В одной далёкой стране посреди давно опустевших огненных земель жил тёмный лорд, что скрывал лицо за ужасным чёрным шлемом. Как при рождении мать назвала его, мало кому известно, сам же он звал себя Вейдером. Поговаривали, будто обладал он невиданной в этом мире силой: ни одному даже самому искусному оружейнику не удалось выковать клинок, что сразил бы его кроваво-алый меч, ни один из лучших рыцарей не смог одолеть Вейдера в поединке. Он сеял хаос, принося с собой войну всюду, где ступала его нога, разоряя соседские земли, вынуждая уплачивать непомерную дань. Отчаявшись, люди воззвали о помощи к магам-изгнанникам, что десятки лет жили в горах. Когда-то были они в почёте среди простого народа, но славе их вышел срок, а магическая община давно удалилась от мирской жизни. Теперь же простые горожане вновь вспомнили об их прежних заслугах.
— Мудр я, но стар и немощен, время моё прошло, не могу с таким могучим злодеем биться. Кто сумеет лорда победить, тот станет моим преемником и достоин будет славы великой, которой ни один маг нашей общины прежде не знал, — объявил старейшина, собрав троих лучших своих учеников.
Многие завистники, охочие до чужой власти, поговаривали, будто старому магу давно пора на покой: жил этот дряхлый старик на свете дольше, чем иные государства на земле стояли, восьмое столетие разменял, пора бы и честь знать. Да только держал душу мага в ветхом теле груз собственного могущества, передать которое обязан он был достойнейшему из последователей. Много лет старик наблюдал за своими учениками, но так и не смог найти средь них подходящего: неопытны одни, юны слишком другие, жадны до почестей и силы третьи.
Старший из учеников, великий граф Дуку, амбициозен был и горделив, давно метил на место учителя, полагая, что является наследником по праву, и считая, что старик во многом заблуждался. Да и сам он был уже немолод, а оттого всё более желанным с каждым годом становилось высшее звание.
— Я первый по старшинству, значит, мне идти с Вейдером сражаться, — решил граф Дуку, поднявшись со своего места, и накинул на плечи чёрный дорожный плащ. — Через три дня я сложу голову этого чудовища к вашим ногам, учитель, и верну магической общине её былое величие.
Ничего не оставалось учителю, кроме как дать добро и отпустить его, скрепя сердце.
День прошёл, а за ним второй и третий, но не было от ученика ни единой весточки. Так он больше и не вернулся, уйдя за головой врага, да не сумев сберечь своей собственной.
Средний из учеников, мастер Квай-Гон, был честолюбив и крайне самоуверен, обладая заносчивым характером. Поднявшись с места и распрямившись во весь свой немалый рост, он расправил плечи, без малейшего страха в голосе объявив:
— Настал мой черёд вызвать лорда на смертный бой. Я отомщу ему за брата по общине и восстановлю её честь в глазах простого народа.
Но и ему уже не суждено было вернуться. Старый учитель так скорбел по своим дорогим, словно родные сыновья, ученикам, что досуха выплакал глаза и ослеп.
Настал черёд младшего и самого любимого из учеников отправляться в огненные земли. Оби-Ван — так его звали — был не по годам мудр и оставался осторожен несмотря на то, что юношеский азарт ещё не успел покинуть его к тридцати годам. Когда он пришёл проститься с учителем, тот уже заранее знал, каково будет решение Оби-Вана, но попытался вразумить, не желая потерять и его:
— Не ходи, Оби-Ван, в огненные земли, и тебя тоже погубит лорд Вейдер.
— Быть может мне не сносить головы, учитель, — отвечал он с горькой усмешкой, — но я не могу допустить, чтобы жертва моих товарищей была напрасна. Пока есть шанс, я обязан его использовать.
На рассвете Оби-Ван отправился в путь, стараясь позабыть о том, что может уже не вернуться назад, коли удача окажется не на его стороне, а собственное мастерство подведёт. Ему и раньше доводилось бывать ужасающе близко к смерти, но теперь предстояло встретиться с ней, оказавшись перед её ликом, скрытым за чёрной маской-шлемом.
Дорога его лежала через лес, и чем дальше Оби-Ван шёл, тем сильнее выцветали яркие краски жизни. Пушистые изумрудные ели сменялись чёрными, словно выгоревшими, голыми стволами, раскинувшими свои обожжённые руки-ветви, готовые ухватить любого нерадивого путника за ворот, стоит лишь зазеваться. Он всё глубже уходил в лес, а ряды деревьев плавно смыкались, будто выстраивая стену между живым миром и мёртвыми огненными землями. Сухая трава шелестела и мешала идти, становясь всё выше, почти доходя до колен. Ноги то и дело путались в ней. Даже тени-призраки, коих Оби-Ван не страшился и которые в награду за храбрость указывали ему верную дорогу, вовсе перестали попадаться на пути.
Где-то поодаль, посреди давящей, удушливой тишины леса, в котором Оби-Ван за все часы пути не встретил ни единого живого существа, раздался хруст опавших веток, издаваемый кем-то, размером явно покрупнее белки или зайца. Замерев на месте и почти не дыша, он прислушался. Ладонь обхватила рукоять меча, что покоился в ножнах на поясном ремне, придавая уверенности. В следующую секунду шум прекратился, но даже не видя его источник своими глазами, Оби-Ван ощущал пристальный взгляд из глубины мёртвого леса. Возможно, одинокий изголодавшийся волк или твари похуже, что могли водиться лишь здесь, выслеживали такую редкую в этих гиблых местах добычу. Что-то мелькнуло меж деревьев совсем близко, а затем и во второй раз — стало быть, не показалось. Оби-Ван становиться добычей не собирался. Он вмиг обнажил лезвие меча и первым шагнул вперёд, одним махом отсекая сухие ветви, разделяющие его и тёмную, но явно человеческую фигуру, заставляя её испуганно встрепенуться и отпрянуть, скрывшись за ближайшим деревом.
Не ожидавший встретить в этих пр
оклятых землях хоть кого-то из людей, Оби-Ван опешил, да меч свой опустил. Нарушитель тишины, наконец, показался из-за своего укрытия, представ перед Оби-Ваном безоружным. Тот откинул назад широкий капюшон мантии, явив трогательные завитки русых кудрей и радужки глаз, словно состоящие из расплавленного золота. Тихий всхлип заставил сердце сжаться — по виду совсем юнец. И что он только забыл в этом гиблом месте?
— Прости, я напугал тебя, — осторожным движением, словно боясь спугнуть незнакомца резким жестом, Оби-Ван водрузил свой меч обратно в ножны и выставил вперёд раскрытые ладони. — Я не ждал повстречать в этих краях хоть кого-нибудь, кроме диких волков.
— Волки здесь не водятся, — золотые глаза глядели с испугом и недоверием, но губы тронула бледная усмешка. — Им тут не выжить, кормиться нечем.
— Не лучшее место ты выбрал для прогулок, — вскинул бровь Оби-Ван, подивившись этой поддельной беззаботности.
Парнишка продолжал утаптывать выцветшую траву подошвами изношенных сапог, оставаясь на месте, но кто бы он ни был, бросать его здесь преступно, а значит стоило постараться войти в доверие. Поэтому он поспешил представиться, протягивая ладонь.
— Оби-Ван.
— Энакин, — назвал своё имя в ответ юнец, которому пришлось подойти ближе, отвечая на рукопожатие. — И чтобы вы знали, я здесь не по своей прихоти — сбежал из неволи. Я был продан в рабство хозяину этих земель. Кажется, лорду какому-то.
— Вейдеру? — уточнил Оби-Ван, потерев переносицу с тяжким вздохом. Сгинуть в этих лесах, умерев от голода и жажды — дело нехитрое. Вряд ли этот Энакин сумеет добраться до родного дома живым, а не останется блуждать среди мёртвого леса очередным призраком. Стало быть, теперь на нём ещё одна забота в виде мальчишки — час от часу не легче.
— Может и Вейдеру, — хмыкнул Энакин, поджимая губы. — Мне-то почём знать?
— Мне как раз нужно попасть в его замок, встретиться с ним с глазу на глаз. Лорд Вейдер — заклятый враг моей общины, — поделился Оби-Ван, дабы заверить беглеца, что они на одной стороне. — Но сначала я должен вывести тебя отсюда. Идём со мной.
— Но я могу вам пригодиться, — возразил Энакин, делая шаг назад. — В этой части леса вы точно заплутаете, а я запомнил дорогу к замку.
Оби-Ван подивился подобной смелости, но она придала уверенности и ему самому: не боится же Энакин идти обратно к замку, откуда сумел сбежать (должно быть, немалыми усилиями!), а раз так, ему и подавно не престало испытывать страх. К собственному разочарованию, Оби-Ван осознал, что и впрямь не помнит, в каком направлении держал свой путь, а потому был вынужден принять услуги проводника. Как оказалось, Энакин не солгал и спустя долгое время блужданий по лесу вывел его к тропинке, освещаемой издали лишь огненными всполохами, что озаряли ставшее угольно-чёрным небо.
Сам не знающий, сколько часов провёл в пути, Оби-Ван успел проголодаться и предложил Энакину устроить короткий привал. Достав из походного мешочка ломтик сыра и кусок белого хлеба — всё, что имелось с собой из припасов — он разделил их со своим проводником, как и травяной чай из фляги, что болталась на поясе. Энакин рассказывал о маме, по которой истосковался, вспоминал чудесный мягкий хлеб, который она пекла по утрам, и то, как она развешивала подвязанные пучками травы сушиться на окне, напевая себе под нос мелодии любимых песен. Оби-Ван, у которого, сколько он себя помнил, не было ни матери, ни отца, с упоением слушал, обещая себе вернуть мальчишку в родной дом в целости и сохранности. Энакин же пообещал Оби-Вану, что непременно познакомит его со своей матушкой. Но прямо сейчас им нужно было идти дальше.
Так, за задушевными беседами, путники вышли к огненной реке. Вдали, на уступе прямо над лавовым водопадом, возвышалась рассечённая надвое громада устремившегося в небо чёрного замка.
— Дальше мне идти одному, — сообщил Оби-Ван. — Если не вернусь к утру — немедля уходи отсюда. Ты сумеешь справиться и без меня, знай это.
Покидая Энакина, он не мог отделаться от ощущения, что оставляет кого-то близкого, давно потерянного и едва обретённого. Оби-Ван думал о том, что вряд ли увидит его снова, потому что уже не сможет покинуть ужасный лордов замок, а если и сумеет чудом избежать повторения участи своих предшественников, то вряд ли станет для Энакина кем-то б
ольшим, чем случайный попутчик. У него ведь мать, да тёплая изба, где ждут и тоскуют, а самому Оби-Вану суждено будет снять груз могущества с плеч старого учителя, заняв место того в общине.
Уже у самых ворот Оби-Ван почувствовал на себе взгляд. Такой, как если бы кто-то неотрывно следовал за ним по пятам, но сколько бы он ни оборачивался, до боли в глазах вглядываясь в чёрно-алый огненный Ад за своей спиной, никого не видел. Нехорошее предчувствие овладело им, но поздно было отступать. Не встретив в качестве преграды ни затворов на воротах, ни грозной стражи, ни какого-нибудь заклятия, Оби-Ван очутился в замке.
«И снова удивительные вещи делаются: ни охраны, ни прислуги, ни даже крыс, копошащихся по углам замка. Лишь свет везде горит», — подумал он, рассуждая про себя.
Эти мысли, звучащие будто извне, и мерный звук шагов по каменному полу нарушали удушливую тишину, но не приносили спокойствия. Оби-Вану казалось, что он начинает слышать собственное сердцебиение, ударяющее в виски. Прошло немало времени, прежде чем он, обойдя почти все просторные и роскошные, но выглядящие совсем пустыми помещения замка, оказался перед громадной дверью, ведущей в тронный зал. Не успел он толкнуть её рукой, как тяжёлая массивная дверь сама собой отворилась, будто зазывая гостя войти. Огромный трон, украшенный волшебными кристаллами, каких в былые времена не достать простому смертному, а нынче и вовсе исчезнувших из живого мира, пустовал в самом центре зала. Лишь ужасный чёрный шлем покоился на нём напоминанием о своём владельце. У самого изножья трона, скованный цепью, сидел Энакин, которого всего лишь пару часов назад Оби-Ван, как сам был уверен, оставил в безопасном месте. Неужели согласившись на услуги проводника, он обрёк Энакина, такого юного и прекрасного, на вечное рабство? Неужели он обрёк их обоих?
— Где же ты, чудище?! — воскликнул Оби-Ван, немедля хватаясь за меч, глядя на тени, сползающиеся из дальних углов зала. — Покажись! Неужто даже не выйдешь встретить гостя?
Слишком поздно Оби-Ван заметил, заглядевшись на игру теней, как цепь, обернувшись вдруг змеем, целиком состоящим из металлических звеньев, в один миг преодолела расстояние почти в половину зала. Не успел он перерубить её своим мечом, и та обвилась вокруг ног, взбираясь выше, крепко оплетая всё тело.
— Смотришь ты, да не видишь, — заговорил вдруг Энакин, со смехом качая головой, глядя на Оби-Вана, безуспешно пытающегося хотя бы шелохнуться. — А за чудище, между прочим, я и обидеться могу.
Поднявшись на трон, он водрузил себе на голову чёрный шлем, и лорд Вейдер предстал перед Оби-Ваном в своём истинном обличье. Сами собой щёлкнули ставни на всех окнах разом: ловушка захлопнулась.
— Твоя взяла, Вейдер, — горестно усмехнулся Оби-Ван. — Обвёл меня вокруг пальца как мальчишку. Но что ж? Я готов принять смерть.
— Убивать я тебя не хочу, — пренебрежительно сообщил Вейдер. — Успеется. Я в этом замке и света белого не вижу. Живу, обречённый на вечное одиночество, даже поговорить не с кем.
Так и оказался Оби-Ван пленником тёмного лорда, не надеясь когда-либо покинуть стены замка, ставшего ему тюрьмой. Вейдер, не отказывая ни в чём, кроме свободы, разрешал ему выходить во внутренний сад, где, впрочем, не росло ничего, кроме всё тех же будто неживых чёрных деревьев, смыкающих ветви под небесным куполом. И в любой момент мог он посещать библиотеку, где время, проводимое над пожелтевшими листами древних книг, шло немного быстрее. На рассвете Вейдер покидал замок, уходя, как думалось Оби-Вану, сеять хаос, но всегда возвращался вместе с закатом, растекающимся на чёрном небе, подобно кровавому пятну. Вечернюю трапезу лорд делил со своим пленником, который упорно молчал, сидя за противоположным концом слишком огромного для двоих стола, яства на котором появлялись будто сами собой, стоило Оби-Вану лишь почувствовать голод. Оби-Ван не понимал, почему Вейдер так добр с ним — если это слово, конечно, могло быть применимо к такому чудовищу — и не убил, как всех предшественников. Однажды он не выдержал и спросил у Вейдера об этом за ужином, впервые заведя с ним разговор.
— А я почём знаю? — Вейдер в ответ усмехнулся, но как-то совсем невесело. — Когда ты появился, моё сердце сделало свой первый за долгое время удар. В груди на мгновение стало, знаешь, так тепло-тепло. Вот и решил оставить, вдруг ты поможешь мне снять проклятие?
— И что же за проклятие на тебе лежит? — спросил Оби-Ван, недоумевая от такого откровения.
— Когда-то давно, — начал свой рассказ Вейдер, — когда я был ребёнком, меня продали в рабство тёмному лорду. Вернее, не продали, а подарили. Сделали это жители моей родной деревни, чтобы его задобрить. Здесь, в этом замке, мне не пришлось работать ни единого дня: лорд был стар и мечтал о детях, а я заменил ему сына. Так я рос, запертый в его замке, словно в золотой клетке. Он обучал меня магии, но вместе со мной росла и моя жажда знаний. В тайне от него я изучал запретные разделы в библиотеке. Чем старше я становился, тем больше осознавал творимое им зло и приходил в ужас. Во мне зародилась мечта избавить мир от этого тирана. Однажды я сумел смертельно ранить его, напав, пока он спал, как некогда и сам тёмный лорд напал на своего учителя. Но перед смертью он успел сказать, что не будет мне счастья в этой жизни и что сердцу моему больше не биться. Так и случилось: в тот момент, когда остановилось его сердце, сделало последний удар и моё.
Вейдер прижал ладонь к своей груди, уже не скрывая печали в золотых глазах, а затем продолжил.
— Опьянённый его могуществом, властью и богатством, доставшимися мне в наследство, я позабыл о своих благих намерениях. Желая большего, чем уже имел, я начал подчинять себе новые земли, заставляя их жителей преклонить колени перед новым повелителем. Но с каждым днём я всё сильнее понимал, что победы в сражениях и золото не приносят мне ни малейшей толики радости. Так проклятие тёмного лорда сбылось, а я занял его место.
— Зачем же ты продолжаешь нести зло, если оно тебя не радует? — удивился Оби-Ван, впечатлённый его рассказом. — В этом совершенно нет смысла.
— А какой выход ты видишь? — Вейдер вновь вымученно улыбнулся, встав из-за стола и поманив за собой Оби-Вана. — Смотри.
Отставив в сторону давно опустевшую тарелку, Оби-Ван вслед за ним подошёл к окну, распахнувшемуся само по себе, стоило лорду лишь рукой пошевелить. Далеко внизу, прямо под окнами, текла лавовая река. Вейдер забрался на низкий и вместе с тем очень узкий подоконник, а потом, широко раскинув руки, с улыбкой сделал шаг вниз. У Оби-Вана в один момент спёрло дыхание и, кажется, безо всяких проклятий перестало биться сердце. Всё произошло в одну секунду: быстро среагировав, он протянул руку, но лишь едва успел соприкоснуться кончиками пальцев с тканью плаща Вейдера, ускользнувшего из его руки.
— Видишь? — раздалось за спиной Оби-Вана, свесившегося с подоконника в надежде углядеть где-то внизу, на чёрном песчаном берегу, знакомую фигуру, — это не работает.
Вейдер стоял живой и невредимый, только края плаща были слегка подпалены, хотя Оби-Ван мог бы поклясться, что видел, как он в прямом смысле вышел в окно с полминуты назад.
— Но как?.. — непонимающе спросил он.
— Что «как»? Как я жив остался? — едким тоном уточнил Вейдер, захлопнув оконную раму с такой резкостью, что стекло в ней задребезжало. — Ты действительно думаешь, что я ни разу не пытался забрать проклятие с собой в могилу? Не испробовал почти все существующие в этом мире способы?
В тот вечер они более не сказали друг другу ни слова, но глубина отчаяния Вейдера поразила Оби-Вана, способного найти в своей светлой душе сострадание даже к врагу, и заставила всерьёз задуматься о том, как облегчить его боль.
С той поры каждый вечер во время ужина он стремился первым завести беседу и со временем стал замечать, что всё чаще Вейдер возвращался домой ещё до того, как закат прольёт в небе свою кровь. Иногда лорд вовсе оставался в замке на весь день, и тогда они проводили время вдвоём. Как Оби-Ван понял с самого начала, в огромном замке лорд жил совершенно один: ни единого слуги или служанки, ни любимого домашнего питомца, который мог бы скрасить одиночество хозяина, не говоря уже о друзьях или семье. Но ещё сильнее поражало то, что Вейдер, имея безграничный потенциал, добровольно привязал себя к этому замку-тюрьме посреди огненного Ада. Проклятие, конечно, проклятием, но его проще вынести в уютном домике где-нибудь у моря в окружении любящих людей.
— Скажи мне, Вейдер, у тебя есть семья? — однажды решился Оби-Ван задать вопрос, в действительности волновавший его куда сильнее, чем то предполагало простое любопытство.
— Была, — односложно ответил тот, упираясь взглядом в тарелку и с таким упорством орудуя столовыми приборами в своих руках, словно желал разделить кусок мяса на мелкие волокна. — Меня забрали у матери, когда мне было десять. Больше я её не видел.
— И что, ты ни разу не пробовал отыскать свою маму? Или хотя бы узнать, как она живёт, уже после того, как… как обрёл свободу? — осторожно уточнил Оби-Ван.
— Первым же делом, — Вейдер резко выдохнул и со звоном бросил нож на тарелку. — Я пришёл в родную деревню в надежде увидеть её, но мне сказали, что она давно мертва. Я был её единственным ребёнком, так она и говорила: «Одна ты у меня радость, Эни». Одна была радость, да и ту забрали. В тот же год она заболела и умерла от горя.
— Прости, я не знал, — только и сумел выдавить из себя Оби-Ван, которому кусок в горло больше не лез.
Никто из них так и не доел свой ужин, ставший вдруг пресным и не приносящим насыщения. Вейдер коротко извинился, покинув столовую, а вслед за ним ушёл и Оби-Ван, оставшийся в разбитых чувствах, но понявший нечто очень важное: Вейдер и впрямь не лишён способности любить.
На следующий день Вейдер не вернулся ни с первыми лучами заката, ни даже к тому времени, как он догорал, прочертив кровавой раной горизонт.
***
Переступив порог собственного замка уже за полночь, Вейдер не успел снять с себя шлем и скинуть плащ с усталых плеч, как его буквально сгребли в охапку.
— Что ты делаешь? — удивился он, опустив взгляд и случайно уткнувшись носом шлема в макушку Оби-Вана.
— Всего лишь обнимаю тебя. Знаешь, многие люди обнимают друзей при встрече, чтобы выразить свою радость, — пояснил тот, отстраняясь лишь теперь и, приподнявшись на цыпочках, сам помог Вейдеру снять шлем.
— Друзей?.. — Вейдер слегка опешил, машинально повторив за Оби-Ваном, пробуя непривычное слово на вкус, будто незнакомую специю, одним лишь кончиком языка. Возможно, ему не удалось прочувствовать это до конца, но ощущения, определённо, пришлись по душе. — И… погоди-ка. Ты что, всё это время возле двери меня ждал?
— Я волновался, — совсем тихо отозвался Оби-Ван. — Тебя не было слишком долго. Где ты был?
— Навещал могилу матери… Впервые за это время, — столь же тихо и почти безэмоционально ответил Вейдер. — Если хочешь, завтра я никуда не уйду и на весь день останусь в замке.
— Как насчёт того, чтобы утром вместе позавтракать в саду? — предложил Оби-Ван.
Вейдер не возражал, хоть и не видел никакого смысла менять привычный ход событий, будь то место жительства или простая трапеза вне зала, рассуждая вполне здраво: себя всё равно не поменять на кого-то другого, не бросить на старом месте. Как бы то ни было, а себя придётся брать с собой, хочешь ты этого или нет. Какой толк от простой перестановки слагаемых? Но ради Оби-Вана многое имело смысл хотя бы оттого, что сам он успел обрести значимость: впервые за долгие годы Вейдер спешил вернуться пораньше, зная, что в замке ждут. В отличие от слитков золота и драгоценных каменьев, заполняющих собой здешние подвалы, Оби-Ван стал настоящим сокровищем. Тем, которое надлежало беречь как зеницу ока. Беречь так, как учитель и предшественник Вейдера берёг свои несметные богатства. И всё же Вейдер не понимал, какую красоту умудрился Оби-Ван углядеть среди давно почерневших деревьев, которые запомнил такими ещё он сам, впервые очутившись в этом месте. Несмотря на это, следующим утром он исполнил странную просьбу.
К тому моменту, как Вейдер с подносом еды и напитков вышел в сад, Оби-Ван уже ждал его там, сидя под одним из деревьев, облокотившись спиной о ствол и, как могло показаться со стороны, задремав. Но стоило лорду появиться, тот приоткрыл один глаз и улыбнулся, жестом приглашая сесть на сухую траву рядом с собой, что Вейдер и сделал, поставив поднос между ними.
— У меня для тебя есть кое-что, — Оби-Ван выглядел немного смущённым, и Вейдер искренне недоумевал, не понимая, в чём дело, пока на колени не легла нежная кремово-белая роза.
Увидеть здесь живой цветок было столь же странным, сколь увидеть оазис посреди бескрайней раскалённой пустыни. Вейдер бережно провёл по каждому из его лепестков подушечкой пальца, затем уткнулся в бутон кончиком носа, подобно маленькому ребёнку, впервые увидевшему какой-то предмет и теперь изучающему его всеми доступными способами. Сначала подумалось, что это самая обыкновенная магическая иллюзия, но органы чувств не смогли бы настолько ловко обмануть его. Подняв взгляд, Вейдер с немым вопросом уставился на Оби-Вана.
— Погляди сюда, — с мягким смехом отозвался тот, отодвинувшись от дерева.
Сначала Вейдер решил, что ему показалось: прямо за деревом, возле которого они устроились, он увидел небольшой участок по-весеннему зелёной травы, выбивающийся среди сочетания жёлто-чёрных расцветок, набившего оскомину. Не поверив глазам, Вейдер потянулся к траве, ухватившись сначала за привычные иссохшие стебли, а затем проведя пальцами по свежей, мягкой зелени.
— Невероятно, — пробормотал Вейдер, замотав головой, словно пытаясь отрицать увиденное даже после того, как лично удостоверился в реальности случившегося.
— Это мой особый дар с самого детства, — скромно улыбнулся Оби-Ван, прижав руку к стволу дерева, и вверх от неё по чёрной коре устремилась полоска зелёного мха. — Чтобы заставить весь этот сад цвести, уйдёт очень много времени, не день и даже не два, но… если ты не против…
Он не закончил свою мысль, обеспокоенно уставившись на Вейдера, пытаясь заглянуть в глаза.
— Нет-нет, — Вейдер помотал головой, до сих пор крутя в пальцах стебель белой розы. — Вовсе не против.
«Как жаль, что со мной никогда не произойдёт того же, это не под силу даже тебе», — пронеслось в мыслях Вейдера в тот момент.
***
Вечером в огненных землях началась буря: тонкие сухие деревья с лёгкостью гнулись пополам, многие из них ломались, не выдержав потоков обжигающе-горячего ветра, а лавовые реки разбивались о берега раскалёнными алыми брызгами. Простившись с Оби-Ваном после ужина, Вейдер так и не вернулся в спальню. Навернув круг по всем основным помещениям замка, он застыл перед дверью в комнату своего гостя, замявшись на пороге перед тем, как постучаться. Кажется, не ему одному мешала спать эта проклятая буря, поскольку дверь отворилась спустя считанные секунды. Оби-Ван не выглядел растерянным, разве что чуть удивлённым: раньше лорд ни разу не приходил в гостевую комнату лично, равно как и не приглашал в свою, а встречались они сугубо на нейтральной территории замка.
— Неужто наш грозный, злой и страшный тёмный лорд боится бури? — поинтересовался Оби-Ван с приветливой улыбкой, чуть отойдя от двери, пропуская Вейдера внутрь. В глазах его блестели озорные огоньки, но сам лорд этого веселья не разделял.
— В этом мире нет ничего, что могло бы меня напугать, — недовольно буркнул он, резким шагом проходя в комнату. — Но я представляю, что может испытать обычный смертный, впервые оказавшись в этом месте ночью во время бури.
— А, так ты за меня волнуешься? — Оби-Ван, коротко посмеявшись в рукав, вновь одарил Вейдера лучезарной улыбкой. — Думаю, мне стоит поблагодарить тебя за подобную заботу. Ты можешь побыть здесь, пока буря не закончится, и убедиться, что я в порядке.
— Долго же тебе придётся терпеть моё общество, — покачал головой Вейдер. — В этом месте бури не длятся меньше пары суток.
— Так в чём проблема? — отозвался Оби-Ван, словно нарочно испытывая чужое терпение и продолжая веселиться. — Я думаю, что эта кровать достаточно велика, чтобы на ней хватило места для двоих.
Снаружи громыхнуло, заставив его вздрогнуть, но Вейдер не шелохнулся, невозмутимо окинув взглядом искрящее огненными переливами небо, виднеющееся в окне. Перед глазами короткой вспышкой пронеслось воспоминание о десятилетнем мальчике, которым он попал в этот замок, забившемся под одеяло, трясущемся от страха перед бурей и огненным дождём. Теперь этот короткий фрагмент из прошлого не вызвал в нём никаких чувств.
— Как ты здесь живёшь? — садясь на кровать, спросил Оби-Ван, выдёргивая Вейдера из пелены тяжких мыслей. — Не понимаю.
— Я не умею по-другому. Разучился, — отозвался Вейдер, разворачиваясь на каблуках тяжёлых сапог и в несколько широких шагов оказываясь рядом с кроватью. — А учиться заново слишком поздно.
— Возможно, я мог бы помочь тебе, — ладонь Оби-Вана легла поверх запястья Вейдера, словно в попытке нащупать отсутствующий пульс. — Но как бы я ни хотел, не получится научить тебя этому против твоего желания.
— Я не способен ничего желать. Для желаний нужны чувства, а с этим, как видишь, проблемы, — фыркнул Вейдер, усаживаясь рядом и уткнувшись в золотистые волосы Оби-Вана, но почти сразу отстраняясь, хотя Оби-Ван не возражал. — Я перерыл всю библиотеку, пытаясь найти способ снять проклятие. Все записи учителя и тех, что были до него. Но всё это бесполезно. Зато, знаешь… в сказке, которую читала мне перед сном мама, любое проклятие снималось обычным поцелуем.
— Если хочешь, мы могли бы попробовать, — неожиданно для Вейдера отозвался Оби-Ван, скользнув ладонью вверх по его предплечью, а в ответ на полный недоумения взгляд невозмутимо добавил. — Ты ведь, кажется, на это и намекал?
Чуть наклонившись из-за разницы в росте, Вейдер подался навстречу, почти коснувшись губ Оби-Вана и немного поморщившись из-за его мягкой, но непривычной и оттого мешающей бороды. Если бы Вейдер мог, то должен был прямо сейчас, в этот момент, испытывать неловкость, смущение, сладкое и томящее чувство в груди — совсем как в книжках. Или парой секунд позже, когда их губы сомкнулись в неумелом поцелуе. Или после этого поцелуя, когда он всё-таки смог заглянуть в глаза Оби-Вана, почти соприкасаясь лбами и ощущая на своих губах чужое дыхание.
— Ты чувствуешь что-то? Что-нибудь изменилось? — тихо спросил Оби-Ван, уложив ладонь на затылок Вейдера и ещё ближе притянув к себе, зарываясь пальцами в кудри.
— Не-а, — выдав подобие виноватой улыбки, тот слабо помотал головой и закусил губу, опуская взгляд. — Может, попробуем ещё раз?..
Спустя час Вейдер уже не слышал шума по-прежнему ревущей за окнами бури: весь слух его был прикован к ударам сердца Оби-Вана, на груди которого он удачно пристроил голову, жадно улавливая и пропуская через себя каждый частый короткий стук к своей небьющейся сердечной мышце.
— И всё-таки ты боишься, — слабо улыбнулся Вейдер, взглянув в глаза, но не смея ни на секунду отвлечься или хотя бы приподнять голову с места, и тут же пояснил. — Твоё сердце. Оно бьётся так быстро.
— Боюсь, — ответил Оби-Ван, зарываясь пальцами обеих рук в кудрявые волосы Вейдера. — Но не бури.
— А чего? — поинтересовался тот, беззвучно отбивая пальцами по подушке ритм сердцебиения Оби-Вана, силясь запечатлеть его в памяти.
— Тебя, — по шутливому голосу сложно было понять, правду ли говорит сейчас Оби-Ван. — Ты непредсказуемый и сумасшедший.
— Ладно, твоя правда, — согласился насупившийся Вейдер, снова потершись щекой о грудь.
В этот момент тёмный лорд понял для себя одну важную вещь, которую никогда не озвучил бы вслух: он больше не бесстрашен. Он боялся того, что однажды это пылкое сердце замрёт на месте и навечно замолчит так же, как его собственное.
***
Буря продлилась три дня и три ночи, дав Вейдеру достаточно времени на размышления перед тем, как он озвучил вслух решение, принятое в ту самую минуту.
— Ты больше не мой пленник, Оби-Ван, — объявил он сразу после завтрака, так и не притронувшись к еде. — Никто не держит взаперти своих друзей или… как это обычно говорится?.. Любимых. Я желал исцеления и полагал, что ты обладаешь силой, достаточной, чтобы снять моё проклятие. Теперь я понял, что мне уже ничем не помочь. Для меня всё бессмысленно. Жизнь моя потеряна, но ты должен жить. Найти себе жену, полюбить со всей искренностью, завести семью… А старейшине своему передай, что тёмный лорд раскаялся во всех своих злодеяниях и больше не тронет никого в живых землях.
— И что, даже не проводишь? — упавшим голосом спросил Оби-Ван, вовсе не выказывая той радости, какой ждал от него Вейдер. — До границы твоих земель хотя бы?
— Отчего же нет?
— И ещё кое-что… Могу ли я просить тебя о последней услуге? Отдай мне всего одну вещь на память о себе.
— Что угодно бери, — Вейдер развёл руками, ошарашенный этой просьбой. — Любой предмет из всех, что есть в этом замке. Хочешь — отдам тебе камень драгоценный, дороже которого нигде не сыщешь? Хочешь — слиток чистейшего в мире золота?
— Не надо мне богатства, — с усмешкой покачал головой Оби-Ван, глядя на Вейдера с теплом. — Отдай свой чёрный шлем. Он будет служить напоминанием о тебе — том, кем ты был и кем стал. И больше ты не сможешь прятать за ним своих прекрасных золотых глаз.
— Бери, — легко махнул рукой Вейдер. — Коль уж я пообещал тебе отдать что угодно, то обещание сдержу.
Вейдер снарядил Оби-Вану в дорогу походный мешок, полный еды с богатого стола, проводил до самого края огненных земель и наказал идти по тропе, не сворачивая: она выведет из леса, а там и до дома рукой подать. Долгих прощаний он не любил, а потому развернулся на месте и зашагал прочь в сторону замка, где теперь никто не ждал. Так же, как и прежде, как и весь последний десяток лет. Только теперь это чувство стало особо тягостным, разливающимся свинцовой болью в грудной клетке. Раньше Вейдеру ни разу не доводилось испытать на себе, что такое боль разбитого сердца… да и может ли разбиться то, что давно не бьётся?
Пройдя всеми окольными путями, лишь бы только оттянуть момент возвращения, Вейдер явился в свой опустевший мрачный замок — никогда ещё это гиблое место не было настолько безрадостным — и припал спиной к ближайшей стене. Он медленно сполз по ней на пол и закрыл лицо руками, ощутив себя совершенно беззащитным, будто раздетым, без своего шлема. Лишь теперь он признал простую истину, от которой прятался последние несколько дней: рядом с Оби-Ваном он был счастлив. Вопреки проклятию старого учителя, огненному Аду вокруг и здравому смыслу. И уже не будет. Не думая подниматься на ноги и тащить своё отупевшее тело в спальню, не видя никакого смысла в том, чтобы хотя бы попытаться найти в себе силы на это, Вейдер, не зажигая свет, лёг на холодный пол прямо посреди коридора, уставившись во тьму под потолком. Откуда-то, словно извне, сквозь купол давящей тишины, прерываемой лишь постукиванием ногтей о каменный пол — так Вейдер пытался напомнить себе ритм сердца Оби-Вана, заученный им лучше всякого заклинания — послышались тихие шаги. Вейдеру понадобилось время, чтобы осознать: здесь что-то не так, ведь откуда бы этим звукам взяться в совершенно пустом замке?
— Вот ты где! Третий час тебя здесь жду, а ты решил на полу прохлаждаться? — голос звучал всё так же отдалённо, как сквозь плотное стекло, но Вейдеру хватило бы одних интонаций, чтобы узнать его.
— Оби-Ван? — он резко сел на месте, словно выныривая из пространства между сном и явью, в которое неизвестно когда успел провалиться. — Но… но ты же… я же отпустил тебя домой. Ты должен быть у выхода из леса, ты же не мог…
— Должен, — Оби-Ван протянул руку, чтобы помочь Вейдеру подняться. — Но сразу после твоего ухода я вспомнил, что не сказал тебе кое-что важное. Так что мне пришлось вернуться.
— Вот чудак, — фыркнул Вейдер, кривовато улыбнувшись, едва удержавшись от того, чтобы кинуться к нему на шею, только поднявшись на ноги. — Что может быть настолько важным, чтобы потратить столько времени на обратный путь?.. Говори, что хотел, раз ты здесь.
— Я люблю тебя.
В следующую же секунду внутри что-то отозвалось глухим звуком удара о грудную клетку.
