Сидней. Путь некроманта.

      В покосившейся землянке старой Граны царили духота и стойкий аромат трав. Растения тут были везде: свисали пушистыми метёлками с потолка; выглядывали длинными стебельками и соцветиями из глиняных горшочков и берёзовых туесов на полках; кипели в маленьком котелке, подвешенном над огнём закопченного очага. Это было лишь одной из причин, по которой многочисленные посетители, приходившие к ведунье, редко пересекали порог её жилища, предпочитая дожидаться снаружи, пока старушка вынесет им необходимое снадобье. По счастью Сидней, уже несколько лет помогавший Гране по хозяйству, успел ко многому притерпеться, так что даже не замедлил шага, легонько толкнул дверь из сосновых жердин и вошёл внутрь жилища.       Старушка сидела за низеньким дубовым столом и перебирала свежесобранные травы. Руки знахарки, морщинистые, высохшие, напоминавшие паучьи лапки, так и мелькали, легко отделяя нужные лепестки и листочки, а ненужное сбрасывая в стоящую у её ног ивовую корзину. Ворвавшийся вместе с мальчиком ветерок колыхнул пламя свечи, и Грана подняла голову, подслеповато щурясь, пытаясь рассмотреть вошедшего.       - А, пришёл, наконец, - проворчала она, узнав Сиднея. – Долго же пришлось тебя ждать. Что, опять со своим отцом в лесу чародействовал?       Мальчик вздрогнул и смущённо глянул на старушку, однако Грана уже вновь уткнулась в свои травы, низко наклонив седую, словно припорошенную остывшим пеплом голову. Из-за этого голос её звучал глухо и неразборчиво.       - Котелок с огня сыми. Не дай бог, перекипит. Чашки достань! Не обедал, небось?       - Нет, я сразу пошёл сюда.       Сидней аккуратно снял с крюка котелок, установил на столе и полез в сундук за посудой. Мебели в доме Граны практически не было – убогая лежанка да грубо сколоченные стол и стулья. Сколько раз старейшина предлагал ей перебраться в другой, чистый и добротный дом, ближе к центру деревни. Всё без толку! Грана любила свою избушку и не желала даже слышать ничего о переезде. Так и жила, спокойно и уединенно, в окружении любимых ею растений. Только иногда приходили селяне с просьбами, да мужики - подлатать крышу или подправить просевшее крыльцо. Сидней же оставался самым частым гостем в её доме.       Мальчик шустро собрал на стол нехитрую снедь: сыр, хлеб, свежее молоко, принесённое, видимо, кем-то из благодарных селянок, овощи и ягоды. Старушка сгребла неразобранные травы на край стола, и на предложение поесть только досадливо отмахнулась.       - Кушай давай, - с напускной суровостью пробурчала она, прихлёбывая молоко из любимой глиняной кружки. – Тощой, как скелет. И куда только твой папаша смотрит? Совсем же тебя голодом заморит, окаянище.        - Ничего я не тощий, - возмутился Сидней, тем не менее с аппетитом уплетая нехитрую еду за обе щеки. – А у папы дел много. Он всем в деревне помогает.       - Да уж, помогает он, - сердито фыркнула Грана, и Сидней нахмурился. – Одни проблемы от него, окаянного. Помяни мои слова: и сам плохо кончит, и тебя, дурачка малолетнего, с собой в недоброе утащит.       Обычно мальчик старался молчать и не отвечать на такие выпады. Отец учил его терпению, говорил, что слова - лишь воздух, пока в них не вложена сила. Однако что-то переменилось в нем сегодня. Разом вспомнились все оскорбления и насмешки, которые он сносил от других детей, как они сегодня гоняли его по всему селению и бросали камни, словно в шелудивого пса. После слов отца о величии, и того, чего он добился сегодня, обида вспыхнула в груди с новой силой, и мальчишка взвился, сжимая кулаки.       - За что вы так..?! Почему все к нам так относятся?! Дети меня дразнят, вы на отца коситесь, хотя он никогда никому в деревне ничего дурного не сделал! Минувшей зимой вон, от волков всех защитил - и хоть бы кто спасибо сказал! Так нет! Только и можете его хаять! Мы используем магию, как все, только у моего отца сил и умения в разы больше. Разве это плохо?!       Грана отвлеклась от своей работы, сложила руки на столе и уставилась на разозлившегося мальчика с хитрым прищуром.       - Ишь, разошелся-то как, петух боевой... Перья встопорщил, раскричался. Спасибо, говоришь, надо твоему отцу сказать? Что вы силой владеете? Так ведь сила силе рознь.       Сидней нахмурился непонимающе, Грана же, покряхтывая, развернулась на скамье, и похлопала ладонью по потемневшей от времени, гладкой сидушке. Мальчик, поколебавшись, всё-таки подошел и сел рядом. Старушка, как ранее отец, подцепила его прохладными, жесткими пальцами за подбородок и заглянула в глаза. Сидней с недовольным видом вырвался, однако Грана уже явно увидела то, что ей было нужно, и покачала седой головой с крайне встревоженным и скорбным видом.       - Вот оно как, значится...       - Что? - Сидней смутился, разом растеряв весь боевой пыл. Бабушку Грану не зря называли ведуньей. Она многое знала, еще больше видела, несмотря на старость. Пусть ее глаза утратили былую зоркость, однако с годами лишь крепло некое внутреннее зрение, позволявшее ей легко угадывать намерения селян, стоило им только появиться у ее порога. Иногда они и рта не успевали раскрыть, а она уже выносила им нужное снадобье или давала нужный совет, лишь взглянув, прямо как сейчас.       - Тьма накрыла тебя своей тенью. На опасный путь ты ступил, Сидней.       Старушка смотрела на него с такой тревогой и горечью, что мальчик ощутил, как сердце в его груди бешено заколотилось.       - Я не понимаю, о чем ты...       - Всё ты понимаешь! - сердито вскинулась Грана. - Огонь - как палка о двух концах. Он всех обжигает: и своих, и чужих. Не играй с ним, Сидней! Иначе много боли причинишь. И другим, и себе.       Мальчик сглотнул, зачарованно глядя в глубоко запавшие, подслеповатые глаза старухи. Никогда раньше Грана не говорила так с ним, и у Сиднея вдруг возникло ощущение, словно с ним говорил отец. Страх, который, как ему казалось, он давно победил, сейчас вновь появился внутри, и мальчик невольно сжался под пристальным взглядом старой ведуньи:       - Я не собираюсь никому ничего плохого делать! Я просто... Я бы только мальчишек напугать...       - Вот с такого всё и начинается! - раздраженно всплеснула руками Грана. - Уйди-ка!       Сидней торопливо соскочил со скамейки, старушка выбралась из-за стола, подошла к полкам и долго там рылась, что-то переставляя и перекладывая. Наконец она развернулась к Сиднею с небольшой деревянной баночкой в руках.       - Вот. Порошок из листьев лопуха, корень сушеницы топяной и коровье масло. Повязки менять два раза - утром и вечером. Смотри, трать экономно. Эта мазь тебе ещё не раз понадобится.       Сидней растеряно хлопнул глазами.       - Бабушка Грана...       Ведунья лишь понимающе усмехнулась, протянула руку и погладила мальчика по голове. Не смотря на то, что Сидней так и не сказал старушке, что это последний раз, когда они видятся, она словно сама все поняла, без слов, и от ее жеста веяло прощанием.       - Иди. Отец тебя ждет. И будь осторожен, Сидней. За любую силу нужно платить.       - Но я... бабушка Грана... я ещё хотел сказать тебе...       - Потом скажешь. Мы с тобой еще встретимся, только позже. Тогда и скажешь.       Сидней хотел возразить, объяснить, что вряд ли они еще встретятся, что отец хочет его увести из города прочь, однако старушка замахала на него руками, и мальчик сам не заметил, как, пятясь, оказался на улице.

**********

      Снаружи день уже начал клониться к закату. Солнце бросало последние, багрово-золотистые лучи на темнеющие улицы, ветер шелестел листвой низко склонивших головы яблонь. Сидней быстро проскакивал узкие проулки, но, к счастью, людей на пути ему почти не встречалось. Эту часть селения в основном занимали ремесленные мастерские да склады. Близость Ямы отпугивала людей, и всего несколько мастеровых, Грана, да Сидней с отцом рискнули здесь поселиться.       Голова мальчика разламывалась от обилия мыслей. Старушка уже не в первый раз предупреждала его о его силе, хотя Сиднею это казалось совершенно бессмысленным. В мире, где самый последний бродяга владеет магией, не бывает плохих способностей. По крайней мере, он так считал. Конечно, отец предупреждал его об определенных опасностях, но, если соблюдать осторожность, ничего ведь не случится! Однако бабушка говорила об их с отцом способностях так, словно они вообще не имели право на существование. А вот это уже было обидно...       Глубоко задумавшись, Сидней шустро миновал последний поворот и так и замер на месте. Около их дома стояли друг напротив друга отец и мясник Гутальв. При виде последнего сердце Сиднея тревожно заколотилось, и он отпрянул назад, затаившись в густой тени соседнего дома. Отец стоял неподвижно, скрестив руки на груди, спокойный и сдержанный, как обычно, Гутальв же, напротив, был явно на взводе, сжимал кулаки и говорил что-то громко, то и дело срываясь на крик. Сидней услышал обрывки его речей:       - Ещё раз... отродье...я с него шкуру спущу!       Ответа отца он не различил, но мясник, изменившись в лице, бешено выкрикнул что-то и взмахнул рукой. Удар не достиг цели - вылетевшая из тени дома собака сбила Гутальва с ног и опрокинула на землю. Мальчик восхищённо охнул - в широкоплечем мяснике было не меньше сотни килограмм живого веса, однако небольшой пес свалил его легко, словно тряпичную куклу, и вскочил лапами на грудь. Порастерявший свой боевой пыл Гутальв лежал смирно, пока так и не шевельнувшийся отец невозмутимо что-то спрашивал у него. Ответ мясника его явно удовлетворил, отец коротко свистнул, и собака неторопливо соскочила с груди Гутальва, вернулась к Рихарту и замерла рядом с его ногой. Было в ней что-то неправильное, но что именно – Сидней не мог понять.       Мясник меж тем отполз назад, вскочил на ноги и бросился прочь так быстро, как только мог. Как успел заметить Сидней, на лице его застыл настоящий ужас. Проводив мужчину взглядом, мальчик вышел из своего укрытия и подошел к отцу. И только вблизи понял, что же так смутило его во внешнем облике собаки: вместо морды у нее был голый череп. В провалах неровных глазниц тускло мерцали малиновые огоньки, остальное туловище походило на неплотный сгусток черного дыма – очертания лап и хвоста плыли, менялись, временами становясь гуще, потом снова теряя четкость. Сиднея так зачаровало это зрелище, что он замер на месте, как вкопанный, и внимание его привлек только голос отца.       - Явился, герой.       Мальчик смущённо вскинул глаза на мужчину. Рихарт насмешливо улыбался.       - Он на меня жаловаться пришёл?       - Верно. Что ты почти убил его сына тёмной магией.       - Не правда! Всё совсем не так было! - возмущённо вскрикнул Сидней, однако отец только усмехнулся и легко сжал его плечо.       - Не бойся, Сидней. Я не стал бы тебя ругать, даже если бы ты убил того жирного поросёнка. В любом случае, завтра нам уже не придётся о них волноваться.       Пальцы отца холодили кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Его руки всегда были холодными, как лёд, даже самым жарким летом. На все вопросы Сиднея Рихарт либо отмалчивался, либо скупо замечал, что его кровь охладела благодаря житейскому опыту, и это уберегает его от скорых суждений и необдуманных поступков. Большего мальчику добиться не удалось.       Отец убрал руку, отвернулся, собираясь войти в дом. Сидней двинулся было следом, но снова остановился, зачарованно глядя на собаку. Та двинулась за Рихартом, и на несколько секунд ее силуэт смазался и наполовину истаял. Отец, почувствовав заминку, обернулся и цокнул языком.       - Ах, да!       Мужчина сдвинул край рубашки и коснулся висящего на груди причудливого амулета. Собака рассыпалась черной пылью без единого звука. Череп с глухим стуком упал на землю, отец поднял его здоровой рукой и вошел в дом. Сидней быстро проскользнул за ним.       Внутри царил привычный полумрак. Сквозь плотно закрытые ставни не пробивалось ни одного лучика заходящего солнца, так что единственным источником света им служил наполовину погасший очаг. Отец не любил свет и зажигал свечи только когда учил Сиднея читать и писать, либо занимался своими записями и снадобьями.       Пройдя к дальней стене, у которой стояли две лавки и книжный шкаф, битком забитый книгами, отец бросил череп на верхнюю полку, извлек несколько коротеньких свечей, установил их на столе и зажег все разом одним коротким словом. Тяжело опустившись на лавку, он принялся закатывать рукав и одновременно внимательно взглянул на сына.       - Ты принес то, что я просил?       Сидней кивнул, торопливо достал баночку. Отец протянул к нему искалеченную руку. Пока мальчик ходил к Гране за лекарством, Рихарт наскоро перетянул рану каким-то тряпьем и теперь аккуратно его снимал. Ожог не увеличился в размерах, но покрылся жесткой, черной коростой по всей длине предплечья. Сидней невольно содрогнулся.       - Неприятное зрелище, правда? – криво усмехнулся мужчина.       Мальчик быстро глянул на отца.       - Это…пройдет?       - Шрамы останутся, если лечить.       - А если нет? – отец промедлил с ответом, и Сидней не выдержал. – Ты умрешь?       - Можно умереть. А можно выжить, и страдать от боли всю жизнь. Поверь мне, это намного хуже смерти. Но хорош болтать. Мне нужно, чтобы ты перебинтовал мне руку.       - Да, сейчас!       Мальчик полез за бинтами, взгляд невольно скользнул по книгам. Тут были труды по истории и географии, книги, написанные на незнакомых Сиднею языках, и о вещах, которых он вовсе не понимал. Рихарт разрешал ему смотреть рисунки в некоторых книгах. Что-то казалось ему интересным, но суть большинства от него ускользала. Отец говорил, что он все поймет со временем. Он про многое так говорил.       Сидней тряхнул головой и вернулся к отцу. Склонившись над повреждённой рукой, он не удержался и провел пальцем по корке. Прохладная на ощупь, чуть влажная, как застывающий пепел. Мальчик отдернул руку, торопливо наложил мазь и принялся осторожно накладывать повязку. Отец не отрывал от него тяжелого взгляда.       - О чем вы с Граной говорили?       Сидней ниже опустил голову и неловко пожал плечами.       - Да так… ни о чем.       - Неужели?       Мальчик промолчал. Рассказывать о словах Граны отцу ему почему-то не хотелось, пусть даже ничего такого в них не было.       - Если врешь, то хотя бы постарайся, чтобы это выглядело убедительно.       Сидней сжал губы и упрямо глянул на отца.       - Она ничего такого не говорила.       - И все-таки?       - Ну… - Сидней вздохнул. – Она сказала, что наша сила опасна. Предупреждала, что я могу сделать плохо другим.       - Вот как? – Рихарт, казалось, несколько расслабился. – Понятно. Старуха умна, но порой она говорит о том, чего не понимает.       Мальчик непонимающе взглянул на отца и тот раздражённо фыркнул, сделав резкий жест свободной рукой.       - Я уже говорил тебе, Сидней. В этом мире у нас нет союзников. Ни на кого нельзя положиться. Эльфы, гномы, аланорцы… все против нас. А все потому, что они боятся нашего дара. Нашей силы, которая неповторима и неподвластна никому, кроме нас. Они страшатся ее, и вместе с тем страстно желают. Завидуют и ненавидят, что у нас есть то, чего нет у них.       - Бабушка Грана мне говорила, что эльфы добрые и ценят жизнь…       - Эльфы – убийцы и лгуны! – глаза отца полыхнули бешенством. Он резко подался вперёд, так что Сидней невольно отшатнулся. - Они те, из-за кого мы вынуждены скрываться и бежать на край света! Они разоряют наши дома, убивают наших детей! Запомни это, Сидней, и постарайся не забыть! Никогда не доверяй эльфам.       Мальчик смешался, отвел глаза. Отец успокоился так же быстро, как и вспыхнул, и заканчивали процедуру они уже в тягостном молчании. Затянув последний узел на повязке, Сидней отвернулся и хотел уйти в свой угол, когда услышал за спиной голос отца:       - Хорошо, что мы завтра наконец уйдем отсюда, и эта глупая старуха прекратит смущать тебя своими речами.       Сидней стиснул зубы, и как ранее у Граны, злость ярко полыхнула в его крови.       - Грана вовсе не глупая! Мне будет жаль расставаться с ней.       Отец лишь рассмеялся на его возмущение коротким, злым смехом:       - Наивный ребенок. Иди спать! И не смей больше спорить со мной!       Сидней раздраженно мотнул головой, но продолжать пререкаться не осмелился, и бросился к своей постели. Обида и растерянность жгли его изнутри. Противоречивые чувства раздирали мальчика на части. Уважение к отцу боролось с любовью к старой знахарке, заменившей ему мать. Свернувшись клубочком на толстом одеяле, Сидней отвернулся носом к стене и недовольно запыхтел, думая о том, как же все непонятно, противоречиво и сложно в этом мире, и почему нельзя просто жить мирно, и не воевать друг с другом?!       Ему казалось, что он не заснёт всю ночь, однако дети не могут долго грустить, и скоро усталость и перевозбуждение от насыщенного событиями дня сделали свое дело. Свинцовая тяжесть смежила веки, и Сидней сам не заметил, как уснул, и ему приснился сон. Поразительно яркий и реалистичный сон.       Он оказался в лесу, погруженном в туман, такой густой, что рассмотреть что-то на расстоянии вытянутой руки казалось совершенно невозможно. Мир вокруг выглядел выцветшим и слегка размытым, словно Сидней смотрел на него сквозь толщу воды. Воздух ощущался плотным и спертым, как в давно не проветриваемом помещении. Звуки тоже доносились глухо, и ощущение было такое, словно у него заложило уши. Мальчик недовольно поморщился, тряхнул головой.       - Это пройдет.       Сидней повернул голову и с удивлением увидел рядом с собой отца. Помимо привычной одежды его фигуру окутывал с ног до головы черный плащ с глубоким капюшоном. Светлые глаза отца смотрели отрешенно вперед, куда-то вдаль. Неслышно приблизившись к сыну, он крепко взял его за руку.       - Где мы? - несмело выдохнул Сидней, и поразился, как странно прозвучал его голос. Глухо, вибрирующе, с лёгким эхо.       - Неважно. Я хочу кое-что показать тебе, Сидней. Кое-что, что объяснит тебе мою ненависть к чужакам, и почему тебе стоит их опасаться. Иди рядом, и ни в коем случае не отпускай моей руки.       Сидней сглотнул, ощущая лёгкую дрожь возбуждения и любопытства во всем теле. Отец потянул его вперед, и мальчик быстро пошел следом. Туман расступался перед ними, и в его молочной белизне постепенно начали вырисовываться контуры деревьев. Чаща медленно обступала Сиднея и его отца, но затем вдруг также внезапно прянула назад, словно вспугнутый чем-то дикий зверь, и они вышли на открытое пространство. Мальчику хватило нескольких секунд, чтобы узнать холм, на котором располагалось сельское капище. Правда, сейчас это место выглядело совсем по-другому. Не было огромного раскидистого дуба - дерево на краю холма было намного тоньше, и крона его едва охватывала несколько метров вокруг ствола. И река была уже, а берега, пологие и обрывистые в воспоминаниях Сиднея, плавно спускались к самой воде. Однако капище уже стояло. Идол располагался около ствола, правда, не такой древний и ровный, а словно совсем свежий и ребристый.       Некий шум привлек вниманием мальчика. Он оглянулся и увидел пятерых людей, выбежавших из леса. Самый старший из беглецов был ненамного старше отца Сиднея, самой младшей же была девушка лет пятнадцати. Худощавый, долговязый парнишка с мечом поддерживал ее под руку, помогая бежать. Все пятеро были облачены в черные мантии, и только у двоих в руках были длинные кинжалы с необычным, зазубренным лезвием, а у старшего - посох с набалдашником в виде когтистых лап, удерживающих черный, непрозрачный камень.       Беглецы выскочили на холм, замерли в нерешительности на мгновение, бросились к противоположному краю леса. В ту же секунду следом за ними на луг вынырнули около десятка всадников - шестеро верхом на волках, серых и черных, четверо - на лошадях. Те, что на волках, были вооружены луками и дротиками, оставшиеся четверо словно сошли со страниц старых романов, которые показывала Сиднею Грана - рыцари в металлических доспехах, с мечами наголо и алыми перьями на шлемах. У каждого на нагруднике также был нанесен необычный рисунок - птица, раскинувшая крылья от плеча до плеча и словно объятая пламенем.       Внутри у Сиднея что-то екнуло, когда он понял, что сейчас произойдет. Хотелось закричать, предупредить, но разумом он понимал - бесполезно. Сон или явь – мальчик был здесь всего лишь зрителем, не способным ни на что повлиять.       Первым пал юноша, бежавший последним. Прыгнувший волк обрушился на него всем своим весом, враз перекусив острыми клыками хребтину. Его соседа следующий всадник пригвоздил к земле дротиком, но молодой маг умер не сразу, и Сидней содрогнулся, слыша его предсмертные хрипы и видя, как дёргается тело на древке, словно пришпиленный иголкой жук. Последний парень толкнул в сторону девушку и попытался сотворить заклинание, однако подскочивший всадник рубанул его мечом наискось, и юноша упал, как подкошенный. Жуткий крик раскатился по поляне. Сиднея замутило, он дернулся, пытаясь зажать руками уши, однако отец сдавил его запястье стальной хваткой, не позволяя вывернуться. Мальчик взглянул ему в лицо и сжался невольно – столько там было ненависти и алчной злобы.       - Смотри, - хрипло прорычал он. – Смотри, как они расправлялись с нами. Без жалости, без уважения. Били в спины беззащитных, убегавших детей. Смотри и запоминай, Сидней. Вот она, истинная сущность эльфов.       Мальчик с неохотой перевел взгляд обратно. Ему не хотелось видеть разворачивающуюся бойню. Смерть не вызывала у него никакого удовольствия, напротив, хотелось бежать отсюда как можно скорее, вырваться из этого кошмара. Но отец вынуждал его оставаться на месте.       Меж тем на поляне все двигалось к развязке. Маг, пытаясь спасти девушку, замер на месте, воздел вверх руку с посохом, и землю охватило знакомое чёрное пламя, разом слизнув двоих волчьих всадников и одного рыцаря. Запахи тут едва ощущались, зато громких криков и истерического конского ржания пополам с волчьим воем было не заглушить. Однако и всадников было слишком много. Они окружили мага кольцом, загарцевали, не решаясь приблизиться.       А Сидней недоуменно нахмурился. Странное чувство захватило его. То самое, что он ощутил здесь же на берегу днём. Пульсирующую энергию, которая так и просилась в руки, так и манила. Мальчик неосознанно потянулся вперед и ощутил ладонью жар, словно выставил ее к очагу. Кожу закололо иголочками, пульсация снаружи теперь отдавалась в каждом изгибе адваркха на его теле. Сидней чувствовал, как сила наполняет его…однако долго это не продлилось. Отец, почувствовав неладное, опустил глаза и протестующе вскрикнул:       - Нет! Сидней, нельзя!       И в тот же самый миг пространство вокруг словно взорвалось изнутри. Лес, всадники, маги – все смешалось в неразличимом дымном коктейле – и погасло. Сидней вздрогнул, сел в постели, растеряно оглядываясь и протирая глаза. Он снова был в своём доме, на своей постели. Отец спал напротив, разметавшись по кровати, глухо постанывая во сне. Наверное, его беспокоила рука. В остальном всё было тихо и спокойно. Никакой реки, никаких всадников. Просто ночной кошмар...       Сидней помедлил и всё-таки лёг снова. Голова болела от мыслей. Был ли это просто сон, или нечто большее? И почему отец так испугался, когда Сидней потянулся к силе? Обычно он сам поощрял его черпать магию из окружающей среды. И эти всадники. За что они так обошлись с теми магами?       Погрузившись в размышления, где у него не было ответа ни на один из вопросов, Сидней сам не заметил, как снова заснул, и на этот раз ему больше ничего не снилось.