***
Погода стояла такая же унылая, как сырость камня печально известной крепости Нурменгард. Снаружи бушевала буря, а трое мужчин заходили все глубже и глубже в здание. Двое из них были охранниками в тусклой форме и с авторитарным видом. Между ними, больше спотыкаясь, чем идя, шагал странный мужчина с черными как ночь волосами, изумрудными, хитрыми глазами и кривой ухмылкой. Несмотря на то, что он был закован в оковы, он выглядел не побежденным, а довольно ожидающим. Пришли. Трио остановилось перед тяжелой стальной дубовой дверью. Замков было множество, а сама дверь была покрыта крошечными резными рунами, написанными паучьим почерком. В конце концов, побег от заключенного, который здесь проживал, был бы совершенно катастрофическим. Ухмылка черноволосого мужчины расширилась до акульей, безумной и харизматичной. Его втолкнули в дверь. В камере — что бы это еще было? — отдыхал бледноволосый мужчина с закрытыми голубым и черным глазами, ровное и глубокое дыхание. Медленно его глаза открылись, и он сел, несколько раз моргнув, все осознавая. Ворон просто стоял, прислонившись к грязной стене, его улыбка становилась все нежнее, пока не стала такой же мягкой, как у матери по отношению к своему ребенку. Но, конечно, люди в этой камере были далеки от материнского типа. Между ними пела магия, их глубокие темные ауры переплетались и танцевали вместе, как будто они были разлучены слишком долго. Наконец, после долгого момента оценивания друг друга, бледноволосый мужчина засмеялся глубоким, громким смехом, который однажды вселял страх в сердца как союзников, так и врагов. Эта вспышка заставила его задыхаться на полу, его несоответствующие глаза сияли чистым весельем. — Адриан, Адриан, так любезно с твоей стороны навестить меня… что привело тебя сюда? Я вижу, твое окончательное падение наконец-то произошло… Это случается с лучшими из нас, не так ли? — Геллерт, дорогой, можешь ли ты действительно смеяться надо мной, когда сам на этой свалке десятилетиями? Блондин встал, и два волшебника стояли лицом друг к другу, их лица были всего в нескольких дюймах друг от друга. Их магия просачивалась из каждой поры, переходя в ритм древней, невоспетой мелодии. Где кончилось одно и началось другое? Это имело значение? Из-за холода в камере мужское дыхание выдыхалось короткими клубами пара. Проходил дементор. Это не остановило. Он никогда не останавливался, он слишком боялся обитателей камер, чтобы когда-либо делать такую глупость. Внезапно Геллерт наклонился вниз, пока его губы не соприкоснулись с губами другого Темного Лорда. С прошептанными мольбами и задушенными стонами ночь превратилась в красный рассвет, красный, как кровь. Какая ирония заключается в том, что цветом Победы были первые два побежденных лидера, которые увидели, проснувшись, переплетенные и обнаженные, как в день своего рождения… Мужчина с волосами цвета воронова крыла обнимал другого, гедонистичный и бесстыдный. Его смех был нежным и внушающим страх, как колокол или звон. Охранник убежал. Блондин поерзал и тоном, так контрастировавшим с его острой, как нож, ухмылкой, произнес: — Дорогой, дементоры убегают, когда ты смеешься… Другой мужчина, казалось, плыл в своих снах, довольный и практически мурлыкал на коленях другого. Открылся один изумрудный глаз, затем второй, и он отделился от своего возлюбленного. — Только потому, что они знают, кто их настоящий хозяин. — Их настоящий хозяин? — О, дорогой, как они ошибались, когда думали, что Том Риддл был предсказанным Темным Лордом… Разве ты этого не видишь? Мы равны, равны во всех отношениях. Его сила пела со злобным ликованием и жестоким намерением. — Если бы я не победил того слабака в пятнадцать, я бы никогда не стал достойным тебя, он был ступенькой, но не моим истинным равным, никогда моим истинным равным… Ты. Ты всегда им был. Блондин приподнялся на локтях с того места, где лежал на своей грязной койке. Несмотря на то, что за пределами его крепости прошло время, он был все еще молод, всегда будет, пока оставался в этих стенах. Что за безумие было заключить его в тюрьму на его собственной базе, месте, которое он спроектировал для покоя своего вечного престола? — Равные, — наконец, тихо произнес он, словно пробуя это слово на вкус, — но правда ли? Твоя магия гораздо смертоноснее моей, боги были к тебе добрее. Из алых губ другого сорвался кристальный смешок, настолько полный веселья, что это казалось действительно неуместным в том, что должно было быть его могилой. — Боги? Я не верю в богов. Я сам себе бог. — Ты сам себе бог? Ты всего лишь человек, ты никогда не будешь богом. — Но я, я уже. Ты тоже. Мы все. Мы сами создаем свою судьбу. Наше собственное небо. Наш собственный ад. Мы выбираем путь, по которому ступаем, осторожно или бездумно. Мы в силах изменить, чтобы влиять, убивать или оставлять в живых. Что насчет этого не благочестивого? Мы с тобой оба больше, чем кто-либо другой. Скажи мне, Геллерт. Что для тебя Бог? — Бог… Ну, я полагаю, что Бог — это тот, кто обладает огромной силой, большей, чем кто-либо другой. Кто меняет мир. Кому поклоняются. Чьего имени боятся и почитают одинаково. У кого есть последователи, чьи идеалы распространяются и меняются. Так думают люди. — Тогда кто ты, кто мы, Геллерт, как не боги? Господа, боги, это только имя меняется. Мы, больше, чем кто-либо другой, — Боги. Ворон поднялся с того места, где сидел на корточках перед полулежащим блондином. Он немного напевал, слегка покачиваясь под эту мелодию. Геллерт смотрел на него, завороженный, пока перед ними не протянулась загорелая мозолистая рука. Он поднял глаза. Адриан широко улыбался, возможно, немного безумно, но это было заразительно. Двое мужчин в самой унылой, самой грязной камере всей тюрьмы смеялись, их сердца открылись, а гордыня росла с каждой секундой. Но было ли это на самом деле высокомерием, когда единственный человек-охранник Нурменгарда услышал громкий смех из своего маленького сырого кабинета, когда у них было больше власти, чем у кого-либо в мире, живого или мертвого? Однажды днем, когда редкие солнечные лучи, каким-то образом проникая сквозь клещевые стенки камеры, ласкали их обнаженные переплетенные плоти, Геллерт заговорил, его волосы закручивались между элегантными пальцами, как будто кто-то играет с чем-то, что их очаровывает. — Дорогой, ты больше Бог, чем я, не так ли? — его немецкий акцент был едва заметен под ритмичным, устрашающе мягким голосом. — Что ты говоришь? — сказанные слова Ворона рассмешили, пальцы резко остановились на коже головы Геллерта. Нечистый просвет явно было видно в зеленых, ядовитых глазах, хотя это была отнюдь не угроза. Геллерт изящно приподнял голову перед тем, как ответить. — Мой символ, татуировка, которую ты любишь гладить, означает для тебя нечто иное, чем для меня, не так ли? — О, Геллерт, мне было интересно, когда ты догадаешься, дорогой. Да, действительно. Не хочешь угадать, что это для меня? — Это не мой знак для тебя, это что-то другое… — Ты, как я полагаю, больше, чем кто-либо, был бы знаком со сказками Барда Бидля, не так ли? — Повелитель смерти… — голос светловолосого мужчины приобрел благоговейный тон, когда его рука поднялась, чтобы погладить щеку своего возлюбленного. — Так открыто, для бывшего Темного Лорда… Но да, дорогой, за исключением одного… Ты не можешь победить Смерть, только станьте ею. — Смерть… — Почему еще ты думал, что я был готов зря сидеть здесь вечность, если не из-за тебя и того факта, что мне осталось жить еще полторы вечности? Ты мой избранник, дорогой Геллерт. А я привязан к вечности… И пусть будет сказано, что смерть любит править. Мы будем править, да, Геллерт? Эта база как наша крепость, как наш дом… как это всегда было задумано. Ты будешь моим, и я буду твоим. Мы равны, Геллерт, во всех смыслах этого слова. У меня просто есть дополнительная работа. Приторный медово-сладкий запах разложения разносился по комнате, но блондин все еще ошеломленно смотрел на основы всего его мира, снова потрясенный словами возлюбленного. Погода была такой же унылой, как сырость камня печально известной Нюрнбергской крепости. Но сегодня в зале, который обычно был лишен жизни, стояли два трона-близнеца, и два бессмертных сидели на них, глядя на свою армию дементоров. В конце концов, у смерти всегда был привкус страха.★
30 декабря 2020 г. в 17:30