***
Шань распахивает глаза из-за падающего из панорамных окон света, щурится, понимает, что уже ранее утро. Он не помнит даже, как и во сколько уснул вчера, не понимает, почему тело ноет, а кожа зудит и щиплет. Пытается двинуться и чувствует какую-то тяжесть. Чью-то тяжесть. Трогает чужую ладонь, гладит, обхватывает её, улыбается, вспоминает все вчерашние события и краснеет. Ощущает эти эмоции вновь — какой-то непонятный взлёт, лёгкость, удобство. Поворачивается аккуратно на другой бок, разглядывая спящее умиротворённое лицо Хэ Тяня, и думает: «Оказывается спящим он продолжает выглядеть не как злая псина, хотя столько времени прошло» — хихикает в ответ на свои мысли. Аккуратно касается свободной ладонью лица брюнета: трогает щёки, лоб, нос, веки, губы и трогает-трогает-трогает. В какой-то момент задерживает взгляд на слегка опухших губах, понимает, что перестарался с укусами, и чувствует стыд, самый настоящий. Невесомым чмоком касается их и быстро отстраняется, пряча собственные губы пальцами так, будто их сейчас украдут или они касались чего-то невообразимого, но, в принципе, они касались Тяня. Он любуется им опять, чувствует какой-то трепет и полную расслабленность. — И долго ты на меня так смотреть будешь? — вдруг посмеиваясь проговаривает Хэ младший, — дырку просверлишь, — подтягивает Шаня ближе к себе и чмокает в лоб, — Доброе утро. — Мо краской заливается такой яркой-яркой. — Что? — восклицает возмущённо, — С какого момента ты не спишь? — упирается руками в чужую грудь, отдаляясь. Тянь наблюдает за тем, как Рыжий становится ещё более пунцовым и пытается сдержать смех, тянется к нему, а он отдаляется, ещё больше злясь. — Ну... — оттягивает, — с того момента, как ты начал трогать мою ладонь, а твои уши розоветь? — улыбается, а Шань хватается за ухо, потирая его, — Малыш Мо-о-о, — протягивает сладко, опять подтягиваясь к желанным губам, но его опять останавливают, — не ёрничай! Продолжает придерживать его за бёдра, тянется ближе, целует, опять, как вчера, как в первый раз — быстро, резко, но аккуратно. Мо обхватывает его за голову, прижимается. — Помнится мне, — начинает Хэ, отрываясь от Шаня, — кто-то вчера сказал, что любит меня. — улыбается по-своему, по-хэтяневски, заставляя Рыжего плавится, как мороженое на жарком солнце, — не желаешь повторить для богатого ублюдка и чёртового эгоиста ещё раз? — вскидывает бровь, показывает взглядом, мол, требую. — Я?! — вскрикивает Мо, опять упираясь ладонями в Хэ, — Да не было такого! — брюнет запускает руки под плед, возвращая их сразу на прошлое место нахождения на теле Гуаня, сжимает ягодицы, — Напридумывал себе непонятно что! — всё ещё находясь в силах, говорит Рыжий. — Тебя что, для того, чтобы ты в любви признался, надо хорошенько трахнуть? — взрывается Хэ, явно недовольный всей этой ситуацией, — Я думал, что это только моя привилегия слышать такое, — надувается, злится, агрессирует, — ой, да к чёрту. Тянь отпускает Мо, встаёт с кровати, у шкафа достаёт боксёры, надевает их и домашние штаны и уходит в сторону кухни. У Шаня кошки на душе скребут, потому что он помнит, что говорил, помнит, что правда любит, помнит всё, но боится признаться. Совесть грызёт, заставляет нервничать, чувствовать дискомфорт. Хочется прямо сейчас крепко-крепко обнять такого любимого ласкового Тяня и долго-долго не отпускать. И он это сделает, он решается сделать такой важный шаг, сползает к краю, садится и ещё долго думает, что и как сказать. — Тя-я-я-нь, — слышит протяжное Хэ из комнаты, — подойди ко мне, пожалуйста! — Мо даже «пожалуйста» сказал, значит прийти всё-таки стоит, он оставляет кофе на столе и идёт на зов помощи. — Что такое, Малыш Мо?.. — замолкает буквально на секунду, наблюдая за распластавшимся на полу Шанем. Видимо, вчера он действительно перестарался, — Ноги опять отказали? — вот именно, что опять. — Помоги подняться, — говорит, укладываясь щекой на ковёр, — ты изверг, не надо было брать меня везде, где не попадя, — говорит спокойно, просто излагая свою мысль, — ты и правда чёртов эгоист. Тянь было хотел уйти на кухню обратно после такого, но вдруг остановился, потому что совесть просто не позволяла вот так вот оставить Мо мучаться, лёжа на полу. Он подходит к нему, аккуратно приподнимая и усаживая на кровать, кивает, показывая, чтобы тот не дёргался, даёт ему нужные вещи, помогает одеться, чмокает в лобик, как заботливая мамочка, несмотря на свою злость и обиду. Присаживается перед возлюбленным на корточки и ждёт, пока тот заберётся сверху, уже чувствует на спине приятную тяжесть чужого тела, придерживает его за ноги и несёт до кухни, не спеша. — Тянь... — говорит вдруг Рыжий, — прости. Хэ младший поворачивает голову в его сторону, кивает, сдерживает улыбку и молчит. Мо утыкается ему в шею томно дыша, рассматривает оставленные собой укусы, опять чувствует стыд и думает о том, как Тяню могло быть больно. Зарывается в его плече, пряча красные щёки. Хэ подходит к фурнитуре, бросает короткое «Держись», после чего Шань скрещивает ноги на талии брюнета, облокачивается на его плечо головой, Хэ берёт кружки и ставит их на стеклянную поверхность, вчера служащую им кроватью. Тянь молча оставляет рыжеволосого на стуле, Мо хватает его за руку и тянет к себе обратно, Хэ присаживается перед ним на корточки и ждёт чего-то, а чего совсем непонятно. Они смотрят друг на друга в полной тишине, Шань тянет свои худые ладони к лицу парня, а после самого его к себе, целует нежно, аккуратно, будто боится спугнуть. — Я люблю тебя, Тянь, — выдыхает Мо, — я просто совсем отвык за всё это время, дай мне привыкнуть, — прижимается своим лбом к чужому, утыкается своим носом к другому. — Я тоже очень люблю тебя, Малыш Мо, — шепчет Хэ, — и я сейчас совсем не возбуждён, — заставляет Мо улыбаться, а потом опять целует.— Я хочу тебя поцеловать.
4 октября 2020 г. в 22:36
Что можно представить, когда слышишь «Животная харизма»?
Наверное, парня с обложки модного журнала. Красивая внешность, переливающиеся на свету шелковистые волосы, интересные и притягивающие глаза, точёные черты лица, спортивное телосложение, которое парень, скорее всего, получил нелёгким трудом, проводя в спортзале далеко не один день. Лакированные дорогие туфли, классические брюки, облегающие стройные ноги, и серый свитер, плотно прилегающий к мускулистым рукам, рельефному торсу, груди и бокам, обтягивающий изогнутые и изящные ключицы буквально каждый миллиметр крепкого тела.
Сейчас он, наверняка, сидит в каком-то элитном ресторане, пьёт дорогое вино и вкушает не менее дорогие блюда. Его окружает компания не меньше его самого, обеспеченных, влиятельных людей, а на соседнем стуле, без сомнений, сидит его очередная пассия, что встречается с ним только ради денег, а вскоре, как и другие, будет рыдать у дверей его дома, и обвинять парня во всех смертных грехах. Но ему, в очередной раз, плевать. Пусть она расцарапает ему лицо, пусть кидает обвинения, но ему, с такой харизмой — плевать.
Но... вы никогда не думали, что эта самая харизма может прятаться где-то в глубине, за ненадобностью её хозяину? Хозяин просто не может приручить, приспособить, управлять ей. А она в это время портит ему жизнь приступами гнева и агрессии, желанием подраться или убить кого-то к чертям собачьим. Представьте этого человека, этого парня.
Слегка угловатое, но подтянутое тело. Ужаснейший характер и ощущение отвращения ко всему сущему. Почти ко всему. Горящие глаза, не пронизывающие, но чем-то явно привлекающие, бледная, почти молочная, кожа. Мелкие шрамы и рубцы — проявление неудержимой агрессии. Такого психопата явно не успокоишь сразу или, вообще, не успокоишь. Старые кеды, потёртые джинсы, футболка, свисающая с парня, потому что была куплена на размер больше по скидке, ветровка и какой-то бесполезный аксессуар: браслет, ярко отражающийся на светлой, почти прозрачной, коже или серёжки-гвоздики. Никакой продуманности, просто ему так нравится.
А он, Мо Гуань Шань, мог увязаться в драку, опять попытаться кого-то прибить за то, что в него просто врезались, легонько задели или косо посмотрели. Парень захочет намотать внутренности невнимательного прохожего на кулак или скормить их ему же. Зрелище не из лучших и их бы разнять, но всем всё равно. Парень может загреметь в участок, но ему плевать, он может просидеть там неделю или две, ему плевать, Мо может умереть в этой драке, получить много увечий, которые будут долго заживать, но ему, с его неуправляемой харизмой — плевать.
Задумайтесь, правильно ли вы понимаете значение выражения «Животная харизма»?
Очередная выкуренная сигарета жгла горло, какая она по счёту? Десятая? А может пятнадцатая? «Такими темпами, я скоро сдохну», — думал Хэ Тянь, но продолжал выкуривать сигареты пачками, почти с фильтром.
Что его так тревожило или раздражало, он и сам не понимал. Просто бесило что-то до такой степени, что внутренности скручивались в узел, а под рёбрами, с левой стороны, жутко и неприятно покалывало. Он лишь отмахивался: «Это всё из-за сигарет, не более». Но подсознательно Тянь знал, что это не из-за них, это из-за наглой и рыжей макушки, которую он и просит покупать эти сигареты вместе с продуктами для завтраков, обедов и ужинов.
«Не дороговато ли для такого говнюка, как ты?», — в очередной раз едко спрашивал Рыжий, хмурясь.
Хэ мог лишь ухмыляться: «А не плевать ли тебе, как я трачу свои деньги?»
Рыжий резко затыкался, закатывая глаза. Ему всё равно. Ему искренне плевать. И это совершенно нормально. Так и должно быть.
Своим мыслям Тянь улыбается, чувствует будто о нём позаботились, может, даже неосознанно, но на самом деле это точно не забота. Рыжему некогда и незачем заботиться о нём. Если бы не приличная плата за его работу, Шань давно бы сломал ему что-нибудь и, уходя, плюнул в лицо, но количество шуршащей бумаги держало его. Наличие денег было очень важным компонентом жизни Мо Гуань Шаня.
Звук, раздавшийся на всю студию, вывел Хэ-младшего из мыслей. Кто-то звонил в дверь, из-за чего крупному телу пришлось подняться с пола, лениво и не хотя, взяв в руки стеклянную пепельницу, зайти попутно на кухню, чтобы оставить её на столе, предварительно потушив табачное изделие. Тянь медленно шагает до двери, пока звук раздражает его слух, но он всё равно не спешит, терпит. Изящная ладонь, держась за ручку, открывает дверь.
— Хэ Тянь! — раздражающе пискнула девушка, — я не могла до тебя дозвониться! Где ты пропадал? — особа норовилась войти, но её остановила та же изящная ладонь, упав ей на плечо и не крепко сжимая.
— Стой, Яо, не входи. — удивительно, что брюнет запомнил хотя бы её фамилию, чтобы не вышло никаких неурядиц и новых скандалов.
— Ч-что это значит? — возмущённо пролепетала блондинка.
Её глаза выражали самое настоящее непонимание. Веки с пушистыми наращенными ресничками то и дело опускались и поднимались, закрывая ярко-голубую радужку, девушка попыталась положить руки на грудь Хэ, чтобы прижаться к нему, но он лишь отпрянул, увеличивая расстояние между их телами.
— Это значит, что ты меня раздражаешь, меня раздражают блондинки. — Тянь не показушно морщится, подтверждая свои слова, мол, смотри, меня сейчас стошнит, если ты не уйдёшь, — Я в твоих услугах больше не нуждаюсь. — прикрывает рот ладонью, зевая, ещё больше подкрепляя мысли девушки о том, что она ему теперь не интересна.
Очередное оскорбление, летящее в его сторону. «Опять лишил кого-то своих денежек, какая боль. Мне плакать или радоваться?» Он едко улыбался, не особо её разглядывая. «Самая обычная, чёрт возьми. Самая обычная шлюха», — Тяня забавляли собственные мысли, отчего улыбка не сползала с лица, своим видом совсем дезориентируя блондинку, она будто испугалась, но ему до неё нет никакого дела. Совсем.
Как и ожидалось, хлопок по лицу — такой привычный. Не первый за неделю, как никак, но Хэ даже не злится. Вновь спокоен и холоден, как и ко всем девушкам, ко всем своеобразным заменам. «Всё не то», — так Тянь и считал, они не были «тем самым» и не могли его утихомирить, как-то заткнуть на время и притупить любые чувства. «Всё не то» так и отбивалось, будто чечётка, в голове. От своей же помешанности тошнило, просто выворачивало.
То, что девушка содрогалась в рыданиях, его совершенно не волновало, он, как всегда, показывая свою фирменную улыбку — «Убери эту смазливую херню с лица» — почему-то вспоминает Хэ Тянь, а после закрывает перед Яо дверь. Может, это и не признак джентльменства, но ему и тут как-то плевать с высокой колокольни. Она его раздражает. Его желания — для него главное, и он всегда их исполняет, даже если сразу ничего не выходит. Со временем он покорит всё, что захочет. Таков он, таков его стиль, и Тянь должен ему следовать, чтобы не упасть в глазах других. Он любит, когда ему подчиняются, и раздражается, когда этого не делают. Хэ Тянь этого не терпит.
Очередной звук дверного звонка. Хэ младший опять раздражается, напрягает желваки, опускает на стол только взятые в руки пепельницу вместе с пачкой сигарет и опять возвращается к двери, максимально недовольно вздыхая.
— Чёрт, какая же ты упорная, я говорил, что ты раздражаешь меня! — за дверью же оказалась не надоедливая леди, а вовсе другой человек. — Малыш Мо, — голос стал в разы веселей, когда он увидел перед собой ту самую рыжеволосую макушку. — проходи, — его губы сошлись в ухмылку, такую приторно сладкую, довольную и даже счастливую.
— Ты опять кого-то отшил? — привычно говорит Шань, поднимая одну бровь с выбритой полосой, — Меня уже порядком заебало то, что в меня врезаются твои брошенные бабы! — восклицает, а Тянь любуется, любит он его искренние эмоции, какими бы они ни были, — у тебя что — это запланированное представление для меня, мол, посмотри, что у меня было? — разглядывает знакомое лицо, тихо так, аккуратно, — так вот знай, меня это ни капли не волнует, составь для своей стайки овец график посещения, чтобы я с ними не пересекался, — рассказывает свои предложения, останавливаясь на серых глазах.
Венка на лбу пульсировала, выдавая напряжение Рыжего. Его лицо не выражало радости от встречи с Тянем, чего не сказать о последнем, он был только счастлив его увидеть, если бы не весь этот образ неописуемого красавца, панцирь бы лопнул и Тянь засиял бы ярче солнца, что ещё больше бы стало раздражать Шаня. Рыжий вообще не любил внимание в свою сторону и принимать любовь от кого-то ещё, кроме матери, для него это было странно, неприятно и страшно.
— Отойди уже. — пробурчал Рыжий, желая пройти вперёд и освободить руки от тяжёлых пакетов с продуктами и прочей мелочью, запрошенной Хэ Тянем.
Одним шагом брюнет освободил проход, также едко улыбаясь. Рыжик лишь мрачно фыркнул в его сторону, переступая порог давно знакомой квартиры. Он работает у Хэ Тяня уже больше пяти лет, пора бы быть тут как у себя дома наверное, но Шань всё равно иногда шугается, спрашивает можно ли воспользоваться теми или иными вещами, хотя совсем недавно всё это, грубо говоря, принадлежало ему по словам самого Хэ Тяня, да и сейчас, в принципе, принадлежит, как и сердце самого хозяина квартиры, но Рыжий даже и не думает делать что-то так спонтанно, это не его, ему не принадлежит, и эти любовные штучки «всё моё – твоё» — полный бред.
Пакеты были оставлены прямо на полу, почти у входа, пока Шань развязывал свои белые шнурки, дверь же Тянь уже успел закрыть, теперь наблюдая за Рыжим, за каждым мелким движением, он им восхищался, а в сердце что-то трепетало, видимо, бабочки, царапавшие своими маленькими крылышками сердечную мышцу.
— Чего уставился? — Мо морщился, продолжая развязывать шнурки.
— Меня возбуждает то, как ты развязываешь шнурки на кедах, — признаётся Хэ Тянь, вот так, откровенно, по-настоящему, — продолжишь в том же духе, и я трахну тебя прямо на этом пуфике.
Хэ многозначно кинул взгляд на пуфик, находившийся под задницей Рыжего, не капли не смущаясь. Тело Гуань Шаня ныло, недавно поучаствовав в очередной драке, поэтому особо сильно он на такие шутки не реагировал. «Я себя просто не защищу», — думал парень, поэтому просто молчал и останавливал себя.
Но всё-таки, Рыжий ускорился, быстрее расправившись со шнурками. Медленно вставая с пуфа, он зашипел, ощущая боль где-то в области рёбер. «Надеюсь, ничего не сломано», — держалось единственной мыслью в его голове, Тянь платил достаточно, но на лечение этого бы не хватило, да и в планы валяться в больнице не входило, деньги, которые Хэ мог заплатить за это время, просто бы сгорали, что не очень нужно Гуаню. Это бы его не спасло, не облегчило бы его, и без того, не сахарную жизнь.
— Всё в порядке? — как-то хмуро, с нотками беспокойства поинтересовался Хэ младший.
— Как никогда отлично. — на выдохе отвечает Шань.
Рыжему незачем было впутывать эту занозу в заднице в свои дела. Ему хватало случая с Шэ Ли, Рыжий убедился в том, какой Хэ Тянь герой, и хватит, больше не нужно. Вся эта чрезмерная опека напрягала Шаня, бесила до напряжения желвак, до боли в груди и дрожи в коленях. Ему было достаточно заботы матери. Правда достаточно.
«Что за подачки в мою сторону, мажорчик?, — иной раз интересовался, нет, напрямую доёбывался Рыжий, скептически поднимая левую бровь и складывая руки на груди. — Жить скучно стало и ты решил деньгами пошвыряться?», — давил на больное, обесценивая заботу Хэ Тяня, которую он особо и выражать не умел.
По студии бродил запах вкусной пищи, радуя обонятельные рецепторы Тяня. Это было привычно, но каждый раз удивительно приятно, рецепторы пощипывали острые, резкие и пряные ароматы. Слышался лёгкий стук ножа о разделочную доску, какое-то шипение и бульканье воды.
— Так и будешь мою спину взглядом жрать? М, мажорчик? — не разворачиваясь, Рыжий задал вопрос, жутко раздражаясь, — меня это порядком заёбывает. — бросает также едко, как умеет брюнет, — Если что-то надо так и скажи, а не смотри мне в спину. Ещё раз, и я кину в тебя нож, уяснил? — не прерывая нарезку лука, угрожает.
Хэ Тянь хмыкнул, явно не послушав Рыжего. Так и будет жрать его взглядами, даже под угрозой пробитого ножом лба. Даже под угрозой смерти он будет смотреть на него до последнего.
— Так уж и кинешь? — Хэ младший измывался. Ему нравилось, как парень, с макушкой цвета летнего заката, злился и вспыхивал, как спичка, вёл себя, как дикое животное, и пытался всеми способами защититься или буквально укусить.
— Кину и не пожалею. — говорит спокойно, будто и правда не врёт, — А потом по кусочку буду скармливать тебя уличным псам.
Тянь в очередной раз хмыкнул, то ли радуясь злости Гуань Шаня, то ли задумываясь о чём-то. Ему даже сложно эту ситуацию представить: Шань бросает ему в лоб острое лезвие, раскраивает ему череп, разделывает его тело на этом же кухонном столе, раскидывает по пакетам, а потом кормит какую-то дворняжку котлетами из его бедра. Даже мурашки побежали.
— Вижу, ты меня обожаешь, — показушно вываливает язык и поднимает уголки губ. Хэ молча шарится в пакете, лежащем на столе, как-то непонятно морщится, разглядывая содержимое, в конце цокает, — столько раз покупал мне сигареты, а запомнил только те, которые мне не нравятся, малыш Мо. Ты не исправим.
— Я по-твоему, блять, ради тебя ещё и исправляться должен? — злится, почему-то, сразу же ругается, опять вываливая на Хэ Тяня все свои искренние эмоции, — А не пойти бы тебе нахуй? — Рыжий дорезает лук и высыпает его в кастрюльку, следом помешивая содержимое. — Две минуты и выключи, я домой. — Гуань развязал узелок на фартуке, снимая его и оставляя на стуле. Несколько секунд и его зад находится на пуфе в коридоре. — Надеюсь, ты хотя бы это научился за полтора года делать? Твои мудильские ручонки не отвалятся? — пытался задеть Шань, показывая Тяню на его проблемы и недостатки, как бы, вот, смотри. Какой он беспомощный и нахрен никому не нужный.
— Куда это ты собрался, малыш Мо? — Тянь схватил рукав ветровки Рыжего, — а убраться?
Рыжий развернулся, вспыхнув моментально, весь его вид говорит: «В смысле, блять? Ты охуел совсем? Тебе ебало начистить?»
— Какая уборка, твою мать? — слышит в ответ: «Мою мать трогать не надо», — Я только вчера убирался. Ты заебал уже, — он выражал всё своё недовольство, удивительно, что Тяню до сих пор не прилетело по лицу.
— Моя спальня. — так кратко и ясно, большего Рыжему и не надо. Не желал он сейчас слышать от Хэ Тяня никаких лишних слов, кроме тех, которые хоть каким-то образом касались той причины, по которой он и пришёл.
— Су-у-ука, — прошептал Шань, стягивая уже зашнурованные кеды и натянутую ветровку. — Выключи плиту, а то всё сгорит к чертям, — бросает уже более громко и уходит вглубь студии, туда, где стоит кровать.
Хэ Тянь молча ушёл на кухню, длительно находясь там. «Либо забыл, как выключается? Идиот», — думает Гуань Шань, бросая взгляд в сторону кухни. Долго ждать брюнета не пришлось, он практически сразу зашёл в спальню. Хэ младший держал в руках пепельницу и сигарету, распространяющую запах лесных ягод. Рыжий осматривал комнату, думая, что в ней не так. Пол чист, не застеленная кровать, так как Тянь не очень любил застилать постельное. Гуань был озадачен, ведь не знал, что чистить или убирать.
— И что здесь не так, а? — выплёвывает недовольно Мо с таким лицом, будто его только что стошнило после отравления.
— Постельное бельё. Кажется таким грязным и липким, аж тошно. Будто пятнами жира покрыто... — Тянь завис на мгновение, — и да, душновато, открой окно.
Рыжий молча кивнул, не собираясь спорить, хотя сами слова Тяня его немного напрягали, раньше у него никто не убирался и жил же как-то. А тут его чуть ли не выворачивает. «Может новый бзик?» — это скользнуло в голове Шаня и так же быстро ушло, как и пришло.
Процедура смены постельного белья много времени не занимала, но затягивало её смена пододеяльника, в такие моменты Рыжий хочет сжечь это одеяло к чёртовой матери и заставить мажористую моську купить себе плед. «Хотя, зачем ему плед? Он итак достаточно горяч», — думает Шань и осекается, бьёт себя по щекам, краснеет, пытается успокоить себя, пока Хэ Тянь не видит.
— Мажорчик, постельное твоё, мог бы и помочь, — Рыжий переключается, коротко намекает о помощи, но и не говорит прямо. Он ненавидит просить помощь, даже когда она нужна.
Тянь молча затушил очередную сигарету. Он ненавидит ягодные, но при Гуане не может успокоиться и курит без остановки и разбора. Голова с волосами цвета янтаря всё больше забивала его собственную, несмотря на то, что буквально несколько месяцев назад он избавился от этих мыслей, но, видимо, всего на неопределённый срок. Мысли о малыше Мо нахлынули нежданно, новым потоком, топя Тяня ещё больше.
Рыжий протянул ему край одеяла, когда тот подошёл, совершенно ничего не говоря. Без ухмылок и подъёбов, немного напряжно для Рыжего. Ему не нравится такой Хэ Тянь. Даже его облик «заноза в заднице» не напрягал настолько сильно. От такого Тяня его трясло, покалывало где-то внутри и появлялось желание сдохнуть прямо на его кухне, готовя ему ужин. Температура тела шкалила, эмоции проявлялись бурные, но Гуань держал всё внутри или хотя бы старался.
— Малыш Мо, я не могу больше. — фраза звучала как гром среди ясного неба, также резко, быстро и неожиданно.
— Что? — единственным выходом в этой ситуации было притвориться будто он совсем не знает, что имеет в виду Хэ Тянь.
— Мне, чёрт возьми, остопиздело держать всё в себе. — также неожиданно говорит брюнет, заламывая брови, словно от боли.
Рыжий свёл брови к переносице, совершенно не выражая ничего, а внутри него что-то медленно загорелось. Брюнет сделал несколько шагов в его сторону, мягко хватая его подбородок двумя пальцами. Мо Гуань Шань чувствовал, что хорошим это не кончится, но сдвинуться, убрать руку Хэ или хотя бы «выплюнуть» что-нибудь язвительное не мог, тело почему-то не слушалось, было честнее, наверное?
Вторая рука Тяня упала на талию Рыжего, пугая и учащая пульс последнего. Это его чрезвычайно тревожило, чувство опасности горело красной кнопкой с надписью: «Съебись, да поскорее». Всё остальное, кроме этого чувства, тяготило Шаня, не давая сдвинуться, только трястись, ожидая лучшего исхода.
Подбородок был отпущен из стальных оков, но тут же оковы заняли талию, сжимая её крепче, и притягивая подтянутое тело к себе поближе. Гуань Шань немного подрагивал, а красная кнопка в голове мигала всё ярче и сильнее, взрывая мозг его обладателю. Мо тут же хотелось стать мыльным пузырём или пузырьком кипящей воды, точно также лопнуть и испариться. Лишь бы не здесь, лишь бы не с ним, лишь бы не сейчас.
Тянь подался вперёд, высовывая кончик языка, чтобы тот очутился в ротовой полости Рыжего. Рефлекторно Гуань Шань выставил ладонь перед его лицом, чтобы тот к нему даже не притронулся. Не коснулся. Не попробовал. Опять.
Слюна противной жидкостью оказалась на пальцах, делая их не только потными, но и слюнявыми, более мокрыми. Хэ младший был крайне недоволен своеобразной преградой, оттягивая голову назад, слюна брюнета потянулась от пальцев тонкой прозрачной нитью. Сама картина произошедшего больше возбудила Хэ Тяня, трогая что-то внутреннее и крайне чувствительное.
В голове Хэ крутилась лишь одна мысль: «Взять, да поскорее». Все животные инстинкты в этот момент им овладевали, чем и были вызваны бурные эмоции. Сердце Тяня колотилось с неистовой силой, будто у того сердечный приступ, и сейчас грянет неминуемая смерть. Длинные пальцы подрагивали от перенапряжения всего тела. Его главной задачей сейчас было не отпустить свою добычу, не потерять из виду и вовсе не спугнуть. А ведь он давно её спугнул.
— Малыш Мо, не сопротивляйся. — сладко-сладко шепчет Хэ Тянь, кусает мочку уха Шаня, — Я знаю, ты этого хочешь. — утверждающе то ли простонал, то ли прохрипел брюнет. — Открой свой рот и не противься.
— Тянь... мы же говорили об этом... — еле говорил Рыжий, продолжая прикрывать рот ладонями для защиты от языка Хэ младшего, — мы договорились. Не делай этого снова. — умоляет, — Мы уже пробовали. Хватит. Больше нельзя. — Шань говорил убедительно и правдиво, прерывался между фразами на несколько секунд, чтобы отдышаться, воздух вокруг так потяжелел.
Это уже произошло однажды. И Рыжему действительно хватит. Его зад немало выдержал под напором и силой Хэ Тяня. Столько проблем, грязи и... неминуемого удовольствия. Он признавал, что с Тянем ему хорошо, но он не хотел признавать того, что он из «этих», не хотел связывать жизнь с парнем и расстраивать мать. «Лучше вообще никак, чем так», — думал он. И Хэ Тянь согласился на всё, на всё, что сказал Рыжий, но со своими условиями. Гуань так же был его «горничной», Тяню разрешалось залипать на зад Рыжего, если тот желает, а Шань в настроении, и звать его «Малыш Мо». Он просил лишь это и Мо согласился, вот так просто. Раньше бы за эти слова Тянь получил бы парочку ударов, но не в этом случае. Не в этом.
И больше полутора года всё было хорошо, Рыжий дышал спокойно, чувствовал, что выполнил какой-то «долг» и всё — новая жизнь. Хэ Тянь в это время готов был сдохнуть, он хотел ощущать рядом своего Малыша Мо, а по вечерам или ночам щупать его отпадный зад, слушая его рассказы из детства или же громкие стоны. Он, чёрт возьми, хотел держать Шаня под своим крылышком и никогда не отпускать. Совершенно никогда, даже под страхом пыток или смерти. Ведь Мо — это его, его и только его.
— Сегодня, пожалуйста. — Мо Гуань Шань впервые слышит такой молящий тон в арсенале Хэ Тяня, даже приподнимает брови в неком удивлении, — Дай хоть немного тебя почувствовать, я уже заебался просто на тебя смотреть. — пускает ему в лицо правду, хмурится, — Мне этого мало. Я хочу держать тебя за руку, обнимать, смотреть, слушать, дышать одним воздухом и... люто выебать, — искренность слов и грубость душила, хватала прямо за самые чувствительные места, давя на кадык. — Послушайся меня досконально хоть когда-нибудь, блять. — выдыхает, — Не будь ты диким псом, стань домашним на вечер, хотя бы на часик-два, идиотина.
— Нет, Тянь...
Имя было произнесено на выдохе, таком сложном и болезненном. Естественно, Хэ Тянь не слушал, произнесённое собственное имя было для него, будто «Да. Возьми меня побыстрее». Эмоции съедали, откусывали куски и просто хотели больше, эмоции хотели криков и удовольствия. Они хотели страсти.
Повторная попытка с языком. Рыжий вновь сопротивляется, останавливая язык, мычит, протестуя. Хэ издаёт какой-то животный рык, предупреждая, что сопротивление бесполезно, и рвётся вперёд, будто бы ладоней не было, будто костлявые пальцы и не касались его языка, не царапались. Левая ладонь надавила на челюсть, от чего Рыжий рефлекторно открыл рот, Хэ Тянь получил, что хотел, пробрался туда, куда хотел, вкусил то, что хотел. Мо сопротивлялся, прикусывая язык, блуждающий по белым зубам, верхнему нёбу, собственному языку.
Рыжий старался держаться и правда пытался не отвечать, ведь кончится это плохо для всех. Для Хэ, Рыжего и его зада. Хэ Тянь неимоверно груб даже с тем, кого желает каждой частичкой тела, любит каждым уголком души, дышит всем им. Всему доказательство — долго заживающие гематомы разных цветов, ведь занимались сексом они часто, а синяки заживали медленно, не сразу, переливались оттенками от сочного фиолетового до приглушённого коричневого, Шань же разорялся на пластыри, чтобы, переодеваясь или играя в баскетбол на физкультуре, не засветить бока, бёдра и плечи, которые просто цвели.
Короткие ногти цеплялись за ткань хлопковой футболки, пытаясь оттянуть от себя её обладателя, немного скользя и ослабевая хватку пальцев. Тянь думает лишь о том, чтобы взять-взять-взять. Целиком. Без остатка.
— Хэ, пожалуйста... — Рыжий оторвался, тяжело дыша, — у меня есть девушка, в конце концов. — он пытался переключиться, включить свой острый язык и плеваться «ядом» и как-то врать. — Отпусти меня, блять!
Сначала Тянь опешил, но извращенская ухмылочка сразу наползла на лицо, уже не так сильно раздражая Шаня, ведь уже привычна, уже приелась.
— Девушка, значит. — Тянь ядовито улыбнулся. — Ну и кто эта бедняжка? — строит сострадальческое лицо, — Ты же вредный, малыш Мо.
Рыжий поперхнулся, кашлял, будто лёгкие выплюнет прямо в лицо Хэ Тяню. Реакция воодушевила последнего, тот любил наблюдать за Шанем, когда тот выдумает ложь, как он кусает левую щёку внутри, думая; чешет висок и что-то мямлит.
— Не твоё собачье дело.
— Очевидно, что соврал. Мне тебя наказать? — уголки губ поползли вверх, собираясь в улыбку, выражая весь извращенский смысл слов.
— Нахуй иди со своими наказаниями. — «яд» уже выработался, вылетая изо рта Рыжего, — отпусти, сказал. — Шань старается скинуть руки брюнета, скалясь, как цепной пёс, но взгляд серых глаз пробирает насквозь. — Ши, её зовут Ши Мэйли. Теперь ты, блять, спокоен? — зрачки сужаются, оголяя всю радужку.
— Недавно умирал от удовольствия подо мной, а сейчас на Ши эксперименты проводишь? — брюнет даёт понять о «роли» Шаня, показывает его место, Тянь недоверчиво щурится. — Пиздишь. Явно.
— Не напоминай об этой хуйне. — Рыжий сморщился. — И да, и что теперь? Тебе не плевать, с кем я сплю?
— Тогда мне тоже можно. — заявляет Тянь, оглядывая Шаня, — Ты же не против поделиться ей? М, малыш Мо? — Кошачья улыбка расплылась по лицу, начиная раздражать Шаня, как впервые.
На самом деле Мэйли была лишь его подругой, не являлась девушкой или любовью всей его жизни (любовь всей его жизни сейчас смотрела на него нагло и плевалась ядом). Она помогала ему со школьными делами, а он вступал в драку ради её защиты, ведь был обязан ей, как никто другой. Сейчас он даже не знает, как попросить её солгать вместе, притвориться влюблёнными, целоваться при Хэ Тяне и его знакомых, ведь ему обязательно донесут, что Шань сосётся с какой-то сучкой. Эти мысли разрывали его голову, ведь даже идеи, как преподнести это подруге, не было. «Дорогая Ши, а не хочешь ли ты немножко побыть моей девушкой и быть со мной всегда везде, а твоему парню я всё объясню», — так что ли? Бред.
Что ответить Тяню сейчас — его ещё больше разрывает. Послать его, как никогда в жизни, хорошенько вмазать по смазливой морде, чтобы кровь хлынула, или просто сорваться и опять вцепиться в эти губы, приминая их в поцелуе, а потом и вовсе разделить постель, запачкать чистое постельное, опять сделать его грязным, липким и мокрым, таким напоминающим.
— Не думай даже, мажорчик. — показывает ревность, ему даже и вспоминать не надо, что это, вот, буквально час назад вспоминал, что это, — Я тебя порву, уяснил? — Шань уже казался спокойнее, показывая всю грубость и наглость своих слов. Не хотел он портить психику Мэйли.
— Вай, какие мы злые. — Тянь растянул слова, будто карамель или нити сладкой ваты. — Не стану. Такие, как она меня не привлекают. — признаётся, смотрит прямо в глаза, — Я просто хотел проверить, правда ли ты мне пиздишь, Мо.
— Нахуй иди.
Сейчас Рыжий выражал всю свою злобу и недовольство, ему не хотелось вновь тонуть в этом болоте под названием «Любовь», поэтому он всячески старался извернуться, уйти от этого, спрятаться.
— Откажусь, а ты пойдёшь, — говорит в своей манере, — на мой. — извращенская улыбка вновь расползлась по лицу Хэ Тяня. — Малыш Мо, хватит этих игр, раздевайся. — он протянул руку с выпирающими венами. — Я давно хочу увидеть твою задницу без этих грёбанных джинс. — смотрит вдоль длинных стройных ног, представляя их нагими.
— Тянь, я сказал тебе, отвали. — предупреждает в очередной раз, — Мне твои пидорские заёбы не сдались.
На душе Рыжего что-то ныло, такое тягучее и противное. Было тошно, всё невыносимо раздражало. Раздражала повисшая тишина, раздражал взгляд Хэ Тяня после его же собственных слов, раздражало рефлекторное движение пальцев — нервный тик. Рыжий ожидал что будет, вся ситуация его нервировала, заставляя больше в ней копаться. «Что делать? Что, мать его, делать?» — эти мысли посещали голову, надоедая.
— Хватит, Хэ Тянь, хватит. — Шань редко произносил его имя, больше предпочитал «мажорчик» или «ублюдок», ведь при произношении его трясло, прошибало током и всё — сердце бешено стучит, а части тела отказывают на пару со всеми жизненно важными органами, вся эта боль собиралась в узел и тащила куда-то на дно. — Пора начать думать своей тупой башкой и запоминать всё, о чём мы когда-либо говорили! — Мо сделал ещё шаг назад, увеличивая расстояние между ними, превращая его в целый метр, если не больше. — Запомни: я убираюсь в твоей квартирке, покупаю всю херню, которую ты просишь, стараюсь не взрываться при каждой блядской возможности, а ты держишь свои порывы при себе, мажорчик! — Шань сложил руки на груди, которая вздымалась всё чаще, правый глаз нервно дёргался, а рыжеватые брови были нахмурены, он также внутренне бурлил.
Хэ Тянь же казался ему расслабленным: одна рука была на поясе, левая нога слегка согнута в колене, из-за этого Тянь был ниже на пару сантиметров. Мимика его совершенно не менялась, серые глаза также смотрели в упор, проникая куда-то во внутрь, а губы собраны в ухмылку, будто они никогда не принимают другого положения — только эта долбанная ухмылка и всё.
На самом деле это лишь маска, чтобы не показывать всех своих эмоций, переживаний и... боли. Хэ Тяня не радовал факт того, что его малыш Мо встречается с какой-то жалкой одноклассницей, она трогает его, целует, ощущает. Хэ младшего уже от неё тошнило, если бы она не была девушкой, Тянь давно бы с ней разобрался. Бросил бы Рыжего посреди комнаты, а сам бы ринулся чёрт возьми куда, чтобы отвоевать любимого.
— То есть, мне отвалить? — Рыжий смотрит на него с некой неуверенностью, но кивает. — Ты не первый раз об этом просишь и я, — кладёт крупную ладонь на грудь, будь несёт клятву, — как обычно, не отвалю, малыш Мо.
Рыжий грыз щёку внутри и кусал губы, постукивал пальцами по локтю. Он думал-думал-думал, что ответить. Может Хэ Тяня и правда стоит послать и закончить со всей этой хуйнёй?
Возбуждение Тяня же оставалось таким же сильным. Физически ему больно от огромнейшего терпения, морально он уже освободился, представил всё это, эмоционально успокоился и всё больше хотел трахнуть Мо.
— И почему я всё это терплю? — еле слышно прошептал Рыжий, ведь больше никому слышать и не надо было. — Серьёзно, мажорчик, ты либо успокаиваешь свои «хочу», и я дальше у тебя работаю, или ты идёшь нахуй со всем этим и видишь ты меня только в школе, и то мимо проходящего, ясно тебе? — Шань напряг скулы, слегка прикусывая язык и тихо шипя от явной боли. Сейчас он показал весь свой характер, высказался, ткнул Хэ Тяня носом в проблему.
Наступает тишина. Такая слишком тихая, неприятная. Оба парня молчат, смотрят друг другу в глаза, почти не дышат. Гуань Шань не знает, куда деть руки, чешет шею, прячет их карманы, а в последний момент почему-то тянет их к Хэ Тяню, но тот звонким шлепком отбивает их и говорит:
— Работай, Мо Гуань Шань. — интонацией Хэ Рыжего прошибло, Тянь звал его по имени полностью ради шутки и то английской версией, которая бесила Шаня, или в редких случаях, вот в таких — сложных и конфликтных.
«Я сделаю тебя своим вновь», — крутилось в голове Хэ Тяня. Сейчас это было для него главной хотелкой, и он сделает всё для того, чтобы её в итоге осуществить.
— Я в ванную, — оповещает отрешённо, — доделай всё сам. И меня совершенно не ебёт, сможешь ты или нет, — перед Рыжим сейчас, будто, совсем другой человек: агрессивный, холодный и по натуре своей неприятный, — потому что нехер быть таким. — Тянь отпустил конец одеяла и направился к двери, а потом и совсем оставил Шаня одного. Такого нервного и желаемого.
— Таким? — прошептал парень, совершенно не понимая слов Хэ Тяня.
Голову посещают сотни непонятных мыслей, предложений и идей, но они совсем не решают проблему и не отвечают на главный вопрос.
— Твою мать... — отрывисто шепчет Тянь, — какой же идиот, — смотрит на себя в зеркало, морщится, — это что, блять, такое было? Работай, Мо Гуань Шань? Я, конечно, предполагал, что тупой иногда, но не предполагал, что настолько, — падает лбом на стекло, дышит часто, пытаясь без своего вмешательства избавиться от «проблемы», выходит, честно говоря, не очень. — чёрт.
Дышит также тяжело, тянется руками к резинке спортивных свободных штанов, приспускает ткань немного, останавливает его только синтетика боксёров, он ещё надеется, что вдруг остановится, в какой-то мере ему было стыдно перед Мо за то, что он планирует заниматься такими делами, пока тот приспокойно убирается у него в комнате. Как-то не улучшает это их отношения. Резинка белья приспускается, оголяя всё, что нужно было. «Шань бы не порадовался, увидев это со стороны», — продолжает думать про возлюбленного Хэ, но касается себя, касается плоти. Дышит ещё более рвано, более быстро, пытаясь сдержать свои полустоны и не привлечь звуками Мо, а ещё страшнее спугнуть его совсем. Чувствует себя так, будто прямо сейчас начнёт биться в конвульсиях, представляет Малыша Мо, ощущает развязку. Пачкает раковину и стенку над ней, шипит и дышит до сих пор неспокойно. Включает тёплую воду, протирает раковину, вспоминая, как и что моет Гуань Шань, неумело трёт плитку на стене, проверяя, не осталось ли пятен.
Вновь недовольно смотрит на своё отражение, в глазах читается: «Вот, посмотри, что ты наделал, бесстыжая скотина, правильно, что Мо тебя бросил, так тебе и надо, безмозглая идиотина». Треплет головой во все стороны, опускает макушку под струю холодной воды, пытается остудиться, брызгает каплями во все стороны, поднимает голову и чувствует, как вода стекает по шее, спине, прямо до штанов, мурашки бегут табуном, покрывают всё тело.
— Хэ? — слышит брюнет после стука в дверь, — Я могу зайти? — Тянь мешкается, смотрит на себя и пытается понять, не выдаёт ли его что-нибудь, — мне нужно постирать постельное бельё.
— Да-да, конечно, сейчас, — брюнет треплет головой опять, выдыхает, делает максимально спокойное лицо, — входи, — открывает дверь нараспашку, освобождая проход.
Шань кивает, заходит внутрь, действительно держа в руках охапку постельного белья, включает стиральную машину, выполняет нужные махинации.
Вид сзади цепляет Хэ Тяня, успевшего прикурить сигарету(пачка сигарет и зажигалка находятся в каждой комнате, брюнет не особо любит ходить по всему дому, ради пачки сигарет, а так они всегда под рукой), затягивается, выпускает дым носом, заглядывается на округлые ягодицы.
— Прости, Малыш Мо, — произносит Хэ Тянь, прижимая Рыжего к стиралке, — ты вынуждаешь, — держит сигарету между губ, крепче цепляясь за бёдра Мо.
Не слышит каких-то возмущений, барахтаний, видит, как раздевает его, как ласкает, как Мо стонет, а он в свою очередь, толкается-толкается-толкается, затягиваясь и вдыхая лесные ягоды. И ощущает такое удовлетворение, будто это его первый раз с Шанем. Говорит вслух:
— Я твой грёбанный супергерой.
— Что? — непонимающе спрашивает Мо, уже стоявший перед ним в полный рост, — повтори, не расслышал, пока выбирал режим стирки.
— Что?
И Хэ Тянь понимает, что ловит галлюцинации, сходит с ума. Моргает часто-часто, чтобы прийти в себя и опять не возбудиться, подбирает слова. Отнекивается каким-то глупым: «Я это себе», — разворачивается и уходит.
В следующий раз они пересекаются уже на кухне, где Хэ выкуривает очередную сигарету, Мо заваривает чай, чтобы как-то сократить время ожидания достирывания вещей Тяня, добавляет излюбленные собой четыре ложки сахара, а брюнет внимательно за ним наблюдает, за каждым мелким его движением.
— Меньше сахара в чай, — намекает, что ничем прекрасным такая любовь к сахару не кончится, — больше по мне скучай, — произносит фразу, вроде, добавляющую плюс в его копилку, а правда ли это так?
Рыжий поворачивается не всем телом, хмыкает, осматривает Тяня, думает о чём-то своём. В воздухе чувствуется какое-то напряжение, видимо, из-за Хэ, который, почему-то, боится, что был пойман с поличным, поэтому пытается разбавить атмосферу лёгким флиртом.
— Завали, я же тебя просил, — звенит ложкой, ударяя по бокам кружки, отпивает тёмно-коричневый напиток, прикрывая глаза блаженно.
— А мне предложить? — изображая полную обиженность, спрашивает Хэ Тянь.
— Сам сделаешь, ручки не отвалятся. — отвечает спокойно Мо, в очередной раз делая глоток напитка.
Тянь в свою очередь встаёт молча, подходит к Шаню и цепляется так, как нельзя, после нового глотка, кусается немного, а его кусают в ответ, не сильно, но предупредительно.
— М, чай прекрасный, — смотрит на Рыжего с расширенными зрачками, понимает его эмоции, чувствует маленькую победу, — Знаешь... — смотрит на наручные часы, — ко мне скоро должна прийти подружка...
— Мне плевать, кто там к тебе должен прийти, — резко обрывает Мо, обнимая обеими ладонями стеклянную кружку с лилиями, — я могу идти домой? — кивают утвердительно, — Постельное не сдохнет там, пока ты про него вспомнишь?
— Не сдохнет, — неприятно. Просто неприятно. Именно так Хэ Тянь и думает, снова рассматривая подрагивающие рыжие ресницы. — прекрасно, — моет кружку и уходит в прихожую.
Садится на давно знакомый пуфик, купленный, кстати, по его инициативе, шнурует кеды, жуёт губу. Вот уже накидывает на плечи ветровку и собирается уходить, но Тянь останавливает, опять цепляясь за рукав:
— Только ебитесь потише, — Мо вскидывает бровь, не соображая о чём говорит брюнет, — затыкай Ши рот, я тебе квартиру этажом ниже не для этих дел снимаю, — предъявляет претензии, будто они уже ему мешают, — но думай про меня, — облизывает пересохшие от сигарет губы, улыбается на реакцию возлюбленного, который смущается.
— Иди нахрен, мажористая морда, лучше готовься к приходу своей подружки.
Мо Гуань Шаня сейчас сжирает ревность. Демон на плече так и шепчет: «Почему нашей собственностью кто-то пользуется? Не уходи. Это твоё. Твоё». Тон подсознания такой убедительный, грубый. Рыжий замирает, смотрит на Тяня, не понимает, что делать, чувствует, уйдёт сейчас и потеряет что-то важное, и стоит в итоге, как вкопанный, напрягается.
С одной стороны Хэ Тянь, с другой мама, которая обожает этого мажора, но примет ли она то, что он не просто друг её любимого сына? Сомнительно. Вот и Шаню не понятно.
Он всё-таки делает какой-то выбор, который будто что-то решает сейчас. Кивает Тяню напоследок, сдерживает ураган внутри, чувствует, что на него накатывает волна, буквально недавно державшая в своих оковах Тяня, и пытается побыстрее уйти, хлопает молча дверью и спокойно выдыхает.
Но не уходит. Опять стоит, как вкопанный и не двигается.
Это мимолётное желание, возможно, разрушит всё, что выстраивалось столько времени, но сейчас его совершенно не волнует.
— Ой, Малыш Мо, ты забыл про прощальный поцелуйчик и вернулся? — спустя несколько минут ожидания слышит Шань от Тяня, который только-только открыл дверь; Рыжий рассматривает его с ног до головы, понимает, что что-то потеряет, если уйдёт прямо сейчас; делает шаг вперёд, закрывает за собой дверь, опять молча смотрит, кусает себя, нервничает, перебирает мысли в голове и просто горит, — Мо, ты правда что-то забыл? У тебя есть полча... — Тяню не дают договорить, врываются в его стенки, тянут к себе, резко, неожиданно, заставляют сменить позу на более неудобную для него, на более подходящую для самого Гуань Шаня; кусают и тут же зализывают раны, пьют его кровь, жадно дышат, з а д ы х а ю т с я им, — говоришь, что тебе плевать, — сквозь поцелуй говорит Хэ Тянь, улыбается, довольствуется моментом, — тут же лезешь мне в кровать, — цепляет Мо за талию, прижимает к себе ближе, сжимает до синяков на теле и побеления костяшек, тоже кусается.
— Заткнись и делай всё, как обычно, — пытается зло произнести Шань, но выходит, честно, не лучшим образом; звучит это всё томно, гортанно, так, что даже Хэ Тянь плавится, хотя, обычно, плавит других как раз он.
Слова Мо Гуань Шаня для него как красный флаг для быка, он и правда срывается, начинает доминировать, явно, показушно — сам наступает в поцелуе, гуляет руками по телу возлюбленного, прижимает ближе. В какой-то момент почти откидывает его к двери, тесня к вертикальной поверхности, обхватывает обе руки, держит над головой парня и опять за него цепляется, сжимает бедро — опять сильно, настолько, что Мо даже шипит с непривычки. Шань чувствует новую волну накатывающего жара, возбуждения, энергии; кусает брюнета в очередной раз, откидывает голову, дышит, смотрит в серые глаза, почти чёрные из-за расширенных зрачков, видит, что всё обоюдно, всё честно, всем нравится, и опять примыкает обратно, будто части тела при регенерации. Хэ Тянь обеими руками хватается за любимые и такие удобные бёдра и прижимает-прижимает-прижимает, по-родному, по-садистски, по-собственнически. Целует веснушчатые щёки и уши, аккуратные подбородок и шею, в попытках снять футболку, сразу после ветровки, путается, злится и в итоге рвёт её совсем под недовольные вздохи Мо, показывающие весь их смысл, понятый Хэ Тянем: «Я что, похож на магната с лишними деньгами, который может позволить рвать на себе по несколько футболок в день?». Порванные футболки — их вечная проблема.
Мо уже свободными руками берётся за края домашней майки брюнета, приподнимает их, запускает руки под ткань и трогает, сколько душе угодно, столько — сколько давно хотел. Он опять кусается, потому что тоже любит грубо, потому что считает, что Хэ Тянь заслужил, потому что хочет. Тянет Хэ за руку в глубь квартиры, ближе к удобной кровати. Улыбается, оголяет зубы, показывает все свои эмоции, отыгрывается. Чувствует, как внутренности горят, как голова не слушается, как ему сейчас хорошо. Время для него сейчас застыло, на фоне слышен какой-то непонятный звон, но ему сейчас совершенно всё равно на внешние звуки, сейчас он рядом с Тянем и ему больше ничего не нужно. Тело камнем падает на кровать с чистым постельным бельём, прямо как Шань любит, на грязном постельном никакого контакта, через несколько секунд он уже видит, как Тянь будто в замедленной съёмке снимает майку, оголяя все мышцы и показывая то, как они могут перекатываться; кусает губу, запоминает момент. Несколько секунд и они вновь непрерывно грызутся друг с другом, как обычно, как любят, как привыкли.
— Я люблю тебя, Мо Гуань Шань, — гортанно то ли стонет, то ли шепчет Хэ Тянь, в очередной раз отрываясь от Рыжего, — ты бы знал насколько сильно.
Мо вздыхает, хватается за тёмные волосы, когда Тянь припадает к его груди, стонет, говорит еле-еле:
— Ты просто возбуждён, — отрывками, глухо.
Тянь грубо покусывает и всасывает нежную кожу, на которой тут же остаются небольшие, но довольно яркие отметины. Для него это словно метки, словно клеймо, которое всем своим видом демонстрирует тот факт, что парень, лежащий сейчас под ним уже занят. А для Хэ это было очень важно, ведь он был жутким собственником, который не желал ни с кем делиться чем-то своим. А Мо был его. Только его. И ничьим больше.
Брюнет переходил с каждой секундой всё ниже и ниже, пока не замер, устремив свой взгляд ниже левого ребра. На нём виднелась далеко не одна красная обширная гематома с проблесками жёлтого цвета, которая всем своим видом давала понять, что на теле она появилась относительно недавно. Чёрные зрачки удивлённо расширились от увиденного настолько, что затмили собой цвет серых глаз. Его лицо вытянулось, брови приподнялись вверх, а на лице читалось явное беспокойство и недовольство того, что кто-то посмел тронуть его собственность. Но спустя мгновение беспокойство пропало, на смену ему пришлась нескрываемая злость.
— Я найду этих ублюдков, постигнувших на моего малыша Мо, и убью их.
Он и найдёт. Обязательно найдёт. Убивать их, он, разумеется, не станет, но сделает с ними то же самое, что и они сделали с его мальчиком, если даже и не хуже. В очередной раз покажет то, что его собственность никто не смеет даже и пальцем трогать. Покажет так, чтобы каждый человек во всём городе запомнил это раз и навсегда. Чтобы идя по улице, не важно где: в центре или на окраине, видя эту рыжеволосую макушку, у человека в голове пролетала короткая мысль, по типу: «Это же Малыш Мо! Это же Малыш Хэ Тяня!»
Оставляет на кровоподтёках с десяток нежных поцелуев, пытаясь не надавливать и не делать больно рыжеволосому. Затем проводит кончиком языка вокруг, не заходя в центр, и возвращается на ключицу с шеей. После оставляет собственнические метки и там, да так, чтобы они не сошли ещё недели полторы точно. Плевать на то, что Мо не любит такое проявление страсти и такую черту характера брюнета. Сейчас Тяню плевать абсолютно на всё, кроме мальчишки, лежащего под ним самим.
Руки сами по себе тянутся к ремню на чёрных джинсах, расстегивая их вместе с ширинкой. Мо приподнимается, помогая парню стащить с себя такой ненужный сейчас предмет одежды. Перед сероглазым во всей красе предстают такие же оранжевые, как и его волосы, боксеры, через которые уже далеко не первую минуту выпирает половой орган, почти рвётся наружу, несмотря на такую преграду в виде нижнего белья. Хотелось поскорее увидеть его через плотную ткань, но Хэ не спешил. Он хотел как можно сильнее насладиться этими моментами слабости малыша Мо. В глубине души темноволосый знал, что эта не последняя его слабость, ведь в скором времени она снова повторится, и не важно когда: завтра, послезавтра, через неделю или месяц. Она обязательно повторится, и они оба опять будут лежать в этой квартире, в этой комнате и на этой кровати.
— Я хочу тебя, богатый ты ублюдок, — еле слышно шепчет, не желая портить такую желанную атмосферу громким голосом. — Хочу прямо здесь и сейчас.
Губы брюнета вновь накрывают губы Шаня. Хэ так соскучился по нему, по его телу и по этим трём словам: «я хочу тебя», что возбудился так, как не возбуждался с момента их расставания. Всю идиллию прерывает трель дверного звонка, на который Тянь не обратил никакого внимания, и, судя-по всему, обращать и не собирается. Позвонит минуту, максимум две, человек поймёт, что ему здесь не рады и уйдёт. Впрочем, как обычно.
Мокрые дорожки от самой шеи становились всё ниже и ниже, доходя сначала к ключицам, потом к рёбрам, не задевая синяки и гематомы, и заканчивались на уровне тазовых костей. Ниже он ещё не заходил. Не потому что ждал разрешения, потому что дразнил. Хотел услышать от Рыжего просьбу, нет, даже скорее мольбу. Хотел, чтобы он признал, что ему это нравится и попросил большего, чем простые поцелуи. Но он попросил совершенно не это, а кое-что другое:
— Открой, — всё такой же шёпот. — Эту, — говорит по слогам, чуть ли не задыхаясь от нарастающего с каждой секундой возбуждения. — Чёртову, — дёргается, когда брюнет заходит ниже положенного, двигаясь к боксёрам всё ниже и ниже. — Дверь.
А ведь звонок так и не прекратился. Пусть и Хэ было на это, как обычно, плевать, рыжеволосого это раздражало и даже выводило из себя. Ему не хотелось отвлекаться ни на что, не говоря о назойливом госте, которого он ещё не видел, но он уже его достал.
— Не хочу отвлекаться. — в который раз демонстрирует Шаню всю свою безразличность ко всему, кроме него самого.
Так проходят ещё две минуты. Гуань пытался не обращать на это никакого внимания, но звук был слишком громким, чтобы его не замечать. Поначалу он был даже прерывистым, но сейчас, человек по ту сторону двери и вовсе не отпускал звонок. Неужели не понимает очевидного? Рыжеволосый отталкивает от себя парня, но не для того, чтобы закончить на этом и уйти, а для того, чтобы высказать всё тому, кто сейчас очень сильно мешает им обоим. Брюнет хотел вернуть его на место и продолжить, но когда увидел, что уходить его мальчик не собирается, просто хмыкнул, наблюдая за его действиями. Тот же просто встал с кровати, даже не тратя времени на то, чтобы натянуть для приличия хотя бы джинсы, и вышел из комнаты. Ему было плевать на то, кто именно этот нежеланный гость, и одеваться для того, чтобы открыть дверь, он уж точно не собирался.
Сероглазый из любопытства тоже встал и, не натягивая футболку, вышел вслед за Мо. Затем наблюдает за тем, как тот подходит к входной двери и поворачивает на ней защёлку, которую сам же и закрывал, два раза. На пороге виднеется невысокая девушка, опять же блондинка, которая удивлённо хлопает глазками, видя перед собой не того, кого так хотела и ждала.
— Цао? — спрашивает ни сколько девушку, сколько себя самого. Чёрт, и зачем он только её позвал? Знал бы только, что на её месте окажется кто-то в разы получше, даже и не написал бы ей.
— Хэ Тянь! — блондинка хотела зайти внутрь, но рука рыжеволосого ей помешала, преграждая путь в квартиру.
— Цао, значит? — услышав от брюнета фамилию девушки, Шань окидывает её недовольным взглядом. — Неужели ты настолько глупая, что не понимаешь, что если дверь тебе не открыли спустя три коротких звонка, то непрерывно названивать в течении двух минут, как минимум невежливо?
Хамить он изначально не собирался, эти слова вырвались словно сами по себе. Возможно, он просто был слишком возбуждён и желал как можно скорее продолжить, а возможно его просто-напросто раздражали все эти девушки, ходящие в эту квартиру как к себе домой каждый божий день.
— Но... — хочет что-то сказать, но её тут же перебивают:
— Ты опоздала, малышка Цао, я нашёл вариант получше, — сероглазый усмехается и как обычно хамит.
Другая бы нормальная девушка сразу же всё бы поняла и ушла, не мешая им обоим не портя такой момент. Но только не она. Блондинка продолжала удивленно смотреть то на Мо, то на стоящего в двух метрах позади него Хэ.
— Если ты так хочешь, — усмехается рыжеволосый, видя то, что уходить гостья не собирается. — То можешь и присоединиться.
Такой ответ Тяня явно не устроил, поэтому он сразу же подошёл к парню, стоящему рядом с дверью, и страстно его поцеловал, требовательно и жёстко впечатывая в стенку. Они целовались ровно столько, сколько могли, пока воздуха начало не хватать. Затем отстранились друг от друга, всё так же тяжело дыша.
— Не хочет, — смотрит сначала на рыжеволосого, затем переводит взгляд на девчонку. — Пока-пока, малышка Цао.
Машет ей правой рукой, после чего захлопывает дверь прямо перед её носом, не забыв ещё и повернуть щеколду. Вдруг у неё хватит наглости зайти сюда во второй раз, да ещё и после такого?
Секунда и они вновь оказываются в спальне. Секунда и малыш Мо вновь лежит на белой простыне, а Хэ нависает над ним, преграждая все попытки к возможному бегству. Но даже если бы он и не преграждал, то рыжеволосый бы всё равно не стал убегать. Не сегодня и тем более не сейчас. Он уже достаточно долгое время бегал от него, а сейчас наконец-то сдался. Терпеть больше не было никаких сил. Он видел Хэ и приходил к нему по несколько раз в неделю, слушал его грязные шуточки и предложения, и каждый раз отказывал ему или просто пропусках их мимо ушей. Но сегодня терпение лопнуло, желание взяло вверх, отбрасывая все сомнения на задний план. Плевать, что будет завтра. Плевать, что будет с их отношениями после этого. На всё плевать. Хватит думать о том, что будет потом. Если не сейчас, то когда?
Боксёры летят на пол, туда же, куда и несколько минут назад полетели и джинсы. Теперь-то уж и Тянь терпеть больше не мог, ситуация накалилась в разы из-за пришедшей девчонки и предложения Шаня о тройничке. В любой другой бы ситуации брюнет согласился бы даже не раздумывая, но только не сейчас. Он не собирался делить его с кем-то ещё, кем бы этот третий человек не был. Сероглазый бегал за ним слишком долгое время, чтобы вот так вот просто поделиться. Возможно потом, но только не сейчас. Сейчас есть только они оба, без кого-либо ещё.
— Тройничок, значит, — недовольно хмыкает. — Если ты думаешь, что тебе не хватит меня одного, то ты очень глубоко ошибаешься, — резко переворачивает парня на живот, приподнимая его за бёдра. — И сейчас я тебе это докажу.
События развивались слишком быстро, но возражать малыш Мо просто не смел, ведь парень бы всё равно его не послушал. Да и куда ещё тянуть? Страсть накалилась уже до самого предела, так что оттягивать этот момент уже никому и не хотелось.
— Ты же знаешь, что я... — рыжеволосый уже хотел начать возмущаться, но Хэ, как обычно, перебил его.
— Заткнись.
Шань никогда не любил делать это дело раком, а вот брюнет наоборот — просто обожал. Такие несовместимые, но несмотря на это, было бы глупо отрицать очевидный факт того, что их чертовски тянуло друг к другу. Иногда Тянь даже уступал малышу Мо и у них была обычная классика, но сейчас уступать он уж точно не собирался. Уж слишком долго Гуань бегал от него, чтобы сейчас диктовать такие условия.
Громкий, но не сильный удар по левой ягодице заставил рыжеволосого застонать и выгнуться ещё пуще прежнего. Хэ знал всё его слабые места и как сделать ему приятно, так же, как это и знал Мо. Когда они встречались, секс у них был регулярным, они никогда не надоедали друг другу, ведь каждый раз пробовали что-то новое. У них было и на кухонном столе, и на стиралке, и в душе, и на балконе в квартире рыжеволосого, да даже в туалете торгового центра. Последний вариант был очень даже страстным, ведь брюнету приходилось закрывать ему рот, ведь стонал Гуань уж слишком громко. У них был секс почти везде и почти всегда. Утром, днём, вечером и ночью, почти двадцать четыре на семь. Они никак не могли насытиться друг другом, и каждый раз был почти как первый. Самый желанный и самый страстный.
Сероглазый приспускает домашние серые штаны вместе с боксёрами, но не снимает их совсем. Времени и желания возиться ещё и с ними попросту не было. Хотелось поскорее начать то, о чём он мечтал несколько последних месяцев. Ему даже снились эротические сны с участием Мо, которые он сегодня намерен воплотить в реальность.
— Пожалуйста...
Просить во второй раз не было нужды, ведь Хэ и сам был на пределе, готовый сорваться в любую секунду. И он сорвался. Сорвался ещё тогда, когда сказал о том, что трахнёт его на том самом пуфике, на котором Шань завязывал шнурки. И он обязательно это сделает, но только не сегодня. На сегодня у него было уже более чем предостаточно идей.
Он вошёл в него грубо и резко. Вошёл в него так, как входил во всех своих снах. Вошёл в него так, как входил обычно, ещё задолго до их расставания. И Мо ни разу не попросил быть нежнее или быть помедленнее, потому что он тоже это любил. Он любил жёсткий секс так же сильно, как и любил Хэ Тянь.
С каждым его толчком, комната всё больше и больше наполнялась их стонами и тяжёлым не прерывистым дыханием, что возбуждало ещё сильнее. Мо вскружило голову за считанные секунды и он хотел ещё больше грубости ещё более сильных толчков. Но говорить и просить не пришлось, брюнет это сразу понял лишь по паре его стонов. И он увеличил темп. Увеличил настолько, насколько мог, заставляя рыжеволосого вскрикивать и двигаться ему навстречу.
Не выдерживая, Тянь хватает его за шею сзади. Не настолько сильно, чтобы он задохнулся, но настолько, чтобы отметины от его рук уж точно остались. И Мо, в порыве страсти и возбуждения даже не смеет возразить. А если бы и попытался, то всё равно бы не смог. Слова бы перемешались со стонами и не оказались бы услышанными. Впрочем, как обычно.
Они оба теряют счёт времени, наслаждаясь друг другом и бурным сексом. Сколько это длится? Пять минут? Десять? Пятнадцать? А может даже и тридцать? Плевать на время. Главное — что они оба получают от этого неимоверное удовольствие.
— Боже, Хэ Тянь... — не столько говорит, сколько невнятно шепчет Рыжик. На лице брюнета всё равно появляется широкая самодовольная улыбка, ведь эти слова он прекрасно услышал. Услышал то, чего так долго желал. Стоны этого парня просто вскружили ему голову и в который раз свели с ума.
— Я больше не могу терпеть, малыш Мо.
Парень не сразу понял, что тот имел в виду, но когда до него дошло, было уже поздно, ведь белая липкая жидкость уже во всю заполняла его задний проход. Он тут же попытался отстраниться, но крепкие руки сероглазого схватили его за бёдра, не давая слезть с его члена.
— Чёртов ты ублюдок! — не оставляет попытки отползти от парня и не позволить кончать в себя. — Ты же знаешь, как я это ненавижу! — злится, потому что из почти мертвой хватки Тяня было крайне сложно выбраться. — Чёртов эгоист, который думает только о себе!
Брюнет перестаёт сжимать бёдра парня так же резко, как и начал, отчего тело рыжеволосого резко падает на кровать, словно брошенный камень.
— Если бы я был эгоистом, то сделал бы так?
Вновь переворачивает Шаня так, чтобы тот оказался на спине. Гуань приподнимается на локтях, искренне не понимая, что же задумал парень. Но вместо того, чтобы задать вопрос и получить ответ, тяжело вздыхает и закидывает голову назад от подступившего неимоверного наслаждения. Губы Тяня полностью накрыли член рыжеволосого и начали небыстро, словно специально дразня мальчишку за его слова, скользить сверху вниз.
— Быстрее... — шепчет так, что брюнет его услышал. — Быстрее... — повторяет снова, ведь ритм ничуть не изменился. — Господи, мажорик, ну пожалуйста... — впервые за долгое время не огрызается, а просит. — Чёртов эгоист. — вновь повторяет те самые слова, с которых всё и началось. Но даже и они не меняют ситуацию.
Он зарывается своей рукой в тёмные волосы, длиной почти до самого уха, довольно сильно сжимая их на затылке и настраивает такой темп, который нужен ему. И пусть Хэ Тянь прекрасно знал этот темп, но уступать мальчишке он не хотел. Не сейчас, как-нибудь потом.
Минута, две, затем ещё одна и Шань тяжело вздыхает и падает на кровать, стукаясь головой об изголовье, после чего громко ругается:
— Сука! — трёт головой место ушиба. — Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты поменял эту блядскую кровать!
— А раньше она тебе нравилась, — брюнет довольно хмыкает, вспоминая в голове определённые моменты с не очень приличным содержанием. — Только вспомни, что мы раньше на ней вытворяли.
Видимо, не только Хэ проникся хорошими воспоминаниями и испытал небольшую ностальгию. Ведь ровно через минуту они снова жадно целовались, позволяя своим рукам блуждать по телу возлюбленного напротив. Пусть у них только что и был секс, и они толком даже и не успели перевести дыхание, как тут же решили заняться этим снова. Но на этот раз поза была миссионерская — самая обычная и самая любимая из всех остальных Мо. В таком деликатном процессе для него было важно видеть лицо партнера: его чувства, эмоции, глаза и губы. Брюнет даже не стал спорить, ведь прекрасно помнил, как для Шаня это важно, поэтому сразу же перешёл к самому приятному и желанному. Он вновь целует рыжеволосого, только уже в разы требовательнее и настойчивее, чем ранее. Если не меньше, чем полчаса назад Тянь боялся торопить события и сделать что-то не так, то сейчас, как обычно, стало плевать. Гуань показал, что Тянь завоевал его снова, поэтому бояться, что он передумает и уйдёт было бы глупым и неуместным.
Он вновь спускается всё ниже и ниже, оставляя поцелуи везде. Кажется, тут даже пустого места и не осталось. А даже если осталось, то явно не надолго. Уже завтра тут не будет не единого «чистого» участка.
Затем Хэ переходит к соскам, и сжав меж верхних и нижних зубов, медленно оттягивает металлическое украшение на них. Ещё несколько месяцев назад, в их последний секс этого пирсинга не было, такое бы Тянь уж точно запомнил. Значит, проколол соски парень после их расставания.
— Чёрт, ты серьёзно? — отвлекается, переводя взгляд с тела парня на него самого. — Я просил тебя проколоть их хуеву кучу раз! — возмущается, явно чем-то недовольный. — И ты проколол только тогда, когда мы расстались?! — недовольно усмехается. — Словно ты специально меня сейчас злишь и выводишь из себя...
— Чем? — перебивает глупые и необоснованные предположения сероглазого. — Тем, что я просто проколол соски? — вопросительно приподнимает левую бровь, что заводит в разы сильнее.
— Да! — наконец-то отвечает на вопрос. — Я не могу принять тот факт, что ты ходил ко мне в квартиру чуть ли не каждый день, пряча вот это, — кивает на его грудь. — Под уродскими футболками, толстовками или свитерами.
Один лишь вид этого пирсинга заставил Хэ возбудиться до самого предела. Хотелось играться с ним под тихие стоны парня ещё и ещё, не останавливаясь ни на мгновение.
— Если бы я увидел это раньше, — проводит кончиком языка вокруг. — То ты не смог бы сидеть целую неделю, — затем переходит в самый центр. — В прочем, это я тебе и сейчас организовать могу.
Он не дожидается ответа и не ждёт разрешения. Сейчас ему это просто не нужно. Если все предыдущие дни и недели Тянь интересовался мнением рыжеволосого, считался с ним и почти сразу отваливал, когда тот на него в очередной раз рявкал, то сейчас на это было плевать. Чтобы он сейчас ему не сказал, брюнет уже не в состоянии остановиться. Они зашли слишком далеко, перейдя грань позволенного и нарушая все рамки давно обговорённых правил, в виде соблюдений банальных приличий и отсутствия какого-либо вмешательства в жизнь друг-друга. Но и на это тоже плевать.
— Спасибо.
Шань просто не мог не поблагодарить Хэ за то, что тот вышел из своей зоны комфорта и поменял позу на ту, которая чертовски нравилась его мальчику. Он просто сердцем чувствовал, что ему просто необходимо сказать это слово благодарности.
— Потом отработаешь, малыш Мо. — усмехается, можно сказать что привычно и по-родному. Рыжик в очередной раз убеждается в том, что ему явно не хватало его наглой ухмылки всё это долгое время.
Они вновь сливаются в страстном поцелуе. Тянь оттягивает нижнюю губу Гуаня, затем несильно покусывает её и отпускает, заставляя его такими махинациями вздрогнуть.
Брюнет входит в него уже не так, как в прошлый раз несколькими минутами ранее. Не грубо, но и отнюдь не нежно. Словно он вовсе запутался, что ему делать и как. Но позволить рыжеволосому взять всю инициативу в свои руки он так же не мог, ведь своё место сверху на место снизу менять не очень-то и хотел.
Шань в очередной раз тянет свою руку к его волосам, прижимая к себе с помощью них как можно ближе. Ему всегда нравилось наблюдать за глазами и взглядом Хэ во время секса. Казалось, он был словно напечатанная книга, страниц так в пятьсот, не меньше, которую Рыжик прочитал явно не один раз и вызубрил уже на зубок. Но сегодня в них промелькнуло что-то новое. Новая написанная страница.
Он всеми силами старается доставить ему удовольствие, даже порой забывая о своём собственном, и у него это прекрасно получается. Он кончает не внутрь, а на низ живота, что так же не может не радовать.
— Видишь, малыш Мо, — наклоняется и шепчет ему на ухо: — Не такой уж я и эгоист.
Что-то, а извиняться за свои слова Гуань уж точно не собирался.
— Да, эгоист, — кивает, пытаясь убедить самого себя в своих же словах. — И придурок, — начинает кидать в его адрес неприятные словечки. — Богатый мажорик, который думает, что ему всё можно и все должны, — никак не успокаивается. — А ещё ты...
Рыжеволосый не успевает договорить, брюнет притягивает его к себе за шею и затыкает рот страстным поцелуем. Сначала Шань возмущался и пытался отстраниться, ведь он не договорил то, что хотел, но буквально через секунд десять сдался, прижимаясь к Хэ ещё ближе прежнего. Хотя, казалось, куда ещё ближе?..
— И каково тебе целоваться с эгоистом? — отстраняется буквально на пару сантиметров, продолжая прижимать парня к себе и смотреть на его губы. — Наверное, точно так же, как и трахаться с придурком и богатым мажориком, я прав? — облизывает свою нижнюю губу, заставляя парня возбудиться по новой.
Мо молчит. Кажется, он уже и сам пожалел о том, что поднял эту тему. Но тем не менее, виноватым себя не считал, потому что отчасти это было действительно так, как он и сказал. Хэ не был любителем искать компромисс, и уж тем более идти на него. Он ещё с подросткового возраста привык к тому, что всё будет только так, как он сам этого захочет, и никак иначе. И пусть он частенько уступал в чём-либо малышу Мо, но делал это с нескрываемым нежеланием и иногда даже раздражением, словно показывал ему, что делает это только ради него.
— Я хочу попить.
Пить он действительно хотел, но не так сильно, как просто увильнуть от разговора и переключиться на другую тему. Рыжик потянулся к бутылке негазированной воды, объёмом в пол-литра, которая удачно стояла на прикроватной тумбочке. Словно Тянь знал, чем закончится их сегодняшний разговор и то, что рыжеволосый никуда не уйдёт, поэтому и поставил эту бутылку, ведь прекрасно помнил, что и раньше, между подходами, Гуаню всегда хотелось пить.
— Ну уж нет, малыш Мо, — хватает его за запястье ровно тогда, когда тот двинулся в сторону тумбочки. — Сначала ты ответишь на мой вопрос.
Брюнет просто терпеть не мог, когда кто-то тянет с ответом и откладывает что-то на потом. Его это всегда бесило и временами даже выводило из себя. И Шань прекрасно это знал.
— Нет, сначала я попью. — знал, но идти на уступки не собирался.
— Нет, — дёргает руку парня на себя, но он тут же выбирается из его хватки. — Чёрт, — хватает теперь уже за предплечье, и в разы сильнее предыдущего раза, чтобы выбраться он уж точно не смог. — Отвечай сейчас!
Мо хмурится и думает, что если бы Тянь вёл себя так настойчиво и вредно во время минета, то Шань точно бы откусил ему член. А потом бы смотрел, как он бьётся в конвульсиях от боли и спрашивал бы дотошное: «Ну как?».
— Хэ Тянь, — Рыжий сейчас показывает, что максимально недоволен, Тянь даже вздрагивает от интонации и своего полного имени, Шань их почти не использует, а тут так резко, неожиданно, — Я, — переводит на него взгляд янтарных, почти рыжих глаз, — Хочу, — вгрызается своими глазами в его, — Пить, — подаётся чуть вперёд, слегка кивнув головой, — Отпусти, — пытается вырваться, что у него почти получается. Почти.
Рыжий подаётся всем телом назад резко, чтобы точно отцепить Тяня от себя, брюнет в свою очередь, будто предугадывая действия возлюбленного, цепляется сильнее, прямо до боли. Шань шипит, потому что Хэ явно перестарался, даже слишком. Мо отпихивает его ногой и освобождается, тянется рукой к тумбе и понимает, что только отдаляется от неё. Тянь, отдышавшись, схватил его за ноги и тянет к себе обратно, прямо в логово дракона. Рыжий уже и не рад был, что по привычке захотел его задеть.
Шань было вновь пробует выбраться, дёргает ногами, пытается пнуть Хэ, чтобы хоть как-то облегчить своё положение. Тянь же в итоге притягивает его к себе, приподнимает его корпус ближе к своему, до этого задвинув ноги рыжеволосого максимально далеко, дабы тому было не больно хотя бы сесть на колени.
— Ответь на чёртов вопрос, — держит парня за шею и живот, шепчет тихо так, злостно, — Мо Гуань Шань, — повторяет эту непонятную интонацию Рыжего, профессионально копирует её, улыбается.
— Я сказал тебе, — находясь ещё в лёгком возбуждении, грозится Шань, — нет, — будто режет ножом по стеклу своим голосом; откидывает голову назад, давая Хэ Тяню по носу, от чего тот отпускает шею Мо и тихо матерится под этот самый нос.
А Шань времени не теряет, в очередной раз падая телом на кровать, успевает выставить руки и ныряет лицом в простыни, переворачивается на спину, перекидывая ноги через шипящего брюнета, смотрит на него, улыбается, вот так, по-хэтяневски нагло. Поднимается с постели, принимая сидячее положение, собирается подниматься, но Тянь вновь его задерживает и в итоге это превращается в клубок из двух людей на кровати, который почти дерётся.
В какой-то момент этот клубок падает на пол: Тянь распластывается снежинкой лицом вниз, а Мо сидит сверху, прямо на ягодицах. Несколько секунд слышно напрягающее молчание, а потом до Мо доходит прекрасная идея поработать своим острым языком:
— Знаешь, Тянь, — начинает он спокойно, чтобы брюнет не занервничал сразу, — ты всегда сверху, да сверху, — давит на поясницу любимого парня, нежно так, аккуратно, прямо как Тянь в их первый раз, — может теперь моя очередь? Я даже сижу удобно, — проводит руками по ягодицам брюнета, слегка массируя, — осталось тебя лишь растянуть, — приближается пальцами ближе настолько, что Хэ вздрагивает от всей ситуации.
— Стой-стой, Малыш Мо, — Шань действительно задерживает ладони на одном месте, — давай поговорим? — Рыжий сдерживает смешки, рассматривая красивый профиль Хэ Тяня и совсем отвлекается, в итоге брюнету совершенно немыслимым способом удаётся перевернуться на спину, уже придерживая Мо за бёдра, — сверху ты сможешь быть только в этой позе, Шань, — улыбается хитро и очень довольно, наблюдает за тем, как Гуань смущается, кусает губы, — готов поактивничать? — сжимает мягкие подтянутые ягодицы, ухмыляется. — Я хочу тебя поцеловать, — признаётся вдруг, — очень-очень.
И Шань почему-то поддаётся, наклоняется ниже, «перешагивая» ладонями по груди Тяня, вызывая мурашки, а Хэ не терпится, от слова «совсем», отпускает одну ягодицу Мо, опирается на свободную руку и поднимается вверх быстро-быстро, впиваясь в Шаня с новой силой.
— Знаешь, — привычно уже начинает Рыжий, на секунду отрываясь от сладких губ брюнета, — целоваться с таким эгоистом, как ты, а уж тем более трахаться, очень крышесносно, о ч е н ь, — произносит томно, гортанно, и Тяню опять сносит крышу.
Заниматься этим на полу было не очень-то и удобно, как это показывалось в фильмах эротического содержания. Пол был довольно холодным, чертовски не хватало брошенного на него пледа и подушки под копчик, для удобства того, кто был снизу. Пусть они уже и не раз занимались сексом на полу, с тех пор прошло очень много времени, так что сейчас это было как в первый раз. Так же жадно, страстно и ненасытно.
Мо всегда нравилось самостоятельно контролировать глубину и темп, но в такой позе у них было не очень часто, даже скорее редко. Всё-таки, как бы оно там не было, Тянь — актив, и уступать эту позицию уж точно не собирался, как бы сильно временами этого не просил Гуань. Его вполне устраивало своё положение в их кровати, но не устраивали шутки сероглазого по этому поводу. И пусть Шань прекрасно знал, что тот не согласится на такую авантюру, как уступить своё место, но понаблюдать за его лицом, когда он слышит что-то в роде «сегодня я буду сверху» просто бесценно.
Когда брюнет заметил, что парень начал издавать хриплые звуки, смешанные со стонами, ему в голову тут же пришла довольно интересная идея. Такого, на его памяти, у них ещё не было. Значит, сегодня именно тот день, когда стоит попробовать что-то новое.
— Ты же хотел пить? — не дожидается от Шаня ответа и, приподняв его за бёдра, аккуратно встаёт, не вытаскивая и не прекращая ритмичные движения. Нести его было не особо тяжело, не один месяц и год тренировок в зале дал о себе знать.
— Что ты делаешь?.. — прижимается своим горячим лбом к его и еле слышно шепчет в мертвую тишину комнату, не прекращая стонать ни на секунду.
Вместо ответа он убирает с бёдер парня одну руку, но вместо этого начинает придерживать его второй рукой ещё сильнее, чтобы рыжеволосый случайно не упал. Один взмах и все тарелки, чашки и столовые приборы хаотично летят со стола, звонко падая и разбиваясь об тёмный кафель. Гуань вздрагивает от неприятного и неожиданного звука, но не оборачивается в сторону, давая Хэ понять, что сейчас он сосредоточен только на нём одном, не на ником и не на чём больше. Заметив это, Тянь улыбается и сажает парня на роскошный стеклянный кухонный стол, всё так же не вытаскивая и не прекращая толчки. Та же самая рука, что и смахнула все столовые предметы, тянется куда-то вбок и достаёт из открытого шкафа небольшую бутылку воды той же самой марки, что и стояла в спальне. Затем аккуратно откручивает крышку и протягивает её Мо.
— Пей.
Мо даже не спорит. Горло действительно очень сильно пересохло, поэтому эта бутылка с напитком была сейчас как-никак кстати. Только вот руки просто отказывались слушать хозяина. Они тряслись так, что одна треть бутылки просто пролилась мимо рта. Вода крупными холодными каплями стекала по телу парня вниз, добавляя и без того накалённой атмосфере ещё одну пошлую деталь. Брюнет довольно улыбается и подносит губы к нежной коже, слизывая с неё пролитые мимо бутылки капли. Делает так до тех пор, пока не остаётся ни одной и пока они оба не содрогаются и чуть ли не задыхаются в бешеном экстазе, который просто снёс крышу в сотый раз за день.
Затем несёт его обратно в спальню и молча, не сказав ни слова, кладёт на смятую белую простыню и накрывает почти с головой взятым с верхней полки шкафа пледом бледно-мятного цвета. Затем становится рядом и смотрит на рыжеволосого парня сверху вниз, с какой-то непривычной для него ноткой заботы во взгляде и еле заметной улыбкой. Раньше он видел такую картину каждое божье утро, когда просыпался, открывал глаза и поворачивал голову налево. Но чуть больше, чем полгода назад, малыш Мо лишил его такой возможности, сказав такое банальное, но в то же время очень грустное и печальное «нам нужно расстаться». Они были знакомы четыре года, три из которых у них и были сами отношения. Поэтому расставание вышло довольно болезненным и оставило неприятный осадок на сердце на все эти долгие, медленно тянущиеся месяцы. То, что они продолжили видеться очень-очень часто, жить в одном доме, пусть и на разных этажах — убивало. Душераздирающе и адски мучительно, раз за разом каждый божий день. Видеть его, понимая, что больше не имеешь права касаться так, как тебе хочется, как было раньше, просто несправедливо и жестоко по отношению к самому себе. Но по другому Хэ Тянь просто не мог. Даже такая мелочь, как просто наблюдать за ним со стороны была уже чем-то хорошим. А ведь Гуань мог просто разорвать с ним какое-либо общение и даже не пересекаться, но не сделал этого. Почему? Может, потому что его самого тянуло к богатому ублюдку, жившему на этаж выше, может потому что скучал по тем лучшим годам в его жизни, кто знает? Сейчас они оба уверенные только в одном: произошедшее сегодня не было ошибкой и ей не станет. Это не конец, это только начало, пусть и после долгого перерыва. Они ещё не раз поссорятся, но и не раз так же бурно помирятся. Иначе просто быть не может. Они совершенно разные, но несмотря на это просто созданы друг для друга.
— Я люблю тебя, — сквозь сон шепчет малыш Мо, явно уверенный в том, что сейчас он засыпает в своей квартире и в своей кровати. — Богатый ты ублюдок и чёртов эгоист.
Брюнет же удивлённо смотрит на парня сверху вниз, с каждой секундой всё больше и больше убеждаясь в том, что ему это всё-таки не послышалось. И к этому разговору, а именно к первой его части, они обязательно ещё вернутся, но только не сейчас, а уже утром.