***
Ты всегда был для меня недосягаем. Разница в возрасте в восемь лет и твое патологическое нежелание зависеть от кого-либо оборвали нашу дружбу на корню. Мама говорила, что это у нас семейное. Стремление к неизвестности. Она научила меня всему, что я знаю: писать, читать, стрелять из лука, бороться. И вот однажды, в мой день рождения, она ушла. Исчезла, не оставив за собой никаких следов. Я не знала, что и подумать, и решила обратиться за помощью, написав письмо. Еду на вокзал, чтобы встретить вас. Вот уже вижу подъезжающий состав. Нетерпеливо переступаю с ноги на ногу. Сейчас я смогу наконец-то увидеть тебя. И вот вы выходите из поезда. Мы наконец поравнялись, но ты прошел мимо, даже не посмотрев в мою сторону, будто я пустое место. Я оборачиваюсь и, как последняя дура, кричу: — Мистер Холмс и… мистер Холмс! — Ты недоумённо оборачиваешься, не понимая причины оклика. Вдруг выражение твоего лица меняется. — Энола, —  в твоих глазах плещется изумление. И это слаще всяких похвал. На моем лице расползается глупая улыбка. Майкрофт оглядывает меня с ног до головы и тут же начинает что-то ворчать про перчатки и шляпку. Ты не произносишь ни слова, все ещё задумчиво покачиваясь из стороны в сторону. Потом мы ещё долго трясемся в экипаже. Ты по-прежнему молчалив. А вот и наш дом. Чувство гордости само собой разливается по телу. И я не премину поделиться этим со всеми. — Правда же он прекрасен? — Майкрофт смотрит на меня как на сумасшедшую. Ты равнодушно окидываешь взглядом родовое гнездо. Заходим внутрь. Мне не терпится похвалиться своими успехами. Однако, Майкрофт не оценил моего рвения. Увидев, что творится внутри дома, он принялся быстро расхаживать из стороны в сторону, громко стуча каблуками ботинок. — Во что превратили дом! И ведь я регулярно снабжал ее деньгами. Где весь этот свод слуг, о котором она писала в письмах? Где все эти лакеи, садовники, повара, гувернёры? В начинающуюся тираду вмешиваешься ты. — Энола, скажи, ведь у тебя была гувернантка? — Я отрицательно мотаю головой. Мой ответ не устроил никого, и вскоре вы покидаете комнату. Сказать, что я растеряна — это не сказать ничего. Не так я себе представляла приезд братьев. Мы столько лет не виделись, а они спрашивают меня о какой-то ерунде. Интересно, что они пошли сейчас обсуждать? Это будет легко узнать. Загадки и секреты никогда не пугали меня. Лишь моя мама всегда была той самой тайной, которую я была не в силах разгадать. Она слишком уважала свое личное пространство, чтобы пускать кого-то туда. Поэтому, в детстве, даже, если мне было очень-очень интересно, я должна была смирять своё любопытство и оставаться за порогом комнаты. Вот и сейчас я ловко пробралась по коридорам, чтобы найти нужную мне цель. Губы растянулись в улыбке. Дело легче лёгкого — дверь и так была распахнута настежь. Поэтому, никаких трудностей возникнуть не должно. Я потихоньку подобралась поближе и спряталась за стеной. Голоса глухо доносились изнутри. — Что творится? Собственная мать сбегает из дома. Она всегда была себе на уме. Вот зачем ей это надо, я понять не могу? Её задачей было воспитать Энолу, и что же вышло? Буйная дикарка с вздорным характером и полным отсутствием социализации. — Откуда тебе знать, почему она так поступила? Может быть, ей нужны были деньги. Тебе этого не понять, разве что тебе урезали жалование. — Так ты её защищаешь? Тебе-то какое с этого дело? В отличии от меня, ты не несёшь никакой ответственности. Семья никогда не волновала тебя. Итак, подведём итоги. У нас есть две проблемы: первая — это отыскать потерянную мать, а вторая — найти такой пансионат, который примет Энолу.  Что? Пансионат? Я ничего не понимаю. Зачем он нужен? Разве мне здесь плохо? Разве мама плохо меня обучила? Разве я не могу быть достойным членом общества?  Эти и многие другие вопросы вьются у меня в голове. Я не собираюсь больше спрятаться за стенкой. Я хочу узнать правду. И больше не скрываясь, захожу в открытую дверь. Роскошь. Удобные кресла. Бильярд. Едва завидев меня, ты изменяешь расслабленную позу на напряженную. Майкрофт недовольно глядит на меня. — Разве мать тебя не учила, что подслушивать чужие разговоры — это неприлично? — Она была самым лучшим учителем на свете! Вы должны проверить меня. Протестировать, понять что я знаю. Спросите по любой области: биология, философия, история, да что угодно! Только не надо пансион, пожалуйста, — лицо Майкрофта спокойно, невозмутимо. Он уже все решил для себя и моего мнения спрашивать не планировал. У меня остается последний шанс. — Шерлок! Шерлок, прошу тебя, проверь меня. Я ведь прочла все книги в библиотеке. Я много знаю. Но умоляю, умоляю тебя, не отдавай меня на эту каторгу, — и хоть ты сочувствующе улыбаешься мне, глаза у тебя словно покрыты коркой льда. И я понимаю — не поможешь. — Энола, прости. Майкрофт — твой опекун, и сейчас только он имеет право принимать решения за тебя. Я ничем не могу тебе помочь. Поверь, не всё так плохо. Там тебе будет только лучше. Обида комом подступает к горлу. — Да как вы смеете так говорить? Чтобы сказала мама, увидев вас сейчас? Разве она так вас воспитывала? — Ну раз она такая хорошая, почему же бросила тебя? — Майкрофт, как всегда, в своем репертуаре. Молодец, попал прямо в яблочко. Слёзы подступают к глазам, и становится нечем дышать. Я срываюсь с места и вылетаю из комнаты. С в о л о ч ь. — Энола! — Запоздало кричишь ты. Всё. Поздно. Уже ничего не исправить. Рваная рана зияет прямо посредине рёбер. Больно. Горько. Обидно. Бегу, что есть сил, не воспринимая ничего вокруг. Прихожу в себя, лишь оказавшись перед старым дубом. Прекрасное место, чтобы побыть одной. Забираюсь наверх. Ветер обдувает лицо холодной струей, заставляя зажмуриться. Превосходно. Свежий воздух успокаивает. Закрываю глаза. Сердце бешено скачет в груди, того и гляди выскочит наружу. Делаю вдох. Почему? Выдох. Почему им плевать? Вдох. Разве я что-то не так сделала? Выдох. Может быть Майкрофт прав? Вдох. Мама, зачем ты ушла? Выдох.  Вдруг совсем рядом раздается шорох. Свешиваюсь вниз, чтобы посмотреть, кто же этот неожиданный нарушитель моего спокойствия. Натыкаюсь на две голубые льдины. Морщусь. Опять ты. — Шерлок, уходи отсюда. Зачем ты пришел? Я ведь ясно дала понять, что хочу быть одна. — Энола, извини. Я правда не мог ничего поделать, ты знаешь. Майкрофт — твой опекун. Я не в силах противоречить ему. Энола, — твой голос становится уговаривающим, — ну давай, хватит дуться, слезай вниз и поговорим нормально.  Внутри меня вновь загорается гнев, и я вспыхиваю словно спичка. — Не дуйся?! Не дуйся?! Ты в своем уме, Шерлок? Моя мама пропала, Майкрофт хочет упечь меня в пансион, моя жизнь разваливается по швам, а ты предлагаешь мне успокоиться?  — Эй, ну хватит. Все я прекрасно понимаю. У тебя сейчас непростые времена, но это не значит, что ты можешь срываться на всех подряд. Ты поддалась эмоциям — это объяснимо, но неуместно. — Эмоциям? Так ты знаешь это слово? Вот уж не думала. Ты не можешь испытывать эмоций, Шерлок. Ты живешь разумом, а не сердцем. Пытаюсь спуститься с дерева. Неожиданно нога соскальзывает с опоры, и я чуть не сваливаюсь вниз, успев в последний момент схватиться за ближайшую ветку. Оказавшись на земле, понимаю, что все ещё слишком взвинчена. Натыкаюсь на твой недоуменный взгляд. Обида, перемешанная со злостью, выливается наружу. — Что? Разве я неправильно сказала? Шерлок, ты не был дома десять лет! И лишь исчезновение мамы заставило тебя вернуться. Почему ты не приезжал раньше? — ты отвернулся, задумавшись о чём-то. Твой взгляд на мгновение затуманился, но вот уже через секунду ты вновь собран и серьёзен. — Я был очень занят. — Тогда почему не писал? — Ты ждала писем? — ты удивлён. Усмехаюсь. Ты даже не представляешьн а с к о л ь к о.
— Я собрала все вырезки статей про тебя, какие только смогла найти. — Это льстит, — самодовольно улыбаешься. Ты думаешь, я сделала это, чтобы восхищаться твоим талантом сыска? Как же ты ошибаешься. Это для всех остальных ты — Шерлок Холмс, выдающийся детектив, который раскрыл кучу сложнейших дел. Но для меня ты просто Шерлок, мой старший брат, которого я не видела всю жизнь. Мне все равно, станешь ли ты когда-нибудь величайшим сыщиком в истории или нет. Мне лишь хочется, чтобы ты был рядом. Чтобы больше никуда не исчезал. Подсаживаюсь ближе. Теперь ты совсем близко, только руку протяни. — Как думаешь, мама ушла навсегда? Она больше не вернётся? — внутри все скручивает узлом от такой мысли. — Конечно, нет. Ты ведь знаешь, у мамы на все были свои причины. Она всегда поступала по-своему. Будет очень увлекательно узнать, почему же она это сделала. Нет ничего лучше ощущения раскрытой тайны. — Шерлок, мне не нужны никакие тайны! Я всего лишь хочу найти мою маму и вернуть свою прежнюю жизнь. — Тогда ищи что есть, а не чего ты хочешь. Ты смотришь так пронзительно, словно понимаешь, что творится у меня в душе. И от этого становится дурно. Отмахнувшись глупейшей отговоркой, пытаюсь поскорее уйти. Но уже встав, слышу негромкое вслед: — В детстве ты была робкой девочкой. У тебя была шишка по имени Дэш, которую ты везде таскала с собой. Папа ещё бегал за тобой, крича: «Убери эту псину из моего дома!» Это все, что я помню о тебе, — я словно врастаю в землю. Откуда? Откуда ты узнал? Причём не что-то поверхностное, вроде хобби или занятий спортом, а сокровенное, уже порядком покрывшееся пылью, но от этого не менее важное. Да так четко и глубоко, будто это было вчера. Откуда, Шерлок? Неужели ты помнишь? Воздух встал поперёк горла, мешая что-то сказать. Прокашливаюсь. Со стороны это выглядит, как будто я заболела. Хотя, так оно и есть. Я заболела. Тобой. Стоп. Что? Осознание камнем обрушивается на голову, выбивая почву из-под ног. Нет, нет, нет. Этого не может быть. Может. Ещё как может — шепчет разум. Да когда же я успела влюбиться? Мы десять лет не виделись! Значит ты любила его все это время. Я влюбилась в своего старшего брата. Звучит как приговор.***
Я сбежала. Сбежала, напав на след мамы. Я просто обязана отыскать ее. Сбежала от невыносимого Майкрофта, переодевшись в мужское. Теперь он никогда меня не найдёт. Сбежала от себя. Об этом не хочется говорить. Я бы не смогла вынести ещё хоть один день наедине с тобой. Добралась до соседнего вокзала. Села в поезд. Казалось бы, ничего не предвещало беды. Но и здесь я умудрилась стать участницей одного громкого дела о маркизе. Познакомилась с виконтом Тьюксбери. Смешной парнишка. Все время шутит, острит. Спрыгнули с поезда. Весь мой план полетел в Тартарары. Теперь за нами охотится какой-то человек в котелке. Отлично. Этого только и не хватало. Какие же дурацкие волосы у этого маркиза. Каштановые, отливающие рыжиной, и собраны в какую-то безумно модную причёску. Хотя, видок у неё конечно так себе. Так не похожи на твои, угольно чёрные, всегда спадающие мелкими кудрями. Пришлось отрезать. Бредём по какому-то полю. Остановились. А он добрый, этот виконт, понимающий. И глаза такие тёплые-тёплые, словно расплавленный янтарь. Но душно мне от этой теплоты. И хочется окунуться в ледяные воды Атлантики, да так, чтобы с головой. И не выплывать никогда. Помогу ему. Жалко парня, вся семья ополчилась, вот и убежал. А вообще он хороший. Да и смотрит так, что становится понятно — запала в душу. А мне все мерещатся да мерещатся ледяные глаза. Глупое сердце, ведь ему не скажешь, кого надо любить, а кого — нет. Раскрыли дело. Оказалось, это бабка задумала убрать внучка. Вот же старая карга. Ну и поделом ей, будет знать, как со мной связываться. Попалась. Майкрофт, сволочь, умудрился выловить. Отправил в этот пансионат. Обидно. Думала — раскрою какое-нибудь громкое дело, и конец притеснениям. Так все же наоборот. Теперь мне и из комнаты выйти нельзя. Даже еду туда носят. И вот в один из таких унылых бесцветных дней я сидела и листала старую газету. Раньше я пыталась связаться с мамой, хотя теперь понимаю — безрезультатное дело. Вдруг стук в дверь. Иду открывать, заранее ожидая увидеть директрису, с ее вечными нотациями. Распахиваю дверь. На пороге ты. Земля уходит из-под ног. Но как? И зачем? Продолжаю стоять, глупо уставившись в одну точку. — Энола, — ты чем-то обеспокоен. — Можно войти? Прихожу в себя и, как болванчик, киваю головой, пропуская тебя внутрь. Ты проходишь в комнату и начинаешь нервно расхаживать туда-сюда. В этот момент ты так похож на Майкрофта, недаром вы братья. Но вспоминать о нем сейчас совсем не хочется. Ты указываешь на ближайший стул. — Садись. Я приземляюсь, все ещё не понимая цель твоего визита. — Ну, что ты хотел, Шерлок? Говори, — ты оказываешься напротив меня, задумчиво перебирая волосы. Значит, и правда что-то серьезное. — Итак, Энола, я наслышан о твоих приключениях. Что уж таить, сам Лестрейд сказал мне об этом. И я принял такое решение… — ты приостанавливаешься, а у меня сердце в пятки уходит. Тороплю тебя. — Так вот. Принял решение похвалить тебя, — мое лицо вытягивается от непонимания. — Я горд тобой, Энола. Не каждому дано раскрыть такое дело. Но ты это сделала. Молодец! Радость лавой разбегается по телу, обжигая все внутри. Щеки алеют. — Спасибо. Ты ведь правда так думаешь? — удивленно качаешь головой. — А как же. Стал бы я говорить иначе? Кстати, у меня тут для тебя есть подарок. Нашёл недавно, решил отдать тебе. Ты достаёшь из кармана свёрточек и протягиваешь его мне. Разворачиваю и не верю своим глазам. Шишка, потрепанная, покрытая пылью, но моя. Дэш. Слёзы бегут по щекам. Не забыл. Нашёл. Принёс. Большая рука мягко опускается на плечо. — Мне уже пора идти. Счастья тебе, Энола! — ты так же неожиданно, как и появился, удаляешься. Я не успеваю среагировать, так и оставаясь сидеть с шишкой на руках. Опомнившись, поднимаюсь на ноги и иду закрывать дверь. Больше я никого не хочу видеть сегодня. Но стоит мне лишь коснуться ручки, как дверь содрогается, и вдруг вновь появляешься ты. Встрепанный, словно только что бежал, с лихорадочно мечущимися глазами — ты производишь странное впечатление. Я никогда не видела тебя таким. Ты вновь снуёшь по комнате, а потом вдруг останавливаешься как вкопанный и устремляешь на меня нечитаемый взгляд. В таком молчании проходит какое-то время. Неожиданно ты произносишь: — Прости. Подходишь ближе. Останавливаешься. Совсем близко. Твоё дыхание щекочет нос. Время тянется бесконечно долго. И вдруг наклоняешься, впечатывая губы в мои. Целуешь, как в последний раз. Вжимаясь всем телом. Не оставляя свободного места. Кожа к коже. Твои губы сухие, а щетина колется, но мне плевать. Потому что нужно. Потому что хочется. Потому что до боли правильно. Наконец. Выдыхаю. Ты неверяще глядишь на меня, пытаясь понять, где ошибка, подвох. Ты шёл сюда, ни на что не надеясь, на свой страх и риск, и подумать не мог, что тебе ответят. — Так ты тоже… — твой голос хриплый, на несколько тонов ниже, словно ты простудился. — И давно? — Долго, а ты? — Тоже, правда понял только сейчас. Голова идёт кругом. Получается. Мои. Чувства. Взаимны? Мосты сожжены. Мы стоим напротив друг друга, напряженные словно оголенные провода. Подхожу ближе, тянусь к тебе. Ты охотно льнешь к моим рукам, и мы пропадаем. Навсегда. Что ж, я не против. Да, будет сложно. Но назад пути нет. Если любить тебя — это пламя, то я готова сгореть заживо. Прости, виконт Тьюксбери. Ты славный парень, но я всегда любила лишь ледяные воды Атлантики. моей Атлантики.