Контрасты

      Фанатичное отношение к своей мечте? Случается. Жизнь — ладно, пусть и существование, так нелепо ее заменяющее — только ради неё, идеи на миллион долларов, на нескончаемый запас золота, на сбычу мечт всего ассортимента мыслей, и, если вы не успели забыть, слепое следование мечтам, которым, кажется, никогда не суждено стать явью. Кажется абсолютно всем. Всем, кроме таких вот, фанатично преданных.       Аластор о своих стремлениях никому не рассказывал. А зачем? «Хуем по лбу тот получит, кто попытается взять контроль над бренным миром. Скорее, та порнозвезда — который паук — который гомик — ну, который ещё снимался в том самом фильме, где двое в разгар Апокалипсиса решили потрахаться — вот! Скорее, вот этот вот — уйдёт в монастырь, чем кто-то найдёт способ покорить измерение, в котором скрывается самость всего сущего, то, без чего бы не существовала сама Вселенная. И любой, кто посчитает, что справится с этим — долбоеб, витающий в облаках». — Так вот нелестно отозвался об идее, за которой фанатично следовал Аластор, завсегдатай того кабака, в котором любил играть в покер Хаск. Аластор был бы и рад раздавить обидчика, как муху, но не стал. Такая месть — пустая трата времени и сил, и при том ещё и грозила потерей авторитета. Зачем? Верно, незачем.       Пусть не верят, пусть говорят, что невозможно. Невозможно поднять крышку гроба окоченевшими руками, а невозможность всего остального надо ещё доказать, так считал Аластор.       К тому же, мало кто знал, что для воплощения идеи нужно множество душ, переполненных искренними и столь темными эмоциями, как, к примеру, отчаяние и боль, зависть и тоска, уныние и ненависть… Это было одной из причин, что привела его в отель, а так же то, что портал в то измерение можно открыть только здесь, в точке сосредоточения магической энергии, и не без помощи наследницы Ада, в будущем — королевы.       Шарлотта же хотела, чтобы её мечты стали явью не потому, что стало бы лучше ей — она мечтала спасти сотни. Сотни несчастных демонов, что могли полечь под копьями истребителей. Однако, не понимала одного — большинство демонов, наоборот, считали лучшим окончанием своему пребыванию здесь забвение. Лишь в забвении они бы никогда не вспомнили своих грехов, не тянулись за очередной порцией наркоты, не пытались насиловать и убивать всё, что движется. Чарли же казалось, что лучше бы было демонам отдыхать на пушистых облаках и пребывать в эйфории, созерцая радугу и греясь в солнечных лучах.       Чарли делилась своей идеей, выставляла её напоказ. Она хотела нести свет всем. Всем, кто ещё имел шанс его обрести, ведь про себя — то она знала, путь в Рай ей закрыт. И не из-за грехов её отца или мамы, о нет — Чарли была демоном изначально, а райские раздолья и демонический облик, к сожалению, несовместимы. Как и её демоническая сущь, что время от времени вылезала наружу.       Её выставили посмешищем и неудачницей, даже объявившийся из ниоткуда помощник посмеялся над её идеей, но все они не замечали вещей, очевидных ей, Чарли.       Вэгги поддерживала её, согревала своим теплом. Одобряла большинство её идей и защищала от всего, что может навредить.       Энджел давал удачные советы и старался развеселить. Защищал от нападок своими колкими пошлыми шутками и всеми шестью руками. Бросался в гущу битвы, заслоняя собой подружку Черри.       Хаск, несмотря на внешнюю холодность, протягивал лапу помощи, когда это было нужно. И умел слушать. Не при всех, а тет-а-тет. Наедине, без свидетелей. И носовые платки у него всегда находились под стойкой — одним для того, чтобы вытереть за собой лужу пролитого алкоголя, ведь Хаск не любил, когда обижали Ниффти, а другим — возможно, не только Шарлотте — вытереть глаза от слёз, пролившихся в конце трудного дня.       Ниффти сама по себе была добродушной, этакая палочка-выручалочка, и всегда была кстати. А ещё помогала всем, кому не лень, в делах, требующих внимания и аккуратности.       А Аластор… Аластор веселил её, если с лица сходила улыбка, с лёгкостью разбирался с тонной бумажной работы и нападками на Отель.       А ещё он спас её вчера от неудобного разговора с Люцифером, договорился о поставке продуктов и подал ей руку, помогая подняться с земли.       Чарли видела это, и знала, как это назвать. Маленькие росточки добра в, казалось бы, прогнивших душах. Если их поливать, они не завянут окончательно, а после — вырастут в нечто прекрасное, и это может стать дорогой в Рай. Она знала.       И пусть ей не верил Люцифер, пусть Аластор хрипло смеялся над самой идеей искупления, пусть Даст отпускал пошлые шуточки о любви, которая спасёт мир, а Вэгги все чаще смотрела на свои кеды — пускай. Шарлотта не прекращала верить в свою мечту. Даже когда было совсем туго.       Энджел Даст не баловался с пылью уже целый год с прошлой чистки, со дня, когда едва не ушла в небытие Черри. С помощью Чарли он ушёл с порно-студии. Рассказал, что он — Энтони. И, похоже, начал с чистого листа.       Было не так весело. Но идея о вечной жизни в облаках вдруг ему приглянулась. Почему бы и нет?       К тому же, Черри Болд тоже подтянулась следом. Рай не казался слишком веселым местом, но попасть в небытие, для неё, такой энергичной, было ещё страшнее. А ведь и она, и Энджел, были в списках у истребителей на этот год. Они пробыли здесь слишком долго, и не имели столько сил, чтобы защититься, как высшие демоны.       Время чистки приближалось, а Чарли, сгрызла уже, кажется, последний ноготь на руке. Постояльцев было много, аж целых пятьдесят. Никто не верил слепо в её идею, но надеялись многие. Низшие, слабые демоны, повылезавшие из своих укрытий. Их время уже подходило, они знали — истребители будут искать их всю ночь — и найдут. И уничтожат каждого.       Но если Чарли удастся перевоспитать демонов, возможно, они заберут их с собой в Рай. Именно об этом Чарли год назад и договаривались с сильнейшим из них.       — Мы заберем их, если они не будут нести грех в душе, — бестрасстно пропел он и ушёл в ту сторону, где его собратья уничтожали демона, попавшего сюда за убийство и иногда бросавшего камни в окна «Отеля Счастья».       — «Ангел врать не может» — Решила Чарли, и разнесла эту новость среди друзей и знакомых, о ней же в эфире сообщил Радио-Демон.       — Ты уверена в том, что все получится? — нервничала Вагата, топчась перед своей девушкой и не поднимая глаз, а Чарли с напускным оптимизмом отвечала ей вновь и вновь:       — Все будет хорошо, Вэгги! Просто верь мне!       То самое время всегда настает будто невовремя. Сразу уходит желание куда-либо идти, появляется куча идей, как отсрочить, затем — кратковременная борьба с собой, победа — и ты уже встаешь и идёшь вопреки своим страхами, сомнениям и хотелкам. Не потому, что хочется, а потому, что надо.       И если кто-то не готов, это уже их проблемы.       Чарли, как и полста демонов за её спиной, шли просто толпой. Спокойно, как стадо овец за пастухом. Зная, что Чарли — единственная во всем Аду, кому можно верить и то, что ангелы врать не умеют.       Вэгги шла рядом с ней, держа её за руку для поддержки. Даст шёл чуть позади, вместе с Черри. Аластор замыкал процессию, «Охраняя тыл», как он успел обьяснить свою позицию. Однако, с самого начала сей истории он не мог в неё поверить. Неужто, искупивший вину грешник может попасть в Рай? Неужто даже он сам? Да быть этого просто не может. Однако, ангелы врать не склонны, а Чарли — тем более.       Но что-то тут было не так. Не складывалось, не собиралось, отсутствовал нужный пазл. Только вот, саму картину Аластор не видел так отчётливо, чтобы понять, какой именно.       Ангел подлетел к ним сам, сверкая белыми крылами и такой же улыбкой. Опустился напротив Чарли.       И ей вдруг стало жутко.       — Я заберу их, если они не будут нести грех в своих душах…       Он подошёл ближе к демонам, и ряды расступились перед истребителем, позволяя ему пройти дальше. Уверенная, лёгкая поступь, грация, белоснежные хрупкие крылья и широкая, располагающая к себе улыбка не отталкивали, а привлекали. Он легонько дотрагивался до их плеч, заглядывал в глаза, дотрагивался до рук — словно изучал, и не снимал с лица улыбки. Он дошёл до задних рядов и встретил взгляд Аластора, выражавший скуку, и кивнул ему в знак приветствия. Тот шире растянул улыбку на лице, хотя, казалось бы, куда ещё шире?       Ангел смотрел, не мигая, и Аластору почудилось что-то, чего быть, казалось бы и не должно, в этом взгляде. Высокомерие, холодность и удовлетворение. Ему нравилось, что низшие существа с надеждой в глазах взирают на него, как единственного, кто предоставит им шанс на спасение.       И лишь когда демон услышал шелест за спиной, он обернулся.       Но, к сожалению, поздно.       Двое истребителей стояли позади него, и стоило ему развернуться, направили на него оружие. Ещё двое, всё ещё улыбаясь, направили оружие на саму Чарли.       Остальные окружили толпу, вмиг оказавшись рядом, готовые вскинуть копья в любой момент.       Ангелы ведь не умеют врать?..       — Ты говорил, что заберешь всех с собой, если они не будут грешить! — крикнула Чарли, злясь на свою доверчивость.       — Я говорил о том, что души их не должны нести за собой греха. — Уточнил истребитель. — Но согрешивший однажды, несёт этот грех за собой. Только избранным, совершенно безгрешным душам есть место в Раю. Сделанного не воротишь…       …но могут недоговаривать.       Наверное, Чарли с Вэгги вздрогнули одновременно от столь знакомой фразы.       И тут Чарли поняла: демоны были абсолютно правы.       А она и вправду оказалась дурой, ведь не так заканчивались её мечты.       Не кровавым побоищем, сцены из которого ещё долго будут её преследовать. Не картинами, где Энджела крепко удерживает Вэгги, не давая ему вырваться и утягивая за собой в открытый портал, подальше от проткнутой копьем Черри. Не ужасной вспышкой ярости, что ослепляет истребителей, а затем сжигает все в диаметре ста метров, оставляя за собой кучки пепла. Истребители улыбаются, наблюдая за взбесившейся принцессой Ада, но на них не действует так нелепо потраченный адский огонь — обжигает, не более. Как и на трупы, лежащие под их ногами — их уже ничем не затронешь. Но вот душу он может сжечь, и схваченный истребителем ещё живой демон оглушает Чарли криком.       Она вдруг понимает, что, всё-таки, натворила, и от этого просто падает на колени и наблюдает, как он заживо сгорает под наблюдением внимательных взглядов. Он третий, кто пришёл в отель, и зовут его Том. Воришка и пьяница. И он точно не заслуживает такой судьбы.       А Чарли не заслуживает быть владелицей исправительного отеля, ведь её руки теперь уже замараны грехом, и совесть навряд ли когда-то замолчит.       Кажется, так будет вечно. Отголоски смеха уходящих истребителей, пылающее адское пламя и зловонный дым. Сердце Чарли будто не бьётся. Она больше не может, не хочет так.       Ей хочется, чтобы адское пламя перекинулось на неё. Ей хочется пережить на себе его боль, страх и отчаяние в тот момент, ей хочется понести страшную кару за свою оплошность, ей впервые хочется знать, что же такое небытие и мрак…       Только её цепко хватают за плечо, утаскивая куда-то вниз за собой.       В Отеле взгляды Хаска и Ниффти отражают множество схожих эмоций, несмотря на разнообразие характеров: озадаченность, страх и озабоченность. Пиджак Чарли наполовину сгорел, лицо в пепле и саже. Взгляд, в котором отражается пустота и скорбь всего мира. В глазах Вэгги злость вперемешку с ужасом от произошедшего, и она тоже пытается придти в себя, ведь сейчас не до того: она держит Даста, который вырывается и орёт во всю глотку, царапая ногтями пол. Он просто в бешенстве, в неистовой истерике, а по щекам, таким же чёрным, как и у остальных, текут слёзы, смывая всю грязь. Аластор непривычно молчалив и странно хмур и задумчив.       Хаск и Ниффти понимают: прогорело. И в прямом, и в переносном смысле.       Даста покидают силы, и он просто падает на пол, хватая ртом воздух. Грудную клетку сдавливает боль когтистой лапищей, настолько сильная, что не выдержать, не унять.       Шарлотта не выходит из образа каменной статуи, и Вэгги тянет её за руку.       — Не надо. — Шарлотта почти не отмахивается, но Вэгги отпускает её локоть. — Помоги Энтони. — Она любит так называть этого демона, ведь если не брать во внимание его грехи, он славный малый.       Вэгги кивает, и сначала тянет Энджела за руку, а затем, понимая, что он не в состоянии встать, просит Хаска помочь ей унести его. Хаск молча закидывает лёгкое тело на плечо и не произносит ни слова, идя следом за девушкой.       Они скрываются в коридорах отеля, слышно лишь хриплое дыхание Хаска и тихое, задушенное хныканье Энджела.       У Чарли сильно кружится голова. Она падает на колени, бессильно, как кукла на веревочках, а Аластор понимает, что «Вот оно».       Отчаяние. Горе. Бессилие.       И совершенно беспомощная и сломленная принцесса Ада у его ног.       Непонятое до конца чувство заставляет достать из кармана заветный ключик и помотать им в воздухе перед лицом принцессы.       Читай, она уже согласна. Согласна на всё, и это как раз то, что нужно. То, что нужно вот прямо сейчас.        — О, милая Шарлотта, — с напускным сочувствием вещает Аластор, прикрыв глаза от удовольствия. — Ты столько пережила, моя девочка, ты столько натерпелась… Скажи, ты готова открыть дверь своим мечтам и впустить их в своё несчастное, безвольное существование, юная леди?       Чарли смотрит снизу вверх, в его лицо, наблюдая плохо скрытый энтузиазм за маской спокойствия. В свете этих глаз и кружащих в ауре рунах различим предмет, о котором она читала в сказках в далёком детстве.       Ключ от той самой двери. И тот, кто её откроет, возымеет власть над всем этим миром.       Наследник Люцифера, чистая душа. Быть может, пророчество — вовсе не сказка, и, если есть ключ, значит, она, Шарлотта, и правда сможет изменить весь мир?       Ведь отчаянные времена требуют отчаянных мер, не так ли?       И она тянется за ключом дрожащими пальцами, но Аластор не даёт. Он прячет ключ за спину и грозит ей пальцем, как маленькой:        — Ну что, так как насчёт сделки?       Аластор протягивает к ней ладонь, и его глаза сверкают тем же пламенем, что догорает в камине.       Сердце Шарлотты бьётся в ускоренном ритме.       — Хочешь мира — готовься к войне! — Вкрадчиво произносит демон.       Шарлотта хватается за окруженную зелёным пламенем руку, как за единственную надежду на спасение.       Что-то внутри ломается, перекраивается, перекрывает фонтан слёз. Она крепко держится за руку в красной перчатке и смотрит демону в глаза. В глаза, в которых та же уверенность, и, даже, как ей кажется, уважение.       Наверное, ей это все снится, раз в контракте с зелёной печатью, в графе «В обмен на артефакт» лишь одна-единственная надпись, гласящая:

«Вечная служба у новой королевы».