Девочка с глазами цвета ночи

«Никогда не говори «никогда», — наказывают все, и Рейвен спросить каждый раз желает: почему нет? Они все шепчут слова прощания, говорят, что встретятся вновь, но так никогда эту клятву и не сдержат. Мёртвые не возносятся, а тех, кто вознёсся, им увидеть тоже никогда больше не предстоит, так в чём же причина старательно себе врать? Что изменится, если Рейвен навсегда заречётся не вступать в отношения с кем-либо? Рейвен желает этого, потому что каждый раз они заканчиваются катастрофой, что для неё, что для её любимого. Так было с Финном — эта боль до сих пор при ней, — так было с Виком, тело которого уже давным-давно сгорело в Первородном огне, так было с Шо, парнем, который умер так глупо, будто вытянул проклятую карту. Но не в картах дело, а в ней. Её покидают абсолютно все, от неё все уходят и всегда лишь на тот свет, потому что другого конца для них просто не существует. Рейвен добротой пропитана — выбирает всегда счастье других, а не свой счастливый конец. И сейчас она выбрала Кларк — свою подругу, почти сестру от их общей любимой матери — вместо бессмертной жизни где-то там вместе с Вселенским разумом, она выбрала семью, но отчего-то на сердце всё равно бегают токовые разряды. Она смеётся так громко, так счастливо, как не делала давно-давно, а её улыбка будто из прошлой жизни. Но это здесь, эта та жизнь, которая больше не будет вырывать сердца и калечить души, а принесёт лишь покой и умиротворение. Здесь воздух речной и чистый, широкий простор и превосходные виды. Озеро, как зеркало, отражает небо, в котором хочется тонуть, как воде, раз за разом. Они окунаются, как тогда, сотню лет назад. Рейвен делает это неуклюже, совсем возле берега и как-то по-детски держится за руку Эхо, у которой в душе бушует ураган. Она научилась думать самостоятельно, вынесла самый главный урок в своей жизни и теперь будет следовать лишь ему: единственный лидер, который теперь для неё существует — это она сама. Она поняла, что то немногое, ради чего стоит жертвовать, — это семья, крепкая и нерушимая, пришедшая с тобой огонь и воду и недавшая свернуть с правильного пути. И потому она осталась. Они греются у костра. Уже вечер, небо окутано тьмой, а яркий пламенный жар от кострища — самого большого, что в своей жизни Рейвен видела — накрывает всё в радиусе нескольких метров. Её голова на плече Эхо, а ладонь крепко сжимает её руку в поддерживающем и сестринском жесте. Ребята играют на гитаре, которую нашли в бункере, что-то едва похожее на музыку, от которой у всех уши вянут, но Рей не слушает — витает в облаках, столь далёких и даже каких-то чужеродных. Их не было дома всего-то пару месяцев, но ощущается, словно вечность пролетела. С каждой новой мыслью, что возникает в её уже почти пустой от успокаивающей мелодии Джордана теперь уже без завываний Мёрфи на фоне голове, её утягивает в сон ещё сильнее, и вскоре она засыпает на плече Эхо. Как это было в первую ночь на Кольце. Тогда никому из них не хватило сил добраться хоть до какой-то комнаты, и они просто уснули все вместе на полу, искренне благодаря друг друга за возможность выжить и прижавшись спинами к металлу корабля, которому предстояло стать их домом на долгие шесть лет. Ночную тишину разрывает грохот мотора, который слышится из-за спины и нарушает её сон. Следом просыпаются все, и у них из стороны в сторону напуганные глаза бегают, словно муравьи, потерявшие муравейник. Они считали, что стали единственными людьми в этой вселенной, последними представителями их вида, но, выходит, кто-то ещё решил не возносится? У них нет оружия, потому что они завязать решили, вместо него у них планы на общую хижину в лесу, пока не построят свои личные, и огромный огород в месте, которое приглянулось Октавии, Эхо и Хоуп — они втроём много лет вели огород, им принято верить и не задавать вопросов. Но даже если они решили быть лучше и даже таковыми стали, поза для нападения и пара палок для костра уже у Октавии и Эхо в руках. У Мёрфи до сих пор геройство где-то под сердцем отдаётся за Беллами, за Монти, за отца и потому он осторожно заводит Эмори — девчонку, которая сама накостыляет кому захочет — к себе за спину и пересекается взглядами с Миллером — каждый из них того не желает, но за семью точно готов. У Кларк и Рейвен наоборот — интереса в лице больше, чем страха и волнения — они видели вселенское существо воочию, может оно явилось к ним вновь? Но, с другой стороны, сделало бы оно это более эффектно, точно не так, не по-человечески. Звук приближается с каждой минутой, и Рейвен догадывается, что это один из мотоциклов Санктума. Теперь интерес вызывает лишь тот, кто его завёл и решил до Земли добраться, отчего-то считая, что здесь кто-то есть. Ей кажется, что это кто-то родной, любимый, знакомый, но ей, должно быть, всего лишь кажется. Бьющий в глаза свет от фар не даёт узреть остальным приехавшего вплоть до момента, пока он не спрыгивает с мотоцикла и, встав так, что заслонил собой свет, не стягивает с себя защитный шлем. Когда фигура становится всё чётче, а желание ребят защищаться, если это враг, всё сильнее, Кларк разглядывает незнакомца и слёзы застывают в глазах. Это Беллами. Все испуганно охают и смотрят на давно, как им казалось, потерянного друга. Он выглядит как тогда на Санктуме и Бардо, когда был Послушником и верил во всё, что в итоге чистой правдой оказалось: гладковыбритый, а подстриженные кудри, которые всегда на Кольце трогать запрещал, аккуратно лежат на голове, которая больше не излучает пустой взгляд мёртвого человека. — Беллами? — искреннее удивление появляется на лице Джона. Они с Эмори переглядываются, и их лица светятся ни то от счастья, ни то от света фар. — Как это возможно? Остальные стоят в неверии. Кларк и Рейвен бросают друг на друга взгляды недоумения и испуга — они понимают, что странно всё это. Эхо нервно сглатывает и, глаз от Блейка не отрывая, нащупывает руку Рей, крепко её сжимая, как пару часов назад делала сама Рейвен. У неё может земля уйти из-под ног, если она не воспользуется этой опорой, которую предоставляет ей названная сестра. — Они вернули меня, — только и произносит Беллами. — Сказали, что мы удивили их сильнее, чем они могли подумать. Октавия хватает и этого, чтобы понять, что это он, что он снова к ней вернулся. Она бросает палку и выпускает свою руку из крепкой хватки Левитта, срывается с места и бежит к брату, бежит к своей семье. Она приближается и останавливается то ли в неверии, то ли в страхе, что он не примет её, оттолкнёт за то, что она оттолкнула, не доверившись. Но его улыбка блестит на лице и руки размыкаются широко, призывая обнять своего старшего, но теперь уже не совсем братишку. Она падает в его объятия и закрывает глаза. Ей словно снова десять, и Беллами успокаивает её. Она слышит звук его бьющегося сердца и его спокойное дыхание, которое кричит о том, что он жив и рядом с ней. Объятия разрывает Октавия. Она отрывается от брата и смотрит прямо в его глаза. Взгляд тёплых карих глаз, встречи с которыми она ждала долгие годы на Скайринге, наконец дарит ей покой, и слезинка радости катится по щеке. — Рад, что ты нашла своё счастье, — он кивает на Левитта, а Октавия улыбается как девчонка. Он не говорил ей это, когда она выбрала Линкольна, но говорит сейчас. Самые главные люди в её жизни здесь, рядом с ней, и теперь она окончательно может быть счастлива. Беллами приобнимает её за плечи и разворачивается наконец к их небольшой группе людей. Они поражены и удивлены. Рейвен не может понять своих эмоций, но знает, что для Эхо это огромное потрясение, ведь она смогла отпустить, совершенно не ожидая такого поворота событий. Никто из них не ожидал. Беллами отходит от Октавии и начинает поочередно подходить ко всем остальным. Жмёт руку Джона и обнимает Эмори, улыбка которой сейчас ярче любой звезды на небосводе. Кивает Найле, Индре и Гайе. Улыбается Джордану и Хоуп, стоящей рядом с ним и переваливающейся с ноги на ногу в остром волнении, но парню этого не хватает, поэтому он тоже спешит подбежать и обнять Беллами — человека, о чьих поступках слышал большую часть своей жизни. Жмёт руки Миллера и Джексона и наконец подходит к Эхо и Рейвен. Эхо смотрит на него до сих пор с неверием, словно боится, что он уйдёт. Снова. Рейвен с вызовом и даже какой-то улыбкой во взгляде — он догадывается, что она всё помнит и не забыла предательство, а он за тем и подошёл. Он протягивает ей руку, чтобы пожать так, как это делают земляне. — Я не должен был позволять им поступать так с тобой. Я чертовски ненавижу себя за этот поступок. Рейвен прищуривается, недоверчиво отводит взгляд с его руки на его глаза. Они такие, как были прежде, до всей этой ерунды с Бардо и испытанием, это вновь глаза её друга, почти брата. — Тебе повезло, что я давно забыла об этом. Рейвен не забыла, но простить сумела, потому что такой уж она человек. И теперь, ни секунды не сомневаясь, она подаёт ему руку, когда Эхо отпускает её ладонь. В рукопожатие много прощения и принятия обратно в их космическую, а теперь обычную земную семью, ведь после её развала Рей заняла место лидера, потому что Эхо была разбита и сломана сильнее, чем когда-либо кто-нибудь мог подумать. — Но прощение тебе придётся заслужить. Ну, знаешь, уборка, стирка… Его лёгкий смешок, заполняющий давящую тишину пляжа, и её объятия — потому что сухого рукопожатия ей мало — вселяют в него ещё больше уверенности, что его семья, одна из лучших на свете, почти всегда горой стоит за своих. А дальше разговор с Эхо, который собирает разбитое сердце девушки воедино, но окончательно ставит жирную точно. Она выбрала себя и не станет жалким последователем, больше нет. Она бросает пару скупых слёз и говорит окончательное «прощай», которое принимают они оба из уважения и один на один пройденных трудностей. Беллами подходит к Кларк и видит, как она больше не в силах себя контролировать. Принцессы не плачут и не ломаются, но может это всё же когда-то случается?.. Кларк шепчет извинения, как заведённая, и слёзы срываются с глаз в безумной истерике. Она думала, что потеряла его навсегда, ведь отняла жизнь собственными руками, но обрела вновь, и это бьёт сильнее той самой пули. Их объятия крепче крепкого и чувства, сокрытые за ними словно алмаз, — нерушимы. В их разговоре после, когда они все вместе сидят к костра, много извинений и слов поддержки. Они вновь как та сотня, правда, уже не дети, а закалённые суровой жизнью взрослые, которым повзрослеть предстояло против воли, но сейчас они небольшая крепкая семья. Единственная человеческая во Вселенной. Рейвен рада видеть Беллами, рада за Октавию, Эхо и Кларк, рада, что хотя бы они сумели получить свой маленький счастливый конец, что с ними будет их родной человек. С ней же не будет никого, и от этой мысли слёзы чуть не скатываются по щекам, но она во время подымает голову к небу, чёрному с вкраплениями ярких звёзд, возможно уже где-то мёртвых, а где-то даже не родившихся. Рейвен чувствует пустоту в душе и желает побыть одна. Она подымается с земли и, когда её за руку хватает Эхо, смотря с беспокойством и желанием помочь, если она как-то может это сделать, шепчет короткое «не сейчас», дальше ступая в сторону леса. Хромота никуда не уходит — такова цена их здесь пребывания: либо жизнь вечная и без боли, либо возможность добить свой срок на Земле, со всеми минусами и сложностями. Её выбор для девушки, которая однажды сказала, что лишь маленькая боль напоминает человеку о том, что он жив, очевиден. Как только Рейвен отходит подальше от Эхо, со своего места встаёт Эмори, а Мёрфи поднимается следом, понимая, что она хочет сделать и желая остановить. Эмори загораживает путь до деревьев, вынуждая поднять на неё свои усталые и почти мокрые от нахлынувших эмоций глаза. — Всё хорошо? — Всё отлично, — новая жизнь не значит, что она перестанет врать, ведь так? Они стали лучше, пытаются ими стать, но врать о своём состояние Рей никогда не перестанет. — Хочу побыть одна. «Вообще-то я и так одна». — Я могу пойти с тобой, — предлагает Эмори, а Рейвен мотает головой. — Поосторожнее ходи по правой стороне леса, — добавляет Мёрфи. Рей лишь ухмыляется его шутке — совсем не смешной и не к месту вовсе — и уходит. Эмори хочет пойти за ней, но рука Джона преграждает ей путь, а тихий шёпот на ухо убирает лёгкую улыбку с губ. — Она тут как чужая, Эмори. Дай ей побыть наедине и обдумать это. — У неё же есть мы и… Мёрфи прикрывает устало глаза, полностью понимая её боль. Ему было также хреново тогда последние пару месяцев на Кольце, когда он был почти никем для них всех, не вписывался. И потому он понимает Рейвен как никто другой. У него есть Эмори, и у остальных есть кто-то, но у Рейвен… — У неё никого нет. Не было никого на Кольце, нет никого и здесь. Рейвен старается передвигаться намного быстрее, чем позволяет её нога, потому что быстрее хочется убежать от этой идиллии, которой ей радоваться следует, но сердце не позволяет. Она испытывает ненависть к себе за то, что не может просто порадоваться за других, но она и так делала это слишком часто, забывая обращать внимание на свои чувства. И сейчас улыбка у неё вынужденная, и слёзы в глазах не от счастья, а, словно яд, горчат. Она облокачивается о дерево, такое высокое и обитое мягкой зелёной подушкой из мха, и закрывает глаза, позволяя слезинкам покатиться дорожками по её смуглым и сейчас совсем не улыбающимся щекам. Рейвен вынуждена смотреть на счастье остальных, так никогда и не получив своего? Может остаться в том месте без боли с приятным сюрпризом в виде вечности было более верным для неё выходом? Ей так не кажется, но это намного лучше, чем проклинать себя сейчас за испытуемые эмоции. Неожиданный шёпот из темноты заставляет её вздрогнуть и открыть глаза с усталым выдохом. Она уже готова высказать пришедшему за ней пару нелицеприятных вещей, потому что желала побыть тут наедине с самой собой, но её вновь не послушали. — Девушка, которая спасла человечество, — говорит этот голос, но Рейвен не сразу, а с секундным опозданием, его узнаёт. Это Шо. Она отрывает спину от дерева и почти хочет сорваться с места, чтобы к нему подбежать, но осознание приходит следом, также быстро, как и трескается её сердце. В который уже раз за эту жизнь? Рейвен отступает на шаг назад, понимая, что это опять обман, лишь иллюзия, и отворачивает голову. Тяжело выдыхает, собирая мысли в кучу и пытаясь заставить себя не злиться, а просто дать Ему спокойно уйти. Ей не хочется вновь общаться с этим Великим Вселенским разумом. — Не я одна, вообще-то, — бросает из-за спины и делает шаг подальше от него. Ещё один, и ещё, а следом слышит Его приближающиеся шаги, и мурашки вслед за вскипающей кровью берут по телу. — Если бы ты не зашла в портал, никто бы не обратил внимание на слова Октавии. Но она тоже сделала многое для нашего Вознесения, согласен с тобой. — Ага. Вот только она получила приз, а я свой что-то не наблюдаю, — едкий сарказм сочится из каждой буквы, из каждого звука, но под всей этой напускной злобой лишь сломанная девчонка, которая хочет любви и, возможно, чуть больше счастья. Она пытается уйти подальше, потому что видеть его лицо — это сложнейшее для неё испытание. Прошло не так много времени с кого момента, как они познакомились и влюбились, а затем он ушёл. Её почти шатает от осознания этого факта, и она вытягивает руку вперёд, цепляясь пальцами за рядом стоящее дерево. — Что тебе ещё надо?! — всё-таки срывается. — Мы уже прошли ваш тупой тест! Доказали, что достойны! И вы отпустили нас. Зачем вы опять здесь?! …Как только её земное, храмое и искалеченное тело превращается в бестелесную жёлтую субстанцию, а душа, такая развалившаяся и шитая белыми нитками, соединяется с теми, кто это испытание и придумал, она больше не чувствует боли. Только безмятежность, вечное тепло и ничего больше. Тут рядом Мэди, Никки, тот мальчишка Лука и многие другие, тут все они, но не хватает одной. Той, которая сражалась почти всегда ради них, руша себя раз за разом. Она слышит и чувствует, как Мёрфи и Эмори уходят, спускаются вновь вниз на бренную Землю, делая выбор в пользу семьи, а не вечности, которую так сильно желали. Её тоже спрашивают: желает ли этого она сама. И перед ней выбор совершенно простой и не требующий долгого обдумывания. Тут нет никого из людей, которых она любила, они умерли до Вознесения, а значит их души где-то там, на другой стороне, а тут им оказаться не предстоит никогда. А там на Земле есть её семья, теперь есть, и она выбирает её. — Ты должна знать, что боли нет лишь здесь. На Земле всё вновь настигнет тебя. «В городе света нет боли», — отчего-то вспоминает она, и желания остаться тут остаётся всё меньше и меньше. — Я выбираю не боль. Я выбираю жизнь. И её отпускают. А Эхо уходит за ней следом. Как и другие немногие, кому хочется пожить одну жизнь, вместо сотни… — Они сказали, что ты очень хорошо постаралась, — он говорит, а Рейвен не может не улавливать его мимику, его тембр, его манеру речи. Мерзкие высшие существа считывают людишек без усилий, вырисовывая всё настолько реальным и живым, что не подкопаешься. Её это раздражает, и она не сразу понимает смысл его слов. — Они? — Рейвен щурится в неверие, которое не отступает с той самой минуты, когда увидела его. — Я — это я, Рейвен. Я не их проекция или иллюзия. Я реальный, — он подходит к ней ближе, останавливаясь прямо около того самого дерева. Её глаза всё ещё пестрят недоверием и животным оскалом, она сорвётся и расцарапает его лицо своими коготками-пальцами, если узнает, что он лжёт, потому что уже на грани. Но Шо ей не лжёт, не утаивает, не играет, всё равно в этом смысла мало. Он берёт её руку в свою ладонь и тянет к груди, направляя к месту, где бьётся его живое сердце. Оно отстукивает ровный ритм, и у Рейвен будто дыхание останавливается, она не доверяет своему слуху и своим чувствам. — Это правда ты? — снисходит до шёпота, потому что парализующий страх здесь, он всегда теперь с ней. — Да. Это я. Рейвен хватает и этого, чтобы влететь в его объятия, хотя между ними было едва ли больше двух метров. Она окольцовывает Шо и чувствует его крепкие руки обвивающиеся вокруг её талии. Слёзы, которые ей удалось остановить пару минут назад, вновь вырываются из глаз, затуманивая ей обзор. — Я думала… Я думала, что никогда больше тебя не увижу, — неровно, как удаётся, шепчет сквозь комок в горле. — Я тоже так считал. Шо переводит свою ладонь с её спины на затылок и водит рукой вверх-вниз, поглаживая и успокаивая. Они позволяют себе простоять так долгие минуты: Шо — слушая её дыхание, которое потихоньку приходит в норму, а Рейвен — в попытках унять истерику. Ей кажется, что она давно не чувствовала столько радости, вызывающей слёзы. Парень окончательно разрывает их объятия, когда больше не слышит всхлипов Рейвен, лишь размеренные вдохи и выдохи, такие уже родные и привычные. Он берёт её лицо в свои ладони и смотрит прямо в тёмные, как ночь, глаза, в которых света больше, чем в миллиардах звёзд, которые он видел, когда исследовал бесконечный космос. Он убирает волосы, мокрые от слёз, с лица, открывая взор на её улыбку, такую особенную и сейчас только для него. Он никогда, кажется, не видел, чтобы люди улыбались так, как это она делает — лучезарно и по-особенному. — Я так скучала, — шепчет и тянется к губам за таким необходимым и долгожданным поцелуем. Шо ничего ей в ответ не шепчет, только закрывает глаза, и позволяет ей втянуть себя в солёный, как знакомое море Калифорнии, поцелуй. Она словно странник, что не может напиться, не может остановиться, продолжая целовать вновь и вновь до опухших красных губ и бешено колотящегося сердца. Сидя облокотившись о дерево, они разговаривают так долго, смотря друг на друга глазами до краёв наполненными любовью. У него много историй, и самая главная из них — восхищение девушкой, которая спасла целый вид. Рейвен краснеет и опускает глаза вниз, к земле, словно маленькая девчонка. Ей не стыдно, а, наоборот, слишком приятно, что кто-то ценит её больше, чем она считает, что сама того заслуживает. Он рассказывает то, что не успел сказать раньше, когда у них не хватило времени, что восхищение стало первым чувством, которое ему к ней испытать пришлось. Она его одурачила, и все его попытки превратились в ничто, заставила его думать, что на той стороне сидит гений. Им Рейвен и оказалась. — Как ты вернулся? — она теребит замочек его куртки, пытаясь выпустить чересчур большое количество переживаний наружу. У неё интерес во взгляде, а у него увлекательная история за спиной, которую он собирается поведать. Рейвен хочет узнать, потому что не понимает, как Вселенная оказалась к ней так благосклонна, если раньше плевала в душу, забирая всё самое ценное и не возвращая ничего взамен. — Это была ты. Первое, что я увидел, вернувшись, была ты, — если бы раньше ей сказали, что однажды кто-нибудь посмотрит на неё так же, как она смотрит на далёкие звёзды, она бы не поверила. Но сейчас, это кажется самым правильным, что может быть. — Но, когда это существо произнесло первую фразу, я понял, что ошибся. Великий Вселенский разум силён настолько, что смог вернуть Эмори, Эхо и Левитта без ранений, целыми и здоровыми обратно, и, догадывается Рейвен, вернуть из мёртвых человека для него тоже не составило особого труда. — И что тебе предложили? — Вознесение или жизнь. Я выбрал вернуться к тебе. Не смог отказаться, — Рейвен улыбается, и в душе разве что цветы не распускаются, настолько она сейчас чувствует себя счастливой. Она готова была выбирать друзей раз за разом, но вот и её выбирают тоже, не в первый, конечно, раз, но один из самых знаковых. Не каждый откажется от вечности, ради неё. Шо сумел. — Мне рассказали, что мы удивили их сильнее, чем они могли подумать. — Где-то я уже это слышала, — усмехается Рейвен. Точно такие же слова сказал Беллами минутами ранее, выходит, было два разговорах, по числу вернувшихся. Они вроде как — единственный вид, который прошёл тест коллективной работой, а не одним представителем. И, кажется, Вселенский разум не такой уж и чёрствый, раз сумел проявить каплю сострадания и не просто отпустить их дожить свой век, но и вернул их любимых людей. Он считал её эмоции, и вернул того, кого ей не хватало в данный момент больше всего? Это походит на правду, потому что брат для Октавии значит весь мир, как и она для него, Рейвен уверена. А она просто слишком сильно влюбилась в человека, который поставил её выше всех людей. — Когда ты вошла в портал, там ведь был не я, так? Рейвен головой мотает. …Она вновь на Ковчеге, и у неё ни капли страха в голове, лишь вопрос, где же Земля? Ответ на него она получает от человека, чей голос думала, никогда больше услышать не сможет, но слышит прямо сейчас и на малую долю секунды даже верит в его правдивость, но осознаёт быстро. Вселенский разум принимает образ наставника, и набатом бьёт в голове то, что устами самого доброго и светлого человека, которого ей знать и любить приходилось, это существо произносит фразы об их недостойности… — Это был Синклер. Мой наставник. Почти отец, — поворачивает Рейвен на него голову, тяжело вздыхая. Он значил для неё чертовски много, и даже тот факт, что там с ней был вовсе не он, не даёт ей унывать. Ей было позволено увидеть его в последний раз в своей жизни и мысленно попрощаться, сделать то, что она шесть лет назад сделать не сумела. Шо накрывает ладонью её руку, всё ещё дёргающую металлический замочек куртки туда-сюда, и смотрит так, что поддержка из всех щелей сочится. — Всё в порядке? — Да. «Сейчас — да». — У нас не будет потомства. Есть что-то в этом чертовски грустное, — он смотрит куда-то вдаль, взгляд ощущается немного пустым и отстранённым. Рейвен почти с ним согласна, но одна изворотливая парочка не даёт покоя. — Уверена, если дать Мёрфи и Эмори больше времени и меня от них держать подальше, то они смогут оспорить это глупое условие. Шо смеётся. — Только они? — подымает он бровь, но Рейвен словно и не замечает намёка, углубляется в этот вопрос с головой и выдаёт что-то, что Шо никак не желал услышать. — Ну, если мы доберёмся до Бардо, то сможем вырастить парочку детей из пробирки. — Звучит довольно пугающе, — вздыхает Шо. — Но больше пугает то, как ты собралась добраться до этой планеты. Не уверен, что здесь уцелел хоть один из космических кораблей. Рейвен гортанно смеётся. — О, поверь мне, он нам даже не понадобится. Мой способ тебе понравится сильнее. — С каждым разом ты удивляешь меня всё больше и больше. — Ну, вот такая я, — горделиво подымает нос к верху. — Тебя что-то не устраивает, Шо? — Отнюдь, — парень тянется к ней за ещё одним поцелуем. На что получает довольно скромный, чуть отстранённый ответ, и Рейвен от него отпрянывает, а в её глаза горят возбуждённым огоньком. — Нам нужно будет вернуться на Санктум, чтобы проверить ядро реактора! Удивительно, как один человек берёт и делает с ней это, даже особо не напрягаясь, а просто находясь вновь рядом с ней. Он будто возвращает ей в лёгкие воздух, даёт огромный стимул подыматься с утра не только ради друзей, но и теперь ради них двоих. — Точно хочешь говорить об этом сейчас? Рейвен невольно хмурит брови и глаза закатывает. — Я погляжу на тебя, когда планета с электричеством, медикаментами и одеждой взорвётся. Посмотрим, что ты на это скажешь. — Пока она не взорвалась, и ты не решила сбежать туда прям сейчас, я хотел бы провести время чуть иначе. Шо ухмыляется и прижимается губами к губам Рейвен. Сейчас он буквально ощущает её улыбку и прижимает Рей плотнее к себе, ощущая, как она ведёт пальчиками по его рукам и смыкает их на его шее. Они возвращаются в лагерь под утро, удивлённые тем, что никто так и не сорвался разыскивать Рейвен. Но их волнение проходит быстро, когда они оглядывают всех ребят разом — те крепко спят на земле: кто-то рядом друг с другом, как Эхо и Найла, нашедшие общее прошлое в лице корней Азгеды, а кто-то подальше от остальных, как Мёрфи и Эмори. Близко друг к другу расположены и Беллами с Кларк, у которых ладони крепко сплетены, а носы находятся в катастрофической близости и почти соприкасаются. Шо и Рей переглядываются, усмехаясь картине, и она тянет его к земле, заставляя лечь с ней рядом, тоже поодаль от остальных, в особенности подальше от храпа Эмори, с которым смирился Мёрфи, но точно не она. Шо обвивает руки вокруг её талии и шепчет что-то про сладкий сон — до неё фразы долетают, когда она уже в полудрёме. Но даже почти поддавшись сну, Рейвен соглашается с высказыванием Шо, которое теперь для неё как жизненная истина. Теперь она действительно понимает и готова оценить, что провести жизнь с любимым человеком — это чертовски здорово. «Никогда не говори «никогда», — раздаётся в голове с новой силой, и Рейвен понимает, что, отрицая тогда наказы, ошиблась сильнее, чем могла бы подумать.