Чокнутое чудо

      Утренний холод пробирал до костей. Солнце не торопясь поднималось над покосившимися зданиями, ало-золотыми лучами касалось каких-то обрывков баннеров, старых шин и прочего мусора; утренний туман размытой дымкой витал на фоне грязновато-лазурного неба, что постепенно приобретало более светлые, яркие тона.       Сильный ветер дул где-то над головой; в Чашу он не проникал, что радовало Хигучи — рабочая одежда и так не спасала от прохлады. На деревянной досточке, где она сидела, на дорожках между строениями — везде оседала роса. Пахло невероятной свежестью. Ичиё хотелось остаться тут навсегда. Слишком красиво. Слишком…       Девушка вздохнула. Соломенные волосы были разбросаны по плечам — она ещё не заплетала привычный пучок. Не было желания. Его и сейчас нет. С распущенными легче, свободнее. Повседневные очки также покоились в кармане. Сейчас бы и этот ненавистный костюм скинуть, прямо нагишом пробежаться по глухой, безжизненной части города, покричать — громко, от души, так, чтобы эхо отдавалось в самых дальних уголках Чаши.       Как же хочется…       Хигучи частенько приходила сюда. В разное время — а сегодня просто другого не будет. Она ведь работает с досье членов Портовой мафии, а документы об Акутагаве знает наизусть — и, естественно, в курсе, что он был найден Дазаем тут, в Чаше. От этой мысли заброшка казалась особенно привлекательной. Бедняге Акутагаве и его друзьям было очень тяжело здесь… Аж мурашки по телу.       Он никогда ничем не делился с ней. В общем-то и не обязан. Акутагава — начальник, Хигучи — всего лишь его подчинённая. Соблюдай субординацию, скрывай по возможности эмоции, не мешайся — три вещи, которые Ичиё повторяла каждый день, по несколько раз на дню. Словно мантра. Отвратительная, мерзкая мантра, потому что девушка совсем не хотела, чтобы всё было так.       Здесь, среди развалин домиков, она впервые осознала, что любит. Готова идти следом куда угодно, не боится умереть, если это принесёт Рюноске хоть какую-то пользу. Ей нравится, что он всё же иногда зовёт её, когда нужна помощь — пускай и с бумагами разобраться, пока сам с «Чёрными ящерицами» на задании вновь испускает чью-то кровь. Хигучи видела это множество раз. Привычно, но каждый раз так волнительно — она боялась, что однажды, когда её бесполезность достанет Акутагаву, и он решит избавиться от пешки, на лезвии Расёмона окажется Ичиё.       Акутагава всегда холоден. Не подаёт и намёков на эмоции, если рядом нет Дазая или тигра, но Хигучи уверена — внутри него настоящий ураган. Нервы у парня точно разорваны в клочья, про физическое здоровье она и заикнуться не пытается: при ветре его плащ и рубашку колышет так, что вообще непонятно, есть ли что-то вроде тела под ними. Хигучи хотелось ему помочь, поднять настроение, просто… увидеть скупую, незримую улыбку.       Хигучи знает, что скрытность Акутагавы и его терпимость — лишь уловки, способ отвлечь самого себя от желания избавиться от ненавистной подчинённой. Но девушка смело принимала эту повязку на своих глазах — пусть будет так, если Рюноске так лучше, хотя… Никому не лучше.       Ичиё нравится, когда Акутагава использует её. Посылает на простые задания, слежку, хоть за документами к боссу, хотя чаще ходит к нему сам. Девушка скрывает эту радость от выполнения приказов, несмотря на то, что в этом видит суть своей жизни и работы в Портовой Мафии, просто потому что начальнику незачем это видеть, да и не захочет он. И пускай всё так и будет. Ведь Хигучи знает — если не позволит себя использовать, Акутагава найдёт, к кому обратиться.       Потоки бодрящего воздуха неожиданно обвили тело девушки, она поёжилась. Поставив ступни на импровизированную скамейку перед собой, прижала их к груди и обняла себя, продолжила наблюдать за облаками и солнышком. Теперь бы поплакать, романтично же, нет?       Услышав за спиной слабый кашель, Хигучи дёрнулась, опустив ноги на землю и обернувшись. Да, этот чёрный плащ, белые рукава и пробирающий душу взгляд серых глаз… — Что ты тут выискиваешь?       Она молчала. Рюноске знает?.. Заметил её тут давно?.. — Отвечай, — с нетерпением, но без угрозы потребовал Акутагава.       Ичиё нервно сглотнула. Надо бы встать, перед начальством-то, но она не могла пошевелиться. Какое-то трепетное чувство сковало конечности, по коже бегала неприятная дрожь. — А-акутагава-семпай… Я… — парень махнул рукой и прошёл вперёд; опустившись рядом с Хигучи, он уставился вдаль.       Вероятно, его гложут воспоминания. Ичиё более чем уверена, что это причиняет боль. — Хигучи, — вдруг хрипло проронил Рюноске, всё ещё не глядя на неё. Девушка резко повернулась к нему лицом, навострила уши. — Ты когда-нибудь скучала по боли? — О чём Вы? — Ичиё несмело придвинулась. Их кисти находились совсем рядом, почти касались пальцами. Голова закружилась. — Детьми мы — я, Гин и те ребята, что были с нами — часто попадали под пули и избиения незнакомых людей. При одном нападении с расстрелом я не смог спасти ни одного… — Акутагава вздохнул и, как обычно прикрыв лицо рукой, кашлянул. — Я заслужил ту боль, ту расправу… — Акутагава-семпай!.. — срываясь, прошептала Хигучи. Он так спокойно и обыденно говорил подобные вещи, что захотелось просто ударить, чтобы вернуть в чувства. На глаза навернулись слёзы, Ичиё не сдержалась: Прекратите! — вскричала она. Рюноске не смог скрыть удивление, ведь подчинённая никогда себя так не вела… — Если бы Вас тоже убили… то…       Пыл девушки сошёл на нет; она стыдливо покраснела, прижав ладонь ко рту. «Господи, что же я говорю?..» — пронеслось в голове. Глаза широко раскрыты, в уголках всё ещё скапливаются слёзы. — Что изменилось бы, если б меня убили? — с некоторой расстановкой проговорил Акутагава. — Я бы не имела смысла жить… — пусть тихо, но быстро, без раздумий ответила девушка, вновь осознав значение своих слов только после того, как уже бросила их. Что ж, конкретно от этих она не отказывается и не откажется никогда.       Взгляд тёмных глаз помутнел. Рюноске перевёл взор на Хигучи, протянул руку к её лицу и аккуратно погладил по щеке, большим пальцем убирая слёзы. Ноги девушки стали ватными, а сердце так бешено забилось, что стоило бояться за сохранность грудной клетки. — А-акутаг-гава-с-семпай… — почти одними губами произнесла Ичиё, не веря, что сейчас всё происходит именно с ней и наяву. Может, она от холода уснула? — Почему ты так цепляешься за меня? — лицо начальника оставалось холодным. — Я л… люблю Вас… — выдохнула девушка, зажмурившись. К чёрту. Призналась… Хигучи, — Рюноске положил ладонь ей на плечо и притянул к себе, соприкоснувшись с Ичиё лбами, тоже прикрыл глаза. — Ты чокнутая…       Уже без страха что-то испортить, потому что хуже не будет, Хигучи чуть подаётся вперёд и нежно целует Рюноске в губы. Тонкие, бледные, сухие, искусанные… Желанные. Быстро отстранившись, Ичиё виновато и испуганно смотрит на носки своих туфель. Солнце скрывает небольшое облачко, резкий порыв ветра развевает чёрно-белые волосы семпая; становится тревожно.       Неожиданно Акутагава оказывается вплотную к девушке, за подбородок приподнимает её лицо и накрывает её губы своими. Глубже, требовательнее… Дыхание сбивается, дрожь усиливается настолько, что парень, кажется, ощущает её, выпускает Хигучи и, слегка улыбнувшись, гладит девушку по голове, прижимает к себе, ласково целует в макушку.       Среди заброшенных зданий, хлама она гуляла каждый день в течение пары месяцев. Акутагава наблюдал за Ичиё: сначала из-за недоверия, потом из любопытства, а совсем недавно — просто потому что хочет видеть её такой. Без этих очков, с распущенными светлыми волосами — кстати, они отросли за последнее время.       Рюноске проводит ладонью по спине девушки, счастливо улыбается: — Ты чудо, Хигучи.