Бензин и краска

Маленькая японская хонда глядела на Маттиаса своими потрескавшимися фарами жалобно-жалобно, и Мэтт в полной мере осознавал, отчего так тоскливо произведению японского автопрома. Свечи вот-вот накроются медным ВАЗом, всё, что могло износиться, уже износилось, включая шины, топливный фильтр забит, а сам бак и топливные трубки выглядят так, будто туда заливали суп. Работы — непочатый край. А начинать и не хочется совсем. Хотелось дать машине спокойненько отойти на автомобильную свалку и опрокинуть за неё в баре стаканчик виски, почти с нежностью представляя лучшие её годы. Однако крикливый хозяин машины не брал в расчёт мнение обычного механика. Робкое вразумление, что на деньги, которые он потратит на ремонт, можно сейчас купить две таких же, но совсем новеньких хонды, этот мужик поднял такие визги, что и банши позавидовали бы. Так что теперь за эту малышку в ответе Мэтт. Чудесно, не правда ли? Алекс, наблюдая, как хонда и Вальтер соревнуются на самый жалостливый вид, покачал головой и тяжко вздохнул. — Увидимся месяца через два, да? Полагаю, раньше ты из-под капота не вылезешь. Альфа наградил его сумрачным взглядом и невольно скопировал тяжкий вздох. Алекс был не особенно симпатичным бетой с тёмными веснушками, занимающими 65-70% всей кожи, раскосыми мутными глазами то ли грязно-голубого, то ли серо-зелёного цвета, и сальными русыми волосами. Непримечательный и невыразительный настолько, насколько возможно, но превращающий кусок столь же не примечательного металла в произведение искусства, которое лично Мэтт бы вешал на стены, если б вообще мог позволить себе оплатить работу Алекса. За животрепещущую роспись на машине и цена была соответствующая. Мэтт был одним из тех немногих, которым повезло стать ближе к этому чудику ещё тогда, когда им было по двадцать, в не самое благоприятное время в жизни обоих: Маттиаса вытурили из колледжа, а Алекс баловался травкой и вёл богемный образ жизни. Мэтт не мог больше жить в общежитии, так что некоторое время в поисках работы он жил по ночлежкам для бездомных, по местам, которые иначе как «притоны» назвать невозможно. Там его и нашёл Алекс со странной, трудной для произношения фамилией «Shishkin», предложивший жить у него с условием, что Мэтт будет позировать ему для картин. Как любой нормальный человек, Вальтер отказался от подозрительного предложения незнакомого человека, однако Sasha, очевидно, увидев в метисе немецко-испанского происхождения свою новую музу, был очень упорным. И, в конце концов, ему удалось убедить Мэтта в том, что двойного дна в его предложении нет, и альфа согласился въехать к нему. Всё-таки, имея постоянное место жительства, найти работу куда легче, да и просто спокойнее, когда знаешь, что тебе есть, где переночевать. Вскоре выяснилось, что Алекс совершенно не умеет жить самостоятельно: питался художник той копеечной химией, от которой у него уже давно должна была развиться язва; квартира была захломлена настолько, насколько возможно, и раз в две недели сюда приезжал его старший брат-омега, орал на младшенького, убирал срач и оставлял немного денег на еду; основной доход от заказов Алекс тратил на комунальные услуги, художественные материалы и траву. По дому Алекс расхаживал во многое повидавших тряпках с неотстирывающимися пятнами краски. Да и его руки вечно были в этих пятнах. И всё, к чему он прикасался. То-есть, краска была везде. Сказать, что Маттиас охренел, значит очень преуменьшить его эмоциональную реакцию. Испанская горячая кровь заставила сначала обматерить всё, на чём свет стоит, затем — непосредственно бету с его неумением нормально распоряжаться временем, средствами и, блять, всем, кроме собственной кисточки. Немецкая кровь проснулась в нём уже потом, когда он выплеснул всё негодование, заставляя начать бурную деятельность по облагораживанию жилища, переоеценке приоритетности некоторых вещей и воспитанию непутёвого Алекса. Как-то так и подружились. В какой-то момент жизнь круто развернулась. Алекс, не без посторонней помощи, бросил траву, кисточка в руках сменилась на аэрограф, а заработок невообразимо взлетел, и вот он уже творческий деятель, работающий в частной автомастерской, стремительно набирающей популярность. А Мэтт — скромный механик там же. Он бы не назвал себя мастером, экспертом в машинах, не мог похвастаться высокой квалификацией и богатой теоретической базой, но что-то владельца автомастерской в нём зацепило. Ещё и Алекс, поди, замолвил за него словечко. Самого хозяина звали Мишель Бейли, и даже Маттиас больше походил на хозяина, чем маленький, стройный омега, расхаживающий по мастерской в рваных джинсах и восторженно чирикающий с персоналом. Экстравагантный аквамариновый цвет волос, в тон невозможно-голубым глазам, и тату на бёдрах и запястьях не добавляли авторитетности. Однако запах у него был мало похож на обычные омежьи запахи, лёгкие и мягкие. Омега пах холодным металлом, дорогой кожей, пластиком. Именно так, по мнению Мэтта, пахло бы в новой машине, и оттого, несмотря на свой вид, омега вписывался в атмосферу автомастерской как нельзя лучше. Впрочем, увидеть его здесь было событием нечастым — обычно мастерской заведовал его заместитель. Так и получилось, что Мэтт уже второй год работает здесь, в «Венере», и, в принципе, весьма доволен всем в своей жизни. Кроме этой калечной хонды. — Да не грузись ты так, — Алекс ободряюще похлопал его по плечу и снизу вверх заглянул в тоскливые серые глаза своего друга. — Я верю в тебя, чувак. Ты и не такое с того света вытягивал. Ты сможешь. — Смогу, — горько согласился Маттиас, но, снова взглянув на япошку, отвернулся и поднял руки в международном жесте бессилия перед врагом, направляясь к каморке, прилегающей к гаражу и служащей ему личным кабинетом, если забыть о стеллаже с кучей разнокалиберных болтов, винтов и прочей мелкой, но нужной ерундой. — Но сначала кофе. Схожу к Луи. Тебе взять? — Карамельный латте с двойной порцией взбитых сливок, корицей и шоколадной крошкой, — в миг отозвался бета, воодушевленно шаря по карманам. — И только попробуй за меня заплатить. Я выгрызу тебе кадык, мистер я-такой-щедрый-и-дружелюбный-добряк. Ещё пятёрку накину, если сливки не успеют раствориться в кофе. — Ты должен мне десятку уже только за то, что я запомню этот заказ, — фыркнул Мэтт, стаскивая рабочие перчатки и вытирая руки влажными салфетками. — Эта штука будет сниться мне в кошмарах. — Полегче, плохой парень. О, и черничные маффины купи! Штук пять. Нет, семь! Два себе возьмёшь. В прошлом Мэтт и не подумал бы, что Алекс может быть таким проглотом. Мозг отказывался связывать понятие обжорства с человеком, который мог за два дня единожды поесть лапшу быстрого приготовления и не ощущать за собой никакого скручивающего желудок голода, пока Мэтт не наорёт и не заставит нормально поесть. Но… То, что было сейчас, не в пример лучше. Ухмыляясь одной стороной лица, он молча взял протянутую двадцатку, согнул пополам и сунул в задний карман джинс. — Скоро вернусь. — Помни о сливках! — уже в спину ему кинул Алекс, на что Маттиас махнул рукой и закрыл дверь. С минуту Алекс ещё стоял в мастерской-тире-гараже в абсолютной тишине, разглядывая какие-то столы, ящики и шкафчики у стен будто в первый раз, уже глубоко в своих мыслях, и только затем он вспомнил, зачем сюда пришел и что хотел сказать до того, как увидел молча страдающего друга. Мученические «блять», брошенное в пустоту, вернулось к аэрографу почти сочувственным эхом.