рядом

“Никогда бы не подумала, что тебе закаты нравятся больше рассветов,” - хмыкает Гибсон, закидывая непринужденно ногу на ногу. Она уже и не помнит, чего забыла на крыше, почему оставила все вещи в классе и, конечно же, почему сейчас так легко говорит с привычно раздражающей одним своим существованием одноклассницей. Кажется, словно это прохладный, едва ли ощутимый даже с наскоро завязанным хвостом ветер украл все мысли, оставив лишь одну. Одну, зато ту, которая ни в какой другой момент чуть болящую сейчас голову не посетила бы. “Ну-у, Сирия-сан опять думает стереотипами!” - хохочет звонко и премерзко девушка рядом, но взгляда красных глаз не удостаивается. Эшли. Эшли Брэдли, всегда настаивающая на дружеском, но словно бы таком грубом Эш. Любимица учителей и одноклассников, отличница и ботанка, душа компании и много-много всего, за что Сирия может ее ненавидеть. Когда Гибсон уходила от шумной уборки, ей казалось, что определенно точно во всей этой галдящей толпе затесалась она. Но сейчас идеально стройные ноги, обернутые в такие безвкусные колготы, болтаются в воздухе, а руки, видные за бинтами лишь веснушчатыми кистями, упираются в самый край крыши. “И чего ходячий пример для подражания забыл здесь?” - Сири все же чуть хмурится, косится на Эш. “Я же сказала, любуюсь видом!” - восклицает тут же Брэдли, будто бы демонстративно вскидывая руками и тем самым лишь больше закатывая очевидно растянутые рукава. “И все?” “…” Они еще некоторое время сидят каждая по-своему и молчат. Тягуче и как-то печально молчат. Сирия все же скрещивает руки на груди, стоит лишь очередному лучику заходящего солнца ткнуться в прикрытые глаза. “…Из всех возможных людей, хах…” - слышится рядом такое тихое бормотание, что Гибсон даже не сразу понимает, кому оно принадлежит и по-глупому вертит головой. “Из всех возможных людей?” - и так же по-глупому переспрашивает, вскидывает для эффекта бровью. А Эшли, дряная девчонка, чуть приподнимается, устраиваясь по-удобнее и заставляя сердце пропустить удар. “Из всех возможных людей, способных застать меня за столь нелицеприятным деянием, пришла ты, Сирия-сан!” - прижимает она драматично те же самые руки к сердцу, наигранно печалится. Сири лишь переводит взгляд с одноклассницы на мир у их ног. Треклятые клише ее никогда не вдохновляли, не заставляли задерживать дыхание - разве что раздраженно цокнуть. А в жизни все и правда красиво. Например, вон та маленькая-маленькая точка - на самом деле важный предприниматель, задолжавший зарплату рабочим и сейчас думающий, как это недоразумение замять. Или вот эта, уже поближе, совсем недавно стала мамой, и это не оказалось для нее сильно счастливым. “Ну конечно, с детьми всегда трудно,” - хмыкает мысленно Гибсон, вспоминая что-то свое. Но они все далеко, их всех Сирия не видит даже сейчас. А рядом кто? Любимица, отличница, улыбающаяся так глупо. Но, похоже, есть что-то еще. “Если я уйду, ты спрыгнешь?” При таком ненавязчивом и словно бы будничном замечании Эш чуть затихает - удивительно. Да, Сирия знает о той, кто совсем рядом, не больше, чем о всех этих жалких точках, которые так легко закрыть носком. И там, и тут она может лишь предположить. И только тут узнать верный ответ. А нужно ли ей это? Скорее всего… “Эй,” - спустя минуты молчания зовет снова Гибсон. И прежде, чем вторая девушка успевает послушно обернуться, дергает ее на себя, сжимает чуть смуглую руку своей бледной, почти белой. - “Эти тупицы вряд ли без тебя справятся, только хуже сделают. Так что…” "Пойдем в класс… Эш.” … “Ты назвала меня Эш, ты назвала-а!" - щебечет Брэдли, умудряясь крутиться вокруг одноклассницы на ходу. “Н-не было такого! Тебе послышалось, т-тупица! Придешь домой - уши прочисти, хмпф." …Но Сирия явно не жалеет, что упомянула о близости их домов.