Спотыкаясь о мысли

Поставив чайник на плиту, Петуния принялась за нарезку бекона для яичницы. Это чудесное воскресное утро ничем не отличалось от других таких же замечательных выходных дней, ну, по крайней мере для ее соседей. Из телевизора обнадеживающе вещали что никаких изменений в экономике страны нет и в ближайшее время не предвидится. Но Петуния по личному опыту знала что, настоящие перемены никогда не стучатся в дверь перед тем как войти в вашу жизнь, они тихо настигают вас на пороге, и их не получится предугадать как бы вы не старались. Бросив взгляд в окно она несколько отстраненно отметила что зима уже совсем вступила в свои права. Стоит выйти смести снежок со ступенек. И сварить Вернону кофе. Кашу для Дадличка. Не забыть выжать яблочный сок. Нож едва не выскочил у нее из рук, когда под столом она заметила ребенка — сына Лили. Порадовалась что не закричала — незачем будить Дадлика раньше времени. А мальчик не издавал ни звука и хаотично раскачивался в стороны смотря в одну точку. Петуния отложила кухонные приборы в сторону и взяла его на руки. Он никак не отреагировал, словно бы вообще не заметил изменений в обстановке. Она вздохнула, вручила мальчику печенье и усадила его перед телевизором надеясь что это даст ей возможность закончить с приготовлением завтрака. И как только полтора годовалый ребенок умудрился самостоятельно спуститься по лестнице?!.. В целом, Петуния уже привыкла к подобным «происшествиям», и пожалуй могла гордится собой за это. Ребенок был мягко говоря странный (хотя чего еще ожидать то), она старалась полагать что это просто так в нем проявляется та самая пресловутая магия. Хоть и помнила (смутно конечно, но все же) что Лили в этом возрасте была другой. Думать о Лили не хотелось совсем. А ведь уже два месяца прошло. Два месяца назад у нее еще была сестра. И она даже могла бы с ней поговорить. Не так уж и давно вообще то, а по ощущениям минул целый век. Теперь все те ссоры, размолвки и гордость, которую ни одна из них так и не смогла переступить, казались бредом склочных щенков, А свалившийся ей на голову ребенок был вишенкой на торте. К ее удивлению, на новость о том что теперь с ними будет жить ее племянник — т.е. еще один рот — Вернон отреагировал совершенно спокойно. Посочувствовал ее утрате и сказал что не зря у них в доме две детские спальни. Она заметила что скорее всего мальчик тоже будет одним из «этих», абсолютно не понимая чего хочет этим добиться. Вернон фыркнул, погладил усы и ответил что ребенок есть ребенок и чтобы там ни было ответственности за это нести не может. Она хорошо помнила как впервые рассказала ему о волшебстве. Ей пришлось на самом деле: Лили прислала им приглашение на свою свадьбу, а у «этих» ведь даже открытка не может быть нормальной — бумага начала творить то чего творить не должна. Это был долгий изнурительный разговор. В ходе которого он шесть раз переспрашивал ее часом ни первое ли сегодня апреля, при том что на улице хрустят желтые листья. Джеймс Поттер оказался человеком или полностью лишенным навыка производить хоть сколько нибудь сносное первое впечатление, или просто был невежественным негодяем. Какого бы мнения Петуния не была о Лили, она не смогла понять чего такого она в нем нашла. Она знала что Вернон полностью разделяет ее точку зрения. Сейчас Петунии больше всего хотелось ненавидеть Лили. Ненавидеть люто, так, чтобы не было этой мучительной боли под ребрами, чувства вины и бессилия перед уже произошедшими событиями. Безусловно это очень эгоистичное желание, но у миссис Дурсль это выходило совсем не очень. А страшнее всего была возможность привязаться к этому черноволосому малышу с глазами ее сестры, который одним своим присутствием напоминал что Лили она больше не увидит. Ни-ког-да. Отрицание того что, хотя бы отчасти, это уже произошло, наверное было глупым наивным самообманом, но тут уж ничего не поделаешь.