ОДИН
— Тебе пришлось принести все свои манги? Чонгук пытается посмотреть на Сокджина, держа в руках башню из картонных коробок, но терпит неудачу. — Мы действительно должны поговорить об этом прямо сейчас? Они доходят до последних нескольких коробок, начав сначала с самых тяжелых, — пакетов с одеждой, чемоданов и всевозможных сумок — и добрались до «неприличного» количества безделушек. Множества игровых систем Чонгука, всех его видеоигр, всей его манги и комиксов. — Я просто говорю, что у нас такие уже есть. — Я же не прошу тебя избавиться от своих кукол, — легкомысленно бросает Чонгук. — Я даже не жалуюсь на то, что они смотрят на нас, когда мы занимаемся сексом. — Они коллекционные. — Они стрёмные. — Они милые, — спорит Сокджин, придерживая ногой входную дверь, чтобы Чонгук мог проскользнуть внутрь. Когда он это делает, они оба одновременно глубоко вздыхают и поднимаются по лестнице. Сокджин идет впереди. — Это ты так думаешь, но был ли у тебя когда-нибудь испорчен потрясающий оргазм из-за того, что ты открыл глаза и столкнулся лицом к лицу с Koopa Troopa³? Так вот, у тебя такого не было. — Мх… хм… К этому можно привыкнуть. Поскольку жизнь Чонгука прекрасна, лифт в доме Сокджина оказывается на ремонте, так что пришлось тащить несколько тяжеленных коробок на семь этажей вверх. Это определенно не лучшая обстановка, в которой он хотел бы попотеть с Сокджином, но, по крайней мере, он получает удовольствие, когда старший, вспотев уже на третьем этаже, отказывается от своей толстовки в пользу черной майки. — Тебе пришлось жить на седьмом этаже? — Мне нравится вид. Чонгук поправляет коробки, чтобы увидеть зад Сокджина и капли пота, стекающие по его шее вниз. Он оценивает напряжение мышц Сокджина. — Вид переоценен. — Хах… Я припомню тебе это в следующий раз, когда ты будешь умолять меня трахнуть тебя перед окном… оу, извини! Сокджин замирает на лестничной площадке, и Чонгук останавливается на полпути позади него. Одна его ступня стоит на последней ступеньке, а другая — ниже, на предыдущей. Нога Чонгука располагается достаточно удобно, чтобы он мог опереть коробки о край колена хотя бы ненадолго. — Не стоит извинений, просто, видишь ли я… — Всё в порядке. — Другой голос перекликается с коротким смешком. Это успокаивающий голос, мягкий, расслабленный и добрый. Незнакомец. Сокджин извинился перед кем-то еще? Что ж, черт возьми, посмотрим, будет ли он ещё получать утренние минеты. Голос продолжает: — Ты ведь не съезжаешь, правда? Нам нравится видеть тебя здесь. Сокджин снова смеется. Сегодня он весь день хихикает, и хотя в глубине души Чонгук знает, что это из-за него, но он не может знать наверняка. — Нет. Ко мне переезжает парень. — Парень? В самом деле? Ой, что я делаю? Позвольте мне вам помочь. — Тебе не обязательно это делать, у тебя ведь есть… — Всего одна коробка, Сокджин. Кроме того, я хочу увидеть того печально известного парня. — Незнакомец говорит необоснованно взволнованно. Затем следует какое-то движение, и одна коробка из башни оказывается в маленьких руках, открывая вид на красивое лицо и глаза-полумесяцы. Ну, привет, незнакомец. — Оу, да ты милашка! — Спасибо, — Чонгук говорит это так, словно задает вопрос. Человек, теперь неся коробку с настольными играми, оглядывается и улыбается ему. Чонгук кивает на коробку. — И еще раз спасибо. — Не стоит. Добро пожаловать в наш район. Наконец, они снова начинают подниматься по лестнице, и колени Чонгука буквально плачут от облегчения. Сокджин окрикивает их обоих на каждом шагу. — Чимин какое-то время был моим соседом, он и его парень — хорошие люди. — Недостаточно хорошие, чтобы ты принял наши приглашения на ужин. — Чимин немного поворачивается и смотрит на Чонгука. — Мы приглашали его множество раз. — И в миллионный повторяю: дело не в вас, а во мне. Жизнь редактора слишком занятая. Чонгук усмехается. — Если под словом «занятой» ты подразумеваешь, что большую часть своих рабочих дней ты смотришь фильмы на CinemaSins⁴ и активно избегаешь настоящей работы, то да, ты очень занятой. — Поосторожнее с выражениями. — Ах, — Чимин выдыхает смешок. — Что ж, тебе здесь понравится. Спокойный район, повсюду отличные рестораны, и здесь нет придурков. Есть только частично придурки. Чимин помогает им с последними коробками и безделушками Чонгука — «Кому, черт возьми, нужны три разных скейтборда?» — и только тогда Чонгук может хорошенько его рассмотреть. Он ниже его, но совсем не маленький за счёт своего подтянутого тела и сногсшибательной улыбки, которая намекает на его неординарную личность. Они пожимают друг другу руки. — Я до сих пор не знаю, как тебя зовут, — подмечает Чимин, все еще пожимая руку Чонгука, и не отпускает её, пока тот не произносит своего имени. Потом повторяет. Медленно. — Мне нравится. Чонгук, запыхавшись, мычит в ответ, все еще чувствуя легкое головокружение после подъема по лестнице. Чимин ставит коробку на обеденный стол. Чонгук кивает в её сторону. — Спасибо за помощь. — Без проблем. Что ж, если вам двоим ещё понадобится помощь, я буду прямо за соседней дверью. — Конечно. — Чонгук оглядывается на коробку, которую нес Чимин, замечает его пакет с покупками, все еще стоящий сверху, и хмурится. Два быстрых шага, и он тут же хватает сумку, и либо из-за усталости, либо из-за нервов его хватка ослабевает. Пакет падает. Оттуда тюбик за тюбиком выпадает смазка разных вкусов со множеством разноцветных этикеток. Красная вишня, синяя малина, розовый персик, желтый банан… Кто, черт возьми, вообще любит банановую смазку? Никто в здравом уме не любит лубрикант со вкусом банана. Чимин ныряет вниз и начинает собирать все это обратно в сумку. Он продолжает так же улыбаться, но щеки становятся светло-розовыми. Чонгук знает, что хорошими манерами будет наклониться и помочь, но он не может пошевелиться и лишь пытается не представлять, что Чимин пользуется этим в одиночку. Вот дерьмо. Слишком поздно. — Прошу прощения за это, — на автомате говорит он. Чимин встает на неустойчивые ноги, крепко сжимая сумку в руке. Он улыбается, как будто что-то знает, и выходит, не говоря ни слова. После того, как каждая коробка была распакована и каждая видеоигра Чонгука помещена на экран с коллекцией Сокджина, после того, как вся его одежда была сложена в ящики и повешена в шкафу, они пошли принимать ванну. Сокджин моет волосы, а Чонгук думает, что ему следовало переехать сюда раньше. — Я могу и привыкнуть к этому, — бормочет он Сокджину в полудрёме. — Ты должен, — бормочет в ответ Сокджин, и они оба, все еще теплые, засыпают в объятиях друг друга. Ровно на пятнадцать минут. Спустя именно столько времени слышится шум. Скрип. Сначала подсознание Чонгука думает, что это хомяк, бегущий в ржавом колесе. Но в конце концов с настойчивым шумом приходит пробуждение, возвращая его к жизни, и он понимает, что это на самом деле. Это неоспоримо. Чонгуку приходилось иметь дело с последствиями этого шума, когда он пригласил Сокджина навестить своих родителей, и они не могли, все еще находясь в фазе медового месяца, прожить одну ночь друг без друга. Ему приходилось иметь дело с этим в колледже, когда к его соседу по комнате приходили различные девушки, независимо от того, был там Чонгук или нет. Чертовы пружины матрасов. Сокджин ворочается рядом с ним. — Это?.. Сокджин приглушенно мычит. — Да. Просто не обращай внимания. Так они лежат какое-то время. Ритм скрипящих пружин отправил бы Чонгука обратно в сон, если бы он должным образом делал своё дело и игнорировал образ, приходящий вместе с ним. И хотя это трудно не представить — во всем существовании Пак Чимина есть что-то невероятно милое, но одновременно с этим и очень греховное, — но ему удается. И тут слышится стук. В буквальном смысле этого слова. Стук. Прямо в стену. Что-то тяжелое и твердое ударяется об нее в определенном ритме: передняя спинка кровати. — Они действительно решили заняться этим сегодня? Чонгуку приходится немного поднять голову и посмотреть на Сокджина, потому что этот ублюдок звучит лишь наполовину впечатленным. Когда он это делает, он видит, что глаза Сокджина все еще закрыты. Он снова опускает голову. И, может быть, от напряженного дня, заставившего чувствовать себя взволнованно, или от переезда — не важно, что бы это могло быть, Чонгук обнаруживает, что почти может — почти — снова заснуть. Но затем слышатся стоны. Во-первых, они высокие и короткие, как бы приглушенные, словно кто-то пытается быть тише, но знает, что это безуспешная попытка. Непристойные стоны прямо из сокджиновской коллекции порно, которой, как он заявляет, у него нет, но Чонгук чертовски хорошо знает, что на самом деле хранится в папке, подписанной эмоджи в виде золотой звезды. Стоны протягиваются и уже теперь сопровождаются указаниями. — Да, да, да. Ах, да — блять! Не останавливайся, боже мой, пожалуйста, не останавливайся. — Зачем мне останавливаться? — Я не знаю. — Голос, который Чонгук легко узнаёт, когда Чимин вновь издаёт новый непристойный стон, на этот раз приглушается подушкой или, возможно, чем-нибудь другим. — Я не знаю, почему ты делаешь то, что делаешь, Тэ, но просто не останавливайся. — Но я не собирался… — Молчи. Чонгук переворачивается, хватая с собой подушку, и закидывает её на голову, крепко прижимая. — Это не сработает, — слышится голос Сокджина. — Я пробовал это в самый первый раз. — Блять, ах!.. Глаза Чонгука резко открываются, и он меняет положение на сидячее. Неудивительно, что при первой встрече что-то в голосе Чимина показалось ему знакомым. Это случилось несколько месяцев назад, когда он проспал и произошло нечто похожее — писк и стоны создали импровизированный будильник. Он благодарен, что не смог определить то, что было так знакомо в голосе Чимина ранее, иначе он просто не смог бы смотреть ему в глаза. Гораздо более глубокий голос переплетается со стонами Чимина. Он звучит почти мило, словно умоляя, если возможно, пожалуйста, заткнуться. Но, очевидно, если его стоны резко переходят в крики, Чимин не из тех, кто любит делать то, что ему говорят. — Иисусе… Сокджин едва поворачивается к нему лицом, открывая один глаз. — Не Иисус. Только Чимин и Тэхён. — Сэр, — Чонгук опирается на локти и сужает глаза. — Вы забыли упомянуть эту ужасную информацию до того, как я переехал. — Разве? Об этом писалось в брошюре. — Я этого не видел. — Мелким шрифтом: «громкие соседи». Я не мог выразиться яснее. Просто дай им закончить, все в порядке. — Нет, поговори с ними. Расскажи им об этом новом явлении, которое называется «манеры», и спроси, заинтересованы ли они в этом. Они твои соседи. Сокджин качает головой. — Они наши соседи, малыш. И тебе никогда не приходилось иметь дело с жизнью в многоквартирном доме, окей? Ты не знаешь этикета соседей, поэтому я тебе скажу: ты не можешь просто постучаться к ним в дверь и сказать, чтобы они перестали шуметь. — Почему нет? — Неудобные поездки на лифте, естественная реакция возмущения, означающие, что они возвращаются назад и занимаются сексом еще громче. — Делали ли они когда-нибудь подобное с тобой? Я думал, они хорошие соседи, которые всегда приглашают тебя на обед, предлагают свою помощь и тому подобное. Джин перекатывается на бок и наконец открывает глаза, вызывающе глядя на Чонгука. — Это потому что я не возмущался по поводу громкого секса. Чонгук мычит. — Ну, теперь они и мои соседи тоже. И я скажу им, чтобы они заткнулись. Если Чонгук постоит в коридоре ещё хотя бы пять минут, есть шанс, что Сокджин подумает, что он пытался, и позволит ему вернуться в постель без особых поддразниваний. Но он почти уверен, что Сокджин всё узнает, даже когда скрип и раскачивание каркаса кровати не прекратятся. Так что Чонгук дает себе ещё пять минут, чтобы просто пялиться на дверь Чимина и стараться не спугнуть себя. Ни один мужчина не должен стучать в дверь другого мужчины, чтобы предупредить его о его сексуальной доблести. Это просто неправильно. Но это несомненно лучше, чем ничего не делать и ждать, пока кто-нибудь придет. Так что Чонгук стучится. И, когда эта дверь открывается, он сожалеет, что не подождал ответа тридцать секунд и не убежал так быстро, как только мог. Потому что парень напротив, стоящий на пороге между своей квартирой и коридором, не удосужился надеть ничего, кроме крошечной пары красного нижнего белья, оставаясь все еще очень, очень… возбужденным. Чонгук смотрит на выпуклость и делает это слишком долго, но не может заставить себя оторвать взгляд, зная, что должен, потому что она большая, а потом просто… — Да? — Я… — Чонгук наконец-то смотрит на него и тяжело сглатывает. Парень молод, примерно такого же возраста, как и Чонгук, и у него невероятная улыбка, сравнима с теми тремя солнцами на той новой далёкой планете. Он выглядит послушным и безобидным, совсем не как парень, которого только что оторвали от орешка. — Гм… — Эй, это ведь ты тот новый сосед Сокджина, верно? — Его улыбка становится шире. — Чимин рассказал о тебе. Милашка. — Ага, — Чонгук почесывает затылок. В течение нескольких мгновений в воздухе слышится лишь сбитое дыхание Тэхёна, который все еще пытается отдышаться, биение сердца Чонгука, звенящее в ушах, и доносящиеся из стереосистемы тихие звуки Sade. — Слушай… — Между прочим, моё имя Тэхён. Тэхён протягивает руку, но тут же, хорошо обдумав своё решение, невероятно быстро отдёргивает её, но этого мало, чтобы избавить Чонгука от чудовищных образов, которые будут являться ему в кошмарах всю оставшуюся жизнь. Рука Тэхёна, большая и всё ещё сжатая в кулак, скрывает покрытый смазкой презерватив, то есть: самый ужасный образ, который Чонгук не мог представить даже в своих дичайших мыслях. — Извини. Чонгук моргает. — Пожалуйста, будьте немного потише. Мы пытаемся заснуть, и это просто… Вы, ребята, типа очень громкие. Тэ даже не выглядит обеспокоенным. У Чимина, по крайней мере, хватило приличия немного покраснеть, когда вся его смазка вывалилась на пол. Но это не про Тэхёна. На его лице ни на секунду не проскакивает ни малейшего проблеска смущения. Вместо этого он снова улыбается. — Да, конечно… — Тэхён-а! Тэхён подпрыгивает на месте. Он оборачивается лишь на секунду, прежде чем обратно повернуться к Чонгуку лицом. — Извини, Чиминни очень нетерпеливый человек, было приятно познакомиться с тобой. И, о, подожди! — Нет, я действительно не хочу… Дверь закрывается перед его лицом, и он проглатывает остаток своего предложения. Он знает Тэхёна всего шестьдесят секунд, и парень уже успел заставить его пожалеть о своем новом месте жительства. Дверь снова открывается, и Тэхён сует ему в руки тарелку. — Чимин приготовил это для тебя. Подарок на новоселье, если позволишь. — Тэхён наклоняется вперед. — Но, только между нами, никто из нас не особенно хорош ни в чем ином, как в поедании еды. Так что это немного… Не говори ему, что я это сказал. Мне пора, приятно было познакомиться. Чонгук переводит взгляд на блюдо. Какая-то запеканка, которая выглядит одновременно полусырой и подгоревшей. И, глядя на всё это, Чонгук может думать лишь о том, использовал ли Тэхён руку с презервативом, хватая её, или нет. Когда Тэхён не спеша возвращается в спальню, принимая своё исходное положение прежде, чем Чимин хнычет от нетерпения, он шепчет: — Тебе действительно лучше молчать, иначе мне придется заткнуть тебе рот твоими же трусиками. — Извращенец.ДВА
Чонгук не ненавидит свою жизнь. Ему она действительно нравится. Конечно, время от времени он будет читать о каком-нибудь вундеркинде, изобретшем лекарство, способное изменить мир, или о новом режиссёре, быстро сделавшем себе имя, а потом он обязательно услышит этот крошечный голос, кричащий изнутри, твердящий ему о том, что он недостаточно хорош, спрашивающий его, что, черт возьми, он делает со своей жизнью. Но по большей части его устраивает собственная жизнь и возможность не торопиться с карьерным ростом. И он, будучи обычным человеком, должен напоминать себе каждый день, что в этом нет ничего плохого. Ко всему прочему, и в жизни обычного человека можно отыскать свои преимущества. Но дни, похожие на этот, — это те дни, когда он предпочел бы прекратить свое существование, нежели пойти на свою обычную работу, где с ним обращаются как с дерьмом. Быть баристой — это здорово, потому что готовить напитки, несмотря на раздражительность клиентов, одновременно и весело и расслабляюще. Но раздражительность клиентов — это зачастую единственное, что порождает в нем мысли бросить работу в пользу профессиональной лени. Когда он входит в свою квартиру, прямо в кабинет Сокджина, и садится на колени старшего, он почти чувствует себя хорошо. Тут же поднимается рука и сжимает его бок. — Плохой день? Чонгук кивает ему в шею. — В тебя когда-нибудь бросались экстра горячим карамельным макиато потому что он «слишком холодный»? Сокджин издает звук сочувствия, притягивает его ближе и крепко сжимает в своих руках. От него исходит запах освежителя воздуха с ароматом сакуры. — Хочешь, чтобы я убил их за тебя? — А ты можешь? — Ага. Просто нужна помощь, чтобы надёжно спрятать тело. — Я знаю одно место. — Не беспокойся об этом, убийство всё равно лежит на мне. Мы заставим Джэхвана спрятать тело, прежде чем сбежать в Аргентину. Чонгук на это лишь смеется, и смех этот искренний, приподнимающий уголки его губ и заставляющий чувствовать лёгкость в груди. — Ловлю тебя на слове. Когда Чонгук впервые сказал Югёму, что планирует встречаться с Сокджином, тот безжалостно дразнил его по этому поводу. — Ты имеешь в виду, что все то время, которое ты провел у него на коленях, вы еще не встречались? — Он засмеялся и толкнул Чонгука в плечо. — Я шучу, вам, ребята, хорошо вместе. Тебе нравится вести себя как ребенок, а ему — баловать тебя. Это правда. Сокджин иногда относился к нему больше как к ребенку, о котором нужно заботиться, нежели как к своему парню. Но такое происходило не так уж и часто. Извращенская часть природы Сокджина не позволяла ему обращаться с Чонгуком как с ребенком двадцати четырех лет. В конце концов, чаще всего он будил Чонгука пощипывая и подёргивая его за соски. Но даже в этом случае он хорошо заботился о Чонгуке, и еще лучше заботился о нем после тяжелого дня. Несмотря на то, что крайний срок завершения работы над фильмом уже близок, Сокджин откладывает монтаж, чтобы подготовить для Чонгука ванну. Он включает на фон саундтрек к фильму «Почти знаменитость» и зажигает свечи. Сокджин серьезно относится к утешению после ужасного дня. И когда Чонгук выходит из ванной, его ждет большая, хорошо приготовленная квадратная пицца, половина которой запечена с кусочками ананаса. В гостиной перед большим экраном телевизора установлен PS4, где включенный Overwatch⁵ уже ждет его. Он засовывает руки в карманы одного из халатов Сокджина. — Господи, ты и вправду меня любишь. Сокджин пожимает плечами. — Ты в порядке? Ну же, давай поиграем. Проходит пятнадцать минут игры, когда Чонгук забывает, почему он вообще был расстроен. Звук гнусавого голоса клиента и ощущение горячего взбитого молока становятся всего лишь воспоминаниями о далеком прошлом. Проходит час, когда Чонгук со своего первоначального положения на диванной подушке перемещается в свое любимое и самое ценное — на колени к Сокджину. Идёт уже третий час, когда они доедают пиццу. Сокджин прижимается подбородком к плечу Чонгука, держа руки на его талии, и все еще справляется с джойстиком, как будто у него есть шанс на победу. Проходит четыре часа, когда Чонгук начинает терять к этому интерес, еще больше откидываясь на грудь Сокджина и поворачивая голову, чтобы поцеловать старшего в челюсть. Он одним глазом следит за игрой, почти не обращая на нее внимания и почти не играя, в основном сосредоточившись на том, насколько тепло кожа Сокджина ощущается на его губах. Сокджин медленно поворачивается, не отрывая глаз от экрана, и вместо этого ловит губы Чонгука. Он целуется с бо́льшим энтузиазмом, приоткрывая губы и покусывая Чонгука. Чонгук мычит. — Сделай паузу. — Нет. — Остановись. Давай же. Сокджин немного наклоняется и целует Чонгука в шею, открывая рот и используя свой дурацкий язык, которому, как утверждает Чонгук, лучше находиться в его рту (хотя это не всегда так). — Ну, зачем? Может, после того, как я побью свой рекорд? — Продолжишь, когда я побью свой. Ставь на паузу. Чонгук отворачивается, быстро останавливает игру и, откидывая оба джойстика на столик, разворачивается на коленях Сокджина. Он возвращается к поцелуям, не тратя время на беспричинные прелюдии и поддразнивания, как это любит Сокджин. Он вылизывает рот старшего изнутри, надавливает, пока Сокджин не ложится, обнимая Чонгука за талию. Он действительно знает, как сделать плохой день хорошим. Поцелуи вовсе не возбуждающие и жаркие, обычно приводящие к тому, что у Чонгука болит горло, а у Сокджина — шея. Они мягкие. Нежные. И это все, в чем сейчас нуждается Чонгук. И он, вероятно, продолжал бы получать от этого удовольствие. Но затем что-то ударяется о стену и, словно по часам, раздается крик, который, должно быть, принадлежит Тэхёну. — Что за хрень? — Тебе больно? — Нет, но… предупреждай в следующий раз. — Я сказал тебе, что вхожу. — Я думал, ты… блять! Они поворачиваются, чтобы взглянуть друг на друга, и глаза Сокджина внезапно становятся сочувствующими. Чонгук качает головой и позволяет себе упасть на грудь Сокджина. — Я не смогу сегодня. — Нет, нет, — Сокджин садится и мягко отталкивает Чонгука от себя. — Сегодня я позабочусь об этом. У тебя уже был дерьмовый день, я не собираюсь заставлять тебя справляться с ними. Проходит много времени, пока кто-то не подходит к двери. Сокджин пытается и успешно проваливается в том, чтобы не представлять, что происходит, но исходя из того, что он услышал, кто-то, должно быть, впервые испытывал роль пассива. Он ждет, выжидает и едва ли не стучит снова, когда Чимин открывает дверь и уклоняется от кулака с самой раздражающе милой улыбкой, которую только может иметь человек. — Привет, хён. — Привет, — невозмутимо отвечает Сокджин. — Пожалуйста, перестаньте так громко трахаться. Грудь Чимина вздымается, когда он наклоняет голову набок. — Мы не трахаемся. — Чимин… — Мы пока ещё не трахаемся. — Послушай, ты знаешь, я обычно не осмеливаюсь рассказывать вам, ребят, как жить своей сексуальной жизнью, но у Чонгука был дерьмовый день, и что бы вы ни делали — остановитесь прямо сейчас: я не хочу об этом знать — это не поможет. Так что, пожалуйста, клянусь, это единственный раз, когда я побеспокою тебя по этому поводу, но сегодня вечером будь с ним помягче. Чимин закатывает глаза. — Не то, чтобы у него никогда не было дилдо в… — Стой. Будь помягче с Чонгуком, вот что я имел ввиду. А со своим парнем делай что хочешь, он твой. — Ох, — робко улыбается Чимин. Затем его лицо становится серьезным, и он прислоняется головой к дверному косяку. — Но, послушай, у Тэхёна сегодня тоже был плохой день, я просто пытаюсь ему помочь. Сокджин чертовски хорошо знает, что мог бы потратить час или около того, перечисляя все возможные вещи, которые Чимин мог бы сделать, чтобы подбодрить Тэхёна. И, как ни странно, ни одна из них не включает в себя использование фаллоимитатора. Но он только вздыхает. — В следующий раз, просто… Знай, что мороженое могло бы помочь с этим справиться. — Я уже давал ему мороженое, — бросает Чимин, пристально глядя ему в глаза все десять секунд, после опуская пропитанный подобием стыда взгляд в пол. — Затем я как бы пососал его член, и это действительно помогло поднять ему настроение. Сокджин сужает глаза. — Есть такая вещь, как переизбыток информации, и многие могут сказать, когда люди перегибают с этим палку. Просто на будущее. Чимин мычит. — Хорошо. Извини. Я скажу ему, чтобы он заткнулся. — Спасибо. Правда, я ценю это. Когда Сокджин собирается уйти, Чимин снова его окликает. — Скажи милашке, чтобы не грустил, хорошо? — Я скажу, — кивает Сокджин. — С Тэхёном тоже будь помягче. Чимин хочет поднять руку и коснуться своего лба, вероятно, готовый сказать что-то дерзкое, по типу «да, капитан», но такое движение обычно выглядит куда лучше без фаллоса в руке. Сокджин давится при его виде, а Чимин подпрыгивает на месте и прячет руку обратно за дверь. — Господи Иисусе, спокойной ночи!ТРИ
Тэхён так долго встречается с Чимином, что его друзья часто задаются вопросом, почему они все еще вместе в современном мире десятисекундных отношений и десятиминутных браков. Его несколько раз спрашивали, как они это делают — продолжают оставаться такими ласковыми и никогда не устают находиться рядом друг с другом. И Тэхён никогда не знал, что им ответить. Конечно, он видел, как многие его друзья меняли партнеров словно нижнее белье, встречались с людьми и, не задумываясь, бросали их. Но у него просто не было желания. Чимин все еще заставляет его чувствовать себя свежей газировкой. Что бы это ни значило. Чимин продолжает осыпать шею Тэхёна ленивыми поцелуями. Тэхён удовлетворенно мычит. — Твои губы напоминают гусениц. Чимин отстраняется и хмурится. — Гусеницы мохнатые. Ты называешь мои губы мохнатыми? — Не мохнатыми, — Тэхён упирается на локти и кладет руку на поясницу Чимина, мягко надавливая, пока Чимин не прижимается к нему. — То есть у тебя на подбородке есть симпатичный персиковый пушок, но я не это имел в виду. — Сейчас как раз самое время объяснить, что ты имел в виду. Тэхён обеими руками обнимает Чимина за спину и гладит его по щеке. — Гусеницы щекочут. И, знаешь, они делают это так приятно, словно… ты когда-нибудь позволял кому-нибудь ползти по себе ненадолго — так сойдёт? — Нет, но тебе повезло, что ты все время говоришь глупости, а я все еще люблю тебя по какой-то причине. Они наклоняются друг к другу, Чимин немного приподнимается, чтобы продолжить целоваться, делая это так, будто у них есть все время в мире. Они оба, едва касаясь чужих губ с каким-либо нажимом, просто позволяют ртам открыться и соприкасаться. Они примыкают друг к другу исключительно поцелуями шепотом⁶. Тэхён снова открывает рот и откидывается на спину, когда Чимин начинает лизать его нёбо и посасывать нижнюю губу. — Это потому, что я такой неотразимый. — Ага, заткнись. Чимин кладет руки по обе стороны от лица Тэхёна и действует настойчивее, сминая его губы своими, словно они его цель. Тэхён хочет сегодня чего-то язвительного, может быть, отметить, насколько сильна его неотразимость, видя, как Чимин, кажется, не может держать руки при себе, но Тэ не дурак, чтобы портить этот момент. Он жадно хватает Чимина за задницу и сжимает ее, потому что ему нравится наблюдать за тем, как Чимин наполовину стонет и наполовину хнычет, а после чувствовать, как напрягается тело старшего, требуя больше ласки. Он целует в ответ с таким же рвением, и Чимин раздвигает ноги, усаживаясь на бедра Тэхёна и едва прижимаясь к нему. — Ты ненасытный, — наконец бормочет Тэхён. Почти все первые впечатления Тэхён испытал с Чимином. Он впервые поцеловался с ним под обеденным столом в возрасте десяти лет. В тот день они оба позаимствовали принадлежащие старшему брату Чимина детали для эксперимента с микроволновой печью и прятались под столом от его гнева. И внезапно Чимин быстро клюнул Тэхёна, скидывая все на большую вероятность умереть сегодня от чужих рук. Он потерял свою девственность с Чимином, и, хотя на бумаге это звучит романтично, на деле это, пожалуй, самая неприятная вещь, которая когда-либо с ним случалась. И это же чуть не разрушило их дружбу. К счастью, он был неотразимым, а Чимин — ненасытным. Гребанное совпадение, задуманное небесами. Чимин сидит, все еще седлая его, и улыбается. — Ты устал? — Не слишком устал для всего того, о чем ты сейчас думаешь. Не прошло и пяти минут (Тэхён хорош в прелюдиях, но Чимину не хватает терпения), как они оба раздеваются догола, и сейчас Чимин находится на том этапе, когда едва ли не готов умолять себя трахнуть. Затем спустя шесть минут на Тэхёна нападают — Чимин набросился на него за то, что он позволил закончиться их смазке. Это даже не его вина. Кроме того, он был совершенно уверен в том, что у них заканчивается смазка во многом из-за того, что Чимин любит весело проводить время в одиночестве. — Перестань меня бить! — кричит Тэхён, подняв руки. — У нас есть кондиционер в ванной, мы могли бы использовать его. — Я не стану наполнять свою задницу кондиционером для волос. — Но тебе не обязательно, это моя работа — ой! Хорошо, еще у нас есть оливковое масло. — Нет! — Кунжутное масло? Скатываясь с него, Чимин стонет и начинает медленно натягивать одежду. Он делает это так неспешно, словно намекая на то, что он действительно хочет, чтобы Тэ остановил его и утешил общением — уверенностью в том, что проблема вскоре будет решена. Тэхён быстро реагирует. — Ладно, подожди, подожди… Я могу спросить у Сокджина, уверен, у него найдется. — Ну… Ладно. Но я действительно не хочу, чтобы они знали, что мы занимаемся сексом. Тэхён ёрзает. — Ну, они вроде как первые в очереди, чтобы дать нам взбучку. — Мы были не настолько громкими. — Сумин и Юбин написали нам записку. — И? Мы всегда получаем записки. — Малыш, они живут на четыре этажа ниже нас. Чимин вздыхает, но, по крайней мере, он перестает пытаться снова одеться. Он откидывается на спинку изголовья, прижимая подушку к груди. — Хорошо, иди. Самое важное в том, чтобы встречаться с Чимином, и Тэхён всегда об этом говорил, это то, что Ким чувствует себя самым удачливым человеком в мире. Это значит, что большая часть его удачи включена в их отношения. Из чего следует то, что одновременно с этим его удача во всех остальных случаях очень и очень невелика. Ведь, если бы ему повезло сейчас, дверь открыл бы Сокджин. Вместо этого он видит Чонгука. Милого, очаровательного, но довольно сурового Чонгука. Тэхён улыбается. — Хэй, как дела, бро? Чонгук не улыбается в ответ. Он скрещивает руки и прислоняется к дверному косяку, выглядя довольно не впечатленным и преждевременно раздраженным. — Думаю, я должен спросить тебя об этом. — Меня? — Мы довольно громко и отчетливо слышали ваши эксперименты с дилдо. — Ах, да. Прости за это. — Конечно, — выдыхает Чонгук, следом выжидающе поднимая брови. — Чего ты хочешь? — Ох, — вздрагивает Тэхён. Он знает, что должно быть, сейчас его лицо пылает красным, и губы горят недавней страстью, потому что, когда Чимин входит во вкус, он целует грубо. Целует так, будто ему нечего терять, а есть только то, что он может получить. Когда это происходит, Тэхён счастлив, но выглядит он после этого довольно постыдно, так, словно его только что освистали на пьесе Шекспира. — Я просто подумал, может… быть… у тебя есть смазка, которую я мог бы позаимствовать? — Убирайся отсюда. — Я понимаю. — Действительно? — Я понимаю! Послушай, мне очень жаль. Я знаю, что это последнее, о чем я должен просить, но подумай сам, просил бы я, если бы не был в полном отчаянии? — Как ты думаешь, меня это волнует? — Я не знаю, — признает Тэхён. — Честно говоря, у меня такое впечатление, что тебе все равно. Но послушай, Гук… Могу я называть тебя Гук? — Нет. — Хорошо, послушай, Чонгук: я знаю, ты видел Чимина. Я знаю, ты думаешь, что он горяч, потому что все думают так, потому что так и есть. Так же, как и все думают, что небо голубое, верно? Потому что оно голубое. Просто факты. — Чувак… — Я знаю, — Тэхён немного понижает голос. — Я знаю, что ты видел его задницу. Она потрясная, не так ли? — Какого?.. — Я не прошу много, Чонгук. Но я умоляю тебя — пожалуйста, дай мне немного лубриканта. У него не обязательно должен быть особый аромат или что-то в этом роде. Но не малина, я чертовски её ненавижу — а хотя знаешь? Не волнует. Все подойдет. Чонгук на мгновение задумывается. Он чешет затылок. — Я потерял бесчисленное количество часов сна из-за вас. Сокджин потерял бесчисленное количество часов сна из-за вас, а это значит, что он работал больше, чем ему нужно. Все потому, что ты и Чимин не умеете трахаться, как нормальные люди. И ты думаешь, я просто дам тебе смазку, чтобы вы смогли сделать это снова? — … Если ты заглянешь очень глубоко внутрь себя, то найдешь там сердце. И в этом сердце ты найдешь… — Всего доброго, Тэхён. Тэхён часто говорит что-либо не к месту. Вот почему они с Чимином так много ссорятся (хотя после этого они довольно быстро мирятся). Иногда он просто говорит вещи, не задумываясь. И сейчас эта особенность в сочетании с его нынешним высоким уровнем отчаяния и тем фактом, что большая часть крови прилила отнюдь не к мозгу, заставляет его выпалить самую глупую вещь, которую он когда-либо говорил: — Мы перестанем заниматься сексом на неделю, если ты сделаешь это для меня. Он шлепает рукой по губам, стоит только произнесенным словам задеть слух Чонгука, заставляя его замереть и посмотреть на Тэхёна с подозрением. — Серьезно? «Нет», — думает Тэхён, но кивает. Его неугомонное либидо разрушает его рассудительность больше, чем любой наркотик. — Неделя? Он снова кивает. — Неделя. Я… мы ничего не будем делать в течении недели. Вычеркните это из своей жизни, мы будем очень, очень, очень тихо себя вести в течении недели. Чонгук исчезает и появляется снова в мгновение ока. Прежде, чем закрыть дверь перед чужим носом, Чонгук бросает маленький тюбик и произносит «семь дней», словно его зовут Садако⁷. — Спасибо! — кричит Тэхён через дверь, крепко сжимая лубрикант. Опуская взгляд, он видит ненавистный вкус малины, но это последнее, что его сейчас волнует. Решение простое, думает он: на этот раз он просто не возьмёт в рот. Сокджин приходит домой спустя всего пять минут, и Чонгук вручает ему подарок на годовщину: розовые беруши.ЧЕТЫРЕ
Чонгуку нравится прижиматься к Сокджину, класть голову на его грудь и ощущать щекой его кожу. Или его ультрамягкую ткань толстовки из стопроцентного хлопка. Или что угодно, потому что, в конце концов, это сущность Сокджина, которая так прекрасна. Тёплая или холодная кожа, зубчатая застежка, гладкие пуговки или хлопок — не важно, все это ощущается уютным домом у щеки Чонгука, потому что принадлежит Сокджину. Даже после того, как они ссорятся и засыпают на противоположных концах кровати, когда просыпаются, Чонгук всегда возвращается на свое законное место — вновь прижимается к Сокджину, чувствуя щекой его сердцебиение. Это его дом. Место, где он чувствует себя в безопасности. И никакая пара полулюдей-полулис не изменит этого. — Наполовину человек, наполовину лис? — Сокджин бормочет что-то в спальне, где царствует относительная тишина. Относительная, потому что последние десять минут Тэхён кричит о том, как Чимин хорош. — Лисы плодовиты, — пожимает плечами Чонгук, касаясь одним из них ребра Сокджина. — Кролики, — поправляет Сокджин. — Кролики плодовиты, лисы… хитрые. — Это расизм, — тихо бормочет Чонгук. — Сегодня твоя очередь сказать им. — Нет, это не так. — Да, это так. Я отделался от них смазкой и два раза писал им записку, теперь твоя очередь. Сокджин качает головой. — Сегодня не моя очередь. — Почему нет? — Потому что я старше тебя и говорю, что пойдешь ты. Чонгук поднимает глаза. В комнате темно, и Гукки кажется, что Сокджин смотрит на него, но это всего лишь домыслы, поэтому он не смотрит в ответ. Вместо этого он поднимает свободную руку. — Камень, ножницы, бумага? — … почетный рыцарский поединок. — Черт, — снова слышится Тэхён. — Ты словно рай. Я словно в раю, пресвятой — ах… Я хочу тебя связать. Чонгук машет рукой, его лицо кривится от замешательства. — Как, черт возьми, это связно между собой? — Ты действительно обращаешь внимание на то, что он говорит? — Ничего не могу поделать, это самый непоследовательный разговор о сексе, который я когда-либо слышал. «В тебе так хорошо, я хочу связать тебя!» — какого черта? — Камень, ножницы, бумага? Три напряженные секунды, и Чонгук выставляет камень. Сокджин ставит бумагу. — Еще разок? — Нет. — Пожалуйста? — Нет, просто иди и покончи с этим. Чонгук стонет. — Я лучше умру, чем пойду туда. — Мы всегда можем написать им еще одну записку. — Я почти уверен, что они их выбрасывают. Сокджин качает головой. — Я не думаю, что они так поступают, они слишком горды. Они, наверное, вешают все записки себе на стену, как на святыню своей доблестной сексуальной жизни. Вот и всё. Вдруг все обретает смысл. Нормальные пары не продолжают громко заниматься сексом после того, как к ним в двери постучали так много людей или написали им записки и так далее. Нормальные пары получают первый стук в дверь и слишком стесняются прикасаться друг к другу в течении недели. Чимин и Тэхён ненормальные. Они чёртовы… — Эксгибиционисты⁸. — Что? — Они эксгибиционисты, — повторяет Чонгук. — Сто процентов. Ты говорил, что они занимались громким сексом еще до того, как я переехал сюда. Только подумай об этом, они просто могли бы игнорировать стучащихся в их дверь людей, если бы они действительно были этим увлечены, но они всегда отвечают. И они почти не одеваются, когда делают это… — Господь Всемогущий, они эксгибиционисты. — Скажи? С хныканья голос Тэхёна сменяется на низкий гортанный крик. Она оба достаточно раз слышали, как кончает Тэхён, чтобы понять, что это именно то, о чем они думают. И эти абсолютно ненужные знания о том, как звучит Тэхён, когда кончает, дают массу другой информации, которую они вовсе не запрашивали, — например, тот факт, что Тэхён определенно единственный ребенок в семье. Люди с братьями или сестрами знают, как кончить тихо и не вызвать подозрение у других, или хотя бы зарываются лицом в подушку, как это делает Чимин. Им повезло, что у них нет собственного питомца, потому что бедняжка давно уже был бы травмирован. — Ох, — выдыхает Сокджин. — Ладно, они закончили. Конец дискуссии, пойдем спать. — Нет. — Нет? — Нет, пойдем поговорим с ними. Позови их. Скажи им пойти в кино заняться сексом, если они хотят быть эксгибиционистами. Не писай там, где живешь. — Что в два часах ночи делает тебя таким храбрым? — Я смелый. — Я видел, как ты убегал от тараканов. — Они могут летать! — бросает Чонгук в свою защиту. — И это происходило прямо в…! Мы не будем больше это обсуждать. Давай просто пойдем туда и решим это раз и навсегда. — Ну и что ты собираешься им сказать? «Мы знаем, что вы любители потрахаться на публике, вот список альтернатив»? — Знаешь что? Список — неплохая идея. — Ты порекомендуешь вещи, за которые их могут арестовать. Чонгук вскакивает с постели, хватает Сокджина за руку и начинает тащить его за собой. — Они скоро уснут, хватит тянуть время! В этот раз они не ждут и, не останавливаясь, стучат в дверь. Они продолжают стучать до тех пор, пока дверь не распахивается, и даже тогда Сокджин стучит по стене еще несколько раз для лучшего эффекта. На этот раз Чимин и Тэхён вместе открывают дверь, и ни один из них не выглядит особенно удивленным, просто уставшим. Чонгук усмехается. Тэхён, вероятно, идет и падает, как пьяный мальчик из студенческого общества. — Мы будем сдерживаться, — грубым тоном проговаривает Чимин. — Нет, вы не будете, — говорит Чонгук. — Вы говорите это каждый раз. Я живу здесь уже несколько месяцев, и эта проблема все еще нас волнует. — Только в этом обществе неистовое проявление любви представляет собой проблему, — бормочет Тэхён. — Ты под кайфом? — спрашивает Сокджин. — Так, и в чем проблема? — спрашивает Чимин. — Мы никогда ничего не говорим, когда вы занимаетесь сексом. — Это потому, что вы никогда нас не слышите! Тэхён усмехается. — Это потому, что вы трахаетесь, как две девственницы-старшеклассницы, с родителями в соседней комнате. Сокджин устремляет на него свой взгляд. Чонгук устремляет на него свой взгляд. Чимин поворачивается к Тэхёну: — Ты ждал подходящего момента, чтобы сказать это? — Я записал это в своей книге оскорблений, — бормочет Тэхён. — … было очень приятно использовать это. — Вы, ребята, эксгибиционисты! — выпаливает Чонгук. — Признайтесь, это похоже на то, что вы хотите, чтобы мы стучали в вашу дверь, чтобы вы знали, что кто-то определенно вас слышит. Чимин моргает. Тэхён сдерживает смех. — Ну, да.ОДИН
Сокджин шипит, когда Чонгук, кружа языком, облизывает его сосок. Оседлав его талию, Чонгук, согнувшись и сгорбившись, атакует ту часть тела Сокджина, о которой он, вероятно, думает в последнюю очередь. Когда Чонгук принял эту позу и их поцелуи стали лихорадочными, Сокджин не мог не подтолкнуть к тому, чтобы его трогали где-нибудь еще, где-нибудь ниже. И Чонгук начал сосать его сосок. Сокджин уверен, что это только его вина, а не чья-то еще. «Тебе интересен этот ребенок», — говорили его друзья. «Погуляй с ним», — говорили они. «Это будет весело», — говорили они. Но никто даже не упомянул, что обаяние и харизма Чонгука работают в двух направлениях. И хотя он был умным, а его язык острым, словно нож миссис Вурхиз⁹, он также был сообразительной задницей и раздражающим маленьким говнюком. Чонгук сосет особенно старательно, отчего с губ Сокджина срывается смущенный стон. — Это не то, что я имел в виду. — И что ты тогда имел в виду? — Мне действительно нужно тебе объяснять? Затем Чонгук кусает, заставляя Сокджина вздрогнуть и выгнуться в спине, от чего его голова склоняется в бок. — Черт. — Да, — продолжает Чонгук, — мне действительно нужно, чтобы ты объяснил мне это. Или в самом крайнем случае просто используй свои слова и скажи мне, чего ты желаешь. Сокджин снова вздрагивает и вздыхает, полностью откидывая голову на подушку. — Я могу тебя выселить, знаешь ли. Чонгук смеется и дыханием опаляет чужой сосок, заставляя покрыться кожу Сокджина мурашками. Не то, чтобы он когда-либо признавал это. — Три простых слова, хён. — Соси мой член. — … Четыре простых слова, хён. Будь проклят Сокджин и его настойчивость в важности соблюдения манер. Он вздыхает. — Соси мой член, пожалуйста. В соседней квартире Чимин пытается игнорировать настойчивые прикосновения к своей шее, игнорировать то, как мокрые поцелуи Тэхёна сменяются на укусы, когда особенно громкий стон раздается через стену. Он смотрит на учебные пособия и распечатанные вопросы к тесту перед собой, изо всех сил стараясь сосредоточиться, но снова и снова возвращается к одному и тому же вопросу. Экзамен тяжелый. Чимин не сможет стать учителем, если не сможет его сдать. Если он не сможет стать учителем, то разрушит все свои планы на будущее вплоть до женитьбы на Тэхёне (что, вероятно, единственное, что точно произойдет в его будущем). Поцелуи Тэхёна становятся более настойчивыми. — Прекрати, — пожимает плечами Чимин, пытаясь оттолкнуть от себя Тэхёна, не пошевелив пальцем. Увлекшись тем, насколько прекрасна шея Чимина, Тэхён стянул ворот его любимого свитшота до плеча, и хотя Чимин должен злиться на него за это до самого воскресенья, сейчас он может сосредоточить всю свою энергию только на том, чтобы не поддаться силе под названием «Язык Тэхёна». Мальчики из Тэгу, как однажды сказал ему Тэхён, очень талантливы в использовании своего языка. Но Чимин однажды встречался с одним парнем родом оттуда, и он не делал и половины того, что умеет Тэхён. Он почти толкает Тэхёна. — Я серьезно, Тэ, перестань. Тэхён вздыхает. — Малыш, я не могу не обращать на них внимание. Они… такие экспрессивные. — Это тебя заводит? — Чимин усмехается, когда Тэхён ничего не говорит. Он поворачивается. — Тебя возбуждает то, что наши соседи занимаются сексом? — Меня возбуждает, когда я слышу, как кто-либо занимается сексом… меня возбуждает, когда я слышу, как мы занимаемся сексом. — Тайна твоего быстрого рефрактерного периода раскрыта, — Чимин отталкивает Тэхёна. — Я серьезно, мне действительно нужно учиться. Если это тебя так сильно заводит, иди подрочи в спальне. Просто оставь меня в покое. Чимин отталкивает Тэхёна в последний раз, и младший отступает, выглядя глупо очаровательным побитым щенком. Глупо очаровательный, тупо возбужденный побитый щенок. По ту сторону стены слышится голос, и Чимин догадывается, что это Чонгук, потому что голос звучит так же, как вздохи Чонгука, стоящего перед их дверью, чтобы постучать, или как то, когда Тэхён останавливает его в коридоре, чтобы провести бесполезный разговор о социологии в аниме. Сокджину повезло. За все те два раза, когда Чимин слышал, как они занимаются сексом, Чонгук никогда ничего не говорил — только стонал и иногда кричал. Может, это проклятье обходит Сокджина стороной. Не то, что Тэхён. Тэхён, которому свойственен полноценный разговор. Тэхён, который однажды в подробностях описал каждое чувство, что испытывал во время секса с Чимином, доходя до того, что сравнивал его задницу с золотой чашей. Что бы это ни значило, черт возьми. Тэхён дуется. — Пожалуйста? — Мне нужно учиться. — Я быстро. Ты меня даже не заметишь. Чимин спокойно смотрит на него. Затем он отталкивается от стола и выходит из квартиры, позволяя Тэхёну дуться, сколько ему угодно. Находясь на полпути к чужой двери, он замечает, что наполовину тверд. К черту Тэхёна и его чудесный язык. Он выжидает несколько минут, прежде, чем постучать, ведь ему нужно время, чтобы остыть и не показать свое возбуждение. Он хороший актер. Он справится. Когда Чимин стучится, его отлично игнорируют почти три минуты. Он знает это, слыша доносящуюся из квартиры музыку Boys II Men, которая почти заканчивается, когда дверь все-таки отпирается. Двое появляются из-за двери. Сокджин ему улыбается, но не из вежливости, а, скорее, как будто все еще находясь под наркотиками, которые можно найти только в члене его парня. И Чонгук возникает рядом с ним, светясь, как рождественская ёлка. — Чем можем быть полезны? Чимин издает нервный смешок и улыбается. — Это немного неловко… м-м, а вы не могли бы как-нибудь…? — Нет, — отвечает Чонгук. — Извини. — Нет, пожалуйста, я просто… Клянусь, это меня совсем не беспокоит. В самом деле, вы, ребята, звучите очень сексуально. Если бы я не знал, что это вы, подумал бы, что слышал профессиональных порнозвезд. Сокджин склоняет голову. — Это должно быть комплиментом? — Да, — продолжает Чимин. — Но, понимаете, мне действительно нужно учиться. А Тэхён вроде как… внимательно слушает вас двоих и… У меня сейчас нет времени на секс, пожалуйста. — Ты позволяешь своему парню слушать, как другие люди занимаются сексом? — Я не указываю ему, что делать, у него своя голова на плечах. Он как разумный робот. Сокджин смотрит на него с минуту, прежде, чем прикрыть рукой рот и, вероятно, подавить смех. Чонгук качает головой. — Вы, ребята, иногда говорите такие странные вещи, и я думаю, что страннее уже некуда… но потом вы говорите еще более странные вещи. — Вы двое можете сделать то, о чем я прошу, или нет? Они смотрят друг на друга. Чонгук пожимает плечами. — Мы можем попробовать, но ничего не обещаем, — он указывает на пах Сокджина. — У него большой член. После этих слов они захлопывают дверь прямо перед его носом, и Чимин сопротивляется всем инстинктам с криком ударить её кулаком. У Тэхёна тоже большой член, но никто не слышал, чтобы Чимин говорил об этом… в трезвом состоянии. Вместо этого он замирает перед дверью и молча сдерживается, пока не замечает выходящего в коридор из их квартиры Тэхёна. — Ты в порядке? — спрашивает он. Не сводя сурового взгляда с двери перед собой, слыша, как медленно растекается музыка по ту сторону стены, Чимин произносит: — Малыш? — Да? — Врубай Sade.