Гуленька

— Эффекта хватает на двенадцать часов, — сказала Линвэнь, строго глядя на Цинсюаня. — Смотрите не провороньте, господин Повелитель Ветра. — Я всё ещё считаю, что это плохая идея, — голос Ши Уду был слаб, и всё же в нём без труда читалась свойственная Повелителю Вод строгость. — А Небесный Император не считает! — не без гордости возразил Ши Цинсюань, принимая из рук Линвэнь маленькую коробочку с чем-то похожим на сушёный грибок. — Благодарю, Совершенная Владыка. Линвэнь закатила глаза, а брат задышал так часто и громко, что Цинсюань испугался, не стало ли ему хуже. Но судя по лицу, тот просто был крайне недоволен. Вторая небесная кара далась Ши Уду нелегко: морская стихия, словно норовистый скакун, стремилась оспорить его главенство. На море поднялся небывалый по силе шторм, сотрясающий океанические скалы и рождающий цунами. Воды бушевали четыре дня и три ночи, яростно и смертоносно, и всё же не могли свергнуть Повелителя — тот управлялся с веером столь искусно, что клыкастые пасти волн смыкались, не достигая носков его туфель. У Цинсюаня, стоявшего на берегу, от восторга и гордости спирало дыхание — до чего же ловок, силён и прекрасен его старший брат! Но в последние мгновения, когда шторм уже пошёл на спад, океан разверзся, огромная волна взметнулась к небесам и накрыла Ши Уду с головой, а сверкнувшая меж туч молния пустила по воде разряд. Вода в том месте, куда упал бог, бурлила и пенилась, и океанская синь уходила в черноту. Парный медальон на шее ожил, и за те несколько мгновений, что брата не было видно, Цинсюань едва не помутился рассудком от беспокойства. Но всё же Ши Уду справился: взмыл над волнами в насквозь промокшем ханьфу, — волосы налипли на щёки и повисли жалкими сосульками, но взгляд горел. Веер взрезал густой солёный воздух, и Цинсюань даже издалека заметил, как у брата дрожит рука. Вновь поднявшиеся волны разлетелись в стороны миллиардами брызг, вода дрогнула и разгладилась, шевелясь под ногами Повелителя, будто клубок змей. Цинсюань с облегчением выдохнул и даже успел осторожно улыбнуться, но вдруг на излёте движения деревянная ручка выскользнула из мокрых рук Ши Уду, и веер полетел в воду, а вслед за ним, едва вырвав победу из рук стихии, упал и сам бог. Тучи над океаном рассеивались — верный знак завершившегося испытания. Воды светлели, уходила штормовая чернота, стихала ярость течения. Брат выплыл на берег и упал без сил. Веера при нём не было. Цинсюань чуть не подрался с генералом Пэем за право помочь брату добраться до дворца, и в итоге того перенесла Линвэнь. — Прекращайте гвалт, — строго попеняла она, стоило слугам уложить Повелителя Вод в постель. — Он истратил очень много сил и в ближайшее время будет беспомощнее смертного. Ему нужны тишина и покой, а не ваши петушиные бои, — Линвэнь смерила Цинсюаня осуждающим взглядом и пихнула Пэй Мина в бок локтем, будто кинжал меж рёбер вогнала. Генерал шумно втянул носом воздух. Цинсюань потупился. Оба притихли. — Шуйши-сюн обронил свой веер, — мрачно изрёк Пэй Мин, глядя как слуги уносят мокрые одежды. — Я даже представить не могу, на какой грани истощения он находился, чтобы допустить такое. Цинсюань непроизвольно сжал в руке веер Повелителя Ветра. То, что артефакт не вернулся к брату сам — уже о многом говорило. Какая бы сила ни завладела им под водой, она была достаточно мощной, чтобы заглушить тягу, влекущую веер к хозяину. Цинсюань навскидку мог назвать всего два источника подобной силы — тёмный и светлый. Светлым был Небесный Император, но его в тот момент даже не было на берегу — мудрость и опыт Владыки позволяли ему предугадывать исход небесных кар задолго до их завершения. На второй день кары Владыка Шэньу кивнул своим мыслям и удалился с берега. Цинсюань помнил это, потому что беспокоился и внимательно следил за его лицом — дальновидность Владыки не давала осечек. Не обманула она и в этот раз. Кроме того, Небесному Императору совершенно незачем добывать веер столь затейливым способом — достаточно попросить, и брат отдал бы его сам. Оставался второй вариант, и при мысли о нём Цинсюань ощущал одновременно ужас и восторг. Единственными, кто мог удержать божественные артефакты в руках, помимо самих богов, были Непревзойдённые демоны. Цинсюаню за триста лет на небесах не довелось увидеть ни одного, но ему было до безумия любопытно, и он жадно ловил любые слухи. Поговаривали, что Собиратель Цветов под Кровавым Дождём невероятно страшен на вид, лик его уродлив и деформирован, и даже сабля его обладает личностью, безжалостной и смертоносной. Цинсюаню Собиратель Цветов представлялся кем-то вроде безобразного карлика-людоеда из сказок, с выпученными глазами, изогнутыми клыками и острыми когтями. Демоны ведь должны наводить ужас, не так ли? Тем более Непревзойдённые. Историю уничтожения тридцати трёх храмов на Средних небесах до сих пор рассказывали с паническим придыханием, а на Верхних предпочитали не вспоминать вовсе. Но Цинсюаня она неясным образом завораживала. Особенно финальный эпизод с реками крови и цветком! Было в нём нечто, пускавшее рябь по образу чудовищного карлика. О Белом Безликом рассказывали легенды. Уже очень давно никто не видел ни его, ни проклятой маски. Когда-то бесплотное чудище наводило ужас на смертных, неся чуму и мор, уводя в землю целые народы. Но с течением веков страх поблёк, а воспоминания о самом демоне исказились. Кто-то говорил, что Белый Безликий носит доспехи позабытого государства, а маска его — не маска вовсе, а воинский шлем. Иные рассказывали, что он — свергнутый правитель, чей народ обескровили враги, и теперь Безликий всюду носит за собою и флаг почившей страны, и её участь. А маска скрывает прекрасный царственный лик, чтобы никто и никогда не смог вычислить имени государства по лицу его падшего правителя. О том, что ещё может скрываться под маской — безобразный лик, проклятие или иное — судачили кто во что горазд. У Цинсюаня от этих выдумок неизменно начинала гудеть голова. Про Лазурный Фонарь было известно поболее прочих — с ним боги сталкивались чаще, и особенного страха он ни в кого не вселял. Да и статус Непревзойдённого к нему прилепили для красного словца и ровного счёта: силы Фонаря, по словам богов, встречавших его, были скудны, если только не считать за особый дар его грязный язык — бранился он отменно, что на взгляд Цинсюаня было презабавно. А вот любовь демона к человечине — уже не очень. Судачили, что даже Собиратель Цветов и Чёрная Вода презирают «лже-непревзойдённого» за эту привычку. Цинсюаня бы подобное не удивило — он тоже не хотел бы собрата, пожирающего на досуге мужей, женщин и детей. Это было не только по-звериному жестоко, но и омерзительно сверх меры. То, что Лазурному Фонарю при этом приписывали миловидность, стройность фигуры и изысканные черты, звучало настолько дико, что Цинсюань не знал, как к такому относиться. К тому же, вряд ли это хоть немного утешало людей, ставших кормом демоническому отродью. Но самым интересным из Непревзойдённых оставался демон Чёрных Вод и Тонущих Кораблей. Хотя бы потому, что о нём не было известно практически ничего. Даже брат, которому подчинялись моря, не мог сказать о нём ничего конкретного. Поговаривали, что где-то, в сердце океана, у Непревзойдённого демона есть логово. Пристанище это окружено мёртвой водой, в которой тонет любое судно, любое тело и любой предмет. Доплыть туда можно лишь в гробу, в котором лежит покойник, а выбраться оттуда не суждено никому. Вход в логово охраняют морские чудовища, плотоядные русалки, призрачные корабли и тела погибших моряков. Никто не знал, правда эти слухи или нет, ведь никому до сих пор не удавалось отыскать логово Чёрной Воды. Но у Цинсюаня всё внутри дрожало от восторга и ужаса от одного только описания. Кроме этих побасенок ничего известно не было — на берегу демон Чёрных Вод не появлялся, корабли, вопреки своему имени, массово не топил, штормы не поднимал — если только вдали от торговых путей — прибрежные города не заливал и не спускал на мирные суда чудовищ. Можно было предположить, что его не существовало вовсе, и это людская молва выдумала четвёртого Непревзойдённого для красивого числа. Но мешали пираты, почитавшие Чёрную Воду как единственного бога, и работорговцы, переставшие с некоторых пор возить свой товар морем. Держаться общих торговых путей для дельцов, промышлявших рабами, было опасно — во многих землях законы запрещали торговлю людьми, и морские патрули создавали проблемы. Следовало пробираться окольными путями, однако в дальних водах корабли с невольниками каждый раз попадали в шторм. Рабов всегда выносило на берег живыми, но судно с командой следовало искать на дне. Брат никогда не вмешивался в дела людей, и подобные явления могли означать лишь одно — демон Чёрных Вод не просто существовал, но ещё и на дух не переносил работорговцев. Пиратам, правда, делал скидку, за что Цинсюань его осуждал, пусть это и было довольно глупо: ведь речь шла о демоне, а не о боге! А демоны, как известно, силы зла, и руководят ими лишь самые низменные инстинкты. Неудивительно, что демон покровительствует пиратам. Судачили, что предыдущий бог Торговли, не сойдясь во взглядах с Чёрной Водой, поплатился за это жизнью. Пропажа веера в этом контексте беспокоила лишь больше. Артефакт Повелителя Вод был чрезвычайно могущественным даже отдельно от хозяина. Несложно вообразить, какие разрушения он учинит, напитавшись тёмной энергией. Живые позавидуют мёртвым! — Непростая ситуация. Нужен совет, — сказала Линвэнь, и они отправились во дворец Императора. Владыка Цзюнь У, выслушав их, лишь покачал головой. — Воистину непредвиденные сложности. Вы ведь даже не знаете, действительно ли веер попал в руки Непревзойдённого. Вломиться на чужую территорию, не имея при себе достаточно доказательств, — чудовищная грубость. Злить повелителя Чёрных Вод будет недальновидно и весьма некстати. Мы существуем в относительном мире с Непревзойдёнными уже несколько столетий кряду, этот баланс благотворно сказывается и на мире людей. Нарушить его из-за оплошности означает убить всё то, над чем мы кропотливо трудились столько времени. Мы не можем пойти на такое. — Но Владыка, — возразил Пэй Мин, — без оружия Ши Уду окажется почти беспомощен. А создать новый веер Повелителя Вод, пока не уничтожен нынешний, невозможно. — Мне это известно, — царственно кивнул Цзюнь У. — Вероятно, нам придётся подождать, пока демон Сюань сделает свой шаг. Если, конечно, веер у него. Реши он напасть, и у нас появится повод, чтобы дать отпор и забрать то, что принадлежит нам. А пожелай он уничтожить веер — тем лучше, Повелитель Вод сможет создать новый. Конечно, потребуется немало времени и опытный мастер. Но это уже детали. — А если он решит ничего не делать? — задумчиво постучала пальцами по подбородку Линвэнь. — Ведь это удобно — иметь в рукаве такой козырь. Очень в его духе, к тому же: Чёрная Вода не любитель решительных действий. — Значит, нам следует запастись терпением, — Цзюнь У, казалось, нимало не беспокоил тот факт, что один из сильнейших богов его пантеона лишился контроля над своей стихией. — Брат не станет ждать, — мотнул головой Цинсюань. — Бессилие погонит его в море. Пэй Мин, стоявший по правую руку от него, кивнул. Линвэнь тяжело вздохнула. — Без оружия он окажется слаб перед лицом Непревзойдённого демона, — уронил Цзюнь У, — и в таком случае участь его предрешена. Полагаю, Уду-эр благоразумнее, чем вы все о нём думаете. — Да простит Владыка сомнения этому недостойному, — склонил голову Цинсюань, — но я знаю своего брата. Бессилие для него хуже смерти. Он отправится в море, чего бы ему это ни стоило, и будет искать логово Чёрной Воды пока не найдёт или пока не погибнет в поисках. — Что ж, значит, такова его судьба, — брови Цзюнь У еле заметно сдвинулись. — Он допустил оплошность, и если ему не хватит выдержки и мудрости грамотно её сгладить, значит, ему не место в Небесной Столице. У Цинсюаня похолодело внутри. Краем глаза он уловил, как потупилась Линвэнь, отчаянно кусая губы. Плохо дело. — А что если мы попробуем вернуть веер более изящным способом, — на пробу начал Цинсюань, и поймал заинтересованный взгляд Пэй Мина. — Что Повелитель Ветра имеет в виду? — спросил Император с полуулыбкой. — То, что нельзя отнять силой, часто можно унести по-тихому. Можно тайно проникнуть в логово Чёрной Воды и выкрасть веер. Понадобится тщательная маскировка, разумеется. Но я в этом кое-что понимаю и, пожалуй, смогу воплотить задуманное. — Вы хоть представляете, какое чудовищное оскорбление Небеса нанесут одному из Непревзойдённых, если ваша маскировка, господин Повелитель Ветра, будет раскрыта? Обокрасть высшего демона — неслыханное дело, — тон Цзюнь У был спокоен и даже строг, но глаза смеялись. Его очевидно позабавила эта идея, и Цинсюаня окатило мурашками радости. Владыка согласится! Точно согласится. Но премудрые предки, в какое же опасное и захватывающее предприятие Цинсюань норовил втянуть самого себя! — Если раскроется, — улыбнулся Цинсюань. — Но если подойти к вопросу со всем тщанием и придумать действительно удачное прикрытие… — Русалочья икра! — воскликнула Линвэнь, словно в её голове наконец сошлась сложная задачка. — Фу, — сморщился Пэй Мин, — звучит отвратительно. — Как есть, — пожала плечами богиня литературы. — Русалочья икра используется в зельях и микстурах. В основном для того, чтобы перенять на время некие качества морских дев, вроде возможности дышать водой, поддерживать низкую температуру тела или ясно видеть на глубине. Но история знает примеры, когда духовные силы в совокупности с икрой помогали на некоторое время полностью сымитировать организм. — Ты имеешь в виду, принять русалочий облик? — Да, — кивнула Линвэнь. — Русалки — не призраки, но и не живы в полной мере — мрачный пограничный народ. Они обитают на глубине и не подчиняются Повелителю Вод, а значит — покорны Непревзойдённому и наверняка вхожи в его логово. — То, что надо! — Цинсюаня охватил жгучий азарт, как всегда бывало, когда безумный на первый взгляд план распадался на простые и понятные составляющие. Нужно всего лишь съесть русалочьей икры, принять иной облик, проникнуть в жилище демона и стащить веер! Ничего сложного. В своей ловкости и умении лицедействовать Цинсюань не сомневался. — Правда, есть один нюанс, — добавила Линвэнь, приспуская Цинсюаня на землю с вершин радостного возбуждения. — И какой же? — спросил Цзюнь У. Послышалось, или в голосе Владыки и правда мелькнула насмешка? — Магические свойства икры доступны лишь женщинам, мужчину она убьёт. По преданию, русалки произошли из крови и плоти брошенных за борт дев. Русалок мужского пола не существует. — Но как они тогда?.. — спросил Пэй Мин и изобразил руками пантомиму, от которой у Цинсюаня немедленно заполыхали уши. — А зачем, думаешь, они утаскивают моряков? — холодно отозвалась Линвэнь. — Плотские радости им не интересны, лишь продолжение рода. А для того, чтобы заполучить семя, не обязательно оставлять самца в живых. — Как бессердечно! — воскликнул Пэй Мин, обиженно выгнув брови, и теснее сдвинул ноги. Линвэнь пожала плечами: — Что ты хочешь от полулюдей. — Какой беспрецедентный цинизм, — кажется, нравы морских дев нанесли генералу Пэю неизлечимую травму. Император прокашлялся. — Предлагаете свою кандидатуру, Совершенная Владыка? — Ни в коем случае, — отрезала Линвэнь и, поймав на себе три изумлённых взгляда, смешалась. — Я, наверное, могла бы… Но всем известно, что я слабее в женском обличии. Мне может банально не хватить сил, или время пребывания в облике слишком уменьшится. А нужно ведь найти русалок, наладить контакт, добраться до места. Максимум для перевоплощения — двенадцать часов или около, если не возникнет побочных эффектов. Повезёт, если этого окажется достаточно. Нужно просмотреть литературу на предмет осложнений. Кроме того… — Я понял вас, Линвэнь, — улыбнулся Цинсюань. — Если честно, всё это звучит как небывалая удача. Ведь я сильнее в женском облике. Кто бы мог подумать, что однажды это придётся столь кстати. — Мгм, — кивнула Линвэнь, и отвела глаза. — Я полагаю, господин Повелитель Ветра вправе обвинить меня в трусости… — Отнюдь, — Цинсюань раскрыл веер, пряча за ним улыбку. — Благоразумие и дальновидность достойны почтения в отличие от безрассудства. И, хотя последнее часто путают с храбростью, я к этому не склонен. — Вижу, молва о мудрости Повелителя Ветра идёт неспроста, — одобрительно заметил Император, и Цинсюань почтительно склонился. — Насколько сложно добыть икру? — У меня есть запас, — ответила Линвэнь. — Зачем он тебе?! — в ужасе воскликнул генерал Пэй. Богиня взглянула на него с ухмылкой и выгнула бровь. — Как всё удачно складывается! — всплеснул руками Цинсюань. — Добрый знак. — Да уж, — буркнул Пэй Мин. — Быть посему, — Владыка поднялся с трона, что означало конец аудиенции. — Линвэнь, положусь на вас по части подготовки. Сделайте всё в лучшем виде, дозволяю вам отложить на время прочие дела. Господин Повелитель Ветра, — он повернулся к Цинсюаню, глядя по-отечески мягко и тепло, — ваше стремление помочь брату очень похвально и вызывает моё уважение. Да пребудет с вами удача. Явитесь ко мне, когда вернётесь. — Будет исполнено, Владыка, — склонился Цинсюань, и Цзюнь У прошествовал мимо них вон из зала. — Ты соображаешь, на что его подписала?! — взвился Пэй Мин, стоило Небесному Императору исчезнуть за дверью. — А что если маскировка спадёт, и они его, — генерал изобразил лицом ужас, глядя на Линвэнь в упор. — Да Шуйши-сюн нас живьём закопает! — Не закопает, силёнок не хватит, — отмахнулась Линвэнь. — А если хватит? — А хватит только в том случае, если господин Повелитель Ветра успешно вернётся с веером! — Ужас какой, — вздрогнул Пэй Мин. — Не зря мне никогда не нравилось море. Оно полнится вероломными тварями! Линвэнь неодобрительно покачала головой и повернулась к Цинсюаню: — Мне нужно поднять кое-какие записи. Извольте найти меня после ужина. — Хорошо, — кивнул он. — Как думаете, на сколько растянется подготовка? — Завтра можно будет приступить, — ответила Линвэнь. На том и порешили. Цинсюань надеялся, что удастся отбыть до того, как брат придёт в себя, и его не придётся посвящать в детали плана. Но он недооценил жажду жизни Повелителя Вод — брат очнулся на следующее утро. Цинсюань, примчавшийся на зов по мысленной связи, застал Линвэнь у его постели. Судя по мрачному лицу напротив, план уже был оглашён. Цинсюань улыбнулся как можно светлее и подошёл к кровати. — И как ты только додумался до этого?! — сказал вместо приветствия брат. Наверное, это должно было прозвучать укоризненно, но его голос был настолько слаб, что фраза вышла печальной. У Цинсюаня дрогнуло сердце. За всю жизнь он впервые видел брата таким беспомощным и слабым, и это зрелище было возмутительно в своей неправильности. — Не я, а Линвэнь, — ответил он, пряча за улыбкой волнение. Линвэнь бросила на него быстрый, но очень возмущённый взгляд, который Цинсюань проигнорировал. Он не собирался никого прикрывать, нет-нет. Они в этой лодке вместе — он, Линвэнь, Пэй Мин и даже Владыка. План общий. — Серьёзно?.. — прошипел брат, вперив в Линвэнь гневный взгляд. — Господин Повелитель Ветра мне льстит, — холодно ответила та, поджав губы. — Идея была его, я лишь подсказала средство. — Да ты издеваешься! Послать его в логово Чёрной Воды? После… после того, как... — он захлебнулся воздухом, не договорив. — Линвэнь, ты в своём уме?! Я думал, ты мне друг. — Я тебе друг, именно поэтому я не буду сидеть сложа руки, пока твоё оружие находится в руках Непревзойдённого, — сорвалась Линвэнь. — Ты сидишь на пороховом погребе прямо сейчас, и чем быстрее эта ситуация разрешится, тем лучше. — Я пошёл бы туда сам! — возразил брат. — Ты будешь лежать и восстанавливаться ещё по меньшей мере неделю, — отрезала она. — И с чем ты собрался идти на Черновода, с черенком от лопаты? С обычным мечом? Опомнись! Тебе нужна помощь, и на данный момент твой брат сильнее. Он не ребёнок, в конце концов. — Линвэнь права, — подал голос Цинсюань и, присев на постель, накрыл рукой ладонь брата, яростно сжимавшую покрывало. — Ты столько раз помогал мне, гэ. Всегда ставил мои нужды превыше своих. Мне никогда не отплатить тебе в полной мере… — Что за чушь, — пробормотал брат, сжимая его руку в ответ. — Позволь мне сделать для тебя хоть что-то, когда ты в этом нуждаешься. Я ведь тоже бог, гэ, и, смею надеяться, не самый слабый. Или ты не веришь в меня?.. — Это слишком опасно, — брат поднял на него глаза, полные бессилия и затаённого страха. — Ты не понимаешь… Цинсюань, Непревзойдённые демоны — не рядовые гули. Это зло наивысшего ранга. И ты не просто хочешь бросить ему вызов, ты хочешь сделать это на его территории! Там, где он по умолчанию сильнее всего. Это безумие. — В защиту плана: эта маскировка объективно очень хороша, — встряла Линвэнь, и на лицо брата вернулась гримаса досады. — От него не будет исходить ни малейшего свечения божественной силы. Русалочьи тело и дух всё скроют. — Видишь? — ободряюще улыбнулся Цинсюань. — Неужто ты не веришь мудрейшей Линвэнь? Она знает о предмете побольше нас с тобой. — Мгм, — недовольно промычал брат и бросил на Линвэнь яростный взгляд. Та закатила глаза и отошла. — Я не собираюсь лезть на рожон, гэ, — принялся успокаивать Цинсюань, не выпуская его кисти: руки Повелителя Вод были очень холодными и до сих пор чуть подрагивали. — Мы придумали этот план именно затем, чтобы провернуть всё как можно тише. Глупо будет не использовать такую возможность! У Линвэнь есть икра, у меня — моя женская форма и навык маскировки, всё так удачно сходится. Мы ведь боги, гэ, а не трусливые мышата! Сидеть на берегу и ждать, пока демон Чёрных Вод соблаговолит сделать с твоим веером что-то — не только опасно, но ещё и постыдно. Как мы смеем браться за людские проблемы, если не в силах решить свои? Брат тяжко вздохнул, и Цинсюань внутренне возликовал: верный знак, что с ним готовы согласиться, пусть и через неодобрение. — Пожалуйста, будь благоразумен, — ответил брат, пристально глядя ему в глаза. — Если дело запахнет жареным — беги, даже если не успеешь к тому моменту добыть веер. Не пытайся биться, просто уноси ноги. Как в детстве, понял, А-Сюань? Никто не посмеет пенять тебе за бегство от Непревзойдённого. А если посмеет, я разберусь. Они сидели лицом к лицу, и с такого расстояния было заметно, какой усталый у Повелителя Вод взгляд, как глубоко залегли тени на нижних веках, и как сильно покраснели глаза. Небесная кара действительно сильно его вымотала. Линвэнь не преувеличивала, ему был необходим отдых, притом длительный. — Я скорее соглашусь потерять духовное оружие, чем тебя, — продолжил брат. — Помни об этом. — Я знаю, — Цинсюань улыбнулся и обнял его. Брат пах розовым маслом и лечебным отваром. — Не волнуйся, гэ, — прошептал Цинсюань ему в шею. — Я справлюсь. Ши Уду отстранился и сжал напоследок его плечи. — Мы можем поговорить здесь или лучше выйти? — спросила подошедшая Линвэнь, глядя между ними и непонятно к кому обращаясь. — Нет уж, говорите здесь, — ядовито процедил Ши Уду, и Цинсюань молча посочувствовал Линвэнь, которой наверняка придётся иметь дело с беспокойством брата в последующие сутки. Охваченный волнением, тот становился абсолютно невыносим. Дальновидный генерал Пэй сегодня даже не явился к постели друга, прислав лишь слугу с дарами и пожеланиями скорейшего выздоровления. Линвэнь достала из рукава коробочку и, передав её Цинсюаню, начала озвучивать инструкции. С каждой новой фразой лицо брата мрачнело всё больше, но он молчал. — Как только начнёте чувствовать холод воды или её тяжесть — немедленно поднимайтесь на поверхность, — строго добавила Линвэнь. — Это первый знак того, что действие икры сходит на нет. Всё понятно? — Предельно, — кивнул Цинсюань, с хлопком закрывая коробочку. — Как вы думаете, когда лучше начать? — Русалки, как любые пограничные сущности, активнее ночью, — ответила Линвэнь. — Значит, есть ещё несколько часов, — кивнул Цинсюань. — Ты что, собираешься отправиться сегодня?! — воскликнул брат. — А зачем тянуть? Тяжёлое, недовольное дыхание стало ему ответом. — Гэ, — увещевающе начал Цинсюань, — мы же договорились. — Господин Повелитель Ветра, не будете ли вы так любезны изучить это, — Линвэнь впихнула ему в руки какой-то свиток и развернула за плечи в сторону двери. — Немедленно. В тишине. Эта информация будет вам полезна. А мы с вашим братом пока перемолвимся словечком, — её тон звучал угрожающе, и Цинсюань решил не спорить. — Да, конечно, — растерянно ответил он. — Благодарю, Линвэнь. До встречи, гэ, — Цинсюань обернулся к брату. Тот выглядел недовольно и несколько обиженно, будто ребёнок, с чьим мнением не пожелали считаться. — Зайди ко мне перед тем, как отправишься к морю. Слышишь, Цинсюань? — Слышу. Хорошо, — он улыбнулся на прощание и вышел вон. Дверь закрылась с тихим стуком, и за ней немедленно разразился жгучий спор. Он слышал, как Линвэнь что-то яростно высказывала, а брат вторил ей упрямо, но с каждой репликой всё тише. Цинсюань улыбнулся. Если кто и сможет удержать в узде волнение гэ, так это Совершенная Владыка. Остаток дня прошёл за чтением свитка, где были подробно описаны повадки русалок, их строение и даже некоторые нюансы языка. Последнее — не слишком понятно, но Линвэнь упоминала, что некоторые навыки приходят вместе с телом при трансформации. Оставалось надеяться, что речь — один из них. Иначе придётся постараться, чтобы выведать, где логово демона. Всё бы ничего, но время было ограничено. Предстоящее приключение будоражило больше, чем пугало. Подумать только: если повезёт, он сможет увидеть одного из Непревзойдённых! Придётся, конечно, соблюдать крайнюю осторожность, но это Цинсюань умел. Ещё никому не удалось его разоблачить, когда приходилось действовать тайно. Кроме Пустослова, но это было давно, ещё до вознесения, и вспоминать то мрачное время не хотелось. Да и к чему? Повелитель Ветров несравнимо более силён и ловок, чем тщедушный мальчонка в девичьем платье. Коробочка жгла рукав, солнце понемногу смещалось к горизонту, на душе было волнительно и самую малость — тревожно. Больше за брата: только бы беспокойство не сделало ему хуже, пока Цинсюань отсутствует. Он сдержал слово и заглянул в комнаты Повелителя Вод перед уходом. Его встретила темнота и ровное дыхание спящего. Цинсюань улыбнулся и закрыл дверь. Уговора на побудку не было, а значит, его тихий уход не будет непочтителен. *** Пэй Мин настоял на том, чтобы вывезти его на глубину на своей лодке. — От меня и так меньше всех пользы в этом деле, позвольте мне сделать хоть что-то, — ворчливо сказал он, с опаской глядя за борт. — Что поделать, генерал Пэй, иногда мужчины бессильны, — ухмыльнулся Цинсюань и принял женский облик. Прохладный мистраль приласкал кожу, враз ставшую более чувствительной, и Цинсюань ласково поздоровался с ним про себя. Морские ветры всегда нравились ему больше прочих. Не то потому, что были сильнее, не то потому, что в них он чувствовал немую связь с братом. Он вынул из рукава коробочку и, достав засушенную икру, сжал в кулаке. Чтобы её оживить понадобится морская вода. Но для начала… Цинсюань распустил пояс и верхнее ханьфу соскользнуло с плеч. Он уже взялся за ворот нижнего, когда сбоку послышался какой-то звук. Цинсюань повернулся: генерал Пэй стоял, облокотившись на перила борта, и внимательно наблюдал за ним с лёгкой полуулыбкой на губах. — И давно вы здесь? — кисло спросил Цинсюань. — О чём вы, господи... госпожа Повелительница Ветров? Мы ведь отправились в путь вместе, — в голосе генерала Пэя появились медовые нотки, и Цинсюань поймал себя на желании закатить глаза. Флирт, серьёзно? Вот сейчас? — Генерал Пэй, что это? — притворно ахнул он, глядя Пэй Мину за плечо. — Где? — враз посерьёзнел тот. — Вон там, — Цинсюань указал ему за спину, поддав в лицо ужаса и незаметно распуская завязки нижнего платья. Пэй Мин обернулся, вглядываясь в темноту за своей спиной. — Я ничего не вижу, — непонимающе протянул он, и в это же мгновение Цинсюань вошёл в воду, почти не подняв брызг. — Да, в этом весь смысл, — хмыкнул он, вынырнув, и стер с лица воду. Море скрывало его по плечи, защищая округлые формы Повелительницы от масляных взглядов. Крутанувшись на пятках, Пэй Мин разочарованно оглядел груду шелков на палубе, прижатых веером Повелителя Ветра. Рядом стояла пара изящных шёлковых туфелек с пряжками из камня-оберега. — Позаботьтесь о моих вещах, генерал Пэй, будьте так любезны, — Цинсюань послал ему свою самую сладкую улыбку и опешил, когда лицо Пэй Мина смягчилось. Неужели женские чары действовали на сильнейшего бога войны настолько явно?! — Как прикажет госпожа, — покорно отозвался генерал. Это было даже мило. Вода по ночному времени оказалась холодной, к тому же они зашли на глубину. У Цинсюаня начали стучать зубы. Удерживая себя на плаву ногами и одной рукой, он поднёс кулак к лицу и разжал ладонь. Когда он нырнул, вода, просочившись сквозь пальцы, намочила засохший комок, и тот начал разбухать, становясь всё мягче наощупь. Цинсюань побрызгал на него для верности ещё чуть-чуть, и стенки икринки расправились, принимая первозданную форму. Теперь это была идеальная сфера, её мягкие бока подавались под нажатием пальца, а внутренности светились холодным зелёным светом. Лишь в центре виднелось маленькое тёмное пятно: должно быть, эмбрион. Цинсюань прерывисто вздохнул. Холод воды потихоньку подбирался к костям. Он мог бы, разумеется, выдержать и дольше, тело бога менее восприимчиво к холоду, чем тело простого смертного, но всё же было неприятно. Икринка на ладони приглушённо светилась, и стало немного стыдно за то, что он не позволит родиться существу, которому кто-то другой пожелал дать жизнь. Полужизнь, но стоит ли уточнять. Утешало лишь то, что от русалок, в целом, не было никакой пользы. По крайней мере, так считали на земле. — Чего вы ждёте? — заинтересованно спросил Пэй Мин. — Ничего, — ответил Цинсюань, резко выдохнул и сунул икринку в рот. Тонкая кожица лопнула под зубами, и в горло полилась морская вода, почти сгладившая ощущение скольжения в гортани чего-то, подозрительно похожего на живого червя. Мысль о том, что эмбрион может обладать собственным разумом и инстинктами, прежде не приходила Цинсюаню в голову. Запоздало накрыло осознанием, что он не спросил у Линвэнь механику трансформации: как именно его перебросит? Но не успел он испугаться по-настоящему, как голову пронзило такой лютой болью, словно ему воткнули раскалённый прут в один висок и вынули из другого. Он хотел закричать, но гортань свело, не вышло даже ударить руками по воде — судорога, начавшись в черепе, прошила его до кончиков пальцев на ногах. Сверху что-то сказал генерал Пэй, но Цинсюань его не услышал — вода хлынула в нос и сомкнулась над его головой. Тело выламывало и гнуло, и в какой-то момент Цинсюань понял, что не чувствует ног. Он распахнул глаза и с замиранием сердца взглянул вниз. Неудивительно, что он не ощущал ног: их у него больше не было. Вместо этого бедра переходили в длинный чешуйчатый хвост, заканчивающийся роскошным плавником на конце. Хвост шевелился, будто обладая собственным разумом, и эти упругие движения не давали телу опуститься на дно. Цинсюань поднёс руку к лицу — пальцы удлинились, обзавелись перепонками и длинными острыми когтями, чёрными у основания. Вода больше не холодила и не вызывала неприятных ощущений, заливаясь в уши. Наоборот — она ласкала всё тело, гладила, будто любящая мать или нежный сердечный друг. Темнота, пару мгновений назад казавшаяся беспросветной, выглядела теперь как приятный полумрак. Было видно, как шевелятся у дна фосфоресцирующие ленты водорослей, и как искрится в толще воды планктон. Это было красиво. Глубина манила, словно объятие, и густая синь придонья больше не дышала смертью. Цинсюань только теперь заметил, что и боль ушла. Висеть в толще воды было легко и приятно. Однако его ждало дело. Стоило подумать о том, чтобы подняться на поверхность, и хвост ожил, будто послушный жеребец, а мысль о нежных дамских ручках заставила чёрные когти втянуться. Цинсюань улыбнулся. Кажется, он начинал понимать, как работает новое тело. Он вынырнул на поверхность у тёмного пятна лодки и сразу же заметил Пэй Мина у бортового ограждения. — Я уж думал, вы больше не появитесь, — с облегчением сказал тот, и дыхание его внезапно сбилось. — О-о-о… — Благодарю, генерал Пэй, — сказал Цинсюань и поразился, насколько иначе звучал теперь голос — словно нежная колыбельная и мягкий наговор. Казалось, сами связки не были приспособлены к тому, чтобы кричать. Некстати подумалось, что тонущий человек неизбежно пытается звать на помощь, но вода, затекающая в гортань и лёгкие, глушит крики. Возможно, это было как-то связано. — Здесь мы расстанемся. — Но, госпожа моя, — голос Пэй Мина звучал странно, не говоря уж о том, что ему прежде никогда не приходило в голову называть Повелительницу Ветра своей госпожой, — разве я не должен быть с вами?.. Цинсюань насторожился. Пэй Мин перегнулся через поручень, словно не мог противиться влекущей его тяге. — Генерал Пэй, опомнитесь! — попытался рявкнуть Цинсюань, и горло немедленно засаднило. Как он и подозревал, кричать это тело не могло. Оставалось иное. — Генерал Пэй, — мягко начал он, и в голосе проявились чарующие обертоны, — зайдите в рубку, возьмите курс на ближайший порт и не выходите на палубу, пока не достигнете пристани. Такова моя воля. Сумеете исполнить?.. — Да, моя госпожа, — кивнул Пэй Мин, развернулся и направился к кабинке капитана. Походка его была непривычно марионеточной. Цинсюань усмехнулся: вот бы Пэй Мин всегда был таким послушным! Как только он окажется под защитой стен, русалочья магия ослабнет, и генерал Пэй сможет в безопасности добраться до берега. Как оказалось, брать его с собой в море было рискованно. Ни один мужчина, включая небожителей, не был защищён от русалочьих чар. Если бы Пэй Мин не был так беспечен сейчас, то пожалуй, смог бы им противостоять: всё-таки он — сильнейший из богов войны. Но генерал не ждал подвоха, а Цинсюань не предвидел, насколько могущественным окажется его новый голос. Хлопнула дверь рубки, и Повелитель Ветра с удовлетворением отметил, что Пэй Мин, уходя, прихватил с собой его вещи. Было бы досадно потерять второй веер в попытках вернуть первый. Лодка встала на паруса и медленно двинулась прочь. Хотел бы он сейчас ласково подтолкнуть ей вслед попутный бриз. Но ветер нынче был к своей Повелительнице глух. Цинсюань мотнул головой и нырнул, шлёпнув хвостом по воде. Чтобы достичь дна, пришлось долго плыть вниз, но усталости он не ощущал и не был уверен, что русалочье тело в принципе на такое способно. Как может уставать от плавания организм, который, если верить старинным манускриптам, даже спит, качаясь на волнах? Глубина оказалась местом странным и захватывающим. Здесь жили пугающие на вид, но в целом безобидные твари с длинными клыками, уродливыми мордами и атрофированными глазами. Это не удивляло: зачем глаза в непроглядной темноте, где на тебя, к тому же, некому любоваться? Если бы не русалочье тело, Цинсюань бы здесь тоже ничего не видел — ему и так едва удавалось различать объекты. Он ожидал, что у самого дна будет стоять мёртвая тишина, но ошибся. Жизнь здесь бурлила, местами — буквально. Кое-где из-под земли вырывались потоки горячего воздуха и воды, разгоняя придонный холод. В таких местах особенно буйно росли водоросли, образуя густой подводный лес. В песке шевелились тонкие гибкие тела неизвестных существ, ползали мелкие рачки и охотились рыбы весьма причудливого вида. Один раз мимо гордо и неспешно прошествовал рак, чей панцирь искрился всеми цветами радуги, и было даже удивительно, что он предпочитает жить глубоко во тьме. Как восхитительно смотрелось бы его облачение в лучах солнца! Цинсюань не смог бы ответить, как долго он плывёт — следить за временем в среде, где пейзажи столь похожи друг на друга, оказалось не так-то просто. Он мог лишь сказать, что плывёт давно, однако до сих пор не встретил никого, кроме рыб и ползучих тварей. Очевидно, если русалки и жили на глубине, то не в этой части моря. Решив разнообразить поиски, Цинсюань поднялся выше к поверхности. Здесь вода была голубее, и жизни — больше. Мимо проплывали косяки рыб, качались на волнах стайки желеобразных медуз. Весело стрекоча, куда-то торопились дельфины. Свет звёзд почти не проникал в толщу воды, но по эту сторону океана серебристая дорожка на волнах смотрелась ещё красивее. С каждой новой открывающейся картиной Цинсюань всё больше постигал, какой восхитительной стихией управлял его брат. Она была воистину прекрасна! Но что же остаётся тому, второму?.. Он плыл, размышляя. Что если он наткнётся на демона Чёрных Вод или его логово прежде, чем найдёт русалок? Ведь такое тоже возможно. Как в таком случае себя вести? Попробовать наладить контакт? Русалки — в некотором роде подданные демона. Скорее всего, заговорить будет несложно. Было бы невероятно кстати, подействуй русалочья магия на демона так же, как и на генерала Пэя. Тогда можно просто попросить у него веер и сбежать. Но Цинсюань не тешил себя напрасной надеждой: морок голоса морских дев на мёртвых мужей не распространялся, и в этом была своя логика. Интересно, каков демон Чёрных Вод на вид? Будет ли он так же страшен, как и Собиратель Цветов по слухам? Что если у него такие же клыки и огромная пасть, как у придонных рыб, испугавших Цинсюаня поначалу? Это было бы разумно и удобно — такой пастью, коль она достаточно велика, можно перекусить не только чужой хребет, но и киль корабля. Будут ли у него жабры? А плавники? Ведь если демон Чёрных Вод живёт под водой, ему нужно как-то здесь дышать и двигаться. Хотя зачем дыхание мёртвому? Как глупо. Нет, жабры ему ни к чему, для устрашения они непригодны. Зато у него могут быть щупальца! Цинсюань как-то пролистывал в кабинете брата старинный манускрипт о наиболее жутких обитателях морских глубин. На тех страницах, среди всяких гадов, был изображён гигантский спрут. Он дробил корабли на части своими подвижными конечностями, разламывал мачты и рвал паруса. Выглядело это демонически. Что если этот спрут и есть демон Чёрных Вод, и с ним не получится поговорить, потому что он не владеет ни разумом, ни даром речи?.. Вряд ли русалки — полуживые, но всё же разумные — станут виться вокруг огромного осьминога, как бы ужасен и могуществен тот ни был. Морские девы могут лишь почитать его, не стремясь наладить контакт, и, в таком случае, русалка, внезапно решившая сократить дистанцию, будет выглядеть странно. Эти мысли встревожили Цинсюаня, и он остановился, зависнув в толще воды. Пора прекращать эти бесполезные думы. Они не помогут, но он вполне может сам себя деморализовать, а вот это уже будет некстати. Кем бы ни оказался демон Чёрных Вод — хоть спрутом, хоть русалкой, хоть бестелесным духом — Цинсюань справится. У него нет выбора: веер должен вернуться к хозяину. Мотнув головой, он собирался было двинуться дальше, но вдруг его ушей достиг знакомый звук. Звук, которого здесь, в толще воды, быть никак не могло: где-то вдалеке звонил колокол. Цинсюань огляделся. Оказалось, он и не заметил, как в своих поисках всплыл почти к самой поверхности. Ему определённо следовало уделять больше внимания координации и меньше — фантазиям. Он вынырнул, и воздух царапнул щёки, показавшись непривычно сухим, так что немедленно захотелось погрузиться снова. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь лёгким плеском воды. На много ли окрест не было видно ни берега, ни скал, лишь одинокий утёс чуть вдали. Однако, присмотревшись, Цинсюань понял — это не утёс, а корабль. Паруса были спущены, но острый русалочий глаз приметил иглы мачт. Ветер принёс тонкий запах выпивки и человеческого пота. Рот Цинсюаня непроизвольно наполнился слюной. Нюх у русалок оказался поистине животным, а реакция на запахи — соответствующей хищникам, которые любой пище предпочитали человечину. Он поднял голову: судя по расположению звёзд, торговые пути лежали много западнее. Флага не было видно, установить принадлежность судна не удавалось, и Цинсюань подплыл ближе. На палубе громко ржали и переговаривались матросы, судя по говору моряков и строению судна, это были не военные, хотя в борту темнели пушечные порты. Цинсюань осмотрел корабль со всех сторон. Никаких опознавательных знаков, и даже названия обнаружить на удалось. Внутри затеплилась догадка, но не могло же ему столь бесстыже, столь феноменально повезти? Ночную тишину разбил отчаянный женский крик, оборвавшийся на верхней ноте, и грубый мужской смех, а через несколько мгновений раздался громкий всплеск. Море справа от Цинсюаня разомкнулось, принимая в свои объятия безвольное тело, и вода сладко запахла кровью. Он метнулся к человеку: возможно, тому ещё можно было помочь, пусть Цинсюань пока и не знал как. Однако надежды оказались пустыми. Женщина смотрела в воду широко раскрытыми мёртвыми глазами, кровь покидала её тело через резаную рану в горле и раскуроченную промежность, едва прикрытую рваным тряпьём. Она была совсем юной и очень худой, и даже в неверном лунном свете, едва пронизывающим воду, было видно, что её руки и лицо покрыты многочисленными кровоподтёками. В Цинсюане вскипела ярость, настолько жгучая, что на мгновение заглушила даже звериный голод, разбуженный запахом крови. Он разжал руки, и тело поднялось на поверхность, зависнув там мёртвой звездой. Ублюдки даже не удосужились прикрепить к покойнице балласт, чтобы увести на дно. Металл стоил денег, мешок с песком — усилий, а человеческая жизнь — ничего. На палубе продолжалось веселье. Цинсюань раскрыл было рот, чтобы заставить ублюдков попрыгать за борт, но в последний момент осёкся. Он не знал, как перевозили рабов, но, по слухам, пираты никогда не спускали флага. Путешествовать безлично и тихо предпочитали контрабандисты и работорговцы. Если догадка Цинсюаня верна, и перед ним действительно судно с живым грузом, то долго веселье команды не продлится. Возможно, стоит чуть-чуть подождать… Судя по звукам, на палубе завязалась драка. Моряки орали песню громко и ритмично, топали ногами, и за этими звуками Цинсюань почти пропустил изменения в воде. Почти, но не совсем. Запах моря изменился, стал сталистым, словно в кувшин с питьевой водой бросили клинок. Ушей коснулся мелодичный женский смех. Он звучал издалека, и, вместе с тем, — совсем рядом, едва ли не у Цинсюаня в голове. Он прислушался: поднимался ветер. Волны становились крупнее, но команду моряков как будто не смущала усилившаяся качка — веселье на палубе продолжалось. Вдалеке Цинсюань приметил пару плавников — на запах крови подтянулись акулы, почему-то не решаясь подплыть ближе. Странно. Вдруг словно невидимая рука погладила по щеке: Цинсюань вздрогнул, крутанулся в воде — и увидел их. Они приближались медленно, лишь белые плечи, покрытые мягкой чешуёй, блестели в лунном свете. Русалок было много, не меньше полусотни. Их глаза, слишком большие для человеческих, едва заметно светились в ночи. Длинные шеи пересекали разрезы ещё не закрывшихся жабр. Лики дев были прелестны и светлы, но что-то в чертах — и, возможно, в выражении глаз — заставляло спину покрыться мурашками, словно при звуке отдалённого львиного рыка. Чувство восторга и беспрецедентного ужаса затопило Цинсюаня. Он вдруг понял, что находится в открытом море под фальшивой личиной среди морских дев-убийц, и если его рассекретят, совершенно никак не сможет защититься. Он, конечно, попытается драться. Но их много, а он один. Вопреки здравому смыслу, это осознание успокоило. Он уже здесь, идти на попятную — поздно, да он и не пожелал бы этого. Что будет — то будет. В чёрном море, в лучах серебристых светил, русалки были прекрасны. Их тёмные волосы, блестящие от влаги, тушевыми росчерками ложились на кроткие лица. Ласковые улыбки очаровывали, пусть и обнажали острые клыки. Стало понятно, почему акулы предпочли держаться подальше — они сторонились более сильного хищника. Девы подплывали всё ближе, и наконец одна из них поравнялась с Цинсюанем. Большие глаза — блестящие, полурыбьи — уставились ему в лицо. Дева не моргала, отчего взгляд приобретал пугающую неподвижность. Цинсюань боялся дышать. Русалка изучала его, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, будто заинтересованный пёс. Наконец, на его щёки легли холодные ладони — мягко и осторожно, словно дева ни в коем случае не желала поранить его когтями. — Сестра, — ласково сказала она и поцеловала Цинсюаня в лоб. Губы её были тёплыми, как у настоящей живой женщины. — Сетра, сестра, сестра… — вторили проплывающие мимо русалки. — Сестра, идём… — Идём, идём, идём… — Цинсюань подивился, что в языке русалок до сих пор осталось это слово. Болезненное напоминание о том, что когда-то морские девы ходили по земле. — Идём, время, время пришло… — Пришло, пришло, пришло, время... — Время, время, время мести…. — Мести, мести, мести, сетра… — Сестра, сестра, сестра… Их мелодичный, тихий хор будто собрал воедино разрозненную мозаику чувств у Цинсюаня внутри. Гнев, боль и сочувствие, наполнявшие его совсем недавно при виде умершей девушки, сплавились воедино, породив жгучую жажду — жажду убивать. Он и его прекрасные сёстры жаждали крови ублюдков на борту. Возможно, так влияло русалочье тело, но Цинсюань никогда в жизни не чувствовал себя настолько связанным с группой. Морские девы, будто пчелиный рой, чувствовали и двигались, как единый организм, и Цинсюань был не просто его частью — он был им в той же мере, что и прочие русалки. Чувство стаи и причастности было таким сильным, что у него не возникло даже мысли ему противиться. Они были единым плавучим телом, единой душой, единой сущностью, которую ранили, окропив воду кровью сестры. И теперь эта сущность скорбела и плакала, но она также жаждала мести, жаждала крови и расплаты. Руки соскользнули с лица Цинсюаня, и он последовал за сестрой к корме судна. Взяв корабль в кольцо, девы остановились и вдруг — разом, словно по команде — запели. Впрочем, песней это вряд ли можно было назвать. Цинсюань вдруг ощутил, что его губы тоже шевелятся, внося лепту в общее дело. А он даже не заметил! В этих звуках не было мелодии и смысла, не было даже единого ритма. Это был, скорее, неровный, но ласкающий ухо шум, будто наговор, настолько пленительный и зовущий, что шум на палубе мгновенно стих. Матросы сгрудились у бортовых ограждений, русалка по левую руку от Цинсюаня замолкла, ласково улыбнулась молодому юнге. Вдалеке хлопнула дверь. — Морские шлюхи! — заорал хриплый мужской голос. — В укрытие, немедленно! Эй олухи, спасайте свои яйца! Но команда его не слышала. Блаженно улыбаясь, юнга опустил ладони на поручень и, оттолкнувшись, прыгнул за борт. За ним последовали другие. Ночной воздух наполнился плеском воды, предсмертными криками и тихим женским смехом. Густой запах венозной крови мешался с запахом моря и теперь пьянил не хуже молодого вина. Цинсюаня вело как после праздничного пира, тянущий голод скручивал желудок, и он старался держаться подальше от падающих моряков. Хватало и того, что он видел, как клыки русалок вспарывают людские шеи. Кого-то милостивые сёстры утаскивали под воду, иным обгладывали лицо прямо над водой, ломая пальцами хребет. Одна из сестёр, удерживая моряка за пробитую грудину, вынула из-под воды окровавленный кусок плоти и, помяв в руке, проглотила. Вопреки ожиданиям, это зрелище совершенно не тронуло Цинсюаня, хотя в обычное время его несомненно замутило бы. Русалочье тело совершенно точно влияло на его восприятие вещей. А ещё Линвэнь не врала: русалки и впрямь пожирали тестикулы убитых моряков. Судя по размерам корабля и количеству мёртвых тел в руках сестёр, на борту оставалась ещё примерно половина экипажа. Должно быть, опытное командование загнало их под защиту стен. Наверняка на корабле нашлись и защитные амулеты. Но русалок было много, они были голодны и не удовлетворены той малой местью, что уже свершилась. Цинсюань заметил, что они съедали лишь верхнюю часть туловища и кое-какие органы. Изуродованные тела, к которым девы теряли интерес, уплывали по волнам прочь, туда, где в отдалении терпеливо ждала стая акул. Чавкающие звуки раздираемой плоти понемногу стихли, и русалки вновь завели свою странную песню. Цинсюань украдкой оглядывался, плотно сжимая губы. На море вновь воцарился штиль, ветер стих, набегая теперь лишь редкими порывами. Всё выглядело так, словно русалки пришли одни. Сложно было понять, способны ли они на полноценный разговор, но, в любом случае, следовало дождаться конца охоты. Песня теперь звучала громче. Из-за стен корабля послышались крики и звуки борьбы, словно моряки в каютах удерживали своих обезумевших товарищей, рвущихся навстречу сладкоголосой смерти. Но вдруг всё стихло. Девы замолчали, все как одна повернув головы в одну сторону, по глади воды пробежала зыбь. Лицо русалки, застывшей плечом к плечу с Цинсюанем, дрогнуло — и вдруг расцвело улыбкой, широкой и счастливой, будто у деревенской девушки, приметившей на тропе у дома своего жениха, вернувшегося с войны. В этом лице не читалось подобострастия или подданнического трепета, как и в лицах остальных сестёр. Русалки могли алкать смертных мужчин, их плоти и семени, но любить… Любить они предпочитали иного. — Господин… — произнесла одна из сестёр радостно и влюблённо. — Господин, господин… — зашелестел хор девичьих голосов. — Господин пришёл… — Пришёл, пришёл, пришёл... Лишь одно существо русалки назвали бы так. Цинсюань всмотрелся вдаль — но там ничего не было. Ни света демонического огня, ни следа корабля или невиданного чудища. Он прищурился, жадно обшаривая взглядом небо и море, и ощутил, как вдоль позвоночника прокатилось нечто вроде страха. А может, восторга? Лунная дорожка, прежде лежавшая на волнах, исчезла. Морская вода была черна, но там, куда смотрели русалки, чернота была гуще, а ещё — она была подвижной. Мрачное пятно приближалось под девичий гомон, словно кит, движущийся у самой поверхности, но не обнажающий хребет. Цинсюань с досадой подумал, что, кажется, оказался прав в своих предположениях — демон Чёрных Вод не был антропоморфен. Он был монстром, и он явился, чтобы потопить корабль. Очертания чёрного массива воды терялись во мгле, и в какой-то момент Цинсюань понял — пятно не просто поравнялось с ними. Они внутри него! Русалки смеялись — весело, будто маленькие девочки — поднимая руками и хвостами брызги чёрной воды, не отражавшей даже света звёзд. Они плескались, обливая друг друга и приглаживая волосы, точно юные прелестницы, пожелавшие очаровать пастушка во время купания в пруду. — Господин, господин, господин… — Господин пришёл… — Пришёл, пришёл, пришёл… В их голосах была теперь ласковая игривость без малейших коварных ноток. Они отвлеклись от дичи и, казалось, позабыли о жажде крови. Даже у Цинсюаня внутри маленькими колкими пузырьками трепетала беспричинная радость. Он вдруг заметил, что девы с этой стороны корабля образовали полукруг, будто давая кому-то незримому место. Не успев подумать, Цинсюань двинулся туда, но его остановил оглушительный треск — корабль покачнулся, и верхняя палуба начала съезжать в море, словно судно аккуратно разрезали вдоль, как огромный кусок мягкого тофу. Из кают высыпали матросы, заметались меж падающих мачт и рей. В воду посыпались пушки, ядра, люди, бочки со снедью и бог весть что ещё. Русалки со смехом тянули к мужчинам руки, но больше не пели. Через мгновение Цинсюань понял почему: стоило верхней части корабля с треском, плеском и грохотом рухнуть в море, и показалась нижняя палуба. Там, обряженные в грязное тряпьё и скованные по рукам и ногам, сидели друг на друге несколько сотен рабов. Молодые и старые, мужчины, женщины и дети — здесь были все. Кто-то плакал, уткнувшись в плечо товарища, а кто-то, напротив, — смотрел во все глаза, онемев от ужаса. Море у кормы забурлило, словно кипящий в котле суп, и на ровном месте ввысь начала расти волна. Она всё поднималась и поднималась, обсидианово-чёрная, страшная, пока не закрыла собой звёзды. Рабы закричали, и этот звук смешался с русалочьим смехом, хрустом ломающихся шей и шумом падающей воды. Волна накрыла корабль, будто огромным языком, а когда схлынула, никто из сидящих на палубе не издавал больше ни звука. Людские головы безвольно повисли, и Цинсюань успел подумать, что демон Чёрных Вод, недолго думая, просто всех убил. Непонятно только, зачем столь затейливо. Почему бы не потопить судно целиком? Ведь это проще. Но тут его чутких русалочьих ушей достиг странный звук. Пожилой мужчина, почти старик, сидевший у самого борта, громко и раскатисто захрапел. Рабы не были мертвы: их всего лишь погрузили в сон. А ещё на них больше не было цепей. Пока что демон Чёрных Вод проявлял невиданное для Непревзойдённых человеколюбие. Минус сожранные русалками моряки. Но, положа руку на сердце, Цинсюань им не сочувствовал — перед глазами всё ещё стояло мёртвое лицо изнасилованной девушки и кровавое, размытое теченьем месиво меж её ног. Волна под судном дрогнула, подхватила изуродованный корабль и понесла его прочь. Цинсюань заозирался. Вокруг не виднелось ни обломков, ни посторонних предметов, как обычно бывает после кораблекрушения. Словно верхняя палуба, соприкоснувшись с водой, камнем пошла на дно вместе с оружием, парусами и командой. Моряков, избежавших участи утопцев, доедали русалки. Корпус корабля удалялся в ночь, но ни одна дева не последовала за ним. Напротив — те сёстры, что уже закончили трапезу, плескались на месте крушения, игриво смеялись, расчёсывали друг другу волосы пальцами и, в целом, вели себя так, словно им до сих пор было перед кем красоваться. Демон Чёрных Вод всё ещё был здесь. «Действительно, не станет же он сопровождать рабов к берегу лично, — подумал Цинсюань. — Какой в этом смысл, если повелеваешь водой?» Стоило подумать об этом, как море, обнимавшее его за плечи, потеплело. Цинсюань обернулся вокруг своей оси и приметил, что пятно, пару мгновений назад потопившее судно, медленно удаляется. Впрочем, заметил это не он один. Русалки, прежде резвившиеся на одном месте, с радостным гомоном устремились за тёмной водой. Они следовали за своим повелителем по пятам, выныривая и пролетая над волнами подобно дельфинам, красуясь и гомоня. Так, наверное, вели себя юные наложницы, когда молодой господин заходил на женскую половину. Тёмное пятно на воде не ускорялось, но и не замедлялось, словно демон не был особенно против компании морских дев. Цинсюань усмехнулся про себя: как по-мужски! И не скажешь, что могущественная Чёрная Вода всего лишь огромный кальмар или скат. Кстати, интересно, кто именно? Внезапно девы одна за одной начали уходить под воду, последовал за ними и Цинсюань. В этой части океана было сложнее ориентироваться: он с трудом различал очертания сгустка тёмной энергии впереди. Приходилось ориентироваться на движения сестёр и мягкую тягу, которая соединяла его с могущественным созданием, пока не имевшим ни формы, ни лица. Эта тяга свербила в животе будто сладкое предвкушение, и, даже пожелай Цинсюань игнорировать её, — не смог бы. Но вот впереди забрезжил свет, и Цинсюань внутренне подобрался — неужели? Они плыли вглубь уже довольно давно, и страшно было даже представить, какой громадный пласт воды отделяет их сейчас от поверхности. Он не предполагал, что море настолько глубоко, и тем более не догадывался, что даже на такой глубине есть жизнь. А она здесь была, пусть и весьма своеобразная. Цинсюань уже понял, что глубоководные рыбы не отличаются приятностью личин, однако здешние создания, помимо пугающих черт, обладали и неким очарованием. Чернильно-чёрная кожа плоских рыб мягко блестела в свете призрачного огня, а раковины моллюсков отливали тёмным перламутром. Водоросли, никогда не видевшие света, отрастили себе огромные шипы, поверх которых цвели анемоны. Разлапистые крупные цветы источали холодное голубое свечение. Маленький рачок подполз к одному такому, и из анемона немедленно выпростался щуп, схватил добычу — и лепестки сомкнулись. Это было даже красиво, пусть и по-животному жестоко. Свет, который поначалу лишь теплился, теперь горел ярче, и Цинсюань с ужасом и восторгом заметил перед собой очертания подводного замка. Зачем невиданному чудовищу человеческий замок? Подумалось, что строение, должно быть, стояло когда-то на берегу, но затем океан поглотил сушу и всё, что было на ней воздвигнуто. Однако против этой идеи говорил тот факт, что замок был выбит в скале, и некоторые стены при ближайшем рассмотрении оказались кусками мёртвого кораллового рифа. Нет, этот замок совершенно точно создавали там, где он стоит. Но зачем? Под водой голоса русалок звучали чётче, почти как голоса обычных смертных на суше, и теперь они ещё больше напоминали шаловливых девушек, преследующих свою зазнобу. Они продолжали звать своего господина ласковыми именами, умоляли поговорить с ними и позволить остаться рядом. Но ответа не получали. Однако когда их процессия поравнялась с замком и створчатые двери, похожие на раковину огромного моллюска, распахнулись, никто не остановил морских дев. Весь косяк заплыл внутрь, и только после этого двери сомкнулись. «Мы заперты», — в панике подумал Цинсюань, но, осмотревшись, успокоился. Это был замок, а не темница, пусть и из одного зала — во всяком случае, на первый взгляд. В сияющих перламутром стенах были выбиты узкие окна, и в одно такое вполне могла проникнуть русалка. Если припечёт, Цинсюань сбежит через окно, как неудачливый герой-любовник из старинных песен. По периметру залы лежали крупные камни, а рядом с ними росли вполне живые кораллы, на чьих ветвях болтались самые обычные женские побрякушки — бусы, браслеты, изящные диадемы. Русалки присаживались на камни, подбирали с пола искусно сработанные гребни, поросшие ракушками, расчёсывали волосы себе и друг другу, примеряли украшения и кокетничали, ни перед кем особенно не красуясь, но явно имея в виду, что они здесь не одни. Но ведь больше никого не было! Недоумевая и держа ухо востро, Цинсюань следовал за сестрой, которая первой заговорила с ним на поверхности. Она казалась чутче прочих, более значимой, если у русалок вообще была иерархия. По крайней мере, эта сестра не отвлекалась на побрякушки: нежно лопоча, она и ещё несколько девушек проследовали дальше, вглубь замка. Комната оказалась всё же не одна. В той, куда они попали, миновав небольшой коридор, было светлее — ракушки в стенах наполняли просторную залу белым сиянием. У дальней стены стояла изящно вырезанная мраморная тахта. Должно быть, раньше она принадлежала богатому купеческому судну, а теперь коротала свои вечные дни в логове демона. Каменный пол перед диваном порос плотными тёмными водорослями будто ковром, на который были сложены аккуратными стопками древние на вид глиняные таблички, испещрённые незнакомыми письменами. Это всё до безумия походило на комнату чтения самого Цинсюаня во дворце Ветра и Воды. Он уединялся там, когда желал изучить новое в тишине. Тахта, свет, книги. Не хватало лишь вина! Уверенность в том, что демон Чёрных Вод окажется чудищем, таяла тем быстрее, чем дольше Цинсюань рассматривал его жилище. Сёстры окружили тахту. Та, которую Цинсюань определил за главную, подобрала лежащий у стены гребень и принялась когтями счищать с него наросшие ракушки, будто те делали предмет грязным. Русалки умостились на хвостах поверх водорослевого мха лицами к тахте, и Цинсюань едва успел пристроиться рядом, как девы вдруг задрали головы и загомонили громче — с потолка вниз медленно плыл огромный клок мрака, за которым они сюда проследовали. Достигнув пола, сгусток дрогнул и начал уплотняться, меняя форму. «Хорош!» — не сдержал внутреннего изумления Цинсюань, вплетая свой голос в русалочий гомон. Спрутом демон Чёрных Вод не был, как не был ни гигантским удильщиком, ни электрическим скатом с хвостом-пикой, ни смертоносной акулой, ни даже бесплотным духом. Хотя наверняка все эти ипостаси были ему доступны. Не был он и уродливым карликом. Впору было разочароваться, не окажись повелитель мёртвой воды настолько приятен взору. «Возмутительно, — подумал Цинсюань, пытаясь унять так некстати возникший трепет, — разве облик демонов не должен наводить ужас? О чём он думает вообще?» Ужас был последней эмоцией, которая возникала при виде спокойного бледного лица. Непревзойдённый демон Чёрной Воды и Тонущих Кораблей, повелитель океанических глубин и господин морской нечисти не был страшен. Он был странным образом красив. Даже чересчур, учитывая молву, которая о нём шла. Он оказался высок и очень худ, сдержанное чёрное ханьфу сделало бы его похожим на рядового служащего императорского двора, если бы не вышитый серебром морской мотив на рукавах и подоле и не длинные золотые серьги, тянущиеся до плеч. Его волосы колыхались в толще воды, будто щупальца, и лишь это роднило его со спрутом. Запястья, торчащие из рукавов, выглядели такими тонкими и хрупкими, что, казалось, их можно переломить будто веточки. Но острые демонические когти, чёрные у основания, недвусмысленно намекали на то, что их владелец сам кого хочешь переломит. Свободные одежды красиво обтекали широкие плечи на радость влюблённо щебечущим русалкам. Цинсюань смотрел и не мог понять, касались ли ноги демона дна, когда тот двинулся к тахте. Русалки протянули к нему руки, и, стоило их господину присесть, — сгрудились вокруг. Одни девы не решались притронуться, лишь глядели с обожанием и нежностью. Другие осмеливались робко коснуться руки своего господина или края его одежд. Самая смелая сестра — та, что чистила гребень — переместилась к нему за плечи и опустила руку на тёмный затылок. Здесь, под водой, не было воздуха, но Цинсюань был уверен, что демон блаженно вздохнул бы, если бы мог — он откинул голову, подаваясь в русалочью ладонь, и позволил деве гладить и мягко перебирать свои волосы, а затем — осторожно распутывать их гребнем. Линия плеч, обтянутых чёрной тканью, сгладилась, будто из них ушло напряжение. Узкая кисть расслабленно опустилась на подлокотник, и на тахту легли ноги — голые бледные ступни с выпирающими костями, следами грубых шрамов на круглых пятках и такими крохотными мизинцами, что Цинсюань непроизвольно умилился. Одна из русалок медленно перетекла ближе, боязливо коснулась кожи. Не получив отпора — просияла и принялась осторожно разминать ноги господина. Если память не изменяла Цинсюаню, демоны не чувствовали физического напряжения, а русалки не умели проявлять нежность. Значит сейчас он наблюдал двустороннюю игру в привязанность, в которой все вовлечённые стороны изображали то, чего не испытывали, и получали от этого акта удовольствие. Либо же Небеса чего-то не знали о созданиях тьмы, но это было маловероятно. Демон закрыл глаза. Тёмные ресницы, длинные и густые, бросали острые тени на серовато-бледную кожу под глазами. Его вытянутое лицо казалось бы, пожалуй, по-лошадиному неприятным, если бы не тонкие черты и рельеф. О любовно вылепленные природой скулы, казалось, можно было рассечь кожу, худые щёки западали, нос был прямым и тонким, а подбородок — таким острым, будто неведомый скульптор, выточивший этот лик из светлейшего нефрита, забыл сточить углы и оставил все как есть. Цинсюань не мог его за это судить — вышло и впрямь неплохо. Он повидал за свою божественную жизнь немало красавцев и красавиц, которые могли похвастаться куда более гармоничными чертами, чем полулежащий перед ним демон. Иные одаривали Повелителя и Повелительницу Ветра своим вниманием, но до сих пор ему никогда не хотелось шагнуть навстречу, притронуться. Желание ответить ни разу не жгло изнутри так сильно, как теперь, когда его не только ни о чём не просили, но даже не выделяли из толпы. Проклятье, да он сейчас был просто рядовой русалкой! Сладкоголосой почитательницей у ног господина. Более того, он здесь по делу! Нужно понять, где демон держит веер. Сколько времени прошло с того момента, как Цинсюань съел икру? По ощущениям, не менее пяти часов. Медлить нельзя. Следует хотя бы сократить дистанцию. Нынче ночью демон Чёрных Вод благосклонен к своим девам. Как далеко обычно распространяется его добрая воля? Решатся ли русалки на более откровенные ласки? Примет ли он? Удалится ли с избранными в иные покои? От этих мыслей уши запекло, невзирая на тело полумёртвого создания. Готов ли Цинсюань к такому зрелищу и действу? Не факт… От возникших в голове картин стало стыдно. Одно дело, пробраться в чьё-то логово, чтобы украсть семейную вещь, и совсем другое — пробраться ради этого на чужое ложе. Действовать настолько низко Цинсюань был не готов, пусть грудь и жгла предательская мысль: при иных обстоятельствах он не отказался бы очутиться на одном ложе с демоном Черных Вод… Должно быть, волнение Цинсюаня изменило что-то в воде — тёмные ресницы дрогнули, поднимаясь, и Чёрная Вода посмотрел на него в упор. У него были глаза под стать имени — тёмные, без малейшей светлой искры в гагатово-чёрной радужке. Но вместе с тем настолько живые и умные, что Цинсюань на мгновение убоялся, не читает ли Непревзойдённый его мысли. Вот это было бы весьма некстати. «Надеюсь, такое прекрасное создание не станет заниматься такими низменными вещами», — на всякий случай подумал он, не отводя глаз, и демон склонил голову на бок, будто заинтересованное животное. Из соседней залы донеслись странные звуки, похожие на яростное шипение двух котов, сцепившихся по весне. Русалка с гребнем выпрямилась и замерла, глядя в направлении шума, а затем прикусила губу. На лице её отразилась досада — Цинсюань и не думал, что подводным девам доступно это чувство! — обычная досада юной девушки, которой приходится разнимать младших сестёр вместо того, чтобы миловаться с любимым. Рука демона в толще воды поднималась медленно, будто лениво. Тонкие пальцы сомкнулись вокруг девичьего запястья, и большой нежно погладил место, где когда-то бился пульс. Другая рука, на которую демон опирался, тоже пришла в движение и поманила. Учитывая, что демон в это время неотрывно смотрел на Цинсюаня, не было ни малейших сомнений в том, кому предназначался этот жест. Старшая сестра улыбнулась. Выплыв из-за спинки тахты, вручила Цинсюаню гребень и в два мощных движения хвоста скрылась из виду — туда, где разгорался шум драки. Цинсюань проводил её взглядом. Стало любопытно, что такого не поделили сёстры, и чем всё это кончится, но посмотреть было нельзя. Он повернул голову и мгновенно понял, что допустил ошибку. Не стоило отводить глаз — русалки никогда не делали так, пока господин на них смотрел. Быть может, и не могли?.. А тут морская дева посмела отвлечься на сестру в то время, как повелитель удостоил её взглядом. Подозрительно. Демон Чёрных Вод, судя по глазам, тоже так думал: его взгляд обрёл цепкость. В нём не было угрозы, совсем нет, но всё же он больше не смотрел на Цинсюаня как на предмет меблировки или нечто привычное, намозолившее глаз. Теперь русалка, в которую так удачно перевоплотилась Повелительница Ветра, была ему интересна. Осталось понять, как это использовать. Цинсюань потупился, сжимая в руках гребень и надеясь, что смущение выходит достаточно убедительным. А не чуждо ли русалкам это чувство? Взгляд наткнулся на голые полукружья груди и крупные девичьи соски, едва прикрытые тонкой чешуёй. Цинсюань понятия не имел, как выглядит: ему не во что было посмотреться, но все русалки были так или иначе миловидны, к тому же Линвэнь говорила, что трансформация берёт за базис исходную форму. Получается, демон Чёрных Вод наблюдает сейчас половину обнажённого тела Повелительницы Ветра. То, что сотням мужей на Верхних и Средних Небесах уже несколько столетий лишь в снах являлось, этот мрачный красавчик получил, даже не прося. Возмутительно! А если бы попросил, Цинсюань согласился бы?.. Ответ на этот вопрос, к сожалению, не делал ему чести. Он смотрел на свои пальцы, сжимающие костяную ручку гребня, и всей кожей чувствовал направленный на него хищный взгляд. Человек напротив — не смертный и не бог, он Непревзойдённый демон, шутки с которым плохи. Позволить себе в его присутствии столь фривольные мысли — величайшая беспечность и просто глупость! Но что же делать, если от пристального тёмного взгляда сладко печёт внутри?.. Русалочья ли это реакция или его собственная?.. Холодная кровь стучала в висках, и стало заметно, как заострились чешуйчатые соски. Если все морские девы беспрестанно желали своего господина подобным образом, то Цинсюань им не завидовал. Это чувство было подобно лихорадке, охватившей всё тело. Даже кончик хвоста покалывало от разошедшейся жажды. Она была совершенно не похожа на жажду крови, которая настигла его у корабля. Нет, это было тягучее, страстное томление женского тела, желающего строго определённого мужчину, причём не только физически, но и всей душой. Однако куда больше пугало то, что сознание Цинсюаня не противилось этому посылу. Стало отчего-то так стыдно, что он едва сумел поднять глаза. Взгляд Чёрной Воды смягчился. Русалка, разминавшая его ступни, осмелела, задрав подол выше, и теперь стало видно тонкую щиколотку с острым бугорком выпирающей кости и худую, мало выраженную икру. Тёмные когти поманили повторно, и Цинсюань велел телу двигаться. Хвост ожил, расстояние между ним и Чёрной Водой начало сокращаться. Вблизи стало видно, что губы у демона отливают серым, а шею поперёк кадыка опоясывает тонкий шрам, словно от перерезанного горла или удавки. Цинсюань готов был поклясться, что в тёмных глазах, неотрывно следящих за ним, мелькнула улыбка, но лицо демона не дрогнуло, и он решил: показалось. Маслянистые, напитанные влагой волосы лежали на плечах тяжёлой волной. Впору было задуматься, не влияет ли сила Чёрной Воды и на него самого? Ведь иначе волосы, подобно русалочьим, парили бы в потоке. Но пряди лежали, послушные невидимому притяжению дна, которого не должны были ощущать. Цинсаюнь осторожно коснулся макушки. Они находились в глубокой океанической впадине, русалочье тело не страдало от низкой температуры воды, но в своём божественном Цинсюань давно схватил бы судорогу. Здесь было холодно, очень. Он знал это, даже не ощущая. И всё же демонические волосы под ладонью оказались холоднее. Мысленно пожелав себе удачи, Цинсюань вплёл пальцы в тёмные пряди — кисть будто погрузилась в мягкий ил. Он взялся за гребень. Ни Повелителю, ни Повелительнице Ветра прежде не доводилось никого причёсывать; даже брат не позволял, когда они были детьми, ссылаясь на медлительность и неосторожность маленького А-Сюаня. Это оказалось очень медитативное занятие — перебирать и прочёсывать тяжёлые локоны, раскладывать на пряди, осторожно массировать кожу головы, стараясь не зацепить когтями. Даже случись это, господин не ощутит боли, и всё равно оцарапать его было немыслимо. Цинсюань затруднялся ответить, считало так его русалочье тело или его собственный очарованный ум. Старшая сестра так и не вернулась, и оставалось лишь надеяться, что её не прибили в пылу ссоры. Но мысль о русалке была далёкой, намного дальше, чем стыд, то накатывающий, то отступающий, от еле уловимых движений демона, подающегося под рукой. Волосы уже давно лежали гладкой ухоженной пеленой, но Цинсюань всё продолжал водить по ним гребнем, размышляя, как быть дальше. С момента их прибытия в замок прошло, наверное, чуть менее часа, а значит осталась в лучшем случае половина от имеющегося времени. Но на самом деле даже меньше: час приходилось отводить на путь до поверхности, даже не до суши. Подгоняемый желанием сделать хоть что-то, Цинсюань опустил ладонь на скрытое тёмной тканью плечо. Мышцы — или их имитация — под касанием напряглись и снова расслабились. Этим нужно было воспользоваться! Затаив дыхание, Цинсюань выпустил гребень, опустил вторую руку на другое плечо и замер. Именно так поступали все русалки: спрашивали у повелителя разрешения маленьким действием, полукасанием, и отсутствие противодействия трактовали как благосклонность. Это было похоже на знакомство с диким, но идущим на контакт зверем: осторожно шагаешь, останавливаешься, ждёшь — наблюдаешь за реакцией. Демон не шевельнулся. То ли подобные вольности со стороны дев были ему не в новинку, то ли настроение выдалось соответствующее, но он не пресёк движений Цинсюаня, и тот, решившись, с нажимом провёл ладонями от шеи до острых плеч и вернулся обратно осторожными проминающими движениями. Одна из сестёр дотронулась до локтя Цинсюаня и с улыбкой подала длинную белую шпильку, похожую на рыбью кость. Тяжёлые волосы на удивление послушно легли в пучок и так остались, зафиксированные заколкой. Цинсюань оглядел работу — не самая лучшая причёска в его исполнении, но лучше он сейчас не мог — от волнения и подступающей паники начинали трястись поджилки. Всё происходящее никак не приближало его к тому, чтобы выяснить местоположение веера, стащить его и убраться отсюда в течение ближайших четырёх часов, но пленяло всё равно. Высокая причёска обнажила длинную белую шею, ворот ханьфу слегка отгибался у её основания, открывая взору нисходящую цепочку позвонков. Эта шея выглядела такой нежной и беззащитной, словно принадлежала юному наложнику, а не одному из двух сильнейших демонов современности. Не утерпев, Цинсюань осторожно провёл пальцами от линии роста волос вниз по позвонкам, и на светлой коже отчётливо проступили мурашки. Мурашки! В мёртвом теле! «Да что он за демон-то такой?!» — с неуместной нежностью подумал Цинсюань. По толпе русалок прокатился восхищённый вздох, и ткань ханьфу сползла вниз, оголив плечи. Теперь это выглядело почти непристойно. Хорошо, что хозяин Чёрных Вод сидел спиной — Цинсюань совершенно не был уверен, что хорошо контролирует лицо. Острое плечо шевельнулось, будто в нетерпении, и он опомнился, опустил ладони на стык ткани и оголённого тела, с усилием провёл до ключиц. Кончики пальцев покалывало от соприкосновения с демонической кожей — холодной, удивительно мягкой — и от свечения тёмной энергии. Гремучая смесь ощущений сладко щекотала в подбрюшье. Подумалось: что ещё Цинсюаню позволят сегодня, и на что он готов пойти сам? Ему хотелось трогать ещё. Хотелось узнать, такая же нежная кожа в других местах — например, на сгибе локтя — или ещё нежнее? Окажется ли предплечье покрыто пушком? Есть ли у него на теле следы ран, подарок случившейся смерти? Эти мысли затянули так сильно, что Цинсюань на какое-то время позабыл о веере, разминая худые плечи и впитывая ладонями малейшую реакцию. Вспомнил о нём лишь тогда, когда тот внезапно возник перед глазами. Если удача была сегодня благосклонна к Повелителю Ветра, то его руки не дрогнули, однако сам Цинсюань поручиться за это не мог — слишком сильными были удивление и радость. Веер оказался ближе, чем он думал! Вероятно, прежде он прятался в чужом рукаве. Демон повертел веер в руках, внимательно рассмотрел со всех сторон. Ловко повращал, перекатывая между пальцами — так, бывало, писари на досуге играли с кистью, — а затем крепко сжал в ладони. Цинсюань испугался, что деревянные пластины вот-вот треснут, но тут демон фыркнул, усмехаясь своим мыслям, и лёгким движением запястья раскрыл полотнище. Символ воды должен был светиться при соприкосновении со своей стихией, но, вопреки правилу, этого не произошло. Возможно потому, что вода вокруг не была вотчиной Ши Уду. Впервые в жизни Цинсюань осознал, что брат вовсе не управляет всем океаном: ему были послушны воды, где процветало мореходство, а также реки и пресные замкнутые водоёмы. Но сколько в мире подобных впадин и чёрных океанических глубин, куда никогда не заплывала ни одна лодка? Всеми ими управляет не брат. Какие чудища там скрываются? Сколько тайн прячет чёрная вода, никогда не видевшая солнца?.. Он слышал, конечно, что демон глубин силён, среди людей даже бытовала поговорка: «красный правит на суше, чёрный — в воде», и речь в ней шла отнюдь не про богов. Цинсюаню это всегда казалось возмутительным: в конце концов, владыке Цзюнь У подчинялись и земля с водой, и дерево с металлом, и огонь. Но отчего-то сейчас уверенность во всесилии Небесного Императора притупилась. Он был слишком глубоко, вне поля зрения богов, и властелин этой глубины сидел перед ним. Веер сложился, возмутив воду лёгким движением, и владыка Чёрных Вод небрежно бросил его на колени. Свет ракушек пригас. Плечи подались прочь от рук Цинсюаня, и тот, поняв намёк, отстранился. Положив согнутую в локте руку на спинку тахты, демон опустил на неё голову. Он что, собирался спать?! Русалки встрепенулись, осторожно поднялись и двинулись вокруг тахты неспешным хороводом. В руках они держали нечто вроде маленьких круглых колокольчиков, которые непонятно где взяли. Впрочем, некоторые сёстры не музицировали, лишь двигали руками в грациозном танце, и Цинсюань подстроился. В танцах Повелительница Ветра всегда была изумительна, а про игру на музыкальных инструментах такого уже нельзя было сказать. Залу наполнил тихий мелодичный звон. Лицо демона расслабилось, веки сомкнулись. Ханьфу, всё ещё распахнутое, оголяло худую грудь с выступающими рёбрами. Демона Чёрных Вод отчаянно хотелось накормить. Но как-нибудь потом, когда он не будет лежать так уютно, устроившись виском на предплечье, и когда Цинсюаня не будет потряхивать от волнения. Мысли о том, как бы по-тихому умыкнуть веер с чужих колен, метались в голове стаей перепуганных мальков. Тонкий чёрный локон, выбившийся из причёски, лёг на худую щёку, и сердце кольнуло внезапной нежностью. Как же хотелось коснуться этого лица, стереть с него печаль, погладить ещё раз эти плечи. Проклятое русалочье тело совершенно не жалело божественные нервы, и без того напряжённые! Сестра напротив Цинсюаня вдруг улыбнулась, светло и завороженно, и запела. Ей вторили остальные: Не томись, не томись, мой милый, Не ищи ты меня в саду, Поглотил меня холод стылый, Я к тебе по песку иду, Ой, иду, Иду. В тёмных водах не сыщешь ласки, Не увидишь любимых глаз, Мои плечи увязли в ряске, Моё сердце болит за нас, Ой, болит За нас. Не тоскуй, не тоскуй, мой милый, Вспоминая моё лицо, Поглотил меня холод стылый, В скользком иле лежит кольцо, То твоё Кольцо. Лёгкой тиной змеится локон, Тонкой веткой дрожит рука, Не открой в полнолунье окон, Я иду к тебе так легка, Холодна, Легка. Берегись, берегись, мой милый, Отгоняй от дверей морок, Поглотил меня холод стылый, Ничего ты поделать не мог, Желал, Не мог. Запирай ты покрепче ставни И не слушай моих речей, Я тебя одного оставлю Средь судилищ и палачей, Хладных их Мечей. Выходи, выходи, мой милый, Заноси свою длань в замах, Поглотит тебя холод стылый, Ляжет кровью на рукавах, Песнями В веках. Умирай, умирай, мой милый, Уж давно здесь тебя я жду, Поглотил тебя холод стылый, Я тебя средь него найду, Я сама Найду. Воскресай, воскресай, мой милый, Позабудь все мои черты, Подчини себе холод стылый, Царство скорби и темноты, Нет меня, Лишь ты. Отыщи, отыщи, мой милый, Тот туман, что меня забрал, Покарай жадный холод стылый, Среди волн, глубины и скал, Кто сгубил, Тот пал. Запирай, запирай, мой милый… Берегись, берегись, мой милый… Умирай, умирай, мой милый… Воскресай, воскресай, мой милый… Отыщи, отыщи, мой милый... Нет меня… Лишь ты. Голоса морских дев звучали мягко и печально. Должно быть никто, кроме их повелителя — а теперь ещё и Цинсюаня — не слышал от них подобного тона, искреннего и сердечного, лишённого всяческой угрозы. Это была одна из самых красивых песен на памяти Повелителя Ветра, а ведь ему доводилось слушать музыкантов на божественных пирах, куда пускали лишь лучших. Кудри морских дев вились крупными кольцами, груди колыхались в движении воды, а на лицах застыло выражение бескрайней печали и любви. Глаза, чересчур крупные для человеческого лица, наполнились бы, пожалуй, слезами, танцуй русалки на суше. Но в воде подобное было невозможно. В слабом свете настенных ракушек морские девы казались прекрасными, словно сон. Сложно было даже представить, что эти самые создания всего пару часов назад снимали зубами кожу с черепов задушенных матросов и пожирали их плоть. Иллюзия безобидности опаснейших хищниц океана была безупречной. Веки демона не дрожали, грудь не вздымалась, и нельзя было сказать наверняка, насколько крепко он спит и спит ли вообще. Но русалки пели довольно долго, зачем бы ему лежать столь неподвижно просто так? Девы то и дело касались его одежд и волос кончиками пальцев, но он не вздрагивал и никак иначе не реагировал на прикосновения. Было похоже, что владыка Чёрных Вод прилёг отдохнуть и крепко уснул. Так решили и русалки — песня стихла, и девы, покружив ещё немного около своего единственного возлюбленного, поплыли прочь из зала, по пути оборачиваясь, чтобы кинуть на застывшую фигуру на тахте ещё один ласковый взгляд. Цинсюань держался последним. Время поджимало, нужно было на что-то решаться. К тому же, веер лежал прямо перед глазами! Это выглядело почти так, словно ему бросили приманку. Но ведь демон не выказывал никаких подозрений? Последний час или около того он даже не смотрел в сторону русалки-Цинсюаня. Интуиция кричала, что его — молчаливо и любезно — приглашают в ловушку, где вполне могут открутить голову. Но в то же время — что если это просто оплошность? В демоне Чёрных Вод оказалось неизмеримо больше человеческого, чем Цинсюань ожидал найти, в конце концов! Он выглядел уставшим, любил ненавязчивый физический контакт и общество своих сладкоголосых почитательниц. Да, он был абсолютно безжалостен к насильникам и молчащим рядом с ними, но он спасал рабов, а с подданными не был не то что жесток, но даже сколь-нибудь строг. Проклятье, если Цинсюань что-то и чувствовал к нему сейчас, так это симпатию! На мгновение его охватила досада: нужно было не дожидаться, пока демон уснёт, а просто с ним поговорить. Объяснить ситуацию. Глубоководное Бедствие и Повелитель Вод Уду держали друг с другом нейтралитет. Не прибьёт же он Цинсюаня за простой вопрос? Однако… Однако Небеса, упоминающие демона Чёрных Вод не иначе, как с боязливым трепетом в голосе, явно чем-то руководствовались. Этот Непревзойдённый если не водил с Собирателем Цветов дружбу, то как минимум приятельствовал. А всем известно, что Собиратель Цветов — не союзник Небесам, пусть Владыка Цзюнь У и проявлял по отношению к нему невероятное великодушие. Возможно, демон Чёрных Вод сложнее и опаснее, чем кажется. К тому же, Повелитель Ветра уже позволил себе слишком много, чтобы без опаски раскрыть карты. Цинсюань замер в толще воды и оглянулся. Глаза демона оставались закрытыми, зато губы чуть разомкнулись, как часто бывает у спящих. Гроза океанических глубин выглядел сейчас так расслабленно и нежно, что бояться его не получалось при всём желании. Последняя русалка скрылась в коридоре, и Цинсюань решился. Медлить было попросту некогда. Осторожно, умоляя хвост не волновать воду слишком сильно, он приблизился к тахте. Демон не шевелился. Молясь всем знакомым богам разом и покровителям удачи — в особенности, Цинсюань подплыл вплотную. И всё же как красиво, как удивительно гармонично было это странное лицо. Каждая черта в отдельности — ничего особенного, а некоторые и вовсе неприглядны, но всё вместе… От всего вместе очень сложно было отвести взгляд. Наверняка его губы на ощупь такие же холодные, как и плечи. Ведь он мёртв. Кто-то когда-то давно убил этого человека настолько жестоко, что дух не сумел упокоиться даже за чертой, воплотившись в сильнейшее создание тьмы. Душа Цинсюаня болела за неизвестного юношу, которым этот демон когда-то был. Через что ему пришлось пройти? Принесло ли ему облегчение посмертие? Стоило ли оно того? Не жалеет ли он? Цинсюань на мгновение зажмурился, прогоняя из головы неуместные мысли. Это всё не его дело. Веер, бегство, поверхность, Небеса. Мешкать не стоит. Он протянул руку и осторожно обхватил пальцами деревянную ручку — напитанная духовной силой брата, она казалась почти горячей. Будь Цинсюань кем-то другим или просто русалкой, ни за что не сумел бы удержать её. Но эта вещь его знала и ласковым котом льнула к пальцам, каким-то чудом ощущая его истинную природу даже сквозь позаимствованное тело. Он потянул веер на себя, и тот соскользнул с колен демона. Цинсюань перевёл дух, выжидая. Тёмные глаза не открылись, тело не сменило позы, и дно не разверзлось, чтобы поглотить презренного воришку. «И ничего я не воришка, я забираю своё, — сам перед собой объяснился Цинсюань. — Ладно, почти своё». Он взглянул на веер, зажатый в ладони. Дело сделано, можно уходить. Но отчего-то уходить не хотелось. Хотелось остаться подольше, ещё чуть-чуть полюбоваться, отвести с лица своенравную прядку, погладить по щеке. Вздохнёт ли? Подастся ли сонно навстречу? Цинсюань отвёл взгляд. Нужно уходить немедленно. Он отвернулся, приказывая хвосту унести его прочь, но тело даже не успело обработать импульс, порождённый мыслью — вокруг запястья сомкнулись чужие пальцы, словно слишком тугой металлический браслет, и Цинсюаня дёрнуло назад. Разочарование, ужас и досада накрыли с такой силой, словно на него опрокинули чан ледяной воды после омовения в горячей купальне. Он не успел! Не успел! Но, полно, был ли у него вообще шанс?.. Вода смягчила движение: будь они на суше, Цинсюань неминуемо впечатался бы в чужую грудь. Смертоносные пальцы сжимали запястье с выверенной силой. Очевидно, владыка Чёрных Вод был пока не настроен причинять девушке боль. Как любезно с его стороны. Цинсюань поднял глаза. Ухмылка сделала точёное лицо только лучше. Не выходило даже толком ужаснуться, настолько ему нравилось то, что он видел. От самого себя было и стыдно, и смешно, и немного грустно. — Хорошая попытка, — проговорил демон. Голос его оказался низким и тихим, словно рокот глубоких подземных вод. Обычный голос, но почему-то от него беспокойно затрепетало в животе. Проклятое русалочье тело! — Мне тоже так казалось… господин, — в тон ему ответил Цинсюань, понадеявшись, что почтительное обращение сгладит излишне своенравную фразу. У его русалочьей формы под водой оказался очень приятный говор — высокий и чистый. Густые чёрные брови демона взметнулись к волосам. Что? Цинсюань ведь не сказал ничего грубого или удивительного. Возможно, выбор слов или тембр неудачный? Морские девы говорили очень тихо и несколько блаженно, словно разум не служил им в полной мере. Повелитель Чёрных Вод притянул его ближе. — И откуда же ты взялась такая дерзкая? — опасно спросил он. — Не мне рассказывать вам, откуда берутся морские девы, господин, — Цинсюань нашёл в себе силы улыбнуться — мягко, чуть кокетливо. Демон прищурился. — У тебя слишком тёплые руки, — ответил он после секундного молчания, погладив Цинсюаня большим пальцем по запястью. — Обильный ужин греет кровь, — ляпнул тот, не находясь с ответом. Непревзойдённый поджал губы, словно пожилая тётушка, недовольная племянницей. Он смотрел теперь так пытливо, словно был полностью уверен, что его водят за нос, но не понимал кто и зачем, и его это не то чтобы злило, но порядком раздражало. А ещё ему было любопытно. Возможно, лишь поэтому Цинсюаня до сих пор не прихлопнули. То, что демон Чёрных Вод не убивает без достаточной причины, было ясно как день. — Зачем тебе это? — чёрные глаза указали на веер, который Цинсюань всё ещё сжимал в руке. — Красивая вещица, — пожал плечами Цинсюань. — Разве господин откажет деве в изящной побрякушке? — он отвернулся чуть в сторону и взглянул на демона из уголка глаза. Этот взгляд чаще всего помогал Повелительнице Ветров получить от посторонних людей то, чего ей хотелось. Но лицо напротив стало лишь более угрюмым. — Давно никто не лгал мне в лицо, — мрачно проговорил он. — Я вот только никак не пойму, это заслуга твоей смелости, глупости или безнаказанности? Тёмные глаза за пару мгновений выцвели из обсидианово-чёрного в насыщенно-золотой, и взгляд моментально утратил человечность. Цинсюаня окатило первой волной подступающего ужаса. Слухи не врали, демон Чёрных Вод умел быть страшен. — Первое, — уверенно ответил Цинсюань, отбросив кокетливый тон, и его ответ неожиданно позабавил собеседника: тот коротко рассмеялся, и глаза обрели прежний цвет. — Ну, раз первое, — он подтянул Цинсюаня вплотную, взял пальцами за подбородок и придирчиво осмотрел. Острые когти замерли у самого лица. Пожелай повелитель — и Цинсюань в два счёта остался бы без глаз. — Тогда скажи правду. Кто ты и зачем здесь? И если меня устроит ответ, я прощу твою неслыханную наглость. — А как же награда? — решил играть по-крупному Цинсюань. — А жизнь тебя не устраивает? — в тон ему ответил демон. Цинсюань надул губки. Будь у него чуть меньше выдержки, и он уже мчался бы отсюда, теряя чешуйки, и превращаясь из провинившейся возможно-подданной — в добычу для травли. Но бежать было нельзя. Приходилось импровизировать. — Что же это за жизнь?!.. — печально вздохнул Цинсюань, глядя в сторону. — Темно и холодно, моряки невкусные, украшений на всех не хватает, а господин хоть и пускает нас в свои покои, но даже с нами не говорит, — роль избалованной нежной красавицы всегда удавалась Цинсюаню лучше прочих. Пусть его женская ипостась вовсе такой и не была — не с его братом! — и даже могла при случае завалить на лопатки самого генерала Пэя, что с того? Ведь так приятно ощутить себя обиженным эфирным созданием, жаждущим внимания и ласки своего господина. Сейчас это было ещё и волнительно! По многим причинам. Он осторожно взглянул на демона. На красивом бледном лице боролись за первенство изумление и раздражение, и первое побеждало. Должно быть, всё происходящее было для владыки Чёрных Вод делом совершенно неслыханным. — Что ж, давай побеседуем, — опасно улыбнулся тот: очевидно, в этот раз он был настроен нарушить свой принцип молчания. — Отвечай мне. Солжёшь — лишишься руки, — пальцы на запястье Цинсюаня сомкнулись до боли, и тот поморщился, — для начала. — Господин обидит слабую девушку? — тихо спросил Цинсюань, понимая, что шутки закончились. Хорошо, что хотя бы не дрогнул голос. — Слабую девушку — вряд ли, — кивнул демон. — Вражескую крысу? С удовольствием, — улыбка его была теперь хищной и злой. Из-под верхней губы показались тонкие заострённые клыки, глаза вновь начали светлеть, а тёмные рукава размыло в густоё чёрное пятно. В кожу запястья вдавился удлинившийся ноготь, и Цинсюань поморщился. — Господин, — пролепетал он, отодвигаясь настолько, насколько позволяли тиски чужих рук, — если я буду напугана, я не смогу думать. Если я не смогу думать, я не смогу вам отвечать. Знаете, как козликов от страха парализует? Вот, это я. Мы же не хотим закончить нашу чудесную беседу из-за того, что меня скуёт ужас, и я не смогу ни слова вымолвить, ведь правда, господин? Самым поразительным в демоне Чёрных Вод было то, что он слышал, что ему говорят. Промелькнула дурацкая мысль, что он, вероятно, был когда-то неплохим учеником. Правильная речь и выговор намекали если не на знать, то как минимум на человека, не чуждого наукам. «Ему бы пошла роль учёного или придворного, — подумал Цинсюань, глядя в почерневшие глаза. — Придворного даже больше. Дамы в роскошных шелках не давали бы ему прохода, и он никогда не остался бы один». Прекрасного демона на дне океана в холодном замке с девами-полурыбами было отчего-то иррационально жаль. Но Цинсюань совершенно не собирался из-за этого позволить ему себя убить. — Хорошо, — вымолвил тот, снова становясь, как надеялся Цинсюань, самим собой. — Убедила. Но запомни, уловки дорого тебе обойдутся. Я пойму, если ты солжёшь. Он всё ещё сидел на тахте, а Цинсюань висел рядом, но раз уж эта беседа затягивается… Хвост довольно удобно сгибался в сидячее положение, немного похоже на ощущение от очень узкой юбки. Он присел рядом, упершись краем хвоста в обтянутое чёрной тканью колено. Обладай хвост такой же чувствительностью, как и кожа, можно было бы ощутить тепло чужого тела под одеждой… Но что за глупости? Откуда тепло на дне океана, да ещё и в демонической сущности? Он положил свободную руку на хвост: чешуйки кололись. — Спрашивайте, господин, — Цинсюань поднял глаза и поймал чужой изумленный взгляд. Да что опять не так-то?! — Как тебя зовут и кто ты? — спросил демон таким тоном, словно ему действительно было интересно только это. — Меня зовут А-Сюань, и я морская дева, — без запинки ответил Цинсюань. Это не было враньём: он действительно был сейчас русалкой, со всеми причитающимися реакциями и бонусами вроде незримой тяги к повелителю глубин. А имя он не менял. — Зачем ты здесь? — Хотелось поглядеть на господина и разжиться безделушкой. — Ты подчиняешься Водяному Самодуру? — Нет, — не изменившись в лице, ответил Цинсюань: он любил брата и прислушивался к нему, но не был ни подданным, ни ведомым, — я подчиняюсь тебе, господин, — ответил он, подавшись вперёд. Теперь они сидели совсем близко. Демон Чёрных Вод прищурился. Он чувствовал, что ему не врут, но также понимал, что недоговаривают. Внезапно радужка в чёрных глазах расширилась, и Цинсюаня скрутило удушьем. Он схватился свободной рукой за горло, но спазм уже прошёл. — Действительно подчиняешься, — пробормотал демон. — Я не лгу господину, — обиженно прошептал Цинсюань. — Лжёшь, — хмыкнул демон. — просто неявно. Хорошо, допустим. Зачем тебе веер? — Моей семье он очень по нраву, — немного подумав, ответил Цинсюань, и сам не мог бы сказать, сойдёт ли это за правду. Русалка А-Сюань наверняка поделилась бы безделушкой с сёстрами, а Повелитель Ветра желал вернуть веер своему брату. Пожалуй, всё-таки правда. — Хотела его выкрасть? — предположил демон. — Просто взять. Я думала, господину он не нужен, — пожал плечиками Цинсюань. — Просто взять, то есть — выкрасть? — Почему? Просто забрать. — Забрать без спроса чужое, как воришка? — Да нет же, — обиженно надул губки Цинсюань, внутренне потешаясь, — эта недостойная никогда не посмела бы! Она лишь хотела взять то, что господину без надобности. А спросить означало потревожить сон господина. Как я могла?! — А-Сюань, — раздражённо, совершенно по-человечески одёрнул его демон, — взять без спроса то, что не нужно владельцу лишь по твоему мнению — значит украсть. — А где господин взял этот веер? — невинно похлопал ресницами Цинсюань. Губы демона медленно растянулись в ухмылку. — Нашёл, — ответил он, обнажая кончики клыков. И — о, всесильные предки! — как же он был в это мгновение пригож. Как же хотелось, гуй побери, убрать с его щеки эту назойливую прядку. Он, должно быть, и не ощущал, как она щекочет. Мёртвое тело не имеет нервных импульсов... — М-м-м, понятно, — протянул Цинсюань, любуясь точёным лицом. Даже полузвериные клыки его не портили. — Зачем было… всё это? — демон нервно выдернул шпильку, и тёмные волосы рассыпались по плечам. — Неужели всерьёз полагала, что ко мне можно втереться в доверие? — Не знаю, — виновато улыбнулся Цинсюань. — Подобралась поближе, чтобы ударить в спину? — Нет, — мотнул головой Цинсюань, — господин сам позвал. — Но излишне любезничать господин тебя не просил, — ядовито процедил демон, словно ему было обидно, что совсем недавно его касались ради третьей цели. Это умилило. — Господину стоит посмотреть в зеркало, — доверительно сказал Цинсюань, подаваясь ближе, — и он увидит, что просить необязательно: его красота просит сама. — Лесть — очень грубый инструмент, — чопорно заметил демон, и Цинсюань рассмеялся бы, будь это уместно. — Господин не нуждается в лести, — широко распахнув глаза, заметил он, и впервые не усомнился в искренности своей фразы, — достаточно будет правды. Демон Чёрных Вод закатил глаза — ровно так, как это делал обычно генерал Сюаньчжень. Он либо не верил А-Сюань, либо полагал, что в той говорит русалочий инстинкт. — Ты одновременно очень умная и поразительная глупышка, — мрачно сказал он, и от этого детского слова у Цинсюаня потеплело в груди. Он многое готов был отдать, чтобы его назвали так без траурного тона и угрожающего контекста. Демон Чёрных Вод прикрыл глаза, и через мгновение в залу вплыла русалка. — Как тебя зовут? — громко спросил он, и Цинсюань обмер: это был тон владыки, не терпящего пререканий. Отнюдь не тон рассерженного старшего брата, который беседовал со своей беспутной сестрёнкой минуту назад. — Как зовут? Зовут… зовут… — отозвалась русалка: она зависла в воде в нескольких шагах от тахты, глядя на демона с лицом светлым и влюблённым. — Зовёт... господин... — Зачем ты здесь? — Зачем… зачем… здесь. Зачем… Здесь, и нигде больше, здесь мой дом, моя жизнь, моя месть, моя смерть… моя… моя… — речь девушки была почти бессвязна. Непревзойдённый нахмурился, скорбно поджал губы. Взгляд его на мгновение замер, отдавая молчаливый приказ. Лицо русалки исказилось горем, и она ринулась вон из комнаты, спрятав лицо в ладони. — Ну и зачем господин её расстроил? — не успев подумать, укоризненно спросил Цинсюань. — Её расстроили те, кто надругался над прародительницами морских дев много тысячелетий назад, — мрачно пояснил тот. — Любопытно, что тебе приходит в голову задавать подобные вопросы. Разве высшим демонам не полагается творить беспричинное зло? — Девичьи слёзы уж больно мелкое зло для господина. — Поразительно, — теперь демон подался ближе, так, что они едва не касались носами, — ты одновременно и русалка, и абсолютно точно не она. Что же ты такое? — Почему это я не русалка? — показательно оскорбился Цинсюань. В конце концов, у него есть хвост и плавники, он свободно дышит и говорит на дне морском, он даже может заклинать человеческих мужей! Кто он, если не русалка? — Ты что, не слушала? — устало проговорил Чёрная Вода. — Морские девы не помнят даже своего имени, моя глупая Сюань-цзе. И уж тем более неспособны на связные беседы вроде нашей с тобой. Даже не хочется тебя отпускать… — он очевидно сказал больше, чем намеревался, и запоздало осёкся, вновь сжав губы. Пальцы на запястье Цинсюаня чуть ослабли и шевельнулись, словно извиняясь за грубость. Цинсюань некстати вспомнил, как хвалился перед Императором своим умением держать маскировку. Полный провал! Попался, как мальчишка на краже булочек. Но кто же виноват, что все манускрипты, описывающие русалок, умалчивают о главном: русалки полубезумны! Неудивительно, что повелитель Чёрных Вод с ними не говорит. Что они могут сказать ему в ответ? — Так не отпускай, господин, — ответил Цинсюань, будто завороженный, и накрыл чужую ладонь своей. Тонкие пальцы были ледяными, а когти такими твёрдыми и гладкими, словно он касался затерянных в море стёклышек. — Да ты совершенно не боишься, — прищурившись, проговорил демон. — Боюсь, — с улыбкой ответил Цинсюань, — но страх моему уму не владыка. — А что же владыка в таком случае? — беззлобно усмехнулся он, снова меняя цвет глаз. — Особенно теперь. Цинсюаня охватил горячечный восторг. Он смотрел перед собой и не верил, что оказался так везуч, — создание перед ним было прекрасно, пусть жёлтые рыбьи глаза и придавали ему потусторонний вид. Тёмные локоны упали на скулы, скрадывая худобу. Ханьфу всё ещё болталось на плечах, и Цинсюань видел, как сходятся на груди выпирающие рёбра. Слева, у самого края ворота, темнел маленький сосок. Хотелось провести пальцем по белому следу на шее, узнать, есть ли там рельеф, но он не смел. Он смотрел в звериные глаза, светящиеся, будто маленькие солнца, всей кожей ощущал исходящий от демона холод, и ничто из этого его не смущало. Желанное лицо было совсем близко, если решаться — то сейчас. Задавив куражом оставшиеся крупицы страха, Цинсюань подался вперёд и накрыл губами тонкие серые губы. Они оказались именно такими холодными, как он и предполагал. Острый клык царапнул кожу, когда Цинсюань задел его кончиком языка — порезаться о такой было легче лёгкого. Но не успел он как следует обеспокоиться, как клыки исчезли — будто демон Чёрных Вод опасался поранить его и принял меры, сменив форму. Цинсюань осторожно провёл языком по ребристому нёбу, коснулся чужого неподвижного языка — и ощутил пальцы в своих волосах. Холодная ладонь погладила, прочесала пряди, устроилась под затылком — и Цинсюаню ответили на поцелуй. Его ни разу не целовали так нежно ни в одной из ипостасей. Не то чтобы Повелитель Ветра слишком часто целовался, но иногда случалось. Однако никто на его памяти не делал это так — ласково и бережно, едва ощутимо касаясь, мягко удерживая и подаваясь навстречу. Демон Чёрных Вод принимал чужую ласку как величайший в мире дар, и это было удивительным образом созвучно тому, как он вёл себя с русалками. С потомками загубленных в море дев этот Непревзойдённый был терпелив и великодушен, и это разбивало образ жестокого, кровожадного демона в мелкое крошево. При этом Цинсюань не сомневался, что руки, которые так аккуратно удерживают его в объятиях, очень хорошо умеют убивать. Просто они умеют и много чего ещё. Стало холоднее, будто вода изменялась сообразно настроению своего владыки, и эти перемены отозвались сладкой дрожью в костях. Цинсюань не знал, как русалки ощущают возбуждение, а тем более — как реагируют на столь яркое проявление симпатии господина. Но то, что происходило с его телом сейчас, определённо имело нечто общее с огнём желания в обычной живой женщине. Он приготовился было исследовать этот захватывающий предмет до конца, но тут его взяли за плечи и отстранили. Цинсюань обиженно застонал, подаваясь обратно, но ему не дали, удержав. Глаза демона блестели, как два кусочка хорошо отполированной чёрной яшмы, а в лице читалось нечто похожее на ту жажду, что ощущал сейчас Цинсюань. Но если желание взаимно, то почему нет?.. — Ты удивляешь меня всё больше, Сюань-цзе, — тихо проговорил демон и облизал губы. Клыков у него действительно больше не было, и от признательности, плеснувшей внутри, Цинсюань потерял последний стыд — протянул руку и убрал со впалой щеки прядку, которая сводила его с ума последние полчаса или около того. Погладил острую скулу — надо же, не режет. На запястье легла ладонь, и демон Чёрных Вод отвёл чужую руку. — Забирай веер и уходи, — сказал он. — Почему? — прозвучало обескураженно. Цинсюань совершенно не понимал, ни почему его гнали, ни с чего вдруг решили отдать веер просто так. Ведь совсем недавно Непревзойдённый готов был за него руку оторвать! — Потому что я не верю тебе, — ответил тот, прищурившись. — А если поверю, перестану верить себе, — он накрыл правой рукой левую кисть, и Цинсюань успел заметить на пальце выцветший след, какой остаётся от обручального кольца. Светлый ободок на руках вдовцов стирается со временем, когда выравнивается загар. Но демон Чёрных Вод умер до того, как это успело произойти, и след остался с ним навечно. Должно быть, жалость, охватившая Цинсюаня, отразилась на его лице — брови демона сошлись к переносице, а лицо исказилось гневом. — Бери и поди вон, пока я не передумал, — прошипел он, и вода стала ещё холоднее, будто готова была вот-вот замёрзнуть, Цинсюаня гнуло ко дну под враз усилившимся давлением. — Как прикажет господин, — потупился он. Подхватив с чужих колен веер, Цинсюань потянулся погладить напоследок по руке, но бледная кисть увернулась. В груди кольнуло обидой, вода вокруг Цинсюаня едва не хрустела ледышками — демон Чёрных Вод был, кажется, порядком рассержен, раз сама стихия реагировала столь чутко. Хотелось крикнуть — это всего лишь поцелуй, почему ты так разгневан? Я ведь даже не знаю, как тебя зовут... «Сюань, — вспомнил Повелитель Ветра. — Демон Чёрных Вод Сюань. Нас ведь зовут одинаково». Он всё же осмелился поднять голову. — Не жалко отдавать вещицу, господин? Что если я использую её во зло? — Может, я этого и хочу? — опасно ухмыльнулся тот. — Нет, — мотнул головой Цинсюань. — Нет, не хочешь. Но ты и не беспечен. Так почему отдаёшь? — Потому что если ты действительно та, кем прикидываешься, то будет любопытно взглянуть: какого рода катастрофы способна пробудить этим веером одна из моих дев, — ухмылка стала шире. — А если нет, то ты избавишь меня от сомнительного удовольствия видеть здесь кого-то из богов Верхних Небес, — брезгливо выплюнул он. — Эта побрякушка мне без надобности, но я не мальчик на побегушках Водяного Самодура, чтобы возвращать утерянное. Хватило и того, что его кара распугала моих рыб. — Тогда зачем господин устроил мне допрос? — Цинсюань теребил веер и чувствовал себя полным дураком. Выходит, можно было действительно просто попросить Непревзойдённого вернуть пропажу. В конце концов, он был так же заинтересован в сохранении мира, как и Небесная Столица. — Затем, что есть лица, которые я здесь видеть не хочу, — бросил демон. — Но ты — мелкая сошка, ты даже дороги сюда не запомнишь, и вряд ли твои слова воспримут всерьёз. Что бы ни было у тебя на уме — уноси это отсюда немедленно и не вздумай возвращаться: морские девы тебя не пустят. — Неужели господин больше не хочет меня видеть?.. — печаль, одолевшая Цинсюаня, была слишком велика, чтобы не задать этот вопрос. Бледное лицо напротив разгладилось, и демон уставился на него пристально, не мигая. Казалось, цепкие чёрные глаза желали навеки запечатлеть все черты лица странной русалки, возмутившей его покой нынче ночью. — Нет, — тихо сказал он наконец, вновь накрывая ладонью ладонь. — Мне остаётся лишь надеяться, что траур господина однажды завершится, — тихо промолвил Цинсюань, не отводя глаз. В чёрных глазах вспыхнула ярость. — Уходи, — громко сказал он, и Цинсюань поспешил убраться, миновал залу, где сёстры всё ещё миловались друг с другом, перебирая украшения, и замер у медленно открывающихся створчатых дверей. «Почему же так холодно?» — подумал он. Рассерженный демон остался позади, но стужа, которую тот источал, всё ещё следовала за Цинсюанем по пятам. И тут позади раздалось шипение, будто кто-то по небрежности наступил на хвост коту. Цинсюань обернулся. Русалки сгрудились у дальней стены и скалили зубы, глядя на него. Сейчас в их лицах не было абсолютно ничего миловидного — крупные рты растянулись в оскале, глаза злобно сузились, а на тонких пальцах, унизанных кольцами, удлинились когти. Цинсюань посмотрел вниз, на своё тело, и от ужаса перед глазами побелело. Впрочем, не от него одного: кожа живота и хвост слабо светились изнутри и пошли мелкими трещинами. «Почувствуете холод — немедленно поднимайтесь на поверхность!» — прозвучал в сознании строгий голос Линвэнь. Сколько ему уже было холодно? Сорок минут, час? Только бы хватило времени всплыть! Только бы… — Так вот в чём дело, — прозвучало из глубины зала спокойное, — ты не русалка и не дух. Ты богиня! Отважилась явиться ко мне сюда под чужой личиной. Смело, очень смело. Не знал, что Ши Уду не только заносчивый хам, но ещё и трус, посылающий дев решать свои проблемы, — из темноты показалась голова с горящими жёлтыми глазами, остального тела больше не было видно — лишь густой чёрный дым. — Никуда ты не уходишь, я передумал, — прошипел демон сквозь два ряда отросших клыков, теперь он выглядел ровно как те глубоководные рыбы, которых Цинсюань встретил в начале своего путешествия. Только у этой рыбы было человеческое лицо: — Никто в пантеоне не будет знать ни моего лица, ни этого места. — Прости меня, — прошептал Цинсюань, и в звериных глазах на мгновение проявилось человеческое удивление. Вступаться за свою честь или за честь брата было глупо и некогда. Заорав про себя команду хвосту, Цинсюань юркнул в щель приоткрывшихся дверей и припустил наверх, словно выпущенный из пращи камень. Позади с шипением и яростным воем неслись сёстры и молчаливый холод, обжигавший кончик хвоста своим незримым присутствием. Цинсюань чувствовал, как приказ господина пытается остановить русалочье тело, но возвращающаяся божественная суть нейтрализовала этот зов. Битва сил у него внутри причиняла настолько сильную боль, что Цинсюань с трудом видел, куда плыл. «Ну полно тебе, полно, — мысленно обратился к демону он. — Ну хочешь, я никому не скажу? Зачем бы мне? Я не выдам тебя». Но его, конечно же, не слышали. Гонка не прекращалась, они всё плыли и плыли, и казалось, глубинная чернота никогда не кончится. Вода была настолько холодной, что сводило кости. Хватит ли времени доплыть до поверхности? И что делать потом? Успеет ли он призвать веер до того, как его настигнут? Над головой забрезжил свет, хвостовой плавник прошило болью, и Цинсюань сжал зубы, чтобы не закричать, отчаянно рванувшись вверх. Его почти поймали. «Линвэнь!» — мысленно заорал он в сеть, но ответа не получил. Сил пока было недостаточно. Что ж, если не слышит она, быть может, услышит стихия. Вытянув руку вверх, Цинсюань взмолился ветру. Кожа на кисти и запястье с каждым мгновением обретала всё более живой цвет, вода била в лицо, превратившись из союзника — в соперника. Цинсюань чувствовал, что замедляется, холод дышал в затылок. «Попалась», — услышал он спокойное не то в воде, не то у себя в голове, и руки среагировали быстрее мысли: раскрыв веер, Цинсюань сделал взмах, какой обычно сам использовал для удара. Водный поток метнулся за спину, мягко огибая плечи, и стало теплее. Он мчался вверх, выбиваясь из сил и отбрасывая веером море себе за плечи. Сила брата, его стихия, защищала Цинсюаня даже теперь, и он тоже не мог подвести. Вода вокруг поголубела, русалки отчаянно зашипели снизу. Пальцы Цинсюаня проткнули водную гладь, и он почувствовал, как течение омыло пятки — хвост исчез. Рука уже была снаружи по локоть, ещё чуть-чуть — и получится вдохнуть! Но тут вокруг щиколоток обвились холодные щупальца, и потянули назад, в темноту. Цинсюань попытался закричать, попросить не делать этого, но вода залилась в рот и нос, он закашлялся, тяга усилилась. И тут, среди отчаяния, паники, стыда и ужаса он ощутил его — самое лучшее чувство на земле — чувство знакомой резной ручки в пальцах. Его веер, его ветер, его самый лучший друг — не бросил своего Повелителя. Запястье шевельнулось само, загребло воздух полотном, едва не касаясь воды. А в следующее мгновение сильная рука ветра ухватила Цинсюаня за запястье и мощным рывком выдернула его из воды. Тело от макушки до пят ожгло вернувшейся силой, и хватка на ногах разжалась. Цинсюань взмыл в воздух. Его поднимало всё выше и выше, он оглянулся: на море не было волн, лишь болталось посреди небесно-голубой воды знакомое чернильное пятно. Сердце болезненно затрепетало. Он хотел бы вернуться, объяснить… только вот никак не знал, что именно, и почему ему вообще было так стыдно. От воды вдруг отделилась тень: бесплотная и бесформенная, она взмывала вслед за Цинсюанем. — Что за… — успел промолвить он, прежде, чем острый коготь вонзился в хребет, и сознание оставило его.

***

Цинсюань пришёл в себя на окраине Небесной Столицы. Он лежал голый и мокрый, в своей женской форме на подступах к воротам, где обычно оказывались новые боги сразу после вознесения. Голова разламывалась, будто с похмелья, а ещё почему-то очень щипало спину. Он завёл руку назад и нащупал на пояснице конец длинной тонкой раны. Судя по ощущениям, она тянулась от основания шеи. Что он делал и как попал сюда, да ещё и в таком виде? Спешно приняв мужскую форму — пусть лучше глядят на его мужские части, чем на перелести Повелительницы! — Цинсюань огляделся. Слава предкам, вокруг никого не было, лишь у колена почему-то валялся не один веер, а два. Но ведь брат никогда не расставался со своим! Что-то случилось. «Гэ?» — напряжённо позвал он в сети божественного общения. «Цинсюань? — к счастью, ответ прозвучал почти немедленно. — Ты уже вернулся?» «Э-э-э… да. Да, пожалуй, вернулся… Гэ, ты не мог бы принести мне одежду ко входу в Столицу?..» «О, предки! Только не говори мне, что обратная трансформация застала тебя там и ты сидишь у ворот в чём мать родила». «Ха-ха, хорошо, не буду. Но одежду всё же принеси, ладно?» «Уже иду». «Спасибо, гэ. Кстати, а что у меня делает твой веер?» Брат молчал так долго, что Цинсюань успел забеспокоиться — а потом увидел его в воротах. Повелитель Вод шёл неверно, сильно хромал и был так бледен, что, казалось, вот-вот упадёт без чувств. Серые круги под его глазами также не добавляли Цинсюаню спокойствия. Но всё же брат шёл, с ним всё было в порядке. А остальное… в конце концов, он вчера прошёл вторую небесную кару! Цинсюань помнил события весьма смутно, как после буйной пьянки, и совершенно не мог воскресить в памяти, чем та кара завершилась. Помнил только, что брат одержал верх, дальнейшее терялось в тумане. Должно быть, они вчера отмечали, поэтому Цинсюань и оказался нынче в такой нелепой ситуации. А брат ещё и не отдохнул как следует... — Давай меняться? — с улыбкой предложил он, протягивая брату веер из своего сидячего положения. — Спасибо, — ответил тот и почему-то потупился. На плечи Цинсюаня лёг нижний халат, и он с наслаждением закутался в мягкий шёлк. Всё же сидеть голым там, где кто угодно мог увидеть, было слишком. — Гэ, а почему у меня твой веер? — спросил он. — Убей не помню, зачем его взял. Лицо брата приняло очень странное выражение. Он ничего не ответил, лишь подошёл вплотную и крепко обнял Цинсюаня, уткнувшись в его плечо. — Ты чего, гэ? — спросил Цинсаюнь, неловко обнимая в ответ. Брат редко проявлял чувства вот так, у всех на виду, пусть сейчас вокруг них никого и не было. Плечи под синим ханьфу дрогнули, и Цинсюань, ничего не понимая, успокаивающе погладил брата по спине. — Так зачем ты отдал мне веер? — осторожно спросил он. — Я знал, что ты его вернёшь, — сказал Ши Уду, сжимая в кулаке деревянную ручку. — Гэ, — лукаво протянул Цинсюань, — неужто вы с Линвэнь и Пэй Мином так славно отмечали твоё прохождение, что ты убоялся потерять свой артефакт? Неужто снова пили в мире людей? — Я же говорил тебе, что подобное не повторится более, — буркнул брат, пряча лицо за раскрытым полотном. — Ой, да ладно, — Цинсюань игриво ткнул его локтем в бок и повис на его плече. — Даже тебе иногда полезно как следует отдыхать. Ты можешь положиться на меня, когда нужно, гэ. — Знаю, — сказал Ши Уду со странной смесью стыда и гордости, словно ещё вчера не смел и помыслить о подобном. Они почти дошли до Дворца Ветра и Воды, когда навстречу выбежала Линвэнь. Увидев Цинсюаня, она просияла так, словно никто иной не порадовал бы её своим появлением столь сильно — ни человек, ни бог. — Господин Повелитель Ветра! — воскликнула она. — Как… — фраза оборвалась, стоило Линвэнь взглянуть на брата. — Добрый день, Линвэнь, — улыбнулся Цинсюань. — Я тоже рад вас видеть. Как вы сегодня, голова не болит? Тонкая бровь Линвэнь изогнулась в недоумении: — Благодарю, я в порядке. — Цинсюань, иди домой, — тихо сказал брат. — Ты весь в соли, не помешает наведаться в купальни. — Предки, кажется, я тоже вчера славно погулял, — усмехнулся Цинсюань: искупаться и впрямь хотелось. — Весьма, — голос Линвэнь был холоден как лёд.

***

Купальни наполнял густой пар. Скинув одежды, Цинсюань зашёл в горячую воду и блаженно выдохнул. Ступни приятно покалывало, по всему телу начало расползаться тепло. Он присел на скамеечку внутри бассейна, и спину немедленно защипало с новой силой. — Да что такое, — пробормотал Цинсюань, выбираясь из купели на той стороне, где в стену были врезаны два высоких зеркала. Как он и предполагал: от плеча почти до самого копчика тянулся длинный глубокий порез со следами запёкшейся крови. Видеть на себе такое было непривычно. Обычно раны подобного толка заживали на божественном теле в течении пары минут. Но прошло уже значительно больше, а рана не исчезала. Где же он её заработал? Брат, взглянув на его спину после купания, помрачнел и поджал губы. — Неприятно, но волноваться не о чем, — сказал он, однако мрачный тон шёл вразрез со словами. — Я видел такие раны прежде, их оставляют демоны низшего ранга. Возможно, ты столкнулся с одним и одолел его, но тварь успела тебя достать. В момент атаки ты должен был потерять часть своих сил. Но, стараниями наших верующих, эта потеря уже возмещена. Я не чувствую в тебе оскудения. — Думаешь, останется шрам? — с досадой спросил Цинсюань. — Вряд ли, — качнул головой брат. — За пару дней всё заживёт без следа. Тебе не видно, но у края волос рана уже затянулась. — Там она и не беспокоит, — кивнул Цинсюань. — А на спине сильно болит? — навострился брат. — Нет-нет, — Цинсюань улыбнулся, надевая халат. Им уже так много лет, а гэ до сих пор переживает, стоит ему упасть и рассечь себе что-нибудь. От этого теплело внутри, хотелось прилечь брату на колени и рассказать все новости. Вот только новостей у Цинсюаня не было: прошедшую ночь он совсем не помнил. — Не волнуйся, гэ, — отмахнулся он. — Это ерунда. Лицо брата безо всяких слов говорило о том, что Цинсюаню не верят в полной мере. Но спорить он не стал. Остаток дня прошёл тихо за чтением книг, разбором молитв и отдыхом. Кости ломило, словно Цинсюань всю предыдущую ночь занимался тяжёлым физическим трудом. К несчастью, он не помнил, что вчера пил — следовало избегать этого жуткого пойла в дальнейшем, учитывая, какое после него настигает неприятное состояние. На Небесную Столицу спустилась ночь, Цинсюань погасил в спальне свечи и отложил свиток, который читал. Он долго ворочался, пытаясь уснуть, а когда наконец это ему удалось — увидел страшный сон. Он висел, совершенно голый, в какой-то странной густой материи, вокруг было темно. Цинсюань шевелил руками и ногами, пытаясь выбраться из обволакивающего мрака, но тот облеплял со всех сторон. По ногам вверх поднимался могильный холод, и перед лицом, на уровне глаз, внезапно появились два жёлтых огня. Они становились всё ярче, пока не обрели вид двух чётко очерченных глаз с длинными ресницами. Сердце Цинсюаня пропустило удар. Он протянул руку, желая дотянуться, дотронуться, попросить прощения… За что? Он не помнил. Но этот взгляд точно был ему знаком. Он забарахтался снова, стремясь оказаться ближе и лучше рассмотреть лицо. Но лица не было — свет жёлтых глаз выхватил из темноты жуткие тонкие клыки, причудливо загнутые вверх и вниз, и чёрную рыбью морду. Цинсюань закричал, в лёгкие хлынуло, и только теперь он понял: плотная масса вокруг него — это вода. Клыкастая пасть разомкнулась, готовясь к броску — и Цинсюаня подбросило на постели. Спина была мокрой от пота, сердце билось в рёбра, как язык колокола, и в ушах стоял такой же звон. Потребовалась пара минут, чтобы успокоить дыхание. Приснится же! Но, вопреки дурному сну, на душе было не жутко, а тоскливо. Словно он потерял что-то очень важное без малейшей возможности когда-либо снова найти. Сон не шёл, и он решил попросить у брата успокоительных трав. Тот как раз пополнял запасы перед карой. Однако брата в покоях не оказалось. Должно быть, засиделся в библиотеке. Дверь в читальную была приоткрыта, из щели на пол падал тонкий белокурый локон света. Внутри спорили, и Цинсюань замер у двери, пытаясь понять — можно ли прервать разговор или лучше не стоит. — ...и вырву этому мерзавцу жабры, — брат был зол. Даже не просто зол, он был в бешенстве. — Ты меня иногда просто поражаешь, — на контрасте с яростным тоном Ши Уду голос Линвэнь звучал как монашеская мантра. — Умоляю, пробуди свой разум! То, что вы с Черноводом вообще уживаетесь на одной территории — уже неслыханная удача. А ты хочешь порушить хрупкий баланс одним взмахом руки, и ради чего?! — Я не намерен спускать подобные вещи! Он посмел... — судя по звукам, брат мерил библиотеку шагами: слышно было то хуже, то лучше. — Такое не прощают. — Да ты издеваешься! На нём — буквально — одна ссадина. Ведёшь себя как сердобольная тётушка, честное слово. А ведь это отнюдь не твой случай! — Я сотру его в пыль! — Сотрёшь ли? Мы до сих пор не знаем ни как он выглядит, ни где обитает! Зато очень хорошо знаем, на что он способен. Ты важен для Небес, ты сейчас один из сильнейших богов, а станешь ещё сильнее. Уверена, Император положится на тебя, как на своего преемника. Ты умён и талантлив. Не вздумай сотворить эту неслыханную глупость! Хочешь мстить Черноводу? Дело твоё. Но отложи эту месть хотя бы до третьей кары. — Что толку от моих талантов и силы, если я не в состоянии дать отпор жалкому демону?! Линвэнь рассмеялась коротко и нервно. — Это кого ты назвал жалким, демона Сюаня? Того самого, из-за которого у нас теперь нет бога Торговли, так что ты вынужден выполнять и его роль тоже? Если бы не Черновод и не его сложные отношения с рабовладельцами, старина Ван Лун до сих пор был бы с нами. А он, на минуточку, был сильнейшим после Владыки. То, что ты взял на себя обязанности прежнего Повелителя Торговли, уже само по себе опасно. — Я не покровительствую торговцам людьми, — брезгливо ответил брат. — Инфернальному чистоплюю это прекрасно известно. — Весьма разумно с твоей стороны, — ответила Линвэнь. — Но пойми, тебе нечего ему предъявить! Развяжи ты сейчас битву на море, и никто не поддержит тебя — ни Император, ни пантеон. Потому что ты единолично примешь решение похоронить мир, который выгоден всем. Причём сделаешь это исключительно из-за своей глупой прихоти! — Это не прихоть! Это жи… — А что это?! — теперь в ярости была Линвэнь. — Никто не умер и даже не ранен толком, пропажа возвращена, всё выглядит так, как-будто демон Сюань ведёт себя как подобает, а ты — как безмозглый боевой петух. — Прекрати! — Нет уж, изволь выслушать! Да, мы не знаем, что произошло, но даже если случилось нечто неприятное — никто не сможет этого подтвердить! Ты не думал, что он ради этого и провернул весь трюк с Необратимым Забвением? Захоти он убить, неужели думаешь, не смог бы? Не в той ситуации, любезный! В своей среде Непревзойдённый буквально держит чужие жизни на кончиках своих пальцев или что там у него. Бросать ему вызов в море — совершеннейшее безумие! Но даже одержи ты верх, битва с Черноводом покажется тебе сказкой перед лицом гнева Владыки. Ему дорог мир, и за поход против его слова он не погладит тебя по голове. Чудо, если после этого тебя не изгонят. Хочешь мыкаться веками в мире смертных, не находя себе места и пристанища, как наследный принц Сяньлэ? Хочешь опозорить своё имя и предков? Думаю, нет. Подумай и ты! За дверью воцарилось молчание. — Ненавижу, когда ты права, — пробормотал брат, и раздался хлопок, словно по чему-то мягкому ударили рулоном бумаги. — Ай! — По крайней мере, у тебя хватает благоразумия это признать, — смягчилась Линвэнь. — Пообещай мне, что не полезешь туда. Не станешь делать глупостей. — Вот ещё, — теперь брат звучал как обиженный мальчишка, которого принудили просить прощения после шалости, и Цинсюань улыбнулся: тот никогда не звучал подобным образом, когда говорил с ним. — Уду, пообещай. Мне. Сейчас же. Цинсюань улыбнулся и пошёл прочь. Он не понял, о чём шёл разговор, но что-то подсказывало: ждать завершения не следует. Голос Линвэнь ещё подавлял, но уже обрёл мягкие, благосклонные интонации. Так говорила когда-то мама, убеждая брата сделать то, чего он делать не хотел. Это было то немногое, что Цинсюань о ней помнил. Вот только у Линвэнь не было привилегии семьи, чтобы говорить с братом в подобном тоне. Допустимо ли такое для друга и если да, то для какого именно?.. Цинсюань добрёл до своих комнат и вышел на балкон. Над Небесной Столицей ярко сияли звёзды, словно огни хищников в чёрной морской воде.

***

Прошло чуть больше века, и в Столицу вошёл новый бог. Цинсюань увидел на главной улице незнакомую фигуру с мягким свечением божественной ауры и двинулся навстречу. Новый бог был одет в чёрное, скромно и неброско, лишь по рукавам и вороту его ханьфу змеились вышитые позолотой узоры. Блестящие волосы, забранные в высокий хвост на затылке, тёмным ручьём ниспадали до лопаток. Длинные и тонкие золотые серьги свисали почти до плеч. Цинсюань ускорил шаг. Они почти поравнялись, и стало заметно, что новичок чуть выше Повелителя Ветра, несколько шире в плечах, но тонок в кости, едва ли не худ. Неизвестный бог осматривался — внимательно и будто бы чуть опасливо. Его взгляд скользил по павильонам Столицы, по монументам, цветам и деревьям, и по мимо идущим небожителям. Лицо его было острым и угловатым, совершенно неприветливым, и лишь округлые щёчки, подходящие скорее ребёнку, нежели взрослому мужу, несколько смягчали картину. Цинсюань хотел уже окликнуть его, но тут новичок сам нашёл его взглядом — сердце пропустило удар, замерло и зашлось лихорадочно. Чёрные глаза, будто два лепестка персика, нарисованные тушью, казались знакомыми. Цинсюань их где-то уже видел. Но где? Он бы не забыл. Как такое забудешь?.. Незнакомец удивленно склонил голову к плечу, будто не понимая, отчего его сверлят взглядом. Цинсюань улыбнулся и помахал рукой. — Добро пожаловать в Небесную Столицу, мой друг! — сказал он, и брови напротив сошлись до тревожной складки. — Я вам не друг, мы даже не знакомы, — от звука его голоса Цинсюань едва не вздрогнул. Ощущение чего-то позабытого усилилось десятикратно. Это было подобно подживающей ранке на лопатке, которая зудит, но нельзя ни дотянуться до неё, чтобы почесать, ни даже посмотреть, как она выглядит. Очень мучительно. — Это легко исправить, — Цинсюань шире улыбнулся, чтобы скрыть внезапное волнение. — Я — Ши Цинсюань, Повелитель Ветра, — склонился он. Показалось, или во взгляде напротив мелькнуло подозрение? — Мин И, — ответил на поклон новичок. — Повелитель Земли. — Ты, должно быть, только вознёсся, Мин-сюн. — Мгм, — подтвердил тот, не шевелясь и не спуская с Цинсюаня тяжёлого взгляда. — Идём, покажу тебе всё. Для начала нужно наведаться к Императору, — он взял новичка под руку и потянул за собой по главной улице. И тот пошёл, то и дело косясь на Цинсюаня не то неодобрительно, не то просто растерянно. *** У Мин-сюна оказался суровый нрав. Он мало говорил, но внимательно слушал, редко задавал вопросы, очень любил поесть и не делал ни малейшего шага навстречу симпатии Цинсюаня. Казалось, перестань Повелитель Ветра с ним «дружить», тот и не заметит. Что, впрочем, совершенно не мешало ему закрывать Цинсюаня собой в минуты опасности и бинтовать его раны, отчаянно ворча, когда тот лез на рожон в их редких совместных вылазках. Трактовать эти противоречивые сигналы было временами утомительно. Однажды, когда день выдался неудачный, — ответы на молитвы выходили бесполезными, всё валилось из рук и даже случилось на ровном месте поругаться с братом — Цинсюань плюнул и не явился во дворец Земли ни поутру, ни к вечеру. В конце концов, какая это дружба, если дружит лишь он один? Катись к демону, Мин И! На следующий день легче не стало, лишь пришлось разгрести несколько неприятных последствий от убогих решений дня вчерашнего. Выходить из дома совершенно не хотелось, и Цинсюань не стал. Прежде чем показываться людям, нужно было восстановить собственное душевное равновесие. Он угрюмо перебирал мозаику из цветных стёклышек в саду, надеясь отвлечься на механическое действие и приятную картинку, когда на дорожке показались знакомые чёрные сапоги. — С тобой всё в порядке? — угрюмо спросил Мин И, не здороваясь. — Смотрите-ка, кто спохватился, — пробормотал Цинсюань. — Я думал, тебе такое не интересно, господин Повелитель Земли. — Не интересно, — буркнул тот. — Ах, Мин-сюн, ты такой последовательный, — язвительно ответил Цинсюань, и друг рассерженно пнул веточку, лежавшую на дорожке. Цинсюань знал, что если хочет продолжить обижаться — не стоит поднимать глаз, и всё же сделал это. Мин И смотрел на него мрачно и самую малость — виновато, хотя технически ничем не обижал Повелителя Ветра. Глаза в обрамлении длиннющих ресниц казались драматичными, словно Мин-сюн каждую минуту своей жизни играл в театре. На округлой щёке, тронутой нежным загаром, виднелся след от пепла: жёг по кому-то благовония или спускался в свой храм? Волосы были забраны безупречно аккуратно, как и всегда: друг был жутким педантом и не спускал себе ни малейшей небрежности во внешнем виде. У Цинсюаня засвербило в солнечном сплетении: густые волосы Мин И были перехвачены заколкой из чёрного перламутра, которую несколько месяцев назад подарил ему Повелитель Ветра. Нежная полуденная тень под деревом, где они находились, ласкала тёмную фигуру Мин И, оглаживая своими призрачными пальцами его плечи, и Цинсюань, смягчаясь от восхищения, понимал, что не может больше злиться. Какая разница, что друг не проявляет по отношению к нему нежности? Вполне достаточно, что он рядом и, кажется, не собирается уходить. Скорее, стоит подумать, уместна ли между друзьями та нежность, которую испытывает он сам. — Сходишь со мной выпить, Мин-сюн? Я знаю хорошее место, где отличное вино и димсамы. — Так с тобой всё в порядке? — придирчиво уточнил друг. — Да, — Цинсюань тяжело вздохнул и улыбнулся лишь самую малость натянуто, — со мной всё в порядке. Просто настроения нет. Он хотел бы никуда не идти, а просто предложить Мин-сюну лечь на травку рядом, положить голову Цинсюаню на колени и позволить перебирать свои волосы. Он почему-то был уверен, что те окажутся очень мягкими. Но они были знакомы всего несколько лет. Слишком мало для подобных жестов. Да и приемлемо ли такое между друзьями? Мин И недоверчиво прищурился, развернулся и пошёл прочь. Но вдруг остановился посередине дорожки и оглянулся. — Идём-нет? — нетерпеливо спросил он. Цинсюань просиял, сгрёб мозаику в шкатулку и закрыл крышку. Вот ведь асоциальный ворчун! Что мешало озвучить согласие? — Думаю, мне стоит переодеться, — он оглядел своё платье, кое-где измазанное травяным соком, пусть на светло-зелёном шёлке это и не было так заметно. — А впрочем, есть идея получше! — отряхнув подол, он сжал в ладони веер и перекинулся в женскую форму. — Ты же ещё не видел её, ведь так, Мин-сюн? Глаза Мин И распахнулись так широко, что на мгновение стали огромными, ресницы затрепетали, и Цинсюань зажмурился, чтобы унять вспыхнувший в груди жар. Таким — изумлённым сверх меры и, быть может, очарованным?.. — Повелитель Земли был совершенно неотразим. Он даже рот приоткрыл, и это ребяческое выражение мгновенно сделало его уязвимым. — Хороша? — подмигнул Цинсюань и немного покружился. Каштановые локоны плеснули по плечам, грудь под тонкими шелками слегка колыхалась в движении. Тело Повелительницы Ветра было настолько же изумительно на вид, как и по ощущениям. Цинсюань обожал эту форму. Мин И стоял на дорожке как вкопанный и молчал. Цинсюань подбежал, взял его под руку и прижался к твёрдому боку. — Идём, Мин-сюн! Сегодня ты гуляешь с прекрасной дамой. — И как же тебя зовут? — с непонятной язвительностью спросил друг. — Повелительница Ветров, Сюань-цзе! Но ты можешь звать меня А-Сюань. — Надо же, не соврала, — пробормотал Мин И себе под нос, и Цинсюань непонимающе захлопал ресницами. — С чего бы мне? Я вообще тебе не вру, Мин-сюн! Ты же мой лучший друг. Мин И помолчал. Оглядел Повелительницу Ветра с ног до головы, аккуратно поправил завернувшийся ворот её ханьфу. — Я тебе не друг, — сказал он наконец. Цинсюань закатил глаза. — Вечно ты так говоришь. Неужели тебе жалко ласки для прекрасной девушки? — Ты не девушка. — То есть? Мин-сюн, тебе что, глаза отказали? Нужно больше доказательств? Желаете уединиться, господин Повелитель Земли? Эй, Мин-сюн, Мин-сюн, не тяни так сильно! — Так отпусти меня и иди как знаешь! — Нетушки, даме нужен кавалер! Ну же, Мин-сюн, где твои манеры? Мин И фыркнул и перестал вырываться. Цинсюань украдкой коротко прижался щекой к его плечу — пусть ворчит и ругается. Главное, что не уходит. С остальным Цинсюань разберётся.