У чёрта глаза слепые

Кроули стоял и смотрел на море. Он даже толком не знал, на какое именно море смотрит — да ему и дела до этого, ровным счётом, никакого не было. Оно и не удивительно — ведь такие незначительные факторы, как место, быстро забываются, когда тебе доступна любая точка на Земле и за её пределами. Вообще-то, если хорошенько задуматься, само море как таковое демон искренне недолюбливал, а вот почему — никто понятия не имел. Даже сам он, если говорить совсем уж честно. Просто море казалось ему чем-то… далёким. Не небо, до которого было всего-то рукой подать, не вроде бы бесконечная дорога, на которой прожил, на самом деле, не одно тысячелетие — а именно море, тихое и бесконечно глубокое. Море, которое почему-то напоминало для Кроули глаза Азирафаэля. Голубые с каким-то стеклянным проблеском, они были сродни мутному отражению в морской воде. Они были простыми и смотрели «поверхностно», но в то же время хранили в себе множество тайн — прямо как сам Азирафаэль. Чертовски сложно, но Кроули это нравилось. Ему нравился Азирафаэль — не море, нет. Море — лишь слабая пародия, потому что оно появилось гораздо позже его глаз. У самого Кроули глаза были совсем не такими, и он не хотел, чтоб их видели — потому и прятался за чёрными очками. Трусливо, паршиво, не по-дьявольски. Нет-нет, так нельзя. Это совсем не в его духе. Кроули был, есть и навсегда останется демоном лучшей марки. Ведь он никогда и ничего не боялся, верно? Всегда боялись его самого — ему это нравилось, нравилось наблюдать за тем, как с благовенным трепетом глядят на его работу и мысленно надеятся, что до них самих не дойдет. Ему нравилось то, как им восхищались, как обожали его. Ему нравилось видеть, как подкашиваются у других ноги от страха — однако сам он, о черт возьми, чувствовал себя не намного лучше, когда дело касалось Азирафаэля. Кроули знал, что любовь ангела давно уже перешла границы дозволенного. Что стерлась черта Ада и Рая, что белое смешалось с чёрным и стало серым. Что там — на верху и в преисподней — всем глубоко плевать, потому что ничто никого уже не интересует. Вот только, как бы оба не отрицали это, Зло и Добро все ещё существовало, и существовало не по стандартам старых сказок. «Иногда Зло все же может победить», — и это был именно тот самый случай. Кроули целиком и полностью состоял из зла. Его зло можно было бы сравнить с дешёвым, крашенным и слегка подбитым стеклом — делается легко, всем нравится, всем хочется. Яркое, экстравагантное и неповторимое — таким было настоящее зло от Кроули с персональным автографом в блестящей бумажной упаковке. И все оно, все это пестрое, цветастое и в высшей степени извращенное зло было собрано в этих чёртовых жёлтых глазах с тёмными прорезями-зрачками, которые дьявол так глупо прятал за солнцезащитными очками, потому что стыдился — стыдился, когда дело казалось Азирафаэля. Глаза его были такими же, как и его зло — яркими и блестящими стекляшками, сродни рыночной бижутерии. Он не мог смотреть с нежностью и любовью, в нем не было этого и не будет никогда. Одно лишь стекло, которым Кроули беспощадно ранил и ранил каждый день. И всё, что ему теперь в конечном итоге осталось, так это заливать свою черную душу вином — таким же дешёвым, как и его зло — да сдвигать очки ближе к переносице. *** Демон устало прикрывает глаза. — Будь я проклят. Да только куда уж — ещё больше? И так голова уже слетела с катушек, а сознание одичало, обезумело, озверело. Только Азирафаэль, только он мог справляться с настоящим Кроули, только он терпел его, только он уживался с ним. Только он любил его жёлтые, змеиные глаза — вечно пьяные, вечно злые. И только ему — этому глупому, наивному ангелу — приходило в голову назвать эти самые глаза «красивыми». Однажды он, впервые взглянув в них, сказал: — Безумно красиво. Но в ответ Кроули лишь тихо фыркнул. Да уж, красноречивость — не его лучшая сторона, да что поделать? У каждого свои недостатки, и тут ничего не попишешь, как ни старайся. У Кроули недостатков было — хоть отбавляй. На любой вкус и цвет, как говорится в народе и как частенько говорил об этом Азирафаэль, однако даже в этом неоспоримом, на первый взгляд, факте демон находил свои преимущества и завсегда объяснял свои поступки — или, лучше сказать, проступки — одним простым утверждением о том, что с ним всегда весело и что непредсказуемость ещё никому не вредила. А ангел на это только тихо улыбался и говорил, что Кроули, несмотря ни на что, всё равно самый лучший. *** «Безумно красиво…» — повторял, бывало, про себя эти слова уже сам Кроули, вертя в руках бутылку дорогого французского «Бордо» черт знает какой выдержки — чем старше, тем слаще. «Безумно…» — стоит убрать всего лишь одно слово. И вот она — чистая и неприкаянная правда, без фальши и сентиментов. Та правда, о которой не говорят, как это обычно бывает в подобных случаях при разговорах по душам за бокалом «игристого», а та, о которой сидят да помалкивают. И, как не верти эту самую правду — хоть сверху вниз, хоть справа налево — а она всё так же останется одинаковой что у самого Кроули, что у Азирафаэля — различие только в том, что трактуют они её по-разному. Ангел — тот целиком и полностью отдан и предан. Кто-то бы мог сказать, что тут заиграла подчистую его натура, но сам он был твёрдо уверен в том, что не стал бы терпеть и выкладываться на всю катушку, будь рядом с ним, к примеру, кто-то другой. А Кроули — это другое. В разы хуже, пафоснее и пьянее. Демон — так и вовсе не знал, на кой-черт променял свое пекло, отдав предпочтение тихой и уж точно не дьявольской жизни. Он даже не был уверен, что поступает правильно по отношению к ним обоим — однако нутром чувствовал, что всё так, как и должно быть. А «правильно» — это забота Азирафаэля. Пусть он решает, что правильно, а что нет. А Кроули послушает-послушает, да и сделает по-своему. Так уж вышло, что оба они чересчур разные. И глаза у них тоже разные. У Азирафаэля — как море, которое Кроули так не любил. А Кроули — как огонь из Преисподней, с которым Азирафаэлю было так тяжело. Невыносимо тяжело. И Кроули прекрасно знал, что однажды Азирафаэль всё-таки не выдержит. Уже не выдерживает. Их «великая» любовь — гореть бы ей в Аду — иссякает, превращается в пепел, уже истраченная до предела. А Кроули… Да что — Кроули? Кроули этого, наверное, даже толком не замечает. Не даром же говорят — «у чёрта глаза слепые». А Кроули у нас — кто? Кроули у нас — первоклассный чёрт. Ему всё равно — и плевать, что где-то там внутри что-то болит посильнее ожогов от Адского Огня. Гори всё, хоть мир — рухни, а он даже ухом не поведёт. Он просто стоит и смотрит на море. И ему хорошо.