Writober

      Один, два, три…       Счёт – не самая пагубная привычка, какая могла у него возникнуть.       Руппи мерял шагами комнату и раздражал сам себя. Право слово, нет ничего хуже, чем просто сидеть и ждать. Он, конечно, не сидел, но сути дела это не меняло. И как только праведные живут в вечном ожидании?       Триста восемьдесят семь, триста восемьдесят восемь, триста восемьдесят девять.       Можно, конечно, выпить, жизнь сразу заиграет новыми красками. Но хотелось сохранить трезвый ум. А вот перекусить лишним не будет.       — Да какая, к кошкам, еда?!       Парень пнул ни в чем не повинную ножку стола, отчего с того скатился и разбился стакан. Да гори он закатным пламенем! Руппи упал на стул и, облокотившись на колени, закрыл руками лицо. Его одолевало то самое дурацкое состояние, когда любые мысли и выводы непременно злили. Абсолютно все выводило из себя. Солнце за окном, вкус лепешки, что он съел на завтрак, вой ветра, война, заправленная кровать, новый камзол…       Восемьсот сорок три, восемьсот сорок четыре, восемьсот сорок пять.       Он глубоко дышал, слушал учащенный стук собственного сердца и считал. Обычно он так себя чувствовал рядом с бесноватыми, но тут их быть не могло и на хорну вокруг. Что за беспричинная злость?!       Тысяча двести девять, тысяча двести десять, тысяча двести одиннадцать.       Как-то отец сказал, что злость можно не только проглотить или выплеснуть. Ее можно отпустить. Леворукий и все его кошки, насколько все плохо, что Руппи вспомнил отца?       Две тысячи девятьсот семьдесят, две тысячи девятьсот семьдесят один, две тысячи девятьсот семьдесят два.       Время течет до того медленно, что хочется совсем не по-герцогски выть. Это раздражало еще больше. Отпустить злость, вестимо, тоже не получилось.       Три тысячи шестьсот двадцать два.       Интересно, когда он в следующий раз сможет сразиться в рамках того вызова? Злость – одна из лучших движущих человеком сил. Сколько там за Алвой числится? Шесть человек? Семь? Сейчас Руппи был уверен, что с ждущей его восьмеркой он справился бы.       Четыре тысячи шестьдесят.       Ведьма... Могла бы помочь выплеснуть злость. Во только теперь Эйнрехту подобна вся кесария. Проклятье!       Пять тысяч семьсот тридцать пять, пять тысяч семьсот тридцать шесть, пять тысяч семьсот тридцать…       В дверь постучали.       — Ну наконец-то!