Wicked game

Теплый ветер носил по небольшой поляне едва пожелтевшую листву и почти незаметно колыхал верхушки молодых деревьев. Солнце блестело в спокойных водах пруда, и дразнило взгляд своими веселыми переливами. Где-то задорно чирикали птицы, радуясь хорошей погоде. Какузу сидел на поваленном бревне, служившем своеобразной лавочкой для каждого, кто забредал на эту поляну в поисках умиротворения. Его взгляд не выражал никаких эмоций, только глубокую задумчивость, и блуждал по гладкой поверхности прудика. Запах непонятной для этого времени года свежести вперемешку с запахом опавшей листвы приятно щекотал нос, заставляя глубже вдыхать теплый воздух. Однако, несмотря на внешнюю безмятежную обстановку, в душе сидящего человека бушевала буря. Мысли и образы хаотично появлялись друг за другом, спутываясь в подсознании. Но чаще всего в памяти Какузу всплывали до боли знакомые глаза ярко-малинового цвета. Мужчина устало выдохнул и потер ладонями лицо, словно пытаясь избавиться от наваждения. Он слишком много думал, в этом было его проклятие. Иногда хотелось выключить все эмоции и разум, и просто жить, не обременяя свое существование ничем лишним. Но он так сделать не мог. Собственно говоря, именно поэтому он и находился здесь, в окружении птиц и деревьев, с гитарой, приставленной к бревну. Решив, что достаточно насиделся, Какузу прочистил горло и принялся настраивать инструмент, аккуратно перебирая струны. Такое привычное действие не требовало особых усилий и помогало ему расслабиться. На пару минут в голове стало необычайно пусто. Мысль о том, что сыграть, пришла как-то сама и была настолько простой и естественной, что не вызвала у мужчины никакого отторжения. Какузу выпрямился, размял затекшие мышцы и поудобнее перехватил гитару. Зазвучали первые аккорды. «Мир был в огне, и никто, кроме тебя, не мог меня спасти». Перед глазами вспыхнула яркая картинка. Хидан. Спокойный, милый Хидан любуется звездами. — Красиво, правда, Какузу? — он слегка повернулся к собеседнику, чтобы смотреть тому в лицо. Холодный свет звезд достиг Земли спустя многие годы, кажется, специально для того, чтобы ласково ложиться на бледную кожу юноши, словно окутывая его невидимым одеялом, и отражаться в его невозможно красивых глазах. Легкая улыбка, взгляд из-под полуприкрытых век, ключицы, виднеющиеся под широким воротом футболки — всего этого оказалось достаточно, чтобы заставить сердце Какузу болезненно сжаться. Он почувствовал, как сперло воздух в легких и, побоявшись не совладать со своим голосом, ответил коротким кивком. «Странно, на какие поступки желание сподвигает глупых людей.» Хидан прижал Какузу к стене, жадно и рвано дыша и обдавая мужчину запахом перегара. Его малиновые глаза теперь выглядели темно-фиолетовыми и лихорадочно блестели. Он влажно целовал Какузу в шею, прошелся горячими от алкоголя губами по челюсти, беспощадно сжимая рубашку растерянного мужчины в руках. — Хидан, — голос Какузу нещадно хрипел. — Хидан, остановись, ты не в себе. Но тот будто бы не слышал сказанных слов, или предпочел их проигнорировать, и продолжил настойчиво вжимать друга в стену. Тогда Какузу решил не медлить, крепко схватил Хидана за плечи и отстранил от себя. — Хватит. Парня это отнюдь не успокоило, он вырвался из чужого захвата и пьяно пошатнулся, стараясь устоять на ногах. Он выглядел так, как будто едва сдерживается от того, чтобы злобно зашипеть. — Да какого хуя, Какузу?! — Хидан впился в того яростным взглядом, где-то в глубине зрачков плескалось отвращение. Какузу мысленно похвалил себя за то, что сумел не вздрогнуть. — Тебе же самому этого хочется! Да, и не смотри так, я все знаю! Какого хуя ты меня отталкиваешь? Без меня ты вообще никто, слышишь?! — он сплюнул себе под ноги и презрительно оглядел мужчину. — Пустое место! Никто на тебя даже не посмотрит, уродец! «Я никогда и не мечтал о том, чтобы встретить кого-то, как ты.» Хидан смеется, в уголках глаз блестят радостные слезы. Ему нравится быть в центре внимания, он словно Солнце, вокруг которого вращаются все остальные. Он согревает сердца своим звонким смехом. Какузу боится подойти слишком близко, боится обжечься, боится омрачить этот образ, бросить на него свою уродливую тень. «И я никогда не мечтал о том, чтобы потерять кого-то, как ты.» Бледная спина содрогается в бессильном плаче. Каждый тихий всхлип парня заставляет душу Какузу рваться в клочья. Мужчина садится рядом с Хиданом и приобнимает того за плечо в успокоительном жесте. Все слова, вертевшиеся до этого на языке, куда-то исчезли, оставляя за собой лишь сухость в горле. Какузу чувствовал, как под его рукой ходит ходуном спина друга. Он немного сжал его плечо, предлагая поддержку. Хидан неуверенно развернулся, и, не поднимая взгляда, слабо обхватил Какузу в подобии объятия. «Нет, я не хочу влюбляться (Эта любовь только разобьет тебе сердце) Нет, я не хочу влюбляться В тебя.» Гитарные струны легко отзывались на каждое движение Какузу, мелодия будто струилась из-под его пальцев. Длинные каштановые волосы водопадом спускались на широкую спину, передние пряди изредка колыхались, поддаваясь слабому дуновению ветра. Какузу пел, не сдерживая эмоций, он выплескивал свою душу прохладному пруду, вынося переживания на суд птицам. Сейчас никто не бросал на него презрительных, насмешливых взглядов, никто не издевался исподтишка над его внешностью, не перешептывался за спиной. Сейчас он был в безопасности, вдали от людей. Были только он, его песня и природа. «Какая же это жестокая игра — заставлять меня так себя чувствовать, Как жестоко — позволить мне мечтать о тебе, Как жестоко — говорить, что ты никогда такого не испытывал, Как жестоко — заставить меня грезить о тебе.» Хидан. Хидан. Хидан. Повсюду только Хидан. Всегда. Он развязно целует какую-то девушку, приобнимая её за талию. Ведет широкой ладонью вверх по боку, сжимает небольшую упругую грудь. Он облизывает ее губы, игриво покусывает. Девушка млеет под его умелыми движениями. Бас валит из колонок, разноцветные фонари мерцают в бешеном ритме, вызывая у менее стойких к подобным вещам тошноту. В комнате стоит плотный сигаретный дым, тяжело дышать. На парочку, зажимающуюся на диване, никто не смотрит. Только Какузу. Он не может оторвать взгляда от этого нахального парня. В груди закипает ярость вместе с ревностью и ужасной тоской. Занимательный коктейль. Ни один мускул не дрогнул на лице мужчины. Глубокий вдох, медленный выдох. Горький дым заполняет легкие и Какузу еле сдерживает кашель. Голова начинает болеть. Он уходит, тихо закрыв дверь. На улице хорошо. Тихо. Мерцают молчаливые звезды, но рядом нет того, чьи глаза они бы так удачно оттеняли. «Нет, я не хочу влюбляться (Эта любовь только разобьет тебе сердце) Нет, я не хочу влюбляться В тебя.» «Мир был в огне, и никто, кроме тебя, не мог меня спасти. Странно, на какие поступки желание сподвигает глупых людей.» — Какузу… — Что тебе нужно? — мужчина хмурит брови и мрачно смотрит на незваного гостя. Хидан долго искал нужные слова, со стороны казалось, что он совсем забыл зачем пришел. Не дождавшись ответа, Какузу было собрался уйти с насиженного места, но парень сжал его запястье в немой просьбе. Мужчина выдохнул и, проклиная себя, Хидана и все на свете, остался. — Какузу… — он прочистил горло и посмотрел в глаза собеседнику, отмечая, насколько же они зеленые, — прости. Тут никакая сила воли и выдержка не помогли Какузу удержать брови от того, чтобы приподняться в удивлении. Слишком необычно звучали эти слова из уст Хидана. Немного отойдя от шока, он спросил: — За что ты извиняешься? — За все. Я полное мудло. Все, что я говорил тогда… Знаешь, я, на самом деле, так не считаю. — Каждое слово с трудом давалось Хидану, и Какузу это понимал. От этих слов в груди разлилось непонятное тепло, дышать стало легче. Спустя некоторое время молчания, Хидан отмер, и сильнее сжал запястье мужчины. — Я очень ценю нашу дружбу, правда. И я не хочу тебя терять. У меня же больше никого кроме тебя нет, — теперь Хидан смотрел на землю, болезненно сведя брови к переносице. Какузу лишь скептически посмотрел на сидящего перед ним парня, и хмыкнул. Тот резко поднял голову. — Хуле хмыкаешь?! Никого, говорю! — его запал погас так же внезапно, как и появился. — Я как красный одинокий петух, блять, — грустно усмехнулся, — смешно даже. «Я никогда и не мечтал о том, чтобы полюбить кого-то, как ты, И я никогда не мечтал о том, чтобы потерять кого-то, как ты.» Ночь. Протяжно воют сирены, свет красно-синих сигнальных фонарей отражается в витринах магазинов, скользит по влажному асфальту, упирается в темно-красные разводы кровавых луж. Машина скорой помощи стояла около места происшествия. Им уже некуда было торопиться — мертвые могут подождать. Какузу бежал со всех ног, когда услышал, что случилось. И сейчас он стоял, и тупо смотрел на прикрытое белой тканью искореженное тело. Его взгляд цеплялся за небольшие кусочки мозга, разбросанные по дороге, за кровь, растекшуюся вокруг тела, за серебристые волосы, выглядывающие из-под полотнища. Лицо мужчины будто окаменело: он не плакал, не хмурился. Просто смотрел. Смотрел-смотрел-смотрел. Словно боялся забыть, кто лежит под этим белым покровом смерти. Какузу прикоснулся к ледяной руке Хидана, вернее, к руке тела, раньше бывшего Хиданом. В груди стало до омерзения холодно и пусто. «Никто никого не любит.»