Привязавшиеся ко мне Мои подростковые мечты Тянули меня, пока не утащили в омут. Всё моё тело под их цепями, Помеченное вашими тенями.
«Когда еще не было ничего, лишь первородные стихии, а небо еще не получило ни одной звезды, Боги Удачи и Судьбы, Порядка и Хаоса, Добра и Зла решили выяснить, кому будет принадлежать этот мир. Битва была бы бессмысленной тратой времени, и младшие боги, еще не наигравшиеся вдоволь, принесли игральные кости. И Богам это понравилось. И они бросали и бросали кубики – материки появлялись и тут же сгорали, моря становились огнем и ядом, горели и плавились небеса, победа переходила из рук в руки. Прошло время – и боги решили, что нужно было сделать игру интереснее. Они взяли свои кубики и украсили их невообразимыми узорами. Они создали доску, чтобы закрепить этот мир. Они создали фигурки, чтобы поставить их на доску, они уронили на землю семена жизни, чтобы те проросли в бесчисленных существ. И тогда началась новая игра. Боги вновь кидали кубики – но теперь они выбирали своих героев из бесчисленных существ на доске. Иногда они побеждали, иногда – проваливались, но такова природа игральных костей, что вырезали боги Удачи и Судьбы. Герои искали приключения, находили сокровища, обретали любовь и, в конце концов, умирали. Боги обожали каждого из персонажей на доске, но помочь ничем не могли – кроме того, чтобы постараться выбросить нужной стороной кубик. Игра стала настолько захватывающей, что боги решили создать еще одну доску – где Башня уносилась в небеса, где было столько приключений, что смертным невозможно было и представить. Играясь и забавляясь, они твердо пообещали друг другу, что если один из их любимых героев доберется до верха, они выполнят желание, что живет в его сердце. Боги кидали кости, с азартом передвигали фигурки, плакали и смеялись. Кости все еще крутятся, сияющие глаза богов все еще смотрят за ними. Что же выпадет сегодня – двенадцать или же змеиные глаза? А смертным лишь остается молиться и простирать руки, глядя в небо, которое стало намного светлее со дня сотворения – души своих любимых авантюристов боги рассыпали тысячами сияющих звезд. Гул душ несется ввысь, резонируя в одной единой мысли – единственной, что складывается из множества других. «О милосердная Судьба, о госпожа Удача, пусть этой ночью и днем мне выпадет двенадцать!» ***Ты – ночь, Ты наполняешь меня мечтами, Хранишь мою надежду, Ведёшь меня к скрытым звёздам.
Недовольно сощурившись на фальшивый огрызок луны на небе, Кун отложил свой посох – сейчас ему он явно не нужен был. Свои заклинания на сегодня он уже израсходовал – да и они были на привале. Пора бы и отдохнуть, они сегодня хорошо поработали. Если так продолжится и дальше, то вскоре они перейдут на следующий Этаж. Пойдут дальше – и уже получат новый Ранг. Все складывалось неплохо – Агеро встряхнулся и потянулся до хруста в позвонках. Правда, если он будет продолжать врезаться спиной в камни, от спины в конце концов ничего не останется. А он ведь даже не в авангарде. Все из-за того, что этот упрямый ящер вечно бежит вперед – а ему нужно было держать основную линию. Ну, он в следующий раз точно купит ему ошейник с поводком. Это уже начало надоедать. «О вы, милосердные и жестокие, те, кто бросают кости…» Тихий голосок разорвал его размышления – Кун остановился и прислушался. Все остальные уже спали в уюте лагеря. Только один из них мог не спать так поздно. Он все еще удивлялся и радовался всему вокруг него. Усмехнувшись, Кун пошел туда, где он подозревал, что затаился их Жрец. Обычно он представляет из себя удивительное зрелище. «О вы, те кто властвуют над доской…» Если бы Кун говорил честно, то картина перед ним была буквально канонической. Баам стоял на коленях и ему на макушку лился холодный бледный свет, будто бы накрывая его белым полотном, кутая в белую фату, как невесту. Он читал молитву – хотя лучше было бы сказать, что он ее пел, так нежен был его голос – прижимая тонкие длинные пальцы к губам. Жрецы очень близко подходят к богам – они буквально открывают им свою душу. И боги одаривают их чудесами в ответ. «О вы, те, кто ведет нас к победе или поражению...» Одним словом, их юный Жрец был очаровательным. Кун подошел тихо, стараясь не слишком шуршать травой – боялся спугнуть его сосредоточения. Да и хотелось послушать дальше, отдохнуть от постоянных битв, прикоснуться к чему-то прекрасному и нежному. Свежий сладкий запах защекотал нос и Кун улыбнулся. «Прошу вас от всего сердца, пошлите нам удачу, пошлите нам защиту, пошлите нам радость…» Жрецы всегда невероятно приятно пахли – светлые пахли чем-то сладким и цветочным, темные – острым и тягучим. Те, кто стояли на стороне нейтралитета – и тем, и другим. Баам пах как-то свежо и легко, почти ненавязчиво, немного женственно и сладко. Кун не переносил аромата духов своих сестер, но они и близко не могли подобраться к ненавязчивому запаху вокруг Жреца. «Я отдаю вам все, свою душу и свои мысли, я молюсь за каждого, кто еще ходит по этой земле. О вы, благородные и лукавые, подарите нам покой, подарите нам отдых.» Слова стихали, теряясь в ночном воздухе – Чародей Кун подобрался совсем близко, намеренно начиная шуметь. Жрец встрепенулся – нежно зазвенели колокольчики на его шумном посохе, когда он поднял его, освобождая место рядом с собой. - Господин Кун! – Баам улыбается так светло, что Кун сам по себе чувствует, что неожиданно краснеет. Списав все на ауру Жреца, Чародей садится рядом и скользит рукой к чужой ладошке – Баам как-то испуганно вздыхает, но после расслабляется и переплетает их пальцы. - Да, это я. Почему не спишь? Тебе нужно спать, ты сегодня использовал все свои чудеса. К тому же тебе должно быть прохладно, в твоих тоненьких одежках, - Кун с ухмылкой поддел пальцем подол белых одежд Жреца – показалась гладкая белая кожа бедра. Баам тихо пискнул, оттягивая ткань назад. - Холодно, мистер Кун! - А я о чем. Придем в следующий город, справим тебе одежку потеплее, - Агеро поднял руку и мягко прижал к себе голову Баама, поглаживая его по шелковым волосам, - Мы же не можем позволить своему Жрецу заболеть. Ты такой хрупкий. Баам что-то мило фыркает – он все еще смущается. Большинство Жрецов на нижних этажах – едва вышедшие из храмов новички, тихие, смущенные, иногда дерзкие и надменные, но все еще непривыкшие к чужим прикосновениям. Баам не выделялся на их фоне никак – просто как-то они натолкнулись друг на друга на нижнем этаже, по дороге на одно из первых заданий. Тогда крошечный Жрец свалился на них как снег на голову – запыхавшийся, судорожно сжимающий свой простенький посох. По его виду было ясно, что, похоже, он сбежал из Храма – так сказать, налегке, в одной коротенькой простой тунике. Хатцу тогда раскашлялся и отвел глаза куда-то в сторону неба, а Кун отдал Бааму свою верхнюю накидку, чтобы прикрыть тонкие плечи и трясущиеся коленки. Тогда они думали, что после задания они отведут его обратно в Храм – все же он еще слишком юн – но в итоге он спас их всех, обладая целыми тремя чудесами в день, что было неожиданно вовремя. Без них Рак потерял бы руку, а Анаак – жизнь. Баам был до смешного наивным и нежным, молился даже за павших монстров. По его словам, он вырос в Храме и никогда не знал своих родителей. У него была только Рахиль – тоже одна из послушниц, почти сестра для него. Но в один день она обьявила, что уходит в приключения и исчезла – а Баам, улучив момент, налегке и с одним лишь посохом убежал ее искать. По его словам, он хотел лишь составить ей компанию – боялся, что однажды кости богов выпадут не в ее пользу. - Господин Кун не должен так обо мне волноваться. Вы уже и так много для меня сделали, - щеки Жреца заалели от ночной прохлады и смущения. Ису, если бы их сейчас увидел, тут же полез бы обнимать Баама и разрушил бы всю прелесть момента, - Вы взяли меня с собой. Я вам за это благодарен. - А куда мы без тебя? К тому же – какая хорошая группа без Жреца, - Чародей раскрыл взятый с собою плед и притянул к себе Жреца поближе, кутая в шерстяную ткань и его, и себя. Баам сладко вздохнул и устроил макушку на его груди – запах чистоты и нежности стал только слаще. - Я слышал, что героиня сразила чудовище этажами выше, Господин Кун. Это правда? - Кто знает. Вроде и так. Говорят, что все кроме нее, не прошли этого монстра, полегли там же, - Агеро равнодушно пожал плечами, - Нас это не особо касается, у нас свои приключения впереди. Мы не легендарные герои, но при нужной тактике и стратегии тоже можем кое-что. Жрец улыбнулся и тихо заворочался в его руках – золотые глаза начали закрываться от усталости. - Интересно, а вдруг мы встретим Рахиль, когда поднимемся… - Может быть, - Кун прижал к себе дремлющего Жреца и провел пальцами по его лицу, убирая пряди со лба, - Правда, тебя я к ней не отпущу.Ты – гром, Позволяешь моему голосу быть услышанным. Держишь меня на земле. Ты научил меня, что значит быть сильным.
Баам не знал, что ведет его вперед – он бежал, спотыкаясь и падая. Когда Рахиль ушла, он будто бы потерял что-то важное - он едва мог глубоко дышать, от него словно оторвали кусок плоти из самой груди. Тогда он побежал буквально в слепую, дрожал от страха – не за себя, за Рахиль. Ему тогда повезло попасть в группу, что приняла его. Сначала он дрожал в каждой битве, едва справлялся с нагрузками. Слабый и слишком неопытный, он чувствовал себя неуютно. Баам просто хотел найти Рахиль и убедиться, что все в порядке - в тот день, когда она ушла, он почувствовал в ней необычную, непривычную силу, и испугался. Не потому, что он боялся своей сестры, но он боялся за нее. Она всегда хотела сталь героиней, быть важной и нужной, выглядела печальной и одинокой в Храме тогда, когда все получали благословения и чудеса, а ее молитвы оставались без ответа. Но ее новая сила чувствовалась чужеродно и как-то странно – Баам тогда кинулся к ней и умолял не уходить. Рахиль тогда разозлилась, оттолкнула его, говорила, что это ее судьба, как избранной героини – Баам расплакался, когда она ушла. Она даже не взяла свой посох и не получила благословения, просто исчезла в ночи, как будто ее никогда и не было. Сейчас у Баама так много друзей, он видит то, о чем даже не читал в книгах. Боги даруют ему новые чудеса, а Баам только дрожит и не понимает – за что они даруют ему эту силу. Зачем? Неужели они помогают ему дойти до своей цели? Жрец не знает. Пока они путешествуют, Баам многому учится. Господин Кун внезапно решает, что Баам должен знать, как вести группу самому – и в итоге на самых простых заданиях он заставляет Жреца самому придумывать план. Остальные поддерживают эту идею, даже Господин Ису, хотя Баам знает, что из него получился бы гораздо лучший лидер. Но Чародей ему улыбается – и что-то теплое дрожит в груди у Жреца, похожее на божье касание. Господин Кун учит его не бояться, вытирает его слезы и слушает терпеливо смутные слова, что боги иногда шепчут в его уши. Иногда он бросается вперед, и сердце Баама трепещет в ужасе, как и для каждого из его драгоценных друзей. У него нет особой силы, он может лишь взывать к богам, прося о помощи и о чуде. Он не герой. Но когда они разделяются – неожиданно, внезапно – Баам оказывается на другой стороне битвы, уводя за собой крошечную группу незнакомцев. Окупаются уроки Господина Куна – группа совсем недавно собрана, лидера нет, а битва внезапно разрастается. Дети прижимаются к нему - и он должен быть сильным. Поэтому он не жалеет себе, открывает душу так сильно, что это больно, молит о защите перед лицом смерти – и вырывает каждого из объятий смерти, практически соскальзывая в беспамятство сам. Но он все равно улыбается – Господин Кун тут и держит его, не давая ускользнуть. - Ты большой молодец, - Чародей гладит его по бледному лбу, и Баам толкается головой под руку, - Но тебе не следовало использовать четвертое чудо в день. Ты буквально ускользаешь. - Я рад… Что все в порядке… Они выживают, все, каждый из них – и вскоре вновь отправляются в путь. Баам знакомится с Высшим Жрецом, Господином Джинсунгом, и тот учит его новому, как то слишком по-доброму улыбаясь для темного жреца. Где-то парой десятков этажей выше героиня совершает новый подвиг. Весть о нем распространяется по всей башне, их же битву забывают через пару недель. Но никому до этого нет дела – они живы и счастливы, герои своего собственного, крошечного приключения.Ты – свет, Пробившись сквозь лёд и почву, Превращая снег в поля эдельвейса.
В тот момент, когда Кисея пронзила его грудь, Кун был уверен, что он умрет. Кровь изливалась толчками, крики вокруг ускользали в бесконечном шуме. Ничто не сможет закрыть эту рану, слишком она глубока, и слишком много крови он уже потерял. Чародей отдаленно подумал о том, что умирать вот так вот, из-за неудачного броска божественных костей – так глупо. А еще Баам будет плакать – Кун соврал ему, сказал, что все будет хорошо. Они не герои. У них не будет внезапных спасений, или столь могущественных сил, чтобы отмотать время. Кун почувствовал, что его внезапно взяли за руку. Расплывающимся взглядом он попытался увидеть хоть что-то, но смог заметить только то, что луна окрасилась золотом и внезапно раздвоилась, становясь двумя сверкающими кругами. Начался дождь – Кун почувствовал его теплые капли на своем лице. Чародей вздохнул и упал в бессознательную тьму – снова богам убирать фигурки с доски. Но он проснулся вновь. Не в грязи, но в чистой, теплой постели – он будто бы утопал в облаке. Немного напоминало постель в доме его отца – Кун приподнялся, с удивлением смотря на свою собственную грудь. Он все еще жив, все еще способен двигаться. Агеро прощупывает повязку и внезапно не чувствует боли. Со стороны раздается сонный вздох – Кун поворачивается и замирает. Тоненькая рука обвивает его пояс, длинные волосы разбросаны по подушке. Баам спит, трогательно приоткрыв рот, простыня сползла с нежных плеч. Агеро не хочет, но в очередной раз краснеет, понимая, что произошло. «Если разделить ложе с девственной Жрицей, то боги, снизойдя к молитвам, даруют чудо истинного исцеления» Кун торопится прикрыть обнаженное тело простыней – но Баам просыпается раньше, сонно хлопает глазами, обнимает его пояс крепче. У Куна перехватывает дыхание – что-то тягучее и нежное просыпается в нем, укореняется, растет. - Доброе утро. - Доброе утро, Господин Агеро, - Жрец трет глаза и поднимается, садясь. Ткань скользит по его коже, открывая все больше и больше. Баам не испытывает стыда, протягивает руку и с нежностью проводит пальцами там, где должна быть рана, - Сработало… Чародей перехватывает руку и роняет Жреца на себя. Вредное, тугое чувство в нем растет все быстрее – Баам смотрит на него ласково и нежно. Он все еще так же восхитительно пахнет. - Ты же знаешь, я не герой. И ты потратил на меня столь важное чудо, - Кун проводит пальцами по мягкой щеке – Баам ластится, смотрит в ответ с любовью. Они оба повзрослели за все эти годы, но Баам все еще идеально смотрится в его руках – как когда он подвернул лодыжку и обижался на его руках, как в темные холодные ночи, как в ту, первую встречу, когда они выскочили друг на друга, незнакомые, юные. Растерянные. - Но мне все равно. Никто из нас не герой, - Баам прижимается к нему , Кун чувствует все изгибы теплого тела, - Но Господин Агеро не должен умирать. Вы нам нужны. Вы мне нужны. Никто из них не герой, не станет им, они лишь группа, что постоянно растет, крошечные камни на доске – но Кун чувствует, что Удача им улыбается все чаще. И, повинуясь и своим, и божественным желаниям, он проводит рукой по гладкой спине и целует подставленные в ожидании губы. ***Искупайтесь в горе, Моё будущее построено на вашей плоти. Я убью последнего из вашего рода, Чтобы вернуть то, что по праву принадлежит мне!
Баам стоит в кругу света на коленях, его тонкие пальцы в молитвенном жесте прижаты к губам. Свет падает на него, осыпая бледным золотом с макушки и до кончиков волос. Рахиль лишь вздыхает – он возносит свои молитвы в пустоту, не выбирая ни одного из богов, плохо разделяя добро и зло. Просит о чем-то своем, наивном и детском. Он всего лишь послушник, как и она, но вчера Боги одарили его первым чудом, малой Удачей. И он не сходил с того времени с места, вознося свою глупую молитву. Рахиль не верила в Удачу. Удача коварна и непостоянна, боги Удачи слишком распутны и легки на подъем. Они не подарят ей своей благосклонности, боги ее не любят, наверняка, кубики бросают левой рукой. А может, и нет ее на доске, может она даже не героиня. От этого становится только обиднее. Поэтому Рахиль не возносит молитвы богам Удачи, не поет песни для них. Боги Судьбы для нее гораздо более предпочтительны – и она смотрит, ищет в старых книгах способ украсть чужую тропу. Зачем она это делает? Просто потому, что ее всегда все обходит стороной. Красота, талант, радость, счастье – все ей не принадлежит. Она протягивала руки, как и другие послушницы, пела, глядя на звезды, но не чувствовала руки Бога на своем затылке. Она смотрела, как каждая из ее сестер-послушниц получает свои чудеса и сгорала внутри. Меж ними нет различий, но все же над ней будто насмехается весь мир. И теперь даже Баам, что выглядел меж ними, златокудрыми и высокими, как вороненок среди лебедей, получил свою долю Она была бы рада даже крошечному божественному чуду в своих руках – даже Свет был бы для нее величайшей радостью. Но каждая из ее попыток и молитв оставалась глуха. Поэтому Рахиль отбрасывает любые сомнения и ищет, ищет чужие слова и знания. Втайне от остальных ищет способ связаться с Богами Хаоса и готова предложить им все, только чтобы не стать обычной и забытой. Она находит путь – в маленьком Баам спит великая судьба. Она достает ее из него, выбирает каждую крупинку, и сплетает с собой, чувствуя, как будто бы она способна видеть больше. Она восторженна и счастлива – теперь весь мир открыт перед ней. Баам плачет – но она оставляет его в безопасных стенах Храма. Судьбы героя у него больше нет, и сейчас его собьет с ног даже легкий ветерок. Рахиль поднимается, собирает группу, совершает подвиги. Она чувствует себя важной, центром мира. Она насмешливо смотрит вверх – Удача или Неудача, теперь это неважно. Герой для этого и существует, чтобы побеждать. Она побеждает чудовище, очередное испытание – но внезапно обнаруживает себя в одиночестве. Рахиль дрожит, отбрасывает этот случай и стремится к новым напарникам. Просто бросок костей, ничего особенного. Но это повторяется вновь и вновь – Рахиль поднимается, но постоянно остается одна. Удача все еще ее не любит, Боги все еще бросают ее кости левой рукой – и она кричит от гнева и разочарования. Никто не сказал ей, что герои обречены оставаться одни. «Боги любят каждого из своих персонажей на доске, но кости нельзя перебрасывать»