действие. Хриплый выдох сдержать не получается, выдержки едва хватает на то, чтобы не распустить руки больше положенного.       — Всё будет в порядке, — тёплое дыхание обдаёт скулу, тихий голос Шепард звучит совершенно иначе, чем секунды назад. — Может, не сразу. И не так, как ты представляешь сейчас. Но, думаю… надеюсь, однажды ты проснёшься и поймёшь, что сделал нужный выбор, и тогда не разочаруешься в своём решении. И во мне.       От этих слов будто обрывается что-то внутри.       — Последнее вряд ли возможно, — так же тихо отзывается он.       Прикрыв глаза, он всё же позволяет себе пройтись ладонью по её волосам. Тёплые пряди переливаются красным золотом в освещении главной батареи…       Она приподнимает голову, а он не успевает убрать руку и смазанным движением оглаживает её скулу и подбородок. Из-под полуприкрытых век он замечает, как Шепард подносит ладонь к его лицу, гладит тонкими пальцами изуродованную мандибулу. И приятнее этого прикосновения только ощущение её прохладного лба, соприкоснувшегося с его собственным…       Гаррус не сразу улавливает, что гудящая тишина затягивается. И возвращается в реальность только когда видит глаза Шепард, очень близко к собственным. Она приоткрывает рот, желая что-то сказать, но вдруг замирает, моргнув, словно её неожиданно ударяют в спину. Взгляд настороженный сменяется нечитаемым.       В голове у Вакариана ни единой мысли кроме той, что если кто-нибудь из них сейчас не ретируется из помещения, случится то, за что ему будет потом очень стыдно перед подругой. Но Шепард подаётся к нему ещё ближе и окончательно отрезает пути к отступлению.       Она его целует.       В мыслях воцаряется полнейший хаос, до мгновения, когда упругие губы сменяет влажный гладкий язык, которым Шепард касается его рта. После разум отказывает окончательно, и Гаррус отвечает со всей скопившейся отчаянной жаждой.       У него отвратительно с воображением. Потому что даже в самой смелой из фантазий он и близко не представлял, как же это на самом деле окажется здорово – целовать её… Ласкать языком мягкий рот, чувствовать её отдачу, когда принимает и отвечает так же жадно и несдержанно…       Над слуховым отверстием раздается частое сбитое дыхание Шепард. Гаррус выныривает из своего помешательства и понимает, что уже какое-то время самозабвенно лижет и покусывает её шею – красноватая влажная кожа, одуряющий запах, исходящий от неё, смешавшись со слюной, заставляют его тело отозваться нытьём в паху.       На мгновение в едва прояснившейся голове возникают вопросы касательно того, что происходит и какого, собственно, хрена. А также что-то о возможных последствиях. Но женщина, явно недовольная тем, что он остановился, сжимает пальцы на его плечах крепче и сама прикладывается губами к его шее, чередуя свои невыносимо горячие губы с неострыми зубами.       Какие-либо размышления отходят на задний план.       Шепард проводит языком по мандибуле, снова целует. Гаррус подхватывает инициативу подруги, а её саму – под бёдра, планируя усадить на панель корабельных орудий. Она почти ничего не весит, и турианец задерживается, не упуская возможности оценить по достоинству пресловутые обтягивающие штаны. Он глухо рычит сквозь поцелуй и прикусывает её нижнюю губу, вдавливая пальцы в округлые тугие мышцы ягодиц. Шепард в ответ вжимается в него всем телом, крепко обхватив ногами талию…       Он и раньше подозревал в себе нездоровый фетиш по поводу её тела, а теперь готов без зазрения совести признать, что зад у его капитана просто восхитителен…       И он бы трахал её прямо вот так, удерживая на весу, сжимая, оглаживая, царапая...       Рассудок снова стучит в голову заходящимся пульсом. Едва ли ему грозит отказ, судя по реакции Шепард, но Гаррус чувствует, что обязан задать последний на ближайшее время серьёзный вопрос.       — Мне нужно остановиться? — хрипит он у самого её уха, не отказав себе в удовольствии приласкать языком все эти скруглённые беззащитные хрящики.       Женщина в его руках ощутимо вздрагивает и в ответ прижимается губами к основанию мандибулы.       — Не думаю, что ты этого сам хочешь, поэтому… Только попробуй.       Голос у Шепард тихий, низкий, совсем как в его недавних грязных мыслях, и это заводит наравне с озвученным откровенным требованием ещё больше.       Гаррус опускает её на орудийную панель, сейчас так кстати отключенную в связи с пребыванием корабля в доке «Цитадели». Шепард, чуть отклонившись назад, смотрит на него потемневшими глазами.       — Калибровать будешь? — поведя бровью, интересуется она.       Турианец усмехается её подколу. Видно, заметив, что ему это нравится, женщина играет пальцами одной руки под гребнем. И на его нервах заодно. Гаррус наклоняется вперёд, нависая над ней, и стирает языком с раскрасневшихся губ нахальную улыбку.       — Обязательно, — тихо рычит он, спускаясь к её шее. — Но сперва… Оближу тебя… Всю…       В подтверждении своих слов он проводит языком между ключиц, а потом по каждой из них, и, услышав глухой выдох, оборвавшийся коротким стоном, решает продолжить.       — Ты, знаешь ли, очень хорошо пахнешь, Шепард. Хочу проверить, такая же ли на вкус.       Гаррус медленно тянет лямку майки вниз, возвращаясь языком по шее к скуле и мельком видит, как женщина жмурится, цедя воздух сквозь зубы.       — Где не понравится, скажи, — мягко полурычит он ей в ухо, стягивая ткань одежды к самому поясу.       — А если понравится?       Шепард потирается щекой о его мандибулу – ей тоже явно доставляет удовольствие слушать его голос. Гаррус отрывается от неё, чтобы оценить плоды своих трудов, и у самого дыхание спирает.       Он вряд ли когда-то испытывал большее возбуждение, даже глядя на самых красивых женщин своей расы. Вид наполовину обнажённой Шепард заставляет мелко сглатывать набегающую слюну. Желание пройтись языком по каждому сантиметру её кожи, по каждой выпирающей косточке и играющей мышце переходит в потребность. Ему не терпится облизать её грудь с призывно алеющими сосками, просто чтобы услышать, как она зайдётся в стоне. И попросит больше…       Вакариан коротко, но глубоко целует её и с вызовом смотрит прямо в глаза.       — Тогда кричи…       Он получает награду за свои старания куда больше всяких ожиданий. Шепард выгибает спину, опираясь ладонями на край панели, когда Гаррус добирается до самых чувствительных мест, запрокидывает голову, подставляясь его ласке, и действительно стонет. Однако вовсе не так, как героини порно-роликов, из тех, что он в последнее время, не удержавшись, смотрит. Она стонет негромко, без оттенка пошлой фальши. Её голос меняется от каждого его движения, и в этом угадывается неподдельное удовольствие.       Вакариан чувствует, как у него начинают подрагивать руки, а в штанах становится тесно чуть ли не до боли. Но решает всё же выполнить своё обещание.       Приподнявшись, он ловит мутный взгляд Шепард, берётся за спущенную на талию майку и тянет её ещё ниже, к поясу штанов. А те оказываются хороши только на их владелице. Проклятую тянущуюся в любом направлении тряпку и клочок ветоши под ней Гаррус удостаивает парой крепких слов, но всё же избавляет от них женщину практически без её помощи.       Обычно к этому моменту близости с прежними партнёршами Гаррус сам уже бывал раздет и сейчас рад, что о своих штанах позаботиться не успевает. Иначе терпения ему на запланированное точно не хватило бы.       Даже после беглого знакомства с особенностями тела человеческих женщин по порно-изданиям её открытость поражает. Шепард не кажется смущённой, губы её не покидает улыбка, но, видно, на инстинкте, порождённом отсутствием какой-либо защиты в таких важных и уязвимых местах, она пытается свести бёдра. Гаррус не даёт ей этого сделать, без нажима, но уверенно подхватывая её ноги под коленями.       Решив, что для тонкой на вид кожи в том месте когти могут быть опасны, а с координацией у него сейчас не очень, турианец убирает руки и, склонившись над женщиной, проводит по бедренной косточке языком. Мышцы её живота приходят в напряжение, когда он опускается ниже, и следом Шепард давится невнятным восклицанием…       Духи… Необходимая для его вида предварительная ласка заставляет Шепард дрожать, а он просто теряет голову.       Вместо упругих пластинок только мягкие складки, горячие и гладкие. Влажные, абсолютно готовые принять...       Вкус, ни на что не похожий, непривычный, но его хочется ещё…       Её тело буквально кричит о желании. И Шепард кричит. Коротко, тонко. Стонет просяще, когда он отступает к внутренней стороне бедра, проводя языком по солоноватой в этом месте коже…       — Ну, хватит…       Из прострации Гарруса вырывает её голос и попытка высвободиться. Сбитый с толку, он не препятствует её телодвижениям, когда она садится, но оцепенение мгновенно слетает с турианца, когда (бывшая?) подруга тянет его за плечо наверх к себе и горячо целует, шаря руками по его одежде в поисках застёжек.       Он усмехается сквозь поцелуи и, уже сам не имея терпения на игры, помогает Шепард избавить себя от рубашки. С молнией штанов она справляется сама, ему только остаётся наскоро содрать их с ног вместе с обувью. И замереть под её пристальным голодным взглядом.       Гаррус не знает, лазает ли Шепард, подобно ему, по разделам порно-сайтов с межвидовым сексом. Судя по тому, что сейчас она сидит перед ним абсолютно голой, её эта тема всё же интересует. Но даже для той, кто неравнодушен к представителям других рас, блеск в её глазах кажется слишком смелым. Слишком… Личным? Это не похоже на простой интерес к чужому телу.       Она прерывает его недолгие размышления очередным поцелуем и опускающимися на грудь прохладными ладонями. Гаррус втягивает густо пахнущий возбуждением воздух и выдыхает сквозь плотно сжатые зубы.       Её губы ласкают, прихватывая кожу на шее, пока руки легко, дразня скользят по животу и ниже… Хвала тебе, матушка Эволюция планеты Земля! Пять мягких пальцев на члене – это прекрасно. До фейерверков на внутренней стороне сомкнутых век…       Верно расценивая рык за поощрение, Шепард усиливает движения, ориентируясь на его реакцию, задерживает ладонь именно там, где приятнее всего.       Он чувствует, что больше уже просто не может…       — Иди ко мне, — мурлычет Гаррус и, снова подхватывая Шепард под бёдра, поднимает её с панели.       Возрадовавшись, что перед уходом в душ он потрудился расстелить постель, Вакариан несёт её к раскинутому за ящиками широкому матрасу, застеленному одеялами с парой подушек. Остатки здравого смысла намекают, что секс в вертикальном положении может оказаться травмоопасен, по крайней мере для Шепард. Они же напоминают ещё об одной предосторожности, пока турианец опускает женщину на свою импровизированную кровать.       Улёгшаяся спиной на подушку Шепард тянет его к себе, и он просит подождать её пару секунд, а сам тянется за вещмешком. Когда Гаррус возвращается, нашарив там искомое, она усмехается.       — Зря только резину израсходуешь. Залёт нам точно не грозит. У тебя, как я помню, тест на левые аминокислоты отрицательный, а будь у меня аллергия на правые, я бы скончалась в возрасте восьми лет, съев на спор турианский паёк.       — Уверена? — отложив на пол упаковку презервативов, Вакариан склоняется над женщиной, с упоением проводя ладонями по её распростёртому под ним телом.       — Тогда даже диатез на задницу не поймала. Так что готова рискнуть.       Шепард широко улыбается, кладёт руки ему на шею и разводит бёдра, полностью открываясь для него, а затем приглашающе закидывает ногу на бедренный выступ, от чего попытка спорить дальше окончательно проваливается.       — Я доставлю тебя в медотсек, если что, в любом виде и состоянии. Но ты должна пообещать мне, что объясняться с Карин будешь самостоятельно.       Их общий смех тонет в поцелуе глубоком и откровенном настолько, насколько это вообще возможно. Гаррус скользит языком во влажный рот, представляя совершенно противоположное действие, и, не выдержав, с рыком прерывает ласку. Чувствуя, что ему просто до дрожи хочется видеть то, что он будет делать с Шепард, турианец выпрямляется. Он остается на коленях, подхватывает её бёдра, и слегка подтягивает вверх, опуская на другую подушку.       Она даёт понять, что совершенно не возражает, послушно ложась так, как Вакариан направляет, а после откидывает руки за голову, являя собой воплощение распущенности и вседозволенности. Это становится контрольным в голову.       Гаррус глухо рычит, на выдохе входя в неё, чувствует напряжение Шепард и сжимающие его талию бёдра. Стоит немалых усилий не начать безвкусно долбиться – таких острых ощущений он не испытывал до этого никогда.       Он почему-то ожидает легко поддающейся мягкости… Но Шепард узкая, тугая, просто фантастически горячая и гладкая.       Человеческие парни, привычные к подобному, наверняка не имеют больших проблем с выдержкой в такие моменты, а ему приходится стискивать челюсть и переводить дыхание, чтобы всё не окончилось позорно быстро для него…       Шепард, замерев сперва, мелко дышит, но спустя несколько мгновений заметно расслабляется. Она прогибается в пояснице на каждое его движение, до удивительного легко подстраиваясь. Дыхание её становится тяжёлым, она негромко стонет, прикрывая глаза, зажимая в кулаках простынь. И Гарруса накрывает…       Наконец он может ответить себе на вопрос, кто же такая Шепард…       Женщина с раскрасневшимися щеками, горящими от поцелуев и укусов губами, лихорадочным взглядом из-под ресниц, извивающимся от удовольствия телом...       Плевать на то, что за пределами этого матраса. Здесь и сейчас – его женщина. Заставляющая лететь с катушек от одного только своего вида под ним…       Не имеет значения, что будет после. Нечто первобытное заполняет голову и всё его существо. В данную минуту он верит, что умер бы за это. За неё…       Стоит немного увеличить темп, и Шепард начинает подрагивать всем телом, сбивчиво просить сильнее. Взрыкнув, Гаррус позволяет себе ещё пару секунд наблюдать откровенно примитивное, но совершенно сводящее с ума зрелище – скольжение собственного члена в её тело, после чего потакает удовольствию женщины. Склоняясь к ней, турианец начинает проходиться языком по подставленной шее, прикусывает у основания, одной рукой сминает ягодицы, приподнимая их ближе к своим бёдрам. И усиливает напор.       Шепард задыхается, кажется, растеряв весь самоконтроль, беззастенчиво ласкает то Гарруса, то себя, и в какой-то момент начинает громко выстанывать его имя, умоляя не останавливаться. Абсолютно бессмысленно – он не смог бы сейчас остановиться и под дулом винтовки. А потом она резко выгибается, тело её прошивает крупная дрожь, и звук, который женщина при этом издаёт, не подлежит описанию. Она сжимает его так, что приходится замереть и задержать дыхание от почти болезненного ощущения, за которым в любой момент может последовать разрядка.       Пока Вакариан соскребает в кучу последние остатки самообладания, Шепард приходит в себя и немного отстраняется. Но прежде чем Гаррусу удаётся совладать с языком, сказать, что они ещё не закончили, она бросает на него быстрый взгляд и, облизнув пересохшие губы, переворачивается на живот.       Шепард принимает позу недвусмысленную и настолько аппетитную для турианца, что дальше просто некуда.       Абсолютно все системы управления отказывают, перегорая к чертям. Он трахает её, обминая зад, удерживая за талию, непрерывно утробно рыча и матерясь через каждый вздох. Такого он не мог бы позволить себе даже в самых смелых мокрых мечтах…       И тем более не представлял он, что Шепард может так ему отдаваться. Доверяя контроль, полностью растворяясь в ощущениях. До сорванного голоса, до дрожи в ногах…       Счёт идёт на секунды, Гаррус подхватывает её под живот и грудь, заставляя выпрямиться, прижаться к нему спиной. Шепард откидывает голову ему на воротник, губы её приоткрываются в хриплой просьбе, и он, не останавливаясь, опускает руку вниз по её телу, к припухшим раскрытым складкам, а другой стискивая грудь…       — Шепард… — задушенно шипит Вакариан, непроизвольно и не собираясь сказать больше.       Он вдавливает её в своё тело с такой силой, что у неё совершенно наверняка останутся ссадины от его пластин, но сейчас Гаррус просто не в состоянии достучаться до своей совести. Всё, на что его хватает – уткнуться лицом ей в волосы, чтобы не вгрызться зубами в шею. Впрочем, женщине тоже не до того. Вскинув руку, она с нажимом проводит ногтями под гребнем так, что у него в глазах темнеет…       Кайф накатывает резко, мощно, с ослепительной силой… На периферии сознания глотку раздирает рёвом, за которым едва слышен женский вскрик, переходящий в постанывания… Собственная грудная клетка, кажется, не выдержит, и он чувствует, как в ладонь колотится так же неистово её сердце… По дрожащим пальцам стекает вязкое тепло…       «Проклятие, Шепард... Пусть сейчас хоть мир рухнет – оно того стоило.»       Спустя некоторое время, когда они лежат, пытаясь отдышаться, Гаррус осознаёт, что мнение его на этот счёт не меняется. До зубовного скрежета банальная фраза про лучший в жизни секс кажется неуместной, но факт остаётся фактом.       Он открывает глаза, впериваясь в потолок, и когда зрение проясняется, переводит взгляд туда, где слышится тихое, но всё же ещё неровное дыхание. Шепард лежит на спине, подложив одну руку под голову, другая покоится на животе. Глаза у неё закрыты, а губы – наоборот: она всё ещё испытывает потребность в большем количестве кислорода.       — Шепард, — тихо зовёт он, хрипя субгармониками.       Она глубоко вдыхает и лениво открывает глаза.       — Пить хочешь?       — Боже, да, — дрогнув губами в улыбке, отвечает подруга.       Турианец не без труда принимает сидячее положение и тянется за ближайший ящик, доставая оттуда пару пластиковых бутылок с водой из кулера.       Когда оба они утоляют жажду, Шепард снова ложится, и Гаррус ловит себя на том, что не имеет ни малейшего желания отвести взгляд от голой, растрёпанной, измятой и выпачканной им женщины.       — Даже не представляю, сможешь ли ты теперь отсюда выйти, — говорит турианец, и она тут же вскидывает на него острый взгляд.       «Ну просто мастер комплиментов!» — пеняет себе Вакариан на то, что не подобрал слова как следует, и, поджимая норовящие разойтись в усмешке мандибулы, ложится рядом.       — По крайне мере, до тех пор, пока мы оба в состоянии шевелиться. Раньше я точно не планирую тебя отпускать.       Шепард, прикрывая глаза, коротко усмехается пару раз, а затем и вовсе переходит на тихий грудной смех, после чего переворачивается набок, к нему лицом.       — Сам первым не сдуйся, Вакариан, — парирует она, и блестящие весельем глаза сообщают турианцу, что он учится дружить со своим языком, когда дело доходит до подобных разговоров.       Впрочем, уже через минуту он в этом так не уверен.       — Вот ещё. Знал бы раньше, что у нас так здорово выходят совместные «калибровки»… Пожалуй, это серьёзно осложнило работу. В смысле… Чёрт, Шепард, — он прикрывает глаза под её смешливым взглядом, — другое имел в виду. Это…       — … было неожиданно? — заканчивает за него она, и Гаррус наблюдает, как из взгляда женщины улетучивается игривость.       — Пожалуй, — соглашается турианец, внимательно вглядываясь в её лицо.       Шепард, всё ещё алея щеками, становится задумчивой. Он чувствует, что просто не может сейчас молчать, но боится напороть чуши. А кроме того, ему первым делом хочется знать, что думает по поводу случившегося она.       — Да… — негромко тянет Шепард. — Даже если и так, Гаррус, это было... потрясающе.       Женщина замолкает, обводя взглядом участок простыни, разделяющий их. И он думает, какого в самом-то деле хрена? Она его друг, командир, женщина, да хоть как. Главное, это его Шепард. Ни смерть, ни Сидонис, ни даже его косноязычие и вся эта треклятая галактика разом не стали для них камнем преткновения. И секс уж точно не станет. Тем более такой – великолепный, первоклассный секс.       Гаррус без малейшего колебания подтягивает Шепард к себе и сгребает в крепкие объятия. Отвечая, она так же крепко прижимается, утыкаясь лицом в шею уже полюбившимся ему жестом.       — И как давно мне следовало спросить, нравятся ли тебе турианцы? — мурлычет он, перебирая влажные прядки волос у её виска.       Шепард, повозившись, приподнимает голову, глядя на него серьёзно, и он снова думает, что сказал лишнее.       — Не знаю про всех турианцев, Гаррус. Видишь ли… Мне нравишься конкретно ты. Думаю, даже больше, чем просто нравишься.       Нет, она действительно превосходна в способности заставлять его растеряться! Он ведь до последнего думает, что это не может быть взаимно… Не настолько…       Истолковав его замешательство по-своему, Шепард тут же добавляет:       — Но я пойму, если для тебя это иначе.       Его пробирает нервный, неуместный смешок.       — Шепард, серьёзно, какое там «иначе»? Просто никогда бы не подумал, что ты… Вот же… Прости. Я не представлял, как сказать тебе о том, что чувствую. Ты нужна мне – и это правда. И мне жаль, что я не смог сказать этого раньше – не потеряли бы кучу времени.       Вакариан оглаживает её щеку, с облегчением и чем-то близким к счастью, наблюдая снова разгорающуюся в глазах напротив радость. Шепард, чуть отстранившись, приподнимается и, подперев ладонью голову, проводит пальцем по самому краю его мандибулы. Легко и очень чувственно.       — Ну… Хотя мало кто в этой галактике не стремится нас убить… Я всё же думаю, есть немного времени наверстать упущенное. Согласен?       Сердце пропускает удар. И теперь это действительно очень похоже на счастье. Не мифическое, воспетое, недостижимое. А простое и незатейливое. Настоящее. Лучшее…       — Всецело, — негромко отвечает Гаррус, опуская ладонь на её затылок.       Когда Шепард без единого слова склоняется к нему, он чувствует, что в соприкосновение их лбов вложено гораздо больше смысла, чем в любых словах. И его это совсем не удивляет...       Потому что для него она – Шепард, и он больше не пытается найти ответ на вопрос, кто она такая...