Не ходи

      - Не ходи, - сильные руки притягивают к себе и оплетают. Макушкой Тидзуру чувствует подбородок Кадзама. – Тебе больше не нужно страдать. На последних словах чужие пальцы на плечах сжимаются чуть сильнее.       Любил ли он её тогда? Нет, определённо нет. Для него она была сосудом, способом продолжения собственного рода, бремя которого он нёс на своих плечах уже несколько столетий. Этот жест - объятие у лодки - был лишь способом очаровать наивную девушку, заставить её передумать. Много ли нужно неискушённой в подобных вещах душе? Чуть тепла, немного ласки и заботы – Кадзама был уверен, что получит желаемое практически за даром.       Но он просчитался - девушка проявила стойкость, скорее даже верность и преданность, достойную уважения (и, чего греха таить, – подкупившая в тот момент) демона.       - Спасибо. Но я… пойду, - она мягко высвободилась из объятий, обернулась к нему и поклонилась, после чего развернулась и убежала. Кадзама смотрел ей вслед. Она бежала так быстро, как только могла, чуть спотыкаясь о выступавшие из земли корни, меч на её поясе был закреплён плохо и явно был велик для неё. Но она была насколько полна решимости, что это всё было неважно.       Любовь бывает такой разной, а жизнь, особенно жизнь демона – такой долгой. Тидзуру любила Тосидзо той любовью, на которую способен лишь человек. Это были нежность и страсть, которые они пронесли сквозь несколько лет сражений. Ещё меньше лет выпало на долю мирной жизни в глухой деревушке – люди императора, одержавшие победу за власть, казнили бы Тосидзо Хидзиката незамедлительно, узнай они, что он жив. Дорога в крупные города была закрыта, но ни Тидзуру, ни Тосидзо возвращаться в Киото не собирались.       Тидзуру казалось, что она вынесла слишком многое за свои недолгие годы и в какой-то момент судьба решила, что с неё хватит – отныне будет лишь долгая счастливая жизнь. Это было ошибкой. Шли годы, столь благосклонные к демону и столь суровые к телу расэцу.       Тосидзо умирал долго и мучительно, по капле теряя свой рассудок. Отимидзу отравлял кровь вице-капитана хуже любого яда. Тонкие шрамы со временем покрыли обе руки Тидзуру от запястий до локтей – кровь демона помогала расэцу, но с каждый разом эффект становился всё более кратковременным. Сначала рассудок Хидзиката прояснялся на месяц, потом – на неделю, потом счёт пошёл на дни. Вскоре припадки стали происходить по несколько раз за сутки. Страшнее всего было ночью, будто отрава черпала силы из темноты и лунного света.       Тидзуру слабела, словно отимидзу высасывал жизнь и из неё. По деревне поползли недобрые слухи – так часто из их маленького домика на окраине были слышны грохот и крики. Сначала это были слухи о том, что молодой парень поколачивает жену-изменщицу. Потом - слухи о дьявольщине и колдовстве. Чем злее становились языки, тем чаще приходилось менять место жительства.       Тидзуру до последнего верила, что они найдут выход, ведь ни она, ни Тосидзо не сдастся – после всего-то. Разве не для того она была рождена демоном, чтобы спасти любимого? Разве для этого он прошёл через столько сражений, чтобы просто умереть в какой-то лачуге на окраине безымянной деревни?       Тидзуру помнила тот момент, когда Хидзиката велел ей уйти. Она плакала, кричала, кажется, даже что-то разбила – то ли чашку, то ли ещё что. Хидзиката был непреклонен. Он не знал, что сделает при следующем припадке, кровь демона практически перестала помогать, передвигался он с другом, не выходил из дома – волосы уже не обращались обратно в привычный иссиня-чёрный цвет, глаза были постоянно налиты кровью. Тидзуру убеждала, уговаривала, умоляла. Хидзиката был непреклонен. Он хотел уйти как воин, но не как расэцу.       Тидзуру так и не ушла, осталась за ширмой, слыша, как в последний раз обнажился меч из ножен. Шелест одежды, резкий выдох.       - Тидзуру...       И звук падающего тела. ***       Кадзама сидел рядом с прудом, следя глазами за красно-белыми карпами. Они то подплывали к самой кромке воды, то уходили на дно, поднимая песок и делая воду мутной. Их чешуя приятно переливалась в рассветном солнце. Было тихо, но не звеняще тихо – такая тишина бывает только по утрам, когда не слышно ещё даже щебета птиц. Только шелест листвы и утренняя дрёма, висящая в воздухе вместе с туманом.       В такой тишине легко было услышать шелест ткани кимоно и стук гэта* о каменную тропинку. Тидзуру не подкрадывалась бесшумно, хотя, будучи демоном, могла бы, – она вообще предпочла оставить себе многие человеческие привычки. Чем старше был демон, тем меньше ему нужно было удовлетворять такие человеческие потребности, как сон и пища, но Тидзуру нравилось ночами лежать несколько часов с закрытыми глазами, даже если не удавалось заснуть.       Демон чуть обернулся к ней. Юкимура уже совсем не была похожа на ту девочку, ушедшую в Киото искать своего отца. В её взгляде появилось спокойствие, словно водная гладь, в которую бросили несколько камней, наконец разгладилась. Черты её лица смягчились. Огонь, который раньше так легко вспыхивал в ней – будь то смущение, страх или отвага – нет, не потух, но стал ей подвластен и мягко горел где-то в глубине золотых глаз. Заключённая в вечно юном теле, Юкимора Тидзура будто повзрослела на несколько десятилетий.       - Как ты себя чувствуешь?       Она не ответила, только взглянула на него и чуть заметно улыбнулась самыми краешками губ. В последние недели она была особенно немногословна, словно берегла силы для чего-то.       Демон встал и подошёл к девушке. Ему нравилось то, насколько он был выше её, – словно это лишний раз демонстрировало его силу перед ней, его главенство. Кадзама приподнял её подбородок, проведя большим пальцем по бледным губам.       Эта девушка сражалась бок о бок с лучшими бойцами Синсенгуме, когда ещё даже не подозревала о собственной силе. Не боялась броситься в самую гущу событий, чтобы помочь раненым. Кадзама помнил тот день, когда впервые увидел её в штабе Синсэнгуме - она закрыла собой какого-то бойца, кашляющего кровью. Бедняга явно был одной ногой в могиле, но это не отменяло того факта, что самоотверженности этой девушке было не занимать. А потом этот вице-капитан, обращённый расэцу, – Кадзама знал, как всё выйдет, поэтому помог девушке добраться до него. Проще подождать десяток лет и получить девушку-демона, пришедшую добровольно, чем удерживать её силой. Кто знал, чем могла обернуться пленённая и разгневанная наследница клана Юкимура.       Они не любили друг друга, но сосуществовали рядом мирно, словно по какой-то негласной договорённости. Кадзама было не чуждо такое человеческое качество, как честь. Ни разу за всё время он не был по отношению к девушке груб или жесток. Иногда холод даже сменялся нежностью, но чаще это было по ночам, когда Юкимура, такая по-человечески тёплая, засыпала (или делала вид, что засыпает) у него на груди.       Любила ли она Чикагэ? Нет, определённо нет. Тидзуру испытывала к демону благодарность, к которой было примешано что-то ещё. Это не была ни нежность, ни влечение, ни симпатия. Наверное, именно это в природе чувствуют дикие звери, когда встречают сородича. Ни с чем не сравнимое чувство, словно их союз был единственно верным и правильным.       Подул ветер. Тидзуру подставила ему лицо, мягко высвободив подбородок из чужих рук и чуть прикрывая золотые глаза. Подолы кимоно взметнулись чуть вверх и назад, облегая женскую фигуру. Сквозь несколько слоёв ткани стал отчётливо заметен чуть округлившийся живот.