Лютики

      Стэн ни черта не знает о флориографии, но в этом разбирается его мама, а её он любит очень сильно и, пожалуй, старается угодить, даже если кто-то бы посчитал его маменькиным сынком. Вообще-то, оскорбить его некому, даже Эрик любит свою маму, как бы не истерил, что в их возрасте уже пора становиться самодостаточными. Нутром Марш ощущал, что именно Эрик дольше всех будет сидеть под мамкиной юбкой, не потому, что ленивый говнюк, хотя и это тоже, а потому, что с годами он стал мягче и не смог бы бросить Лиэн без ужасающих мук совести.       О флориографии Стэн впервые услышал в свои двенадцать, когда думал, как извиниться перед Вэнди, а мама посоветовала ему незабудки. Стэн не понял почему, это ведь не прекрасные популярные розы, не какие-нибудь тюльпаны, а… странные светлые цветочки. Шерон объяснила ему, что такое «язык цветов» и вместо «истинной любви — незабудок» он выбрал яркую мальву, означающую, что он был истерзан этой любовью. Вэнди удивляется выбору, а Стэн говорит, что цветы отражают его чувства к ней. О том, что она не полюбопытствовала об их значении он догадывается, когда спустя пару дней Вэнди всё ещё ведёт себя как обычно, может быть, она решила, что экстравагантные цветы напоминали о ней, потому что она носит такую же яркую куртку.       С Вэнди Стэн расстаётся в четырнадцать после череды новых глупых ссор и обид на замеченный прыщик, который, вообще-то, Стэн не заметил, пока девушка сама на него не указала. В этот раз Стэн расстался с Вэнди сам, впервые, полностью понимая, что это их последнее расставание. Он учится принимать и понимать себя, а потому пытается перестать потакать своим страхам. В том числе страху остаться в одиночестве. Пусть Кенни говорил, что Вэнди не последняя девчонка на земле, разве так легко это услышать, когда ты был влюблён так много лет? Шесть лет — это немаленький срок. Влюбиться впервые в восемь, может быть, сложно, но не невозможно.       Стэн делает перерыв от каких-либо отношений, а остальные мальчишки, наоборот, будто пробуждаются от сна, начиная активнее интересоваться девочками, чем в их десять или двенадцать лет. Вечной парой остаются лишь Твик и Крейг и, что удивительно немного, Баттерс со своей девочкой из Канады. Стэн не знает, что чувствовать, когда через год Твик и Крейг расстаются с ужасным скандалом, видеть слёзы Такера настолько жутко, что Стэна мучают кошмары ещё целый месяц, а Баттерс сообщает друзьям, ни капли не расстроенный, что порвал со своей подругой и будет двигаться дальше с кем-то, кто рядом.       Удивительная и странная жизнь продолжает подкидывать Стэну сюрпризы, потому что Твик и Крейг снова становятся парой прямо на его дне рождения. Все эти… неловкие взгляды друг на друга, чуть провокационные вопросы, ведь, как же так, тебе, Марш, шестнадцать, ты уже два года одинок. Стэн возвращает ту же монету, спрашивая, почему же за год эти двое тоже одни и… всё случается как-то само. Скандал, крики, Твик кидает в Крейга бутылку шампанского, Крейг кидается на Твика с кулаками, а достаётся Стэну, который разнимает их, хватая обоих за волосы. Это не самый ужасный его День рождения, но Стэн не ожидал такого от своего шестнадцатилетия. Девятилетие, впрочем, до сих пор снится Стэну в кошмарах где-то на той же позиции, что и слёзы Крейга.       Они втроём сидят, шипя от болезненных синяков, пока Кайл и Баттерс ищут аптечку в доме Стэна, а Эрик в это время тихо подъедает со стола наперегонки с Кенни. Стэн не волнуется об этом, потому что еды дома много, на свору голодных подростков, даже хватило бы на свору Кенни, ест тот, когда выпадает шанс, в разы больше Картмана. Крейг и Твик тихо переругиваются и в какой-то момент Такер зло называет Твика сбрендившим подсолнухом. Стэн впервые вмешивается в двустороннюю ругань, вспоминая известный ему факт о значении подсолнухов.       — Подсолнух — это «чистота помыслов, их возвышенность», — Крейг и Твик смотрят на него как на идиота, удивлённо переглядываются, пока Марш замечает их переглядки лишь краем глаза. Кажется, они думают, что приложили его сильно, это правда, но затем… какая-то нелепая неловкая пауза. Крейг краснеет до кончиков ушей, Твик нервно заправляет волосы за ухо. А потом они берутся за руки, и Стэн ощущает себя жертвой чужого сексуального напряжения. Через час, когда все ушибы обработаны, Твик и Такер сосутся прямо за диваном, а Стэн грустно хмурится, когда даже от газировки рану на губе болезненно щиплет.       Через неделю Крейг и Твик приглашают его в кофейню, угощают самыми вкусными пирожными, которые Стэн когда-либо ел, а потом, как-то между извинениями и пирожными, спрашивают про цветы. Он рассказывает, не слишком увлечённо, но уверенно, его мать очень любит нарциссы, а когда отец дурит, Стэн всегда находит ей веточку бузины, чтобы выразить сочувствие. Удивительно, но его слушают с интересом, а через какое-то время Стэн замечает, как Крейг дарит Твику веточки сирени…       Откуда в этом городе берутся цветы, да ещё и не в баснословную цену, Стэн даже не думает. В Южном Парке так много странностей, что проще посчитать нормальные события, чем выяснить, откуда растут ноги у очередной странности. Кенни подначивает Стэна попробовать что-нибудь эдакое, вещает про девочек из колледжа и их потрясающие формы, Кайл подбивает сосредоточиться на учёбе, а Эрик просто… Дразнит хиппи, как-то даже безобидно. Будто бы вскользь интересуясь, в порядке Стэн или нет, прощупывает оскорблениями почву.       Кайл, Кенни и Баттерс выросли одними из самых высоких парней в классе и Стэн чувствует себя рядом с ними таким… средним, но, хотя бы, он не один. Просто у них общая компания и это чувствуется, когда ты дышишь другу куда-то в плечо. Зато, всегда удобно уложить больную голову поудобнее, а друг не оттолкнёт, намного удобнее, чем если бы они были одного роста. Стэн не думает о том, сколько раз Вэнди намекала на его короткие ноги, но в этой разнице в росте он винит именно их, хотя, вообще-то, всё у него пропорционально. Не всем же быть дылдами, как Такер! Глядя на друзей Стэн думает о глупом сравнении, что они растут как камыш или бамбук, но он отгоняет эту ерунду из головы, выслушивает очередные шутки-колкости, хмыкает на предложение с кем-то познакомить его. Может быть, Стэн просто перерос уже стадию отношений? Может быть, ещё недостаточно привык к новому себе? Ему просто нужно время и, к счастью, друзья принимают это.       На Дне рождения Эрика много алкоголя и Стэн зачем-то перебарщивает, хотя осознавал это и мог себя остановить. Кажется, он просто не хотел, хотелось расслабиться и творить любую ерунду, оправдывая всё лишним стаканом, а может и бутылкой, как много он выпил заметили все, но молчали, потому что Марш смеялся и веселился. Эрик позвал весь класс, к удивлению, пришли все, не так уж ненавидя жертреста, скорее, раздражаясь из-за его характера и дурных привычек. Эрик отбирает у Стэна бутылку, подпихивает ему бутерброд, чтобы брюнета не развезло так быстро, но, кажется, уже поздно.       Стэн весел, пьян, одинок и готов к чему-то новому больше, чем когда-либо. Готов признаваться в том, кто он есть на самом деле, готов показать миру настоящего себя и неважно, какая будет реакция. Пока Твик и Крейг лениво сосутся у входа на кухню, Стэн позволяет себе расслабиться, быть втянутым в бутылочку, но не с поцелуями, а семью минутами в раю. Ему попадается Кенни и они просто пьяно смеются, пока сидят в шкафу, сбивают все вешалки и еле-еле вываливаются обратно на свет божий. Стэн не запоминает кто там попадается ещё в ловушку шкафа, а потом его подталкивают к шкафу снова, и он смотрит на Баттерса снизу-вверх.       Стотч к таким… развлечениям не привык. Лишь не так давно он начал обретать какую-то свободу от родителей, удивительно, но его бабушка оставила всё наследство именно внуку, так что теперь родители Лео даже слегка… потакали ему, чтобы это не значило. Баттерс, в любом случае, не знает, что нужно делать, смотрит на него испуганным ребёнком. Стэн знает, что будь тут с ним девчонка, Лео бы вёл себя посмелее, а вот как быть с другом и парнем? Просто переждать эти семь минут? Это лучший вариант, но Баттерс неловко мнётся на месте и слабо улыбается.       — И… что обычно делают?       — Целуются. Хочешь целоваться? — Без сомнений спрашивает Стэн и видит, как шокированно расширяются чужие глаза.       — Вы с Кенни…       — Он не предлагал, — Стэн перебивает Стотча, может быть, слишком резко, а затем дёргает за кофту на себя, заставляя наклониться, ну куда ноги-то отрастил, столб фонарный. Стэн врезается губами в чужие губы, посасывает нижнюю, прикусывает и лижет-лижет-лижет, издавая тихий скулёж. Марш умеет целоваться, хоть и закончилась его любовная карьера в четырнадцать, но за несколько лет с Вэнди они оба отточили умение поцелуев как следует. Баттерс совсем целоваться не умеет, позволяет Стэну делать всё, что тому вздумается, щурится, жмурится, цепляется за плечи Стэна, то ли не давая приблизится, то ли отстраниться и дышит тяжело и надсадно.       Вообще-то, Леопольд «Баттерс» Стотч не гей, а Стэнли Рэндал Марш не натурал, но кого это сейчас волнует? Когда заканчивается время дверцы открываются резко, свет ударяет полуприкрытые глаза и Стэн отстраняется, недовольно хмурясь, оттягивая в последний раз чужую губу.       — Охренеть! Вы что, сосались?! Вы по мальчикам?! — Клайд давится пивом, смотрит на них во все глаза, будто не насмотрелся на своих друзей за столько лет, а потом моргает ошалело, панически не зная куда деть руки и куда смотреть, когда Стэн смотрит прямо на него и смеётся.       — По мне, так все варианты хороши, чувак. Какая разница мальчик или девочка? — Стэн признаётся в том, что би легко… даже как-то слишком. На него косятся друзья, но молчат, Баттерс смущённо бормочет привычную фразу куда-то в пустоту, а Стэн плюхается рядом с Кенни, который тут же возмущённо на него смотрит.       — То есть с Баттерсом ты сосался, а со мной нет?!       — А ты не предлагал! — Весело отвечает Стэн и пищит, как игрушка Спарки, когда Маккормик обливает его пивом и тут же звонко чмокает в мокрые, покрытые пивом щёки. Вечеринка расползается к четырём утра, все расползаются домой уже чуть протрезвевшие, а Стэн и Кенни даже не прекращали пить, зная, что останутся на ночь. Баттерс помогает Картману со спальными мешками, Кайл хмуро возвышается над друзьями, а затем вдруг теряется и кашляет в кулак.       — Значит… Тебе нравятся парни?       — Ага. И девушки. Я би, — Кайл кивает, принимая это к сведению, затем хватает Стэна за плечи и тащит умываться. Умыть Стэна задача не из лёгких, но всё равно, Брофловски мучается, а продолжает. Баттерс приносит чистую фубтолку и трусы, Стэн с трудом переодевается сам, еле доползает до гостиной и падает на мешок, не удосужившись в него забраться. Картман хоть и бурчит на него, а одеяло из своей комнаты притаскивает, накрывая друга с головой.       Утром у Стэна нет похмелья, а Кенни хнычет, что лучше бы застрелился, чем терпел этот кошмар. Баттерс делает оладья, Эрик бухтит на них, убирая мешки, а Кайл обзванивает их родителей, елейным тоном сообщая, что у них всё прекрасно. Удивительно, что те верят, будто не слышали, как их пьяные дети вчера орали на весь дом и блевали за забор. Впрочем, в Южном Парке всегда проще перечислить нормальные вещи. Поведение родителей в список не входило никогда.       Второй раз Стэн целует Баттерса будучи трезвым и, вау, даже вменяемым. Они застревают в доме Брофловски всей дружной компанией, потому что идёт дождь, Маршу ехать домой слишком опасно, Стотчам до лампочки, где их ребёнок, Эрик у Кайла бы прописался, будь его воля, а Кенни… это Кенни. Кто вспоминает про день рождения Эрика Стэн не уверен, прослушав часть разговора, но Кенни спрашивает со смехом, какого это было, целоваться с Баттерсом. Стэн пожимает плечами, пинает Маккормика в бедро, а потом тянется к Стотчу и, когда тот тянется в ответ, целует. В этот раз… всё немного иначе, так что это не совсем честно, но какая разница? Баттерс целуется в десять раз лучше, будто вспоминает всё, что успел подсмотреть у Стэна, а может быть где-то и освоить успел. Это становится неловким и жарким, Баттерс цепляется за него слишком сильно, притираясь бедром и останавливаются они, когда Кенни издаёт задушенный хрип и писк. Обернувшись на друга, Марш показывает тому язык и начинает смеяться, как ненормальный, когда его называют больным придурком.       — Как ты вообще додумался целоваться с Баттерсом?       — Хей! — Баттерс, кажется, немного обижается, но Стэн понимает, что Кайл имел ввиду не то, что можно подумать. Просто Кайл умел быть грубым, даже не имея ввиду ничего такого. Стэн пожимает плечами.       — Почему нет? Баттерс красивый, так? А ещё похож на лютик. Такой… Жёлтенький.       — Ты пьяный, что ли? — Удивлённо спрашивает Брофловски и Стэн фыркает, надув обиженно губы.       — Да иди ты!       Забавно, а прозвище закрепляется. «Баттерс» вдруг превращается в Лютика и через месяц его так называют даже учителя. Марш бы посмеялся над своим странным талантом делать что-то популярным, но это слишком грустно, чтобы быть смешным. Контролировать этот великий, но бесполезный дар, он не умеет. А потому и бесполезный. Будь эта сила хоть каплю ему подконтрольна, Картман бы уже взял это на вооружение и сделал бы их всех невероятно богатыми. Конечно же, себя в первую очередь. Ну и Стэна, потому что Эрик из тех, кто не теряет золотую жилу по глупости, он уже вырос из этого.       Баттерс-Лютик на новое прозвище не обижается, говорит, что ему даже нравится, это очень мило, а ещё не вспоминает про поцелуй. Впрочем, как все в их компании, это просто данность, но теперь Кайл спрашивает, нравится ли Стэну какая-нибудь девушка или парень, а Кенни предлагает расширенный прайс-лист знакомств. Эрик язвительно напоминает про контрацепцию «не только из-за залётов» и напоминает «регулярно посещать проктолога». Стэн ворует у него чипсы, так что они в расчёте.       Однажды Крейг спрашивает за обеденным столом, что значит «лютик», а Стэн поясняет под удивлённые взгляды, что лютик — это «богатство». Марш не объясняет всю ситуацию, но Твик буквально на пальцах рассказывает про язык цветов и, не сдерживая ухмылку, Кайл спрашивает, кто же тогда он.       — Туя. Это «вечная дружба», — Стэн смеётся, видя шок друга, когда тот в шоке уточняет, что Стэн только что назвал его сосной, — Ага. Ты сосна, чувак. Туя.       Кенни захлёбывается смехом, подкалывая Кайла на тему отсосов и, получив по лицу кулаком Брофловски, немного успокаивается. Стэн думает, что Кенни это колокольчик удачи, хотя, может быть, это иронично, а Картман — репейник, который, вообще-то, говорит о благодарности, Стэну есть за что сказать другу спасибо, даже если на первый взгляд всё дико невзрачно. О себе Стэн старается не думать, потому что… зачем?       Третий раз Баттерс целует его сам, хватает после школы за ворот куртки, тянет на себя и жмётся снова, будто чего-то боится. Наверное, как и в первый раз, самого Стэна, губами он в него тычется неумело, будто всё позабыл, смотрит тоскливо. А потом выдыхает, не видя злости и отвращения, улыбается робко, кусает пухлые губы и нервно трёт тонкий шрам на лице, дурная привычка.       — Стэн… ты нравишься мне. Очень-очень, — Стэн вдруг думает, что он в курсе. И даже давно. Наверное, правда, это давно должно было пройти. Но, видимо, нет. Баттерс Стэна ненавидел, кажется, когда-то, всем своим чутким сердцем, потому что Марш был полнейшим придурком… А потом помыкал им, будто из мести, потому что Стэн вдруг стал с ним таким мягким и добрым… И дружбу их ценить отчаянно начал. Но и это быстро стало чем-то стыдным и вот Баттерс вновь стал обычным собой, но в этот раз у них, у их дружбы, всё было взаимно. Только дружбы там не было, какая-то глупая детская влюблённость, наверное, во всю их компанию по очереди. Каждый узнавал себя по-разному, Стэн понимал это как никто другой.       — И сдался я тебе, Лютик…       — Сдался. Очень!       Стэн кивает с умным видом, теряется немного, потому что не знает, что сказать. Вообще-то… он даже немного счастлив, только вот… Стэн — это аконит. А Лео — Лютик. Лео — маленькое солнце в ладони, ядовитое, вообще-то, но в малых дозах яд — лекарство. Стэн это слюна адского пса, упавшая на землю, расцветающая жгучим фиолетовым отрава из пасти чудовища.       Лютик — это богатсво, а Аконит — мизандрия, ненависть к человеческому, порочному. Может быть, врач немного ошибся в диагнозе шесть лет назад, однако, всякий мизантроп — циник, но далеко не всякий циник — мизантроп. Стэн хмурится, глядя в светлые, серые глаза, ощущает колкий стыд, цепляясь взглядом за шрам, а затем прилив нежности, когда думает о чужих губах. Стэн ненормальный немного, он мастерски отравляет всех, кто ему дорог, это особый талант и дар, один из его многих и незамеченных.       — Значит, всё-таки, сдался? — Стэн уточняет ещё раз, ну так, на всякий случай. Он совсем отвык за два года от отношений, но Лео вновь кивает и уже сам становится увереннее, хватаясь за руки Стэна. Марш думает, что Леопольд — это точно тот, кто его не идеализирует. И менять не будет. Он вообще в числе первых всегда говорил Стэну, что тот задница. Но милая и хитрая задница!       — Будешь со мной встречаться?       — Я… да. Буду. Лео, а ты знаешь, что такое «аконит»?       — Да! Конечно! Это такой высокий, фиолетовый лютик! Ядовитый, правда, но какая разница, если красивый, верно? — Стэн теряется, замирает и смеётся немного нервно. Точно, как он мог забыть со всем этим тайным языком и смыслом. Аконит… Это тоже, вообще-то, лютик. И даже красивый.