Горе-октябрь

Когда упадут все осколки С шипеньем болезненным вниз, Ты выйдешь - насмешливо тонкий - Из шелеста старых страниц. Надменно поправишь манжеты И пряди откинешь с плеча, Заметишь меня в тусклом свете... /Ладони кровоточат/ Не надо смотреть недовольно. Не надо со мной говорить. Ты знаешь, что страшно, что больно, Что пусто и мерзко внутри. От змея с безумия статью Лишь в памяти бледный оскал - От лика, налитого властью, Лишь в плоти куски от зеркал... ...Ложатся на стол из сумки Перчатки, флаконы, бинты: Холодные тонкие руки Кровавые лечат следы. По венам изрезанным, лишним, Тампоном пройдясь горячо Ты вновь усмехнешься: "Мальчишка!" И хмыкнешь потом: "Дурачок, Не бойся, ведь я эскулапом Всей знати придворной служил!" И стянешь два края царапин Над сеткой натянутых жил. И где-то внутри щелкнет пастью Забытый замученный зверь. Коснешься губами запястий. Потом - не запястий. А вверх... ...И жарким дыханием рваным Прошепчешь у губ через акт: "Прости, но душевные раны Могу исцелить я лишь так"