Большая кошка, маленький котенок

Кровь пошла где-то через месяц после того, как Югито исполнилось тринадцать. До того момента она несколько дней ощущала неприятные спазмы внизу живота, страдала от головной боли и нервно огрызалась на окружающих. — Гадость, — прокомментировала Югито, утром стянув в ванной трусики и обнаружив на ткани бурые пятна. — И правда, прямо оттуда. Девчонки в приюте говорили, что после первой крови дух Большой кошки может прийти, съесть тебя и принять твой облик, но Югито не была дурой. Да и подслушала пару лет назад один разговор наставницы Каяко со смуглым высоким джонином из штаба райкаге, так что знала уже наверняка — девочек забирает не Большая кошка, а война. Просто совпадение: первая менструация случается лет в двенадцать-четырнадцать, и как раз с этого возраста детям можно отправляться на фронт. Многие приютские умели формировать чакру, а наставница Каяко лично обучала способных девочек нинмедицине — они-то и были больше всего нужны в регулярных командах. Югито не помнила, чтобы те, кого уводили пришедшие из штаба, возвращались. А сама никогда не умела создавать целебную зеленую чакру, только контактные бои нравились; жаль, правда, что спарринги обычно быстро заканчивались на чужом реве да жалобах. — Лучше скрывай пока, — с жалостью сказала соседка по комнате, пятнадцатилетняя Юу. — Бакэнэко чует запах почти так же хорошо, как видит, но пусть хотя бы Каяко-сенсей не знает, что ты повзрослела. Югито пожала плечами. Не верила она в эту чушь — поэтому через пару месяцев, когда кровотечение повторилось, отправилась за порцией положенных ей теперь гигиенических прокладок. Каяко посмотрела на нее добрыми жидкими глазами и зачем-то объяснила, откуда берутся дети. А еще через неделю Югито вызвали в кабинет дирекции, и двое незнакомых джонинов сообщили, что она пойдет с ними. Кошки наставницы заурчали, тепло прижимаясь к ногам, Югито подумала немного и сказала: я не дура и не хочу умирать. У одного джонина сжался кулак и заходили желваки. Наставница Каяко сняла очки и мягко ответила, что приют больше не может себе позволить ее содержать, а Скрытое Облако перестало платить за нее деньги. — То есть как это? — растерянно отозвалась Югито. О таком она еще не слыхала. — Потому что теперь Деревня будет платить за твое обучение как за джинчурики, — сказал второй джонин, потолще и подобрее, наклонился и спросил, слабоумно улыбаясь: — Югито-чан, ты слышала о Большой кошке? — Это все сказки, — голос предательски дрогнул. — Нет, — очень приветливо произнес джонин. — Большая кошка существует. И она живет здесь. Мозолистый палец указывал Югито в район солнечного сплетения. — А?.. — открыла рот та. В тот же день Югито узнала немыслимое: когда ей было два года, в нее запечатали Двухвостого. Двухвостую — монстра, сокровище Скрытого Облака, Большую кошку, Призрачную кошку и так далее, десятки имен. Предыдущая джинчурики умерла, а Югито оказалась самой подходящей сироткой из всех, кто обладал необходимыми свойствами чакры. Поскольку Скрытое Облако очень любило своих джинчурики, ей ничего не сказали. Просто отдали в приют Каяко и велели растить, пока она не станет девушкой. — Двухвостая — очень воспитанный демон, который не против вести себя смирно, но есть две тонкости: она ненавидит джинчурики-мужчин — это раз, а два — будучи запечатанной в женщине, начинает пробуждать свою силу только с менархе. — А что, другие еще демоны есть? — еле слышно пробормотала Югито. На нее посмотрели с жалостью и спросили, не ощущала ли она в себе присутствие чужой чакры. Вопрос был не слишком понятен, но Югито сказала, что любит разговаривать сама с собой. — Тебе отвечают? — заинтересовались в ответ. Югито помотала головой. Зря она это сделала. Потому что после этого ее начали обучать по-настоящему. И хотя подобное было неизбежно, следующие полтора года Югито очень старалась забыть напрочь. Вообще. *** Говорили, что Третья война подходит к концу — хрень собачья, Югито родных стен не видела неделями. Ей почти стукнуло шестнадцать, она уже знала, что такое «звероформа» и немного гордилась собой. И все равно Двухвостая до последнего отказывалась делиться силой, ждала, когда Югито совсем дойдет до предела. Порой даже строптиво медлила с регенерацией ее тела; как-то раз Югито, которую без лишних сантиментов бросали на передовую, несколько часов пролежала со вспоротым брюхом и натурально помирала. Самуи потом говорила, что она пела сквозь стиснутые зубы. Какую-то ерунду приютскую. Самуи была мастером танто и ее ровесницей — в отличие от подруги, закончила Академию и даже успела сдать экзамен, как нормальная куноичи. Постоянная грязь и ссадины по всему телу мало кого, конечно, красят, а за форменной одеждой не рассмотреть, у кого тоньше талия и больше грудь, но стройная и золотоволосая Самуи все равно выглядела как картинка. Хорошей она была. Югито сама не вспомнила бы о шестнадцатилетии, да в тот день подруга после перевязки вдруг протянула складное зеркальце и отрешенно сказала: — Посмотри хоть на себя нормально. Изменилась, не узнаешь. Зеркало было молочно-белым, красивым, с тонким узором, бегущим по крышке. С потайным лезвием. Оказалось, что волосы уже сильно отросли и торчали из вечной косы блеклыми прядями, а огромные и злые темные глаза на похудевшем лице выглядели почти безобразно. Югито лишь пожала плечами, но подарок припрятала, вместе с маленькими взрывными печатями носила в кармане жилета. Может, Самуи купила или выменяла, а может, у трупа взяла; та молчала, как обычно, а Югито было плевать. Приятно же все равно. Говорили, что не так давно на Скрытый Лист напал их собственный джинчурики — но никто не знал подробностей. Шпионов Облака, конечно, по всем великим странам было не счесть, но Скрытый Лист очень напрягся после катастрофы, и по подзащитным землям прошли экстренные проверки и чистки, любопытствующим пришлось быстренько сматываться. Югито иногда думала, что сталось с джинчурики после того, как монстр вырвался наружу. Особенно когда приходилось обращаться к снисходительной Двухвостой и покрываться ее шипящей, нестерпимо-горячей чакрой: ты могла бы разорвать меня в клочья из мести? За полтора года Югито научилась пользоваться этой силой и защищать свое сознание, пусть интенсивные тренировки словно отняли что-то от ее души. И все равно Двухвостая по-кошачьи непокорно и мягко выворачивалась, скалила зубы в темноте и упругими прыжками уходила от ответов. «Я просто оружие», — подумала Югито со странным прогорклым чувством, вернувшись в штаб после того, как командиры официально уведомили отряды об окончании войны. Койка Самуи еще долго пустовала, и в зеркальце Югито увидела свои встревоженные глаза. Они не успели поговорить и попрощаться — на всякий случай — перед прошлым расставанием. Подруга вернулась только дождливым вечером, кутаясь в шерстяной плащ, каких им не выдавали, вяло махнула и завалилась спать, даже не раздевшись. Животным своим нюхом Югито отчетливо чуяла дух крови. Повертелась в постели еще с полчаса, пытаясь забыться, но в конце концов не выдержала: мягким упругим прыжком приземлилась на соседнюю койку, дернула на себя шерсть и высохшую от старости простыню. Самуи упорно делала вид, что спит, а ее пальцы только крепче стискивали края плаща. — Отвали!.. — все-таки воскликнула она. Глаза за слипшимися ресницами, голубые, как у актрисы с плаката какого-нибудь романтического кино, пересеклись с глазами Югито и брызнули яростью. — Ненормальная ты? — Что... — клацая зубами, проговорила Югито, — кто... — Никто, — беззвучно выдохнула Самуи и сморщилась. — Ничего не случилось. Конечно, что-то случилось — и приставучая Югито в итоге вызнала. Отвернувшись, Самуи рассказывала, и все вставало перед глазами так ясно, словно случилось с ней самой. Самуи была в сопровождении на церемонии подписания мира и обсуждения сотрудничества между Молнией и Водой, и один человек со стороны мизукаге просто подгадал момент и изнасиловал ее. Ночью, в чужой палатке. — У него какие-то гендзюцу, — сказала Самуи и осеклась; лицо ожесточилось, взгляд тяжело помертвел. — Неважно. Не могла же я его... не то что убить, даже отбиваться... Он сказал, мне потом приятно будет — после него. Что я привыкну. Ты представляешь, что было бы, если бы я что-то сделала, скандал такой, мы только-только мир подписали! — крикнула она. Она — спокойная, хладнокровная и такая сдержанная обычно. Пальцы Югито немели от вязкой мелкой дрожи, в горле стоял плотный комок. — Так кто? — как со стороны услышала она себя. Самуи замкнуто отвернулась и застыла; ясное дело — не расколется. — А кровь-то... — пробормотала Югито. Надо было, наверное, обнять подругу, но ее трясло от ярости — она просто не могла. — Немного было совсем. Мне не больно. Югито так и не уснула, все вертелась в раскаленной постели. Довертелась — под закрытыми веками проступил обжигающим пятном кошачий силуэт. «А ну-ка, малышка, дай мне разобраться». «С ума сошла, что ли», — слабо возмутилась та. И села на кровати, не совладав с тугой силой, гнавшей ее прямо сейчас под ледяные иглы дождя. Самуи рядом забылась сном, кровь из прокушенной губы размазалась на подбородке. Я знаю, сказала Двухвостая, как сделать так, что никто не поймет. Ну же, Югито — я ведь чувствую, что ты хочешь разорвать его на части. Это была минута слабости и злости. Ведомая ими, Югито миновала укрепления и хищной тенью бросилась в темные заросли. Призрачные хвосты оставляли в воздухе потусторонний светящийся шлейф, под когти забивалась рыхлая земля. Югито уже не ощущала себя — и одновременно наблюдала как бы издали: вот лагерь шиноби Тумана, вот тот самый запах, который остался на коже и одежде Самуи. Рычание родилось из глубины глотки и зазвенело в открытой пасти. Шерсть на загривке встала дыбом вслед за мостом выгнувшегося, готового к нападению тела — Югито увидела чужие потрясенные, пьяные глаза, и злость вспыхнула настолько ярко, что собственное сознание опрокинулось в сплошную черноту. Очнулась Югито только где-то в лесу; одежда почти истлела, на губах таял мерзкий вкус плоти и крови, ноги слабо дрожали. Сжимало желудок. Двухвостая сыто, сладко мурлыкала. Будь она настоящей кошкой, наверное, начала бы мять лапами. — Зачем надо было вот так, — бессильно спросила Югито. К горлу подкатило. Ее рвало, по щекам текли слезы, а Двухвостая отзывалась нежной вибрацией за ребрами. Чтобы никто не узнал. *** В девятнадцать до Югито дошло, что у Двухвостой есть имя. «Мататаби» — прочла она в старых свитках, хранящихся в сокровищнице Водопада Истины. Война закончилась, Самуи уже взяла учеников, и постепенно они начали отдаляться друг от друга. Так бывает, люди расходятся. Югито стала достаточно зрелой и хотела спать с мужчинами. Перебирала их, чувствуя растущую скуку. После войны она похорошела, но не слишком, да и легкостью характера не отличалась — мужчины просто, как завороженные, шли на таящийся под кожей демонический жар Мататаби. Шли на почти неощутимый запах обольстительной женщины, а ею оказывалась нескладная бледная девчонка с темным росчерком поджатых губ. Впрочем, в постели их это волновало меньше всего. У тебя есть только я, не без печали говорила Двухвостая; странная она была, и по-человечески понятное проступало сквозь чакросистему ее истинной природы. И пусть она относилась к Югито, как мать-кошка к котенку, приходилось держать ухо востро: расслабишься — разочаруются, перекусят хребет, выпьют кровь. Съедят, немного сожалея, но понимая — все равно же не выживет. У тебя тоже есть только я, иногда отвечала Югито. Она познакомилась с другим, с джинчурики Восьмихвостого. Даже сразились на потеху райкаге и старейшинам. А после их тянуло друг к другу невероятно и жарко, совсем отключало голову. Югито хотела срывать зубами с него одежду, когтями полосовать бронзовую мощную спину. Вцепиться сладко в горло. Понятно, что хотела не Югито, а скорее Мататаби, что дело было в секрете, который они с другим джинчурики хранили внутри себя. Противостоять этому было еще одним шагом на пути ко внутренней гармонии. Спадал морок, и Югито видела товарища по несчастью, чья тактика борьбы с ненавистью казалась ей почти нелепой. — Мы друзья с Восьмерой, — ответил Киллер Би на заданный все же вопрос. — Друзья, говоришь? — Югито разглядывала в зеркале рыхлые «усы» на щеках, вздернутый нос. Дрожащие без ветра тугие волосы, выпавшие из косы. Дружить с Мататаби? — Заведи ребенка, — сказала как-то раз уже почти чужая Самуи. Смешная — сама не стала матерью, посвятив себя ученикам и брату, который был младше на десять лет. Смешная — и жестокая с этим своим предложением отдать слабую жизнь, родную кровь, бессмысленной жестокости мира. У Югито не было родни, но она слышала, что предыдущая джинчурики каждый раз скидывала только завязавшийся от мужского семени плод: так ревнивый кошачий демон пожирал нерожденных. Скрытое Облако было элитной Деревней — и очень прогрессивной. Не имеющее ни геномов древних кланов, ни семи священных мечей, ни ужасающей техники расщепления материи до атомов, ни традиции жестоких экспериментов над хвостатыми и джинчурики — Облако собирало крупицы, осколки сокровищ, подсматривало, перекупало, а порой открыто воровало чужое и потом лелеяло, растило его как свое. Только Водопад Истины на Острове-Черепахе был, пожалуй, тем, что Скрытое Облако надменно могло называть своим исконным сокровищем — не украденным секретом, не подсмотренной техникой. Во время приручения зверя Югито встретилась там со внутренним злом, и зло оказалось глупой девочкой, которую подвергали жестоким тренировкам. Девочкой, которой вложили кунай в руку и велели убить, чтобы она точно умела делать это по приказу, а не давала Двухвостой застить себе глаза жарким и опасным желанием пустить кровь. Главное в этом деле — обозначить себя, свою индивидуальность; они живут неизмеримо дольше нас, люди для них как песчинки в потоках чакры. Надо быть особенными для них. Так говорил Киллер Би. Обозначая самого себя, Би стал виртуозным мечником и писал дерьмовые стихи. А еще добавлял с оттенком самодовольства: «Ты лишь в самом начале пути». Югито же ощущала, будто в конце. Собственные двадцать с небольшим тащились за ней половиной века. Далее: определить рамки и провести границы. И, если с первым у Югито не сложилось, второе прошло как по маслу. Она сумела договориться с живущим внутри злом. Если первоначало вообще можно было таковым считать. Порой Югито бесшумно кралась по крышам, поднимаясь еще выше в горы. Начиналась охота, и мелкие кости скрипели на кошачьих зубах, когти с наслаждением разрывали волокнистое, жесткое мясо. Югито знала, что Мататаби нужно еще, больше, и порой ловила себя на желании впиться в человеческое горло. Но справлялась с этим. Из тела уходил упругий жар, если Югито не давала Мататаби порезвиться в горах. И напротив, сила переполняла ее, когда она закрывала глаза и выпускала поводок, ослабляя натяжение на шее Большой кошки. Возвращаясь ночными кварталами, Югито иногда вспоминала похожую улицу, где стоял ее старый приют. Воображала себе девочку, которая всматривается в темноту и ждет, сладко замирая от страха, прорежут ли ночь те самые раскосые глаза, желто-тусклый и блестяще-травянистый. Югито тоже ждала когда-то. Дети не знали, почему приходит и куда уходит Бакэнэко. Не знали, что та каждый день выполняет миссии, как обычный человек. Просто человек — с температурой тела выше нормальной, с пушистой гривой вычесанных льняных волос. С любовью к ароматическим маслам и техникам огня. Да еще с уличными кошками, что постоянно ластятся к ней и провожают до самого дома.